с удовольствием  снял  куртку,
из которой не вылазил черт знает сколько.
   - Ну что там, Костя? - не выдержал тесть.
   - Окорок, колбаса, пельмени от Марьи, - вытаскивая продукты, начал  я
перечислять их ассортимент. - Копченая  селедка,  ну  а  к  ней,  как  и
положено, водка.
   - Значит, все  нормально?  -  насколько  допускал  ошейник,  вытянула
голову Федько. - Все получилось? Вы забрали деньги?
   - Да, - возвращая неиспользованное письмо к Вадиму, ответил я. - А  с
этого напыщенного идиота можешь требовать деньги во второй  раз,  потому
как он не видел, как я забрал доллары.
   - Значит, я свободна и могу идти?
   - Не торопитесь, Наталия Николаевна, неужели вам у нас не нравится? -
захрюкал игриво полковник. - Посидите еще  часа  полтора-два,  покуда  я
узнаю подлинность купюр и сдам деньги  в  банк,  а  Константин  Иванович
будет вам интересным собеседником.
   - Господи, да когда же это все кончится?
   - Как только мы обговорим и распишем все  формальности.  Не  скучайте
без меня.
   - Постараемся. Вы к Людмиле будете заезжать?
   - Как получится. Ждите и уповайте.
   Он уехал, а я  опять  остался  с  этой  стервой,  преследующей  меня,
кажется, с самого дня моего  рождения.  Она  сидела  перед  телевизором,
привязанная левой рукой к батарее, а поводком  к  решетке  окна.  В  мое
отсутствие и без моего согласия полковник обрядил  ее  в  мои  джинсы  и
свитер. Одетая таким образом, она сразу обрела уверенность  и  привычную
наглость.
   - Константин, а как вам удалось забрать деньги у  Вадима?  Это  почти
фантастика.
   - Не твое дело, - зло  отрезал  я,  потому  что  мне  вдруг  четко  и
явственно вспомнилась беспомощно лежащая Милка. -  Сиди  и  сопи  в  две
дырки и моли Бога, чтоб  доллары  оказались  настоящими.  И  вообще,  не
нервируй меня, Муля.
   - Извините. Не могли бы вы сделать мне бутерброд с бужениной и налить
немного водки? Это будет моей единственной и последней просьбой.
   Выполнив ее пожелание, я уселся у  нее  за  спиной  и  на  журнальном
столике устроил настоящее  пиршество,  так  что  к  приезду  тестя  меня
развезло и мой зареванный вид мог вызвать только жалость и сострадание.
   - Подбери сопли, индюк, - посоветовал он от порога.  -  Сейчас  будет
серьезный разговор, и я хочу, чтобы ты был в курсе.
   - Что-то не так? - встревожилась Федько.
   - Все так, валюта оказалась настоящей, и на этот счет у меня  к  тебе
претензий не возникло. Дело теперь совсем в другом. Ты помнишь тех  двух
парней, что спасли тебя от верной смерти, когда четверо мужиков пытались
тебя убить?
   - Еще бы, и большое им от меня спасибо.
   - Подожди говорить спасибо. Они  утверждают,  что  прекрасно  видели,
как, защищаясь, одного из них ты ударила по голове веслом и после  этого
удара он пошел ко дну и больше его никто не видел.
   - Чушь. Это полная чушь, ничего такого быть не могло.
   - Может,  могло,  а  может,  и  нет,  но  только  два  посторонних  и
незаинтересованных свидетеля значат  больше,  чем  вся  ваша  бандитская
шайка. Ты улавливаешь мою мысль?
   - Но я никого не убивала! - чуть ли не со слезами  закричала  Наталия
Николаевна.
   - А я и говорю, что, возможно, ты не убивала, а может быть, и  убила,
это я к тому, что  если  ты  начнешь  разворачивать  против  нас  бурную
деятельность, то конечно же этот факт, подкрепленный двумя  свидетелями,
обязательно всплывет, ну а если будешь сидеть тихо,  то  тот  покойничек
просто и неназойливо останется висеть на твоей совести, не делая  никому
вреда. Надеюсь, теперь ты меня поняла?
   - А вот теперь поняла! Поняла, в какие подлые руки я попала. Ужас!
   - У тебя есть выбор. Если  не  хочешь  так,  то  сделаем  по  другому
варианту, о котором мы уже говорили. А то еще можно всем вместе  поехать
в ментовку и сдать тебя как убийцу. Какой вариант  ты  предпочитаешь?  Я
жду ответа.
   - У меня никаких вариантов, кроме тех, что предложили вы, просто нет.
   - Ну вот и отлично, я думаю, что  по  этому  поводу  следует  немного
выпить. Хотя прежде я хотел тебе рассказать еще одну интересную  деталь.
Оказывается, те самые парни отлично видели, что Валентина убили Михаил и
Борис. Это же подтверждают Константин Иванович и моя дочь. Наверное,  ты
тоже это видела? Или я ошибаюсь?
   - Нет, полковник, вы не ошибаетесь, все было именно так.
   - Вот за это и выпьем, а  потом  мы  поедем  в  магазин,  купим  тебе
кое-какую одежонку, и на этом наши пути должны навсегда  разойтись.  Это
тебя устраивает?
   - Устраивает, - подавленно принимая рюмку, согласилась Федько.
   - Тогда, если вопросов  больше  нет,  все  в  машину,  -  скомандовал
полковник, выключая телевизор. - Назад пути нет.
   На первой же барахолке скуповатый тесть купил ей  не  самый  шикарный
спортивный костюм, очки и шляпу.  Дал  денег  на  дорогу  и  посоветовал
впредь ему на глаза не попадаться.
   Покончив с  Наталией,  Ефимов,  неожиданно  для  меня,  направился  в
сторону  реки,  а  на  мой  вопрос  проворчал  что-то  неопределенное  и
нечленораздельное. Предпочитая его не нервировать, дабы не напороться на
грубость,  я  перебрался  на  заднее  сиденье  и  приготовился   немного
вздремнуть.
   - Хорошая  политика!  -  раздраженно  бросил  он  в  зеркало  заднего
обозрения. - Обгадил все кругом, а  теперь  можно  и  поспать.  Хоть  бы
спросил, что с твоей женой!
   - Я спрашивал, но вы же не захотели разговаривать.
   - Значит, так спрашивал. Значит, так она тебе нужна! - забрюзжал  он,
но я молчал, потому как  прекрасно  понимал  -  ему  нужно  как  следует
выматериться и только потом с ним можно начинать нормальный разговор.
   - Где сейчас Милка? - спросил я, когда источник его гнева иссяк.
   - Там, где надо, там и  есть,  -  проворчал  он  почти  добродушно  и
свернул к пристани.
   - Алексей Николаевич, а что мы тут забыли?
   - Дерьмо еще не все за тобой  прибрали,  -  загадочно  ответил  он  и
остановился напротив стеклянной будки спасателей. - Пойдем вместе,  один
я краснеть не намерен.
   Открыв багажник, он передал мне два пакета, набитые всякой  всячиной,
и велел идти вперед. Примерно я  уже  представлял,  что  он  задумал,  и
потому довольно уверенно двинулся к стекляшке. Андрей и Гарик как  будто
и не покидали своего насиженного места, продолжая резаться в карты.
   - Доблестным спасателям наш коммунистический привет! - просовываясь в
окно, жизнерадостно заорал я.
   - Здорово, мужики! - входя через дверь, вторил мне полковник.
   - Здравствуйте, - в один голос ответили  они  и  отложили  колоду.  -
Проходите.
   - Андрей, Гарик! - влезая в окно, завопил я с  новым  энтузиазмом.  -
Тут какой-то Посейдон, царь морей, передает вам дары.
   - Ну  спасибо  ему,  -  принимая  пакеты,  ухмыльнулся  Гарик.  -  Не
откажемся.
   - И это вам  тоже  от  него,  -  выкладывая  на  хлипкий  столик  два
сторублевых пресса, дополнил меня Ефимов.
   - Не много ли будет? - растерянно спросил  Андрей.  -  Дело  того  не
стоит.
   - Стоит, Андрей, стоит, - возразил  тесть  и,  не  зная,  что  делать
дальше, закрутился на месте. - Как они себя ведут?
   - Все в полном порядке. Они уже осознали, кто кого замочил и  кто  за
кого в  ответе.  Думаю,  проблем  больше  не  будет  и  ночью  их  можно
отпускать.
   - Тогда дайте им вот это. Полковник выкинул на стол еще десять тысяч,
и я подумал, что он сдурел.
   - А  вот  этого  делать  нельзя,  -  категорически  возразил  Андрей,
засовывая деньги в карман полковника. - Мы их воспитывали  совершенно  в
другом ключе. Получив деньги, они подумают, что  мы  не  правы  либо  их
боимся, и тогда начнется шуршание. Нельзя.
   - Может быть, ты и прав, ну ладно, ребята, нам пора.
   - Как себя чувствует ваша дочь?
   - Терпимо. Как нас найти, вы знаете.
   - Вы тоже приезжайте. Встретим по высшему разряду.
   - Откуда у вас столько денег? - уже в машине поинтересовался я.  -  И
почему вы их так  бездарно  транжирите?  Зачем  было  выбрасывать  такие
большие суммы?
   - Чтобы спать спокойно. Как видишь,  твои  проказы  стоят  дорого.  А
деньги, в сумме тридцати тысяч, как и  обещал,  мне  выплатил  Ищенко  -
гонорар за возвращенную заморскую капусту.
 
*** 
 
   Страдающая Милка лежала на диване и пялилась в телевизор. При  беглом
осмотре никакого гипса или шины я на ее шее не обнаружил.
   - Привет, мать, - беспечно поздоровался я. - Ну как ты тут без меня?
   - Без тебя лучше, чем с тобой,  -  дежурно  ответила  она,  изображая
полное бессилие.
   -  А  мы  с  папой  тебе  подарок  принесли,  -  загадочно  интригуя,
заговорщицки глянул я на тестя.
   - Можете оставить его себе. Мне твои подарки поперек горла встают.
   - Дочка, ну зачем  же  так,  мы  от  чистого  сердца,  -  укоризненно
пробасил полковник и выложил свой увесистый пресс на журнальный  столик.
- Вот, десять тысяч!
   -  Сколько?  -  как   куропатка   крутанув   шеей,   заинтересовалась
несчастная.
   - Десять тысяч, - виновато повторил полковник. - Всего.
   - Ладно, оставьте, потом заберу, - снизошла она, словно  речь  шла  о
пятерке, и устало закрыла глаза. - Тебе  звонил  какой-то  Лютов,  но  я
послала его к чертям.
   - Хорошенькое дело! -  возмутился  я.  -  Отца  Никодима  посылать  к
чертям! Вот предаст он тебя анафеме, тогда будешь знать.
   - Вы меня уже давно предали анафеме. А почему ты шепелявишь?
   - Потому что твой папочка выбил мне зубы. Теперь тебе придется жить с
беззубым и немощным стариком.
   - Нужен ты мне сто лет. Папа, а ты много зубов у него выставил?
   - Ни единого, просто болтаются они у него, поменьше трещать  будет  -
они восстановятся. Ты не беспокойся, дочка, надо будет  -  другого  тебе
кобеля найдем, получше этого  будет.  Ладно,  отдыхай,  а  мы  на  кухню
пойдем.
   На кухню я не пошел, а занялся тем, что жгло меня со вчерашнего  дня.
Закрывшись в тестевском кабинете, я извлек блокнот и при  боковом  свете
настольной лампы свободно прочитал фамилии,  выдавленные  с  предыдущего
листа. Всего их  было  пять,  и  шли  они  в  такой  последовательности:
Крюкова, Крутько, Федько,  Гончаров,  Стешкина  и  Лютова.  Причем  пять
первых фамилий были решительно перечеркнуты  и  чистой  оставалась  лишь
фамилия Лютовой.
   Что это могло означать, если предположить, что писавшим был тот самый
неуловимый тип, крутившийся у церкви  и  подбросивший  нам  кокаин?  Это
могло  означать,  что  пять  человек  проверены  и  больше  интереса  не
представляют. Зато Лютова у писавшего все еще оставалась, видимо,  белым
пятном и вызывала тревогу.  Наверное,  поэтому  носатый  агент  и  решил
устроить нам ловушку.
   Такое объяснение показалось мне убедительным, и я занялся  дальнейшим
изучением  блокнота.  Из  его  середины  была  вырвана  страница,  а  на
следующей точно так же четко отпечатался чей-то телефон,  но  записанный
уже другой рукой. Не мудрствуя лукаво, я переписал его карандашом и  тут
же набрал. После десятого гудка я понял, что пока со мной  разговаривать
никто не желает. Ну что ж, подождем до вечера, а  лучше  попросим  тестя
установить адрес этого номера. Что дальше? Дальше получается  интересный
расклад. Если этот Носач (назовем его  так  для  удобства)  нанят  четой
Рафалович и  разыскивает  церковное  добро,  то  наши  пути  удивительно
переплетаются. Он тоже подозревал Крутько и Наталию Николаевну, успел их
проверить и, судя по черте, они проверку прошли.  Неплохо,  у  меня  они
тоже больше не вызывают подозрений.
   Он также ставил под сомнение и мою благонадежность, но, убедившись  в
своей не правоте, исключает и меня. Пожалуйста, я не возражаю.  То,  что
он подозревает Лютову, - вполне резонно, я и сам еще не вполне ей  верю.
Пока все правильно.  Но  вот  дальше  в  его  списке  следует  некоторая
неясность. Что значат фамилии Крюкова и Стешкина?  Кто  такая  Стешкина,
пока не знаю, и потому на время оставим ее в покое. Но какую Крюкову  он
имеет в виду? Из у нас имеется  по  крайней  мере  три.  Убиенная  Мария
Андреевна, ее сестра,  на  которую  он  работает,  -  Зоя  Андреевна  и,
наконец, ее очаровательная дочурка Клара Оттовна. Которую из них он взял
на карандаш? Если предположить, что его  работодательница  автоматически
отпадает, то остаются покойная  учительница  и  Клара  Оттовна,  любезно
предоставившая ему литерный номер. Но вряд ли речь идет о дочурке Кларе.
Значит, у него были какие-то основания подозревать Марию  Андреевну,  и,
очевидно, не беспочвенные. Впрочем, как бы то ни было,  сейчас  он  свои
подозрения снял.
   Оставил только Светлану Сергеевну Лютову, мою разлюбезную  заказчицу.
Что ж, над этим стоит подумать. И обязательно разъяснить неизвестную мне
фамилию Стешкина. Она хоть и вычеркнута  Носачом,  но  перепроверить  ее
надо. Вообще, хотелось бы мне этого или нет, но перепроверить стоит всех
перечисленных, за исключением меня и  Федько.  И  начать  нужно,  скорее
всего, с Крутько-старшего. Не понравился  этот  деревенский  мэр  мне  с
первого взгляда, и свечной огарок в граненой  рюмке  говорит  не  в  его
пользу.  Да  и  про  самого  Носача  нужно  как  можно  скорее  получить
информацию. Черт знает, на какие подвиги его  еще  занесет.  О  нем  мне
должна хоть что-то рассказать Клархен, а если постарается увильнуть - то
можно будет делать и в отношении ее определенные выводы.
   - Опять пьете? И не стыдно вам? - выходя на кухню, спросил я  изрядно
косого тестя. - Пожилой человек, а такое себе позволяете -  принимать  в
одиночку!
   - Пошамкай, пошамкай, я тебе и остальные зубы в кошелек  сложу.  Куда
собрался?
   - Навстречу бурям и опасностям. А вас  бы  я  попросил  выяснить,  по
какому адресу значится телефончик, номер которого я оставил на столе,  а
также хорошо бы  узнать  к  моему  приезду,  в  каком  положении  сейчас
находится госпожа Лютова.
   -  После  многократных  встреч  с  тобой  ее   положение,   очевидно,
интересное.
   - Вы хам  и  солдафон!  Я  беру  вашу  машину,  потому  как  моя  там
примелькалась.
   - Откуда тебя на этот раз выковыривать?
   - Село Белое, подворье  Крутько.  Милка  спит,  лучше  ей  ничего  не
говорить.
   - Ладно, возьми хоть газовый пистолет.
   - У меня просрочено разрешение. Попадусь - будет еще хуже.
   - Возьми мой, скажешь, что нашел в бардачке машины.
   - Вы настоящий друг, второй после Гитлера. Если  будет  звонить  отец
Никодим, то хорошенько  его  расспросите.  Он  муж  Светланы  Сергеевны.
Вернусь  часов  в  десять.  И  еще,   Алексей   Николаевич,   я   совсем
поиздержался, не могли бы вы...
   - Сколько?
   - Сколько не жалко.
 
*** 
 
   Знакомые  печальные  места!  Проезжая  мимо  церкви,  я  старался  не
смотреть в ее сторону, потому как знал - нам еще предстоит  встретиться.
И дай бог, не так драматично, как в последний раз.
   Подворье Александра Трофимовича Крутько было самым добротным  в  этом
умирающем селе. Свежевыкрашенные ворота и новый забор  говорили  о  том,
что, несмотря на  пристрастие  к  выпивке,  за  хозяйством  он  все-таки
смотрит. Лопоухая розовая свинья,  заметив,  что  я  подворачиваю  к  ее
воротам, вежливо встала и уступила мне место. На стук дверцы на  крыльцо
вышел сам Александр Трофимович. Щурясь на закат, он тщетно старался меня
рассмотреть, а когда ему это надоело, крикнул:
   - Кто там?
   - Трофимыч, открывай ворота. Гулевати будем, - подошел я поближе.
   - Явился не запылился, - узнав меня, осерчал он. - Губитель  Серегин!
И какого рожна тебе от меня надо? Одного посадил и меня хочешь, душегуб!
Чего пришел?
   - За жизнь потолковать, - ненароком звякнув бутылками, пояснил  я.  -
Люблю с пожилыми людьми обсудить актуальные проблемы бытия, равно как  и
международное положение.
   - А я вот как орясиной тебя через горб перетяну,  так  тебе  и  будет
весь мой сказ, - неуверенно пообещал  дед,  очевидно  прикидывая,  какое
количество спиртного может плескаться в моем пакете.
   - Зачем же так сразу и орясиной?
   - А за внучка моего, Серегу, вот зачем.
   - Зверь он, Трофимыч, убийца и живодер. Ты сам это прекрасно  знаешь.
Пять душ на его совести, мыслимо ли дело?
   - Да знаю. - Старик досадливо махнул рукой. - И в кого  только  такой
звереныш уродился, ума не приложу. Ну заходи, коли пришел, только  не  в
избу, там бабка лаяться будет, айда ко мне в сарайку, а то в гараж...  У
меня там все приспособлено.
   Сарайка носила  функции  предбанника  и  бара  и  действительно  была
оборудована со знанием дела, но мне требовалось  попасть  в  саму  избу.
Поэтому я, по достоинству оценив его золотые руки, пожаловался на  холод
и попросил познакомить с хозяйкой.
   - Как хочешь, только потом не обижайся, -  удивился  старик  и  повел
меня в дом.
   - Федоровна, принимай гостя! - пропуская меня вперед, объявил он.
   - На что он мне?  -  резонно  спросила  сидевшая  на  диване  строгая
старуха в красивой кофте и газовой косынке.
   - Антонина Федоровна, это вам от меня, - с поклоном  преподнес  я  ей
коробку конфет. - Кушайте на здоровье, а мы с Александром  Трофимовичем,
если вы не возражаете, немного покалякаем на кухне.
   - Ишь ты какой вежливый, - удивилась хозяйка. - Знаю, как  вы  будете
калякать, да уж ладно, садитесь, сейчас  я  вам  сама  на  стол  соберу.
Только много не пейте, болеет он потом сильно, а мне завтра к  вечеру  в
город надо.
   - Ну что вы, Антонина Федоровна, где уж  в  нашем-то  возрасте  много
пить, так, только клювики смочим, - заверил я беспокойную старуху.
   Я напряженно следил за сервировкой стола. Вот появились  традиционные
грибочки, за ними дежурные огурчики с капусткой. Сало и самодельный сыр.
Графин  холодного  кваса  для  запивки.  Но  все  это   меня   волновало
постольку-поскольку, я ждал появления посуды, и прежде всего  рюмок,  из
которых нам предстояло пить. И наконец они появились,  но,  к  глубокому
моему разочарованию, в виде современного дешевого  хрусталя.  Собрав  на
стол, хозяйка пригубила с нами рюмочку и, сославшись на неотложные дела,
оставила нас наедине.
   Положение выходило дурацкое. То, ради чего я сюда ехал, было мне  уже
известно, а вести задушевные разговоры  с  деревенским  закидончиком  не
было ни желания, ни времени. Хотя имелся один  момент,  который  неплохо
было бы уточнить.
   Достав из нагрудного кармана портрет Носача, я показал его Трофимычу:
   - Не приходилось ли вам встречать эту личность?
   - Как же не приходилось? - наполняя рюмки, удивился дед. - Очень даже
приходилось.
   - И где же?
   - А вот где вы сейчас сидите, там и он сидел. Тоже водку приносил.
   - На чем он приезжал, на какой машине?
   - Ни на какой. Пешком пришел, пешком и ушел, и больше я его не видел.
   - А когда это было?
   - Дай бог памяти, однако, с неделю назад он пришпандорил.
   - И о чем же у вас  был  разговор?  -  чокаясь  с  хозяином,  невинно
спросил я.
   - Известное дело о чем, - интеллигентно выпивая, отозвался мэр, - все
о том же. Не  дает  им  покоя  церковное  серебро-золотишко,  спрятанное
Алексеем Михайловичем в двадцать втором годе. Все как  мухи  на  мед  на
него летят и летят.
   - А как он представился?
   - Назвался Анатолием Васильевичем, сказал, что  музейный  работник  и
собирает материалы о нашей церкви.
   - И что же вы ему ответили?
   - А что я мог ответить, когда и  сам-то  ни  хрена  не  знаю.  А  тут
недавно слух пустили, что оно под церковью в подвале лежало,  да  только
кто-то его уже увел. Вот и все мои сведения.
   - Но вы же говорили о кубышке внучку Сергею?
   - Говорил,  да  только  что  я  ему  говорил?  Что,  дескать,  где-то
поблизости Алексей Михайлович заховал церковное добро, а он сразу ко мне
какую-то свиристелку привез. И она пристала ко мне  как  банный  лист  к
заднице. Укажи, где поп оклады  спрятал,  и  все  тут.  Я  ей  по-русски
объясняю - не знаю, и никто не знает, а она все свое талдычит  -  покажи
да покажи. Надоела хуже  горькой  редьки.  Тогда  бабка  ее  и  вытурила
взашей. А ты, я так соображаю, тоже про тот клад  прие