что меня обыщут до нитки еще на берегу. Безо всякого творческого
подъема я замариновал мясо для вечернего шашлыка и от  нечего  делать  с
беззаботным  видом  вытянулся  в  шезлонге,  через  полуприкрытые   веки
контролируя обстановку.
   Отец Виталий, конвоируемый Васькой, был доставлен на судно  пьяным  и
испуганным. Подталкиваемый мотористом,  жалко  попискивая,  он  поднялся
наверх к капитану. Сам же Васька, не  получивший,  очевидно,  конкретной
директивы, настороженно топтался на трапе,  в  любую  минуту  готовый  к
действию. Собеседование в  капитанской  каюте  длилось  более  получаса,
после чего Виталий, бледный и взмокший, на трясущихся ножках,  спустился
на палубу. Несмотря на жалкий и помятый вид,  он  улыбался  лучезарно  и
счастливо, как человек, узнавший, что его заокеанская  тетка-миллионерша
наконец-то скапустилась и в списке наследников он стоит на первом месте.
   - Ну что там? - заинтригованный его счастливой рожей, спросил Васька.
   - Василий, чтоб я так жил! - обнимая моториста, возликовал  алкаш.  -
Он взял меня на работу. Клянусь  мамой!  Сказал,  чтоб  приступал  прямо
сейчас. Василий, спасибо тебе, друг! С меня причитается!
   - А почему так долго? Что вы там делали? В подкидного  резались,  что
ли?
   - А то ты не знаешь? Воспитывал. Целую  лекцию  мне  прочел  о  вреде
алкоголя, а потом еще вон про него спрашивал. - Палец Виталия указал  на
меня,  и  мне  показалось,  что  он  проткнул  мне  сердце.  -   Откуда,
спрашивает, ты его знаешь. Кто он такой и о  чем  с  тобой  говорил.  Я,
конечно, ему все как на духу выложил, мне скрывать нечего, сам знаешь. Я
вот он весь - не мент, не инспектор. Короче, взял он меня.  Говори,  что
делать надо?
   - Это тебе Гриб объяснит, а  что  про  этого  сказал?  -  Теперь  уже
Васькин палец проткнул мне печень.
   Оказывается, это очень неприятно, когда о тебе  в  твоем  присутствии
говорят в третьем лице. Невольно ощущаешь себя  покойником,  если  и  не
настоящим, то уже запланированным.
   - Про него он ничего не говорил, говорил я, а он  спрашивал.  Короче,
показывай кубрик и дай мне во  что-нибудь  переодеться.  Начинаем  новую
жизнь!
   - Как же! Начнешь ты! - сомнительно покачал головой Васька  и  вместе
со счастливым алкашом спустился вниз.
   Широко и со вкусом зевнув, я лениво поплелся в камбуз, чтобы  выбрать
пару тяжелых и  вострых  ножей,  в  метании  которых,  благодаря  Максу,
преуспел немало. Скорее всего, из команды вооружены двое: сам капитан  и
вислоносый гном, и  если  они  воспрепятствуют  моему  желанию  покинуть
корабль по-хорошему, то мои полукилограммовые разделочные  ножи  надолго
застрянут в их требухе. Один из них, тщательно  протерев,  я  спрятал  в
штаны под рубашку, а вот как быть со вторым,  пока  не  придумал.  Чтобы
вовремя им воспользоваться, он должен быть под руками, но не  ходить  же
на виду у всех с таким палашом.
   - Константин, зайди ко мне, - голосом  капитана  вдруг  приказал  мне
динамик.
   - Зачем? - зло и настороженно спросил я в никуда, но, очевидно, связь
была односторонней, потому что реакции динамика не последовало.  Что  бы
это могло значить? И стоит ли мне подчиниться приказу? Да или нет?
   Потоптавшись в нерешительности, я наконец плюнул и как был, с  шашкой
наголо, ворвался в капитанские апартаменты, готовый тотчас рубить налево
и направо. Наверное, так на  пиратских  фрегатах  и  бригах  освобождали
вакансию для нового главаря. При виде меня  кэп  почему-то  побледнел  и
отшатнулся.
   - Ты что, сдурел? - спросили его непослушные губы.
   - Так вызывали... - понимая  всю  глупость  и  смехотворность  своего
положения, смущенно ответил я, пряча за спину страшный нож. - Я как  раз
мясо хотел разделывать, а тут вы позвали, я сразу же и побежал.
   - Ты больше так не бегай, ладно? - приходя в себя, вздохнул  капитан.
- Садись, я кое-что хочу тебе сказать.
   - Спасибо, постою! - под дурочку сработал я, потому что  сесть  я  не
мог, мешал  второй  нож,  острие  которого  непременно  бы  срезало  мой
детородный орган.
   - Как хочешь. На место матроса я решил взять другого человека.
   - А как же я? - Все уже понимая, я принял самый жалобный  вид.  -  Мы
ведь вроде договорились. Как же теперь? Обман получается?
   - Иди и работай, теперь у тебя одна задача - стать  верным  и  умелым
другом моего желудка. Разумеется, чтобы и экипаж был тобой доволен.
   - Слушаюсь, сэр, клянусь, вы останетесь довольны стряпней  одноногого
Джона Сильвера. Мне бы только еще попугая.
   - Иди уже, не мешай мне работать.
   В чем заключалась его работа, для меня  оставалось  загадкой.  Потому
что в момент моего  неожиданного  появления  он  просто  сидел.  И  даже
монитор его компьютера не мерцал голубоватым светом. Может быть,  в  его
голове шел сложнейший процесс - как бы кого покруче обуть  или  выгоднее
спулить товар,  и  я  своим  недостойным  поведением  прервал  нить  его
размышлений? Возможно, но только  это  никак  не  прочитывалось  на  его
непроницаемом лице. Что он задумал? Какую игру затеял?  В  то,  что  ему
вдруг понадобился освобожденный повар, верилось с трудом. Не того склада
его характер и принцип жизни.  Какого  сюрприза  мне  ждать  от  него  в
ближайшее  время?  Думай,  Константин  Иванович,  думай,  а  то   потом,
потерявши голову, будешь лишен  такой  привилегии.  А  может,  он  устал
видеть вокруг себя  малокультурные  личности  и  теперь  горит  желанием
пообщаться с таким интеллектуалом, как господин Гончаров? Что же, весьма
похвально с его стороны. Такую тягу к общению с прекрасным мы  можем  от
души приветствовать. Только ты, Костя, глубоко  ошибаешься,  плевать  он
хотел на все искусство, вместе взятое, и полотна  Боттичелли  его  могут
волновать только с точки зрения их продажной стоимости.
   Сидя  на  палубе,  я  с  ожесточением  протыкал   шампурами   сочные,
податливые куски мяса и наблюдал, как счастливый отец Виталий перемывает
после меня пол. Положа руку на сердце, надо  сказать,  что  у  него  это
получалось ловчее и качественнее. Ну что же - Богу Богово...
   Через  час,  привлеченный  шашлычным  ароматом,  вокруг   меня   стал
топтаться возбужденный народ, требуя пробы для заключения о  пригодности
продукта к употреблению.
   Ужин, слава богу, удался. Вытирая жирные губы, Василий  с  сожалением
заметил:
   - Владимирович, грешно такую закусь за просто так трескать.
   - Василий! Ты что? -  яростно  замахал  на  него  руками  новый  член
экипажа. - Как ты можешь? Ни в коем случае! На борту! Нет, нет.
   По тому, как усмехнулся капитан, я понял, что он абсолютно  не  верит
алкоголику. Тогда зачем он его взял? Для того,  чтобы  через  пять  дней
выгнать? По меньшей мере странно. За  весь  день  пребывания  на  катере
тебе, Гончаров, даже в щелочку не удалось  рассмотреть  настоящую  жизнь
судна, и нет никакой гарантии, что это удастся позже, во время плавания.
Кстати, когда же мы наконец отдадим концы? Все молчат, никто ни о чем не
спрашивает. Похоже, здесь это в порядке вещей. Но  уже  восемь  часов  и
скоро должно темнеть. Не на ночь же глядя отчаливать? По  моему  мнению,
путешествовать по реке гораздо удобнее в светлое время суток.  Наверное,
отплытие переносится на утро. Вот и  отлично,  можно  хорошо  выспаться.
Хотя и возникает определенная доля риска. Что, если все  это  время  кэп
продолжает собирать обо мне сведения? С  него,  дотошного,  станется.  И
мало ли до чего он может докопаться. Например,  до  того,  что  я  лютой
ненавистью ненавижу наркобизнес, или то, что в момент ликвидации сторожа
автостоянки я находился рядом. Это  здорово  подорвет  мой  авторитет  и
надежду на благополучный исход моей авантюры. Анка уже домывала тарелки,
когда динамик неожиданно приказал готовиться к  отплытию.  Своеобразный,
однако, у них режим работы. Не соскучишься с нашим атаманом-капитаном.
   В десять часов, когда зашло солнце, мы наконец отвалили  от  причала.
Развернувшись против течения, катер малым ходом пошел вверх.  Наконец-то
я вздохнул свободно  и  расслабился,  предвкушая  долгое  и  безмятежное
плавание. Каково же было мое разочарование, когда уже  через  час  судно
причалило  к  безлюдному  и  крутому  левому  берегу.   Потом   началось
непонятное.  Спустившись  по  веревочной  лестнице,  Виталий   подчистую
замазал гордое имя  катера  "Иван  Крузенштерн",  а  вместо  него  через
трафаретные дырки поролоновой губкой наляпал претенциозное -  "Волгарь".
Мне   даже   стало   немного   обидно   за   знаменитого   адмирала    и
соотечественника. Но от неуместных вопросов я решил  воздержаться.  Одно
мне стало ясно - лед тронулся! Не успели мы отойти от берега, как я  был
вновь приглашен к капитану.
   - Костя, ты стрелять умеешь? - задал он глупый  вопрос,  и  мне,  как
трусливому заговорщику Кислярскому, стало тоскливо и захотелось домой.
   - Из "парабеллума"?
   - Нет, пистолета Стечкина. Приходилось пользоваться?
   - А на что он мне? Сейчас  я  человек  самой  мирной  профессии,  моя
задача - кормить людей, а не стрелять в них из "стечкина".
   - Давай оставим философию, некогда. О морально-этической стороне дела
поговорим как-нибудь в другой раз на досуге. Только поверь, когда в тебя
неожиданно начинают стрелять со всех сторон, у тебя  не  остается  иного
выхода, как делать то же самое. Держи и не выдрючивайся.
   На стол легло тяжелое и грозное оружие с двумя запасными  магазинами.
Секунду поколебавшись, я взял пистолет и направил его в лоб капитана, но
моя шутка на  этот  раз  не  произвела  на  него  никакого  впечатления.
Усмехнувшись, он заметил:
   - Перестань дурачиться. Кажется, правила игры мы знаем оба.
   - Знаем, - согласился я, - и в кого же должен стрелять судовой  повар
Гончаров?
   - Время покажет. Скорее всего, ни в кого, и дай-то бог.
   - Дай-то бог, - охотно согласился я.
   - Минут через двадцать, когда войдем  в  протоку,  ты  будешь  нужен.
Начнем поднимать груз.
   - Что за груз и откуда поднимать?
   - Подойдет время, узнаешь. От  избытка  информации  может  возникнуть
головная  боль.  Зачем  это  тебе?  Выпить  хочешь?  Я   серьезно,   без
провокаций.
   - Я это понял, но не хочу. Можно идти?
   - Иди и не принимай необдуманных решений. Помни, за моей спиной стоят
сильные мужики. За твоей - никого.
   - Я знаю. Мне можно идти?
   - Я не держу. Далеко не уходи, будь на палубе.
   Вырубив прожектора, при минимальном свете носовых фар, мы заползли  в
узкую, кривую лагуну, и Виталий, спрыгнув на  берег,  привязал  катер  к
чахлой, немощной березке. Погасли носовые фары, и мы очутились в  полной
темноте.  Спустившись  сверху,  капитан  негромко,  вполголоса,  отдавал
команды:
   - Опустить концы, Василий с Виталием на левый. Я  с  Константином  на
правый. -  На  ощупь  он  сунул  мне  шершавую  веревку,  которую,  надо
полагать, я должен был тянуть вместе с ним. - Все  готовы?  Грибов,  как
ты?
   - Я готов, - пропищал головастик.
   - Тогда с богом! Смотри, чтоб не сорвался. Вяжи понадежней.
   - Я понял, кэп. - С негромким всплеском гном ушел под воду.  Судя  по
пофыркиванию, нырял он несколько раз, пока наконец не скомандовал:
   - Можно!
   - Ну, ребята, с богом, тихонько и без рывков.
   Я потянул веревку, под днищем что-то угрожающе заскрежетало,  и  чуть
позже раздался громкий шлепок, словно из воды вылетел большой поплавок.
   Подтащив невидимый груз к  борту,  мы  ухватились  за  него  цепко  и
перевалили на палубу. На ощупь это был тяжелый железный ящик.
   - Куда его дальше-то? - пыхтя одышкой и перегаром, спросил Виталий.
   - В носовой трюм, да потише, - последовал ответ капитана.
   В полнейшей темноте, натыкаясь на острые углы и шепотом матерясь,  мы
спустили ящик по крутому трапу в трюм. Закрыв люк, капитан включил свет.
Перед нами стоял мокрый цинковый гроб.
   - "Пятнадцать человек на сундук мертвеца", -  хрипло  заржал  Васька,
одобрительно похлопывая гроб, а я на  несколько  мгновений  потерял  дар
речи при виде странного груза, выловленного нами со дна.  Не  сразу,  но
постепенно я начал понимать, что круг замкнулся и передо мной  находится
тот самый гроб, что несколькими днями раньше был похищен  с  кладбища  с
останками Солдатова Антошки.
   Только никаких останков там не оказалось. Это я понял через  полчаса,
когда, распаяв capкофаг, Васька сорвал с него  крышку.  Посередине  этой
своеобразной   посылки,   тщательно   укрепленный,   находился    только
термостойкий металлический ящик.
   - Ну и дела! А что там? - изображая полного идиота, наивно спросил я.
   - То, что и должно лежать в гробу, - усмехнулся  капитан,  -  смерть!
Белая смерть!
   - Ну и пусть бы лежала себе на  дне  речном!  -  поделился  я  своими
соображениями. - На кой ляд ее было на борт поднимать?
   - Недотепистый ты мужик, Костя, - рассудительно заметил Васька. - Кто
тебе сказал, что мы его со дна достали? Мы его под брюхом уже  несколько
дней таскаем. Здесь и твоя и моя зарплата.
   -  Прекратить  базар.  Василий  и  Андрей  Викторович,   по   местам.
Константин и Виталий на расфасовку. Старшей у вас остается  Анка.  Когда
гроб освободится, дадите знать.
   Освободив прижимные гайки, мы вскрыли сейф. Как я  и  предполагал,  в
нем находился белый порошок, рассыпанный в плотные  пластиковые  пакеты.
Взвесив два из них, кэп остался доволен их  массой,  а  когда  открыл  и
понюхал, то качеством содержимого.
   - Да что вы, Сергей Владимирович, после Кадыра можно и не  проверять,
не в первый раз получаем.
   - Проверять нужно и в  пятисотый,  -  назидательно  произнес  шеф.  -
Смотри у меня, Анка, чтоб краснеть не  пришлось.  Действуй  аккуратно  и
точно.
   - Обижаешь, начальник. У  меня  всегда  все  как  в  аптеке.  За  час
управимся.
   - Хорошо, если что понадобится, вызовешь.
   С  расфасовкой  и  упаковочной  тарой  дело   здесь   было   налажено
профессионально. Десять упаковок отправителя нам предстояло рассыпать по
маленьким стограммовым пакетикам. Непосредственно на  аптекарских  весах
стояла сама начальница  Анка.  Бережно  и  рачительно  отмеряя  яд,  она
передавала Виталию готовую порцию, которую  тот  засыпал  в  пластиковый
конверт и в свою очередь вручал мне  для  заклейки.  Орудовал  я  чем-то
похожим  на  лобзик  для  выжигания.  Лобзик  клеил  и  отрезал  излишки
полиэтилена одновременно. Работа была простенькая, так что справлялся  я
с ней играючи, и если бы не дьявольское содержимое моих  бандеролек,  от
этого можно было получать даже некоторое удовольствие.
   Через полчаса, когда  сейф  был  освобожден,  Анка  попросила  убрать
пустую тару. Вместе с подбежавшим Васькой мы вытащили гроб на палубу,  а
оттуда без лишнего шума отправили на дно. Думая, что моя помощь  в  этом
гнусном деле больше не  понадобится,  я  поплелся  в  кают-компанию,  но
оказался не прав. Работа была еще не закончена. Теперь,  орудуя  гаечным
ключом, я  наглухо  прикручивал  герметические  крышки  к  металлическим
магнитным банкам, куда Анка упаковала только что приготовленные  пакеты.
Эти магнитные "мины" забирал Гриб и, очевидно, приляпывал их к подводной
части корпуса. Дело, видно, шло на лад, потому что Анка вдруг запела: "Я
институтка, я дочь камергера..."
   Всего таких контейнеров-таблеток я закрутил больше десятка, и,  когда
последняя была установлена, кэп велел малым ходом подниматься  вверх  по
течению.
   Всю эту ночь, а вернее, ее остаток мы посвятили тому, что сбывали наш
проклятый Богом товар периодически подплывающим к нам катерам и  лодкам.
Непосредственно при совершении сделок  я,  Васька  и  Гриб  должны  были
контролировать ситуацию на палубе и охранять покой кэпа. Последнюю банку
забрала гребная лодка уже на рассвете, после чего шеф  скомандовал  всем
отбой, а мне вахту у плиты. Несмотря на усталость, я  был  доволен.  Еще
бы, полученные мною сведения стоили бессонной  ночи,  и  совсем  недаром
госпожа  Буранова  заплатила  мне  деньги.  За  них  она   получит   так
необходимые ей факты безобразия, творимого на катере, если, конечно, мне
удастся выбраться отсюда живым, а не быть похороненным  в  пучине  волн.
Надо полагать,  что  операция  завершена  и  через  три-четыре  часа  мы
пришвартуемся у родного пятого причала. Не думаю, что за это время у нас
могут возникнуть какие-то осложнения. А если и возникнут, то я  вооружен
до зубов, и уж кого-кого, а кэпа на  тот  свет  с  собой  я  обязательно
прихвачу.
   Не думал не гадал, что здесь, на катере, я  разрешу  проблему  Макса,
отыщу ему осквернителя могилы Антошки.  Заправляет  всем,  выходит,  сам
Сергей Владимирович. Если его  хорошенько  попросить,  то  он  наверняка
расколется и с потрохами сдаст своего Кадыра, а вместе с ним и  киллера,
убившего Кондратьева. Тогда и вся задача будет решена, если, конечно,  я
знаю все ее условия, а ведь вполне возможно, что  это  не  так.  Что,  в
сущности, нам известно?  Во  время  спидвея  убивают  фаворита.  Почему?
Скорее всего, потому, что он не выполнил условия договора и вместо того,
чтобы скромно болтаться на третьем месте, вырывается  вперед,  не  зная,
что его контролирует киллер с оригинальным биноклем. Но  не  сам  убийца
выносит решение. На это существует кто-то, следящий за всем со  стороны,
назовем его мистер X. Этот самый X, поняв, что не владеет ситуацией,  по
радиотелефону приказывает  Грибу  и  стрелку  действовать  по  запасному
варианту. Тогда Гриб засылает сторожа автостоянки к музыкантам, и  те  в
нужный момент врубают системы на полную громкость. Кондратьев убит,  что
и требовалось доказать, но теперь у Гриба появляется ненужный  свидетель
и даже случайный  соучастник.  Его  для  вящего  спокойствия  необходимо
убрать. Кто может сделать это лучше, чем его проверенный стрелок? Никто.
Наверное, я, увозя несчастного сторожа, на мгновение опередил убийцу. Но
работник он добросовестный, потому и решается на преследование. Его пуля
настигает Сергея Иванова как раз в момент нашей  проникновенной  беседы.
Так?  Пока  противоречий  я  не  вижу.  Только  каким  боком  ко   всему
произошедшему мне приклеить катер с наркотой и исповедь  царицы  Тамары?
Ну, во-первых, налицо Андрей Викторович Грибов, заметно  задействованный
и в том и в другом случае. Кстати, он вполне мог меня  видеть  во  время
похищения Иванова, и нет никакой гарантии, что на мой  счет  у  него  не
сложилось особое мнение. Вполне возможно, что он бережет его  для  более
подходящего случая. Нехорошо получится, господин Гончаров, если они, как
слепого котенка, задумают утопить тебя в  водах  великой  русской  реки.
Может б ыть, пока не поздно, мне стоит покинуть их разбойничью  шаланду?
Ведь увиденного мною вполне хватит для отчета перед царицей.  И  вообще,
господин Гончаров, вам не кажется странным  то  обстоятельство,  что  мы
перестали двигаться к родному  причалу,  а,  бросив  якорь,  застыли  на
месте?
   Встревоженный таким не правильным поведением  судна,  я  выглянул  из
камбуза. Солнце уже взошло, но утренняя прохлада  еще  ощутимо  и  нагло
лезла за шиворот. Кроме полусонного Василия, на палубе никого не было.
   - Ты что не спишь? - простодушно спросил я.
   - Дежурю, - неохотно ответил он, - а чего дежурю, сам не знаю. Ты что
там на завтрак стряпаешь? Жрать охота.
   - Сейчас котлеты жарить буду. Чего стоим-то, чай, домой пора.
   - Ты что, скапустился? Домой мы теперь не раньше как через пару суток
нарисуемся. Домой! Ну ты даешь! Не успели отойти, а ты домой!
   - Я думал, мы сделали все, что нужно.
   - Ага, разбежался. Или укачало? Рановато ты  назад  заторопился.  Нам
еще предстоит попыхтеть, а тебе вдвойне - в камбузе и на погрузке.
   - Погрузка? Какая еще погрузка?
   - А ты поменьше спрашивай. Здесь этого не любят. Все  узнаешь,  когда
придет время. Лучше займись-ка котлетами. Я люблю с чесноком.
   После обильного завтрака подобревший  кэп  позволил  мне  пару  часов
поспать, а когда я, разбуженный адским  звонком,  продрал  глаза,  катер
двигался опять-таки в