что  зашла
слишком далеко и сама толкнула полководца в лагерь  своих  врагов.  Если  он
сочтет себя оскорбленным, то будет мстить, невзирая на то что Акома  и  Кеда
принадлежат к одной и той же Партии Нефритового Ока.
   Но нерешительность не приводит к величию. Когда горничная закрепила конец
косы бархатным шнурком, Мара попросила подать платье полегче  и  попроще,  а
затем обратилась к своим советникам:
   - Нам еще многое  надо  успеть,  чтобы  приготовиться  к  путешествию.  -
Взглянув в окно, она поняла, что до  темноты  осталось  несколько  часов.  -
Люджан, собери, пожалуйста, эскорт. Позаботься о надежной охране для Айяки и
священного натами на случай нападения во время отсутствия. В каждый  из  тех
складов нужно отправить по несколько тюков шелка, так  чтобы  не  дать  Кеде
основания для жалоб, будто мы специально монополизировали все  помещения  из
желания им навредить. А я должна еще  до  темноты  потолковать  с  королевой
чо-джайнов.

***

   Словно патруль,  пересекающий  границу  неприятельских  владений,  кортеж
Акомы вошел в Священный  Город.  От  высоких  складов,  выстроившихся  вдоль
берега реки,  до  величественных  проспектов  между  садами,  Кентосани  был
украшен словно невеста перед  свадьбой.  Свежевыкрашенные  стены,  цветочные
гирлянды и яркие флаги превращали каждую  улицу  в  настоящий  праздник  для
глаз. Город, хранивший следы  вкусов  и  стилей,  сменявших  друг  друга  на
протяжении столетий, не знал  себе  равных  во  всей  Империи.  Многоэтажные
каменные здания соседствовали с разноцветными  ажурными  пагодами;  фонарные
столбы с хитроумно использованной древесиной  и  керамикой  поднимались  над
цветниками бульваров, окаймляющих проспекты. Всюду, куда ни  обращал  взгляд
Кевин,  его  поражал  невероятный  контраст  красоты   и   уродства.   Запах
благовонных курений из храмов смешивался с всепроникающими миазмами  сточных
вод. Отвратительные нищие, имеющие  правительственную  лицензию  на  занятие
попрошайничеством, сидели чинными рядами, выставив напоказ открытые  язвы  и
культи от утраченных конечностей. Немало их стояло, опираясь  на  костыли  и
привалившись обнаженными спинами к фрескам стен, расписанных  прославленными
художниками.  Грязные  уличные  мальчишки,  сбивающиеся  в   шайки,   орали,
кривлялись и вытягивали  шеи,  стараясь  хоть  одним  глазком  взглянуть  на
знатную даму, а бдительные охранники Мары отгоняли их,  пользуясь  щитами  и
древками  пик.  Городские  матроны  с  корзинами  на  коромыслах   отпускали
язвительные  замечания  и  тыкали   пальцем   в   сторону   рослого   рыжего
раба-варвара, который словно башня возвышался над остальной свитой.
   Группы беседующих купцов, пробегающие курьеры, процессии жрецов в сутанах
с капюшонами и с поясами, увешанными реликвиями; бойкие домашние посыльные и
городские стражники в белых мундирах - все это пестрое многолюдье  создавало
атмосферу бьющего через край процветания. Однако  Кевин  замечал  и  другое:
настороженные взгляды мужчин, которые жались в темных уголках,  стараясь  не
привлекать к себе внимания. Были то шпионы, доносчики или собиратели слухов,
по сходной цене продающие новости  любому  прохожему,  -  оставалось  только
гадать. Опытные дозорные Акомы вглядывались  в  каждый  дверной  проем  и  в
каждую аллею по пути  следования  кортежа;  Люджан  держал  своих  воинов  в
готовности ответить мгновенной атакой на малейший признак какой-либо угрозы.
Объявленный "имперский мир" сулил наказание  любому,  кто  его  нарушит,  но
беспечным не давал никаких гарантий.
   Однако при этом проход через торговый квартал давал возможность наблюдать
красочное и захватывающее зрелище, к которому остался равнодушным лишь  один
человек из всей свиты Акомы - Кейок. Вынужденный передвигаться на  носилках,
он восседал на них с застывшим лицом, неподвижный, как каменное изваяние.
   Кортеж Мары  вступил  на  храмовую  площадь  -  гигантский  квадрат,  где
размещались двадцать огромных зданий. Здесь  воздавались  почести  цуранским
богам и жили  многочисленные  жрецы  и  монахи,  посвятившие  себя  служению
небесным владыкам.
   Арки ворот,  облицованные  перламутром,  и  глянцевые  плитки  кровельной
черепицы ярко блестели на солнце, образуя причудливо-неповторимые  сочетания
с мрамором, малахитом и ониксом величественных колонн в окружении  горшочков
с  благовонными  куреньями  и  алтарей,   на   которых   громоздились   горы
пожертвований, принесенных в дар божествам.
   Кевину было трудно соблюдать спокойствие. Он  разрывался  между  желанием
полюбоваться великолепием древней и чуждой культуры и необходимостью глядеть
под ноги, поскольку мостовая оказалась предательски неровной.
   Городской дом Мары находился в тихом квартале имперских резиденций.  Тень
цветущих деревьев защищала его от палящего солнца. Над  фасадом,  выложенным
великолепными  изразцами,  возносилась  многоярусная  крыша,  каждый  пролет
которой украшало резное изображение птицы шетра. Широкие полукруглые порталы
скрывались под сплошным ковром из пурпурных лоз на шпалерах,  вырезанных  из
тысяч гигантских морских раковин.
   Подобно многим семьям Империи, Акома владела домом близ центра Кентосани,
неподалеку от дворца императора. От  одного  наезда  в  Священный  Город  до
другого могли проходить  годы,  но  величественные  резиденции,  построенные
несколько столетий назад, всегда содержались в порядке на тот  случай,  если
господам понадобится прожить здесь несколько недель. За каждой семьей, глава
которой входил в Высший  Совет,  были  закреплены  апартаменты  в  Имперском
дворце,  но  большинство  правителей,  желая  обеспечить  себе  удобства   и
развлечения  по  собственному  вкусу,   предпочитали   свободу   и   простор
собственного жилища.
   У входа в городской дом Акомы  ожидал  Джайкен  в  компании  с  ливрейным
слугой. Когда процессия Мары остановилась перед воротами, хадонра поклонился
и доложил:
   - Госпожа, все готово к твоему прибытию.
   Он взмахнул рукой, и ворота широко распахнулись.
   Носильщики внесли госпожу в сад резиденции, и только тогда, когда Джайкен
со своим помощником последовали за ними, Кевин с изумлением  сообразил,  что
человек в ливрее - не кто иной, как  Аракаси.  Улучив  минуту,  когда  свита
вступила под тень живого  пурпурного  полога  и  мерная  поступь  солдат  из
почетного эскорта заглушила  менее  громкие  звуки,  мастер  тайного  знания
склонился к носилкам.
   Он обменялся с Марой  несколькими  словами.  Один  лишь  Кевин  находился
достаточно близко, чтобы обратить на это внимание.
   Когда вся процессия оказалась внутри стен резиденции, ворота были закрыты
и заперты на засов.
   Кевин подал Маре руку и, помогая ей подняться с подушек, заметил, что она
с трудом заставляет себя сохранять показное спокойствие.
   - Какая у нас беда? - спросил он. - Аракаси принес плохие новости?
   Мара метнула на него предостерегающий взгляд.
   - Не  здесь,  -  тихо  проговорила  она,  делая  вид,  что  рассматривает
крошечный декоративный садик, и сразу обратилась к управляющему:
   - В доме как будто порядок, Джайкен.
   Кевину не  пришлось  долго  гадать  о  причинах  скрытности  хозяйки.  Из
замешательства его вывел Аракаси, чуть заметным кивком указав на выступающие
галереи дома, расположенного напротив, по другую сторону улицы. Там, в тени,
могли скрываться соглядатаи, и мидкемиец вспомнил, что в этом  мире  следует
опасаться зорких шпионов, обученных искусству читать по губам.
   Заняв подобающее место - на шаг позади госпожи, - он проследовал за ней в
дом.
   В зале пахло мебельным воском и пряностями. Везде, куда ни  падал  взгляд
Кевина, он видел  образчики  старинной  обстановки,  любовно  отполированные
поколениями слуг. Резиденция в Кентосани была более  старой,  чем  городской
дом в Сулан-Ку. Большинство стенных панелей со стороны улицы  были  затянуты
узорным  шелком;  противоположная  стена  открывалась  во  внутренний  двор,
затененный кронами вековых деревьев. Винтовые  лесенки  вели  через  высокие
потолки на второй этаж; резьба на их перилах изображала мифических животных.
Первый этаж был возведен из камня, а стены трех верхних этажей  состояли  из
деревянных  рам,  затянутых  тканью.  Кевин  оглядывался   по   сторонам   с
неподдельным изумлением: ничего подобного он не видел ни по ту,  ни  по  эту
сторону космического коридора.  Хотя  по  сравнению  с  господским  домом  в
усадьбе  Акомы  здешняя  резиденция  могла  показаться   маленькой,   однако
размерами она не уступала любому постоялому двору в его родном  Королевстве.
Благодаря тщательно продуманным формам  массивных  балок  и  опор  помещения
резиденции казались просторными и полными воздуха.
   Многочисленные горшки с  цветами  теснились  на  балконах,  выходящих  во
внутренний сад с фонтаном и  крошечными  водоемами,  где  резвились  пестрые
рыбки. Двое рабов отскребали мох с дорожек, выложенных каменными плитками, и
сердитый садовник размахивал перед ними граблями.
   Ни к кому определенному не обращаясь, Кевин пробормотал:
   - Человек может к этому привыкнуть.
   Толчок сзади вернул его к действительности. Обернувшись, он увидел у себя
за спиной сердитую Накойю, которая еще не успела опустить  свою  прогулочную
клюку.
   - Твоя госпожа намерена принять ванну, варвар.
   С  некоторым  запозданием  Кевин  обнаружил,  что  первый  этаж  внезапно
опустел,  а  слуги  помчались  вверх  по  лестнице.   Аракаси   среди   них,
по-видимому, не было.
   Получив еще один толчок клюкой, на  этот  раз  по  более  чувствительному
месту, Кевин ответил:
   - Все в порядке, почтенная матушка. Я иду.
   И с дерзкой улыбкой он поспешил туда, где требовалось его присутствие.
   Мара была  уже  в  своих  личных  покоях;  несколько  незнакомых  девушек
хлопотали, освобождая ее от  одежд.  Двое  слуг  наливали  горячую  воду  из
глиняных кувшинов в деревянную ванну. Когда Мара,  уже  полностью  раздетая,
встала на ноги, одна из служанок собрала волосы госпожи в узел  и  закрепила
его на макушке; тем временем Кевин шагнул вперед и попробовал, не слишком ли
горяча вода в ванне. И не слишком ли холодна.
   Он кивнул, и слуги удалились. Мара отпустила горничных, а сама  поднялась
по небольшой приставной лесенке и грациозно шагнула в ванну. Она погрузилась
в умиротворяющее тепло и закрыла глаза, а Кевин начал намыливать ей щеки.
   Тихо-тихо она сказала:
   - Как это чудесно...
   Но он видел, что тревога и озабоченность не покинули ее.
   - Так что же  сказал  Аракаси?  -  спросил  Кевин,  мягко  массируя  лицо
возлюбленной и смывая с него дорожную грязь. Он положил руки  ей  на  плечи,
когда она наклонилась, чтобы ополоснуть лицо от пены.
   Мара вздохнула и сдула капельки с собственного носа:
   - На сегодня назначено собрание клана, а решение  об  этом  было  принято
вчера.  Кто-то  позаботился  так  все  подгадать,  чтобы   я   не   получила
уведомление. Вот увидишь, сегодня,  на  ночь  глядя,  явится  с  извинениями
гонец, "только что вернувшийся из Акомы", и пустится в объяснения,  как  все
неудачно сложилось.
   Кевин возобновил прерванный ритуал омовения, массируя шею и затылок Мары,
но не дождался никаких проявлений удовольствия. Он догадывался,  что  сейчас
она вспоминает давний визит Джиро из Анасати. В тот раз ее хитроумный деверь
пожаловал с предостережением: многие правители из клана  Хадама  встревожены
внезапным возвышением Акомы. Победный договор с  Цубаром  мог  лишь  разжечь
тлеющие очаги зависти. И вот теперь, перед самым отправлением Мары со свитой
в Священный Город, агенты Аракаси сообщили, что ее молодой родственник нанес
визит властителю Десио.
   Исчезновение важного послания могло  быть  связано  с  обоими  событиями.
Политические  хитросплетения  Келевана  никогда  не   прерывались   и   были
смертельно опасными. Не желая слишком долго сосредоточиваться  на  тонкостях
цуранских интриг, Кевин нажатием руки заставил  Мару  наклониться  вперед  и
начал намыливать ей спину, приговаривая:
   - Госпожа  моя,  пропавшие  депеши  и  соперничество  кланов...  могут  и
подождать до конца купания. Или,  может  быть,  ты  хочешь  предстать  перед
своими родичами такой, какая ты сейчас, - покрытой дорожной пылью?
   На этот раз ему все-таки удалось ее рассмешить.
   - Ах, мошенник! Уж конечно я не грязнее тебя,  ты-то  всю  дорогу  пешком
протопал!
   Кевин шутливо провел по своему лицу пальцем и внимательно изучил его:
   - Хмм... Да, пожалуй, цвет у меня сейчас  потемнее,  чем  при  выходе  из
Акомы.
   Мара изловчилась отщипнуть кусочек от мягкого бруска мыла и прилепить его
на нос любовника:
   - Тогда тебе тоже следовало бы помыться.
   Кевин огляделся по сторонам и с притворным сожалением сообщил: . - Что-то
я не вижу поблизости слуг, которые потерли бы мне спину, госпожа.
   Мара схватила мокрую губку и припечатала ее к лицу Кевина:
   - Полезай сюда, глупый.
   Широко улыбаясь, Кевин выронил мыло, сбросил одежду и забрался  в  ванну.
Он пристроился позади  Мары  и  подтянул  ее  поближе  к  себе;  его  пальцы
пустились в странствие по ее телу. Вздрогнув под этой немудреной лаской, она
прошептала:
   - Я-то думала, что ты собираешься смыть дорожную пыль...
   Его руки скользнули под водой глубже.
   - А кто сказал, что купание должно быть неприятным?
   Не  покидая  кольца  его  рук,  она  повернулась,  потянулась  к  нему  и
поцеловала своего ненаглядного варвара. И очень  скоро  тревоги  о  клановых
распрях были позабыты, когда она растворилась в блаженстве,  которое  дарила
ей любовь.

***

   Взмахом руки Мара  приказала  носильщикам  остановиться  перед  входом  в
Палату Совета. Охрана окружила ее плотным строем, и старая  служанка  внесла
последние исправления в парадное облачение и прическу госпожи.  В  авангарде
процессии ожидали Люджан  и  пятеро  воинов;  Кевин  стоял  позади  открытых
носилок  Мары,  и  из-за  ее  высокого,  украшенного  драгоценными   камнями
головного убора он не мог рассмотреть зал, куда им предстояло войти.  Однако
даже вестибюль, где они находились, являл собой зрелище, достойное внимания.
Такого великолепия  Кевин  еще  не  видел.  Здание  Высшего  Совета  было  в
Кентосани одним из самых впечатляющих. Оно занимало чуть ли не больше места,
чем вся усадьба Акомы; его высокие коридоры были подобны  ущельям  в  горах.
Каждую арку и каждый дверной проем обрамляли резные барельефы с изображением
фантастических  существ,  которые,  согласно  древним   поверьям,   обладали
способностью отгонять зло. Мозаичные полы и потолки  поражали  совершенством
орнамента; фрески на стенах воспроизводили разнообразные  эпизоды  цуранской
истории. На многих из  них  были  изображены  воины,  носящие  цвета  семьей
Ксакатекас и Минванаби; кое-где Кевин узнавал среди  участников  тех  давних
событий и отряды в зеленых доспехах Акомы. Лишь недавно  научившийся  ценить
великие традиции Империи, Кевин испытывал странное  чувство  причастности  к
чужому миру.
   Этот город-дворец, с собственными входами и залами собраний, независимыми
от Палаты как таковой, охранялся ротами  солдат,  набранными  из  гарнизонов
всех властителей, входящих в Высший Совет. Вдоль коридоров были  расставлены
вооруженные воины в доспехах, отличающихся сотнями сочетаний  геральдических
цветов. Все они были приведены к присяге, обязывающей их  поддерживать  мир,
не примыкая ни к одной из враждующих  сторон,  в  случае  если  какие-нибудь
словесные споры перерастут в  стычку;  однако  каждый  властитель  прекрасно
сознавал, что рассчитывать на неукоснительное соблюдение этой  присяги  было
бы рискованно, ибо в системе цуранских  ценностей  преданность  дому  стояла
неизмеримо выше такого абстрактного понятия, как честная игра.
   Кевин потерял счет кокардам и цветам задолго до того,  как  кортеж  Акомы
втянулся в вестибюль. Когда он стоял лицом к лицу с воинами-цурани  на  поле
боя в своей стране, неприятельские армии  казались  совершенно  однородными.
Однако сейчас в этом вестибюле он насчитал десятки незнакомых  по  расцветке
доспехов, представляющих семьи одного лишь клана Хадама.
   Из-за двери послышался голос, возвестивший:
   - Властительница Акомы!
   Вслед за этим загремели два огромных барабана. Люджан жестом подал  своим
людям команду выступать церемониальным шагом, в ногу. Когда носильщики  Мары
двинулись вперед, Кевин успел увидеть барабанщиков.
   Они стояли по обе стороны от широкой входной арки, одетые в некое подобие
древних звериных шкур. В руках у них мелькали молоточки из резной  кости,  а
сами барабаны были изготовлены из раскрашенной кожи,  натянутой  на  спинные
панцири гигантских черепах, обращенные выпуклостью друг к другу.  Опорой  им
служили треножники в виде ящеров, ощетинившихся шипами.
   Положение невольника из варварского мира порой имело  свои  преимущества:
никого не удивляло, что Кевин вертит головой и таращит  глаза.  Если  раньше
его поразили коридоры и переходы, то  зрелище  зала  собраний  его  попросту
ошеломило: круглый купол, венчающий Палату, опоясывающие ее верхние  галереи
со скамьями из полированного дерева и расположенные ниже галереи-колоннады с
креслами, не  уступающими  тронам.  Эти  галереи  напомнили  Кевину  трибуны
стадиона в Вабоне, где во  время  городских  ежегодных  ярмарок  проводились
праздничные состязания и где были отмечены линии старта и  финиша  лошадиных
бегов. Места, отведенные самой незначительной семье  в  Империи,  ничуть  не
уступали по великолепию баронской ложе. Самые широкие галереи находились  на
нижних уровнях,  ближайших  к  центральному  помосту,  и  многие  ложи  были
ограждены   невысокими   драпировками   с   нарисованными    или    вышитыми
династическими символами - чтобы шпионы, находящиеся позади или по бокам, не
могли по движениям губ разобрать, что там говорится. Благодаря широким,  как
прогулочная дорожка, проходам между ложами, исполнители  поручений  и  гонцы
могли без помех добираться туда, куда их посылают господа. Огромные  размеры
помещения были  порождены  необходимостью:  Кевина  потрясло  многолюдье.  В
нижних ярусах толпились властители в полном боевом  облачении.  Яркие  цвета
доспехов, головные  уборы  с  колышущимися  перьями  и  блеском  драгоценных
каменьев - все это создавало подлинный праздник для глаз.
   Кевин заставил  себя  закрыть  разинутый  рот.  И  это  было  всего  лишь
собранием клана!
   Мара когда-то пыталась объяснить ему суть  внутриклановых  отношений;  из
долгого  и  маловразумительного   разговора   Кевин   вынес   лишь   смутное
представление о том, как определяется принадлежность всех этих важных господ
к какому-то клану. Насколько он мог понять, где-то во мгле  веков,  на  заре
истории их предки были  кузенами.  Связанные  по  рукам  и  ногам  обычаями,
которые представляли собою  клубок  противоречий,  они  цеплялись  за  такую
систему взаимоотношений, которая, на взгляд мидкемийца, безнадежно устарела,
и если в древние времена она еще имела какой-то  смысл,  то  сейчас  свелась
просто к церемониальной формальности. Однако  когда  Кевин  поделился  своим
заключением с Марой, она стала убеждать его,  что  преданность  клану  -  не
фантом.  Перед  лицом  серьезной   опасности   отдельные   семейные   группы
объединяются,  готовые  погибнуть  в  кровопролитных  битвах,  защищая  свой
труднообъяснимый клановый кодекс.
   Именно настоятельная потребность в таких  междусемейных  связях  породила
Большую Игру, ибо, если уж задета честь клана,  ни  одна  семья  не  посмеет
пренебречь узами кровного родства.

***

   После того  как  они  миновали  вестибюль,  Кевин  смог  наконец  окинуть
взглядом всю палату и почувствовал себя в этом грандиозном  сооружении  чуть
ли не карликом. Затем его внимание привлек человек  в  свободно  ниспадающих
одеждах и в массивном головном уборе с плюмажем из желтых и зеленых  перьев.
Этот  вельможа,  занимающий  место  на  помос