мя,  как  и  в
прошлый раз. И не ошибся - мое место было свободно. По правую сторону от
меня сидела моя жертва.
   - Ну что? - спросил парень тихо, но внятно.
   - Сегодня с  собой  его  не  взял,  не  было  времени  проверить.  На
следующей неделе...
   Он хмыкнул, стало понятно - он мне не верил.
   - Самвелыч, ты знаешь, почему я здесь?
   - Нет.
   - За убийство двух ювелиров. Это так, к слову, чтобы ты стоял  передо
мной смирно. А знаешь почему?
   - Нет.
   -  А  потому,  что  ты,  Самвелыч,  уже  неделю  как  государственный
преступник. Сечешь почему?
   Я промолчал.
   - А потому, Самвелыч, что ты соучастник в особо тяжком  преступлении,
подрыве экономики и мощи государства. Причем хищение совершено  в  особо
крупных,  я  бы  сказал,  гигантских  размерах.  И  знаешь,  какая  мера
наказания тебя ожидает?
   - Не надо,  -  не  выдержал  я,  трясущимися  руками  протягивая  ему
сверток. - Вот,  возьми,  покушай,  котлетка,  яйца,  вкусно...  Бери...
Вкусная котлета.
   Он рассмеялся беззвучно и зло; взял сверток, незаметно его  развернул
и, протягивая мне замаскированную смерть, предложил:
   - А ты, сука, леди Макбет... сам ее сожри! Ну, на моих глазах. Сейчас
же... То-то, я ж  тебя  насквозь  вижу,  забирай  свой  поганый  харч...
Впрочем, он мне тоже сгодится.
   - Там хлеб... и... яйца хорошие, - пролепетал я. - Можешь их есть.
   - Без меня найдется кому съесть. Короче, какое качество стекляшки?
   - Высшего. Алмаз ювелирный.
   - На сколько тянет?
   - Трудно сказать,  не  думал,  у  меня  подобного  никогда  не  было.
Стоимость космическая.
   Начались титры, он зашипел быстро и четко:
   - Если пропадет, я из тебя кишки вытяну, понял? Теперь  дело.  Завтра
на уборку отходов из  вашей  лаборатории  попросишь  меня,  Барановского
Михаила.
   - Как?
   - Ты с моим хозяином бухаешь? Бухаешь. Побухай и сегодня, после кино.
Скажешь, в прошлом месяце звено Барановского  отходы  грузило.  Скажешь,
работали добросовестней всех. Ну и  попросишь  нас  опять  на  три  дня.
Понял? В понедельник ровно в два часа зайдешь в первую кабинку  сортира.
Если будет занята, подождешь. Я неуверенно пожал плечами.
   - Тебе стекляшка понравилась?
   - Хороший экземпляр.
   - Вот и делай все, чтобы он  у  тебя  остался.  До  встречи.  Погоди,
котлетка твоя сильно заряжена?
   - На десятерых хватит.
   На нас зашикали, пришлось замолчать.
   Воистину "кого-ток увяз - всей птичке пропасть". Запомни это, сынок.
   В понедельник в два часа я был в  условленном  месте.  В  перегородку
трижды отрывисто стукнули.
   - Курево есть? - спросил знакомый голос.
   - Конечно, держи.
   В щель я просунул пачку "Беломора".
   - Самвелыч?
   - Конечно, я, Миша.
   - Слушай внимательно. Сегодня же увольняйся.
   - Не отпустят.
   - Знаю, сразу не отпустят. Говорят, ты лучший специалист.
   - Говорят...
   - А иначе бы я с тобой не играл. Сразу не  отпустят,  знаю.  Коси  на
потерю зрения. Ошибись пару раз.  Из  хорошего  в  плохого  превратиться
всегда легче, чем наоборот. Рано или поздно тебя уволят.
   - Но у меня контракт, я потеряю много денег. Да и зачем, помилуй, мне
увольняться?
   - Слушай, ты, придурок! Не строй из  себя  целку.  Порву.  До  горла.
Понял,  сука?  Кумекай,  Самвелыч,  дело-то  клевое,  фарт  к  тебе  сам
просится. Короче, долго тут сидеть нельзя. Кишка вылезет, да и  вертухаи
сегодня сволочные. Когда тебя уволят, я узнаю. Сразу же поедешь в  город
и там снимешь  хату.  На  десятый  день  жди  меня  на  трассе,  в  пяти
километрах от города. У большого кедра. Принесешь  мне  прикидку.  Ксиву
тебе все равно не достать, лучше не светись.
   - А если тебя не будет?
   - Придешь на следующее утро. И так всю неделю. Потом можешь канать на
все четыре стороны.
   - Ты не боишься?
   - Чего?
   - Что я вовсе не появлюсь.
   - Нет, Самвелыч, это тебе надо бояться  и  пуще  мамы  родной  беречь
стекляшку. А если ты об  этом  забудешь,  то  тебе  напомнят,  но  я  не
советую. Свою долю, половину кристалла,  получишь,  когда  сделаешь  два
бриллианта.
   Сынок, мне стало не по себе. Своими руками разрезать чудо, уничтожить
Подарок скупой природы.  Будь  ты  проклята,  человеческая  сущность!  Я
спросил:
   - А вдруг ты вовсе не придешь?
   - Тогда жди меня через год, два, три, пять, десять.  Приду.  Выкинешь
антраша, достану тебя из могилы.
   - Где гарантия, что ты не отправишь меня туда раньше?
   - Чудак, кто же мне обработает цацки? Все, до встречи...
   Через месяц, устав пересматривать мои отбраковки, меня  действительно
уволили, а уже 30 января я поджидал  моего  Мефистофеля,  так  втайне  я
назвал Михаила. В сорока метрах от трассы, укрывшись в ельнике,  я  мерз
до сумерек, напялив на себя все возможное: и мои, и его вещи.
   Он явился на пятый день. Злой,  но  веселый.  Отобрав  у  меня  шубу,
толкнул на снег.
   - Ну вот, Самвелыч, со свиданьицем! А ты боялся...
   - Как добрался, Миша?
   - По-всякому. Знает только сибирский зверь  да  тайга,  а  кто-то  не
узнает никогда.
   Он нехорошо засмеялся и вцепился молодыми зубами  в  протянутый  мною
шматок сала. Он был голоден, ел с остервенением.
   - Давно не кушал, Миша?
   - Пять суток. Когда ноги делали,  "мясо"  вертухаи  подстрелили.  Сам
едва ушел.
   - Ты не один?
   - Я ж говорю, замочили его. А-а-а, да ты... - Он усмехнулся. - Замнем
для ясности. Давай-ка я переброшусь в цивильное.
   Сынок, когда он переодевался, я увидел огромный тесак и понял,  какое
"мясо" сбежало с ним. Я содрогнулся, представив себе,  как  делю  с  ним
страшную трапезу.
   - Хату снял?
   - Да, у одинокой старухи, на самой окраине города.
   - Быстро учишься. Сообразительный. Как стемнеет, пойдем. Насчет ксивы
ничего не нюхал?
   - Нет. У меня кристалл, я боялся.
   - Верно, быстро ты постигаешь наши  азы.  Костерок  бы  наладить,  да
нельзя. Ладно, как-нибудь. Шамовка еще есть, курево?
   - Есть, Миша. Все есть.
   - Ты меня Мишей больше не зови. Вообще  мы  только  что  встретились.
Зови пока Колей, а там что-нибудь придумаем.
   И придумали... Сынок, воистину, сатана, единожды явив тебе свою харю,
уже не отвратит ее.
   По безлюдной трассе за час проходило  не  больше  двух-трех  машин  и
столько же саней. После обеда их стало и того меньше.
   Кто же, как не сатана, правил теми двумя людьми,  которые  остановили
лошадь  напротив  нас?  Они  слезли  размяться.  Прыгали  вокруг  саней,
отогреваясь. Старик и молодой парень.
   - И чего тебе дома не сидится? - ворчал старик, расстегивая штаны.  -
Мать одна осталась, пожалел бы ее...
   - У ее ишо Танюха есть, - возразил парень, так же  разрисовывая  снег
ярко-желтыми вензелями. - А я, глядишь, может, и в люди выйду. Нешто мне
век чалдоном сидеть? Пойду, однако, по большому, до города рукой подать.
   Парень шел прямо на нас, на ходу расстегивая  пуговицы.  Укрывшись  в
ельнике, метрах в пяти присел. И тут же был убит тесаком.
   Клянусь Богом, сынок, я ничего не успел понять. Смотрел  только,  как
Михаил выворачивает карманы бедного парнишки,  который,  наверное,  тоже
ничего понять не успел.
   - Господи, что же ты наделал! - только и сумел я сказать.
   Он ощерился, хищно, не по-людски, и  показал  мне  красный  еще  нож.
Прошипел гадюкой:
   - Тоже хочешь?
   Я умолк, потрясенный случившимся и безысходностью моей юдоли.
   -  Ягорий!  -  между  тем  позвал  старик.  -  Однако  долгонько  ты!
Поторапливайся, смеркает уж.
   Убийца белкой взлетел на пихту.
   - Ягорий! - не унимался старик. - Будет тебе  веревку-то  тянуть.  Чё
молчишь? Оглох никак? Ягорий, ты чаво? Не молчи!
   Он явно насторожился.  Михаил  кашлянул,  старик  резко  выдернул  из
розвальней одностволку.
   - Кто там шуткует? -  тревожно  понюхал  воздух,  раскачивая  в  нашу
сторону стволом. - Я щас дошуткуюсь, картечью-то в лоб!
   Старик боялся и не знал, что делать. То ли бросить все и  уехать,  то
ли идти к Ягорию, то ли просто ждать.
   - Танька-а-а! - жалобно позвал убийца. - Танька-а-а!
   Он был психолог, этот Мефистофель. Старик решительно побрел в сторону
ельника.
   - Беги, - приказал мне Михаил.  Увязая  в  снегу,  я  кинулся  прочь,
наверняка зная, что живым не уйти.
   - Стой! Убивец! - крикнул старик, заметив меня.
   Я невольно обернулся  и  последнее,  что  увидел,  -  огромную  дырку
ружейного дула. Ничком бросился в снег, закрыв руками голову  и  ожидая,
когда она разлетится.
   - Не надоело в снегу лежать! Вставай, Самвелыч...
   - Ты... ты, Мишка... А дед?
   - На первом рандеву у твоего любимого Господа. С Ягоркой вместе.  Так
что отныне я Ягор, а официально Егор Иванович Унжаков".

***

   Я отшвырнул тетрадь и, дрожа от злости, уставился на Вартана.
   - Ну и сволочь же ты, Вартан сын Саркиса и рода Оганянов!
   - Как вы разговариваете?
   - С тобой и не так бы надо! Если бы ты, золотарь  вонючий,  рассказал
мне все сразу и показал эту тетрадь, то, возможно, Ирина, бомж,  Арик  и
твоя мать были бы живы!
   - Мама жива!
   - Уповай! Сиди здесь и не дергайся.
   - Как же мама?
   - Они ведь должны звонить.
   - Они не знают этого телефона.
   - Однако записку прислали, найдут и телефон. Только дверь  никому  не
открывайте. Тетрадь я пока заберу. Может, понадобится.
   - Нет, нет, нет! Я не отдам.
   - Это уже не твоя компетенция. Четыре  трупа  есть,  могут  появиться
еще.
   - Не отдам! - Он бросился на стол, закрывая животом тетрадь.
   - Да иди ты на... Больше я не ударю палец о палец. А ты сиди  и  жди,
когда тебя и твою мамашу начнет потрошить Унжаков. Можешь  сразу  писать
заявление в похоронное бюро.
   - Унжаков мертв, вы не дочитали записи.
   - Унжаков жив и проживает над магазином "Сапфир"  в  пятой  квартире.
Именно через его кладовку проникли в ваше хранилище.
   - Боже мой! Нет, этого не может быть,  -  залопотал  Оганян,  пытаясь
скрыть заколотивший его озноб. - Нет, это ошибка...  Путаница...  Нет...
Не верю... - Озноб перешел в икоту, тряпичным  паяцем  Вартан  рухнул  в
кресло.
   - Прощайте, господин Оганян.
   - Не-е-ет,  бе-ери-ите  те-е-традь.  Мми-и-ли-и-ция  ззни-а-ать  не-е
до-о-лжна...
   - Посмотрим. А почему это вы вдруг стали так бояться милиции?  Раньше
вроде такого не прослеживалось...
   Судорожно икнув, Оганян затих, а в мои проспиртованные  мозги  острой
иголкой ткнулась догадка.
   - Где алмаз?
   - Нет у меня алмаза!
   Крученым чертом он вылетел из кресла,  сбил  торшер  и  неожиданно  с
силой вцепился мне в глотку. Фактор внезапности сыграл свою роль,  да  и
Гончаров, видимо, стал уже не тот. Руки мои захрустели, пытаясь оторвать
от горла конечности гориллы, с виду казавшиеся такими музыкальными.
   Красноватый туман  стал  застилать  мне  глаза,  медленной  каруселью
поплыла  люстра.  Нехорошо  калечить  заказчика,  но  мои  ноги   начали
разъезжаться, и другого выхода у меня не было. Резко  упав,  с  кувырком
через спину, я отправил Оганяна по большой траектории,  финишем  которой
была бетонная стена.
   Затем несколько минут просто сидел на полу, отдыхал, безразличный  ко
всему на свете. Хозяин лежал рядом, тоже в полной тишине и равнодушии. С
трудом я повернул шею, успокаивая себя,  что  через  полчаса  будет  еще
хуже.
   Вартан скорчился на боку, доверчиво положив  щеку  на  паркет.  Левый
глаз был прикрыт, из прорези правого светился зрачок.
   "Конец котенку,  -  устало  подумал  я,  поднимаясь.  -  Свернул  шею
заказчику. Мило".
   Прикончив коньяк покойника, я уже хотел взяться за телефон, когда  он
вдруг сам заулюлюкал. Пришлось поднять трубку.
   - Высоко сижу, далеко гляжу. Кто это у тебя? Что за гость? - спросили
на другом конце провода паскудным голосом.
   - Я.
   - Сам гостенок, значит? И кто ты такой?
   - А какое твое собачье дело?
   -  Невежливый  ты.  Грубишь  старшим,  нехорошо.  Шел  бы  ты  домой,
Гончаров, да и забыл бы всю эту историю. Дай-ка Вартана.
   - Он не может.
   - Ты скажи, что мамка привет ему передает. Очень хочет,  чтобы  мы  с
ним поговорили.
   - Не может он, нет его.
   - А где же он?
   - Здесь лежит.
   - Отчего ж не может, или ты разговор тянешь, засечь хочешь? Не  надо,
с автомата я. Так что пусть он трубочку возьмет.
   - Да не может он, мертвый.
   - Ха! Ха! И давно?
   - Минут десять как...
   - Ну и юморист ты, Гончаров, и кто же это предложил  ему  прогулку  к
праотцам?
   - Я, собственными руками.
   - Поздравляю!
   Раздался щелчок,  затем  короткие  гудки.  Я  набрал  номер  Ефимова.
Пискляво-высокомерный голос секретарши строго спросил, кто  беспокоит  и
не может ли она сама разрешить мою проблему.
   - Давай шефа, овца. Скажи, Гончаров звонит.
   - Ах тот самый!
   Послышались щелчки переключений, наконец жирный полковничий голос:
   - Ты чего это девочке хамишь?
   - Товарищ полковник, я человека убил.
   - Звони в психушку или в наркодиспансер, там помогут, а мне некогда.
   - Я действительно убил.
   - Ну, и кого ты там?
   - Оганяна, вон рядом лежит. - Я бросил взгляд на бездыханное тело. Но
оно дышало и чуть постанывало...
   - Извините, Алексей Николаевич, я пошутил.
   - Мудак!
   Шлепнулась  трубка,  коротко  замяукал  зуммер.  Я  повторил   набор.
Радостно ответила та же девка:
   -  Гончаров?  Очень  приятно.  Алексей  Николаевич  рекомендует   вам
поплотней закусывать и больше сюда не звонить.
   Я остался один, если не  считать  полудохлого  Оганяна,  который  уже
кряхтел, пытаясь  подняться.  Помогать  ему  у  меня  не  было  никакого
желания. Что делать? Прежде всего обезопасить Ленку. Слишком  свежа  еще
была в моей памяти та история, когда ташкентская наркобанда взяла  ее  в
залог. Повтора не хотелось. Она ответила сразу.
   - Лена, только без паники.
   - Господи, что опять?
   - Никуда не высовывай носа. Сиди тихо и никого, никого, даже  подруг,
не впускай. Понятно?
   - Понятней некуда. Ты когда придешь?
   - Постараюсь поскорее. Пока!
   С минуты на минуту сюда явятся мальчики Унжакова, и  тогда  выбраться
из этого дома согласно собственному желанию будет весьма  сложновато.  И
сейчас-то опасно. Возможно, они уже поджидают. В окно, что  выходило  на
сторону подъезда,  я  с  сожалением  разглядел  белую  "Волгу"  и  двоих
скучающих парней. Они мне показались  неприятными.  Остается  балкон.  А
куда  девать  этого  миллиардера,  уже  сидящего  на  полу  и   тихонько
гукающего? Тащить с собой? Риск и обуза.
   Мне нужно  было  срочно  попасть  в  отдел.  Обрисовать  Ефимову  всю
ситуацию. Полный идиотизм! Я знаю, кто преступник, знаю, где его логово,
знаю, как его захомутать, и вот сижу в полном бездействии.  Более  того,
сижу как мышь в мышеловке, ожидая, когда Унжаков запустит в меня  когти.
А если верить рассказу оганяновского папаши,  то  человек  он  страшный.
Права Ленка, открутят мне скоро шею. Может быть, уже сейчас.
   - Вартан, - поймал я  вполне  осмысленный  взгляд  ювелира.  -  Отдай
алмаз. Пусть Унжаков заткнется. В конце концов, он не твой.
   - Нет. - Мутные глаза Оганяна сверкнули яростной сталью.
   - Пойми, он же зверь! Охотится за тобой давно. Ненавидит тебя люто.
   - Знаю, я это чувствовал с той самой минуты, когда мне передали алмаз
от умершего отца.
   - Когда?
   - За год до открытия салона, вместе с тетрадью.
   - Кто передал?
   - Это неважно. Человек, все  эти  годы  скрывавший  отца,  ныне  тоже
покойный.
   - Если ты вернешь кристалл, то есть  вероятность,  что  они  отпустят
мать.
   - Вероятность ничтожна.
   - Но она есть!
   - Так чего ж вы сидите? Я, кажется, плачу вам деньги для того,  чтобы
вы защитили меня, а не сидели тут, читая нравоучения о сыновнем долге.
   - Хорошо, попытаюсь. Но представь, повяжем мы их. Будет суд. На  суде
он все выложит. Про отца, про алмаз. И один черт, тебе придется  вернуть
его государству.
   - О том, что бриллиант у меня, из живых знают трое: я,  он  и  ты.  Я
буду молчать. Он тоже, в надежде  заполучить  его.  Остаешься  ты.  Если
будешь много говорить, не получишь ничего. Если спасешь маму,  бриллиант
и меня, получишь  много,  очень  много.  Гораздо  больше  первоначальной
суммы.
   - Хорошо. Я попробую. Мне нужны деньги.
   - Зачем и сколько?
   - Зачем, отчитаюсь потом, а сколько? Миллионов двадцать.
   - Это очень много. У меня столько с собою нет. Есть немного долларов.
Считайте.
   Он  вытряхнул  карманы.  Набралось  не  густо,  десять  с   половиной
миллионов. Но для начала хватит.
   - Я ухожу!
   - Что делать мне?
   -  Отвечать  на  все  звонки.  Дверь  не   открывать.   Разговаривать
доброжелательно, но не открывать. Все переговоры по телефону. Скоро тебя
будут проверять. Отвечай, что жив-здоров, но нужная вещь  может  прибыть
только послезавтра. Поставь условие, прежде всего: разговор  с  матерью.
Ну, пока, даст Бог - свидимся. Я открыл балконную дверь.
   - Куда вы? Гончаров...
   - Все, засохни и не мешай.
   Четвертый этаж. Не то чтобы я боюсь высоты, нет.  Просто  восторга  у
меня она не вызывает. Летчикам или монтажникам я не завидовал никогда.
   Оптимальным вариантом была правая лоджия, через  нее  я  попал  бы  в
соседний подъезд, но из этой квартиры слышался  ребячий  смех,  нарушать
который не входило в мои  планы.  Оставалась  левая  сторона.  Я  громко
постучал в шиферную перегородку, но ответа не получил. Будь что будет!
   В квартире Оганяна звонили в дверь, когда я, закрыв глаза,  не  глядя
вниз,  перелезал  на  соседнюю   лоджию.   Балконная   дверь   оказалась
приоткрытой, а из глубины квартиры раздавались громкие голоса. Я  замер,
соображая, под каким соусом преподнести свою персону без паники.
   Прислушавшись, понял,  что  голоса  принадлежат  двум  пьяным  в  дым
мужикам.
   Причем в их диалоге очень живо и органично присутствовал  музыкальный
жаргон и колоритный  солдатский  мат.  Это  вселило  надежду  и  придало
уверенности. Осторожно я прошел  через  спальню,  очутился  в  коридоре.
Беседа велась на кухне, причем в чисто русском ключе - оппоненты спорили
каждый сам с собой, совершенно не слушая противную сторону.
   Входная дверь была рядом, но  рисковать  я  не  стал.  Два  накладных
замка. Пока буду открывать, меня заметят, а на площадке кто-то звонит  в
оганяновскую дверь. Эти двое поднимут скандал, меня выкинут, а  те,  что
на лестничной клетке, сразу поймут, что к чему.  Нет,  действовать  надо
было только официально.
   - Ну чё, лабухи, наливай! - потребовал я, входя на кухню.
   За столом сидели два человека. Один - в зеленых трусах и в  кителе  с
погонами прапорщика, другой - офицер, трусы у него были в горошек, а  на
погонах четыре звездочки. Лира в петлицах выдавала пристрастие к музыке.
И то, набряцались они классно.
   - А-а... Заходи... Давно тебя ждем... -  Капитан  с  трудом  повернул
коленвал языка.
   - Кидай верзуху, - одобрил его прапорщик и попытался  придвинуть  мне
табурет. Это было  его  большой  ошибкой  -  не  удержавшись,  он  упал,
пропахал носом по полу, попытался встать и уснул.
   - Леха, - потянулся ко мне капитан, - какой вчера был  жмур!  "Лимон"
на четверых. Каждый бы день такие клевые башли. Наливай...
   - Сейчас сбегаю, хорошей принесу, от этой тошнит.
   - Меня тоже... Теперь убедился?.. Я не вру, извини, Серега!
   Да, он действительно не врал. Я увидел это сразу, а  Серега  убедится
позже, когда проснется.
   - Видишь, капитан,  какую  гадость  вы  пьете?  Сейчас  "Кремлевскую"
принесу, жди. Не усни.
   - Жду, не усну.
   - Я твою шинель возьму? В куртке холодновато.
   - Все бери!
   На межэтажной площадке курили два мордоворота. У одного из-за  пазухи
торчала антенна рации. Я вызвал лифт.
   - Товарищ капитан, разрешите обратиться? - подкатился один из них.
   - Разрешаю.
   - Ваш сосед с семьей живет или холостяк?
   - Без понятия. Вообще очень редко его вижу.
   Подошла кабина, я с облегчением прервал опасный разговор.
   Белая "Волга" стояла там же; 21-46, на  всякий  случай  отметил  я  и
подошел к "шестерке", за р