ужья Бантокапи?
   Не должна ли она усмотреть в этом запутанном, грязном клубке политических
страстей  кару  богов  за  ее  тщеславие?  Неужели  боги  наказывают  ее  за
неистовое, всепоглощающее стремление сохранить  имя  и  честь  семьи  Акома?
Неужели богам не угодна ее изматывающая борьба, начавшаяся с того,  что  она
принесла в жертву жизнь первого мужа? Никого  не  посвящая  в  свой  опасный
замысел, она поставила ему такую ловушку, из которой у него  не  было  иного
выхода, кроме смерти. Не проклинал ли он молча имя Акомы в  тот  миг,  когда
упал на свой меч? Мару пробрал озноб. Может быть, все давно предрешено и  ее
дети умрут, как Айяки, - так же как он, ставшие жертвами Игры Совета?
   Плечи Мары содрогались, ее душили рыдания. Все  эти  годы  каждый  ход  в
Большой Игре приводил к тому, что ставки становились выше и выше.  И  теперь
только императорский трон мог бы обеспечить  безопасность  ее  семьи.  Чтобы
спасти  детей,  она  должна  изменить  течение  самой  истории  и  отбросить
многовековые традиции. Она чувствовала себя слабой и уязвимой и  все  глубже
погружалась в омут отчаяния. Но краткие  минуты  душевных  метаний  истекли;
если она хочет выжить и обнять своих детей по эту  сторону  Колеса  Жизни  -
надо действовать.
   К паланкину вернулся Сарик с охапкой позаимствованных доспехов.
   - Госпожа, - мягко произнес он,  -  придется  поспешить.  Ближайший  улей
чо-джайнов находится на расстоянии полутора дней ходу. Если мы хотим попасть
в Кентосани, пока это еще имеет смысл, нельзя терять ни секунды.
   Мара обратила внимание, что  ее  советник  и  сам  облачился  в  доспехи.
Наблюдательный Сарик перехватил ее удивленный взгляд.
   - Когда-то я был солдатом, - объяснил он. - И могу снова стать им. Я  еще
не разучился владеть оружием. И тебе не кажется, что маленькая группа быстро
идущих воинов привлекает меньше внимания, если среди них не затесался некто,
одетый как подобает персоне высокого ранга?
   Привычка Сарика выражать свои мысли в виде вопросов  сделала  свое  дело:
отвлекла Мару от задач, не имеющих решения. Вынужденная  отвечать,  несмотря
на все свои тревоги, Мара признала, что Сарик поступил умно, приняв  обличье
воина:
   - Да сохранят нас боги, лишний меч очень может нам пригодиться.
   Переодетый  советник  со  знанием  дела  застегнул   пряжки   на   кирасе
властительницы Акомы, в то время как мальчик-водонос, как  всегда  во  время
короткого привала, выполнял свой обход с ведром и ковшом, старательно  делая
вид, что ничего особенного не происходит.

***

   Люджан соскользнул со спины чо-джайна. Он слегка пошатнулся от усталости.
Однако его тут же подхватил и помог удержаться на ногах часовой, стоявший на
посту перед входом в командный шатер.
   - Где командир легиона Ирриланди? - прохрипел  военачальник  Акомы.  -  Я
привез приказы от госпожи Мары.
   Явился запыхавшийся дежурный офицер  патрульной  службы.  Ему  достаточно
было одного взгляда на полководца Акомы, чтобы понять, насколько тот измучен
дальней дорогой, и он поспешил усадить Люджана как можно удобнее на  подушку
в тени.
   - Ирриланди ушел  с  разведывательным  патрулем.  Поступили  донесения  о
перемещениях  в  войсках  Анасати.  Он  пожелал  сам  посмотреть,  что   там
происходит, - доложил дежурный.
   - Отправь самого быстрого гонца, пусть приведет  его  назад!  -  приказал
Люджан.
   Слуги принесли из командного шатра холодную воду и полотенца. Люджан взял
питье, затем жестом приказал, чтобы они позаботились  о  чо-джайне,  который
его привез. Когда, прополоскав  рот,  он  освободился  от  пыли,  забивавшей
горло, голос у него окреп, и он крикнул вдогонку отошедшим слугам:
   - Что бы ни понадобилось этому существу, последите, чтобы ему  ни  в  чем
отказа не было!
   Слуги с поклоном удалились и захлопотали вокруг усталого чо-джайна.
   Люджан похлопал себя по  бедрам,  желая  хоть  немного  размять  затекшие
мышцы. Быстро и четко он отдавал команды, и весь лагерь мгновенно  пришел  в
движение.
   Люджан вызвал старшего по званию офицера и обрушил на него град вопросов.
   Ответы офицера были краткими и точными. Внимательно прислушиваясь  к  его
объяснениям, Люджан почувствовал, что  в  диспозиции  войск  противника  как
будто намечаются изменения. Вероятно, именно это и показалось подозрительным
бывалому Ирриланди.
   - Вот-вот, ты тоже это увидел. -  Тревожным  взглядом  офицер  следил  за
руками военачальника, сжимавшими рукоять  меча.  -  Хотя  одни  боги  знают,
почему властитель Анасати издал такой  приказ.  Ведь  его  войско  не  может
атаковать наши территории  или  наши  части,  не  вызвав  возмущения  Черных
Хламид.
   Люджан внезапно поднял глаза от карты:
   - Есть новости. Джиро  объявил  о  своих  правах  на  трон.  Чтобы  силой
подкрепить эти притязания, ему нужна армия у стен Кентосани.  Хотя,  будь  я
проклят, понять не могу, каким  образом  приказы  властителя  Анасати  столь
быстро доходят сюда из северной резиденции?
   Разведчик вытер пот с лица.
   - На этот вопрос я могу ответить. У него есть птицы.
   Люджан поднял брови:
   - Что?
   - Птицы, - настойчиво повторил разведчик. - Завезенные из  Мидкемии.  Они
приучены всегда возвращаться  домой,  а  нужное  сообщение  закрепляется  на
лапке. Они называются голуби. Наши лучники подстрелили  двух,  но  остальные
улетели.
   - Сообщения были зашифрованы? - спросил Люджан и тут же  сам  ответил  на
свой вопрос:
   - Ни одна из шифровок Анасати не раскрыта.
   Командир разведчиков только покачал головой.
   Люджан заставил себя встать, хотя каждое движение давалось с трудом.
   - Пойдем со мной, - приказал он командиру разведки и добавил, обращаясь к
дежурному офицеру:
   - Когда появится Ирриланди, пришли  его  ко  мне  в  командный  шатер,  к
песчаной карте.
   Полумрак внутри шатра не давал  никакого  облегчения:  дождь  кончился  и
духота  стояла  невыносимая.  Люджан  отстегнул  шлем.  Водой  из  чашки  он
побрызгал на волосы, и без того уже мокрые от пота.  Потом,  стерев  соленые
капли с ресниц, он облокотился на край стола с песчаной картой.
   - Тут все правильно? - Он кивнул в сторону ряда цветных фишек и  шелковых
флажков.
   - Утром уточняли по последним донесениям, - ответил разведчик.
   В шатре повисло молчание.  Люджан  прислушивался  к  звукам,  доносящимся
извне, - там воины собирались на смотр - и в то же время рассматривал карту.
   - Вот здесь, - произнес он. Его руки быстро переставляли фишки и  флажки.
- Равнина Нашика. Тут мы и начнем.
   Разведчик побледнел; у него перехватило дыхание.
   - Мы будем атаковать властителя Джиро?  Военачальник,  а  как  же  Черные
Хламиды?
   Люджан ни на секунду не прервал манипуляции с фишками:
   - Черные Хламиды пусть делают что хотят. Но по приказу нашей  госпожи  мы
будем атаковать. Если мы дрогнем или подведем ее, каждый солдат  этой  армии
лишится хозяйки и его ждет участь серого воина, на котором  лежит  проклятие
богов.
   Входной полог взметнулся, впуская пыльный вихрь, и сразу за  ним,  широко
шагая, вошел командир легиона  Ирриланди.  Худой  и  жилистый,  старый  воин
сбросил латные рукавицы и расположился за картой напротив военачальника.  Не
тратя слов на приветствия, он окинул цепким взглядом расположение фигурок:
   - Стало быть, атакуем! - Он был  немногословен,  как  всегда,  но  в  его
голосе слышалось  воодушевление.  -  Прекрасно.  С  первыми  лучами  солнца,
полагаю?
   Люджан поднял на заслуженного полководца суровый взгляд. Такую  суровость
Мара видела у него лишь  однажды  -  в  Чаккахе,  когда  он  шагнул  в  круг
поединка.
   - Не с первыми лучами солнца,  -  поправил  он.  -  Сегодня,  как  только
стемнеет.
   Ирриланди ухмыльнулся:
   - Темнота не обеспечит прикрытия. Черноризцев ты не одурачишь.
   - Верно, - согласился Люджан. - Но мы доставим себе удовольствие,  пролив
до  рассвета  столько  крови  Анасати,  сколько  сумеем.  Пусть   Всемогущие
разбираются, что здесь произошло, после того как проснутся и увидят, что  мы
тут натворили.
   Ирриланди изучал песчаную карту:
   - Равнина Нашика? Хороший выбор.
   - А тактика? - кратко осведомился Люджан. - Я  бы  хотел  выслушать  твое
мнение до того, как мы соберем офицеров на совет.
   Ирриланди не понадобилось время на размышления.
   - Бьемся широким растянутым фронтом, малыми группами. У каждой  группы  -
свое направление атаки. Людей у нас достаточно, и мы сможем рассылать гонцов
сотнями, с тем  чтобы  приказы  и  донесения  своевременно  доставлялись  по
назначению. На этот раз - никаких "направлений главного удара": вместо этого
- обманные маневры, мнимые перемены позиций. Врагам должно  показаться,  что
их лупят со всех сторон!
   Люджан не сразу уразумел суть предложения Ирриланди, но быстро  понял,  к
чему тот клонит. Запрокинув голову, он восхищенно расхохотался:
   - Ах ты, хитрый старый сын харулта! Это лучший из всех советов, который я
получил за годы службы. Создадим побольше  неразберихи  по  всему  фронту  и
хорошенько потреплем воинство Анасати.
   - Если мы собираемся заставить Ассамблею испепелить нас, давай  прихватим
с собой в чертоги Туракаму побольше врагов,  чтобы  родилась  великая  песнь
чести. - Лицо Ирриланди сохраняло такую невозмутимость, что рядом с ним даже
Кейок показался бы воодушевленным. - Будем надеяться, что наш план  принесет
свои плоды.
   Послеполуденные часы прошли  в  бурной  деятельности,  которой  руководил
главным  образом  Ирриланди,  поскольку  Люджан   воспользовался   последней
возможностью поспать. Хотя полученный приказ по существу мало  отличался  от
смертного приговора, ни один солдат из многотысячного войска Мары не  сделал
попытки уклониться от предназначенной ему судьбы. Для любого цурани гибель в
сражении считалась высшей из почестей, которых может удостоиться воин.  Если
род Акома продлится, если возрастут его престиж и мощь, это будет для любого
из них вернейшим способом  занять  более  высокое  положение  при  следующем
обороте Колеса Жизни.
   "Забавно, - подумал Люджан, когда на закате,  поднявшись  с  циновки,  он
торопливо подкреплялся в ожидании сражения, -  что  именно  эти  традиции  и
верования, которым привержены воины, Мара намерена изменить,  если  Джастину
суждено выжить и стать следующим Светом Небес".

***

   Закат окрасил небо золотом и медью, затем его сменила звездная ночь.  Под
покровом темноты воины Мары заняли новые позиции  на  краю  равнины  Нашика.
Приказ атаковать врага был отдан без слов.
   Не звучали горны, не били барабаны, и солдаты не провозглашали  ни  имени
властительницы,   ни   боевых   кличей.   Величайшая   битва   в   споре   о
престолонаследии началась без фанфар, которые обычно  сопровождали  войну  в
Цурануани.
   Единственным предвестником неотвратимого  столкновения,  который  мог  бы
насторожить командиров армии Анасати, был  громоподобный  топот  тысяч  ног,
когда отряды Акомы двинулись  на  врага.  Однако  на  сей  раз  армия  Джиро
оказалась без поддержки превосходной разведки  Чимаки,  и  потому  командиры
пришли к очевидному заключению: Акома перестраивается, готовясь к  атаке  на
рассвете.
   А  тем  временем  ночь  огласилась  звоном  мечей  и  криками  смертельно
раненных. Битва была жестокой и беспощадной. За первый час земля  вспенилась
грязью и потоками крови. Люджан и Ирриланди поочередно  наблюдали  за  ходом
сражения, стоя на высоком холме, и при свете  фонаря  передвигали  фишки  на
карте; тем временем прибывали и убывали гонцы с докладами и  распоряжениями.
Приказы выполнялись  без  промедления;  части  то  продвигались  вперед,  то
отступали,  увлекая  врагов  на  заведомо  невыгодные  для  Анасати  участки
равнины. Пыльный пол под столом был усыпан  разноцветными  фишками,  которые
военачальник и командир легиона сбрасывали со стола, считая потери,  которые
были огромными. Каждый воин сражался словно одержимый, предпочитая смерть  в
бою от вражеского меча риску погибнуть в пламени колдовского огня.
   Оба полководца Акомы, чередуясь, объезжали на чо-джайне поле  боя,  чтобы
поддержать в отрядах боевой дух и отдавая приказы  о  присылке  подкреплений
туда, где это было особенно необходимо.
   Взошла луна,  освещая  равнину  медно-золотыми  лучами.  Там,  где  людей
осталось  слишком  мало,  чтобы  сохранять  хоть   какой-то   строй,   битва
рассыпалась на отдельные стычки между воинами, выкрикивающими имена Мары или
Джиро. Цвет доспехов в темноте  был  неразличим,  и  почти  невозможно  было
определить, где друг и где враг. Мечи потемнели от  крови;  требовалась  вся
многолетняя выучка опытного солдата, чтобы  нанести  верный  удар.  Глаз  не
успевал следить за игрой клинков.
   Наступивший рассвет с трудом пробивался  сквозь  пелену  тумана  и  пыли.
Широкая равнина была усеяна телами раненых и убитых. Живые подбирали  оружие
павших, чтобы заменить свои сломанные клинки.
   Склонившись над песчаной  картой,  Люджан  протер  глаза,  слезящиеся  от
попавшей туда пыли.
   - Они потеряли больше, чем мы,  но,  по-моему,  число  убитых  у  Анасати
превышает наши потери в лучшем случае на триста бойцов.
   Военачальнику немало досаждала рана на запястье, хотя  он  и  не  помнил,
каким образом ее получил. Сделав над собой усилие, он  вернулся  к  изучению
карты. Если численность войск из-за потерь сократилась, то за последние часы
тактическая обстановка стала более сложной.
   Обратившись к Ирриланди, он предложил:
   - Если чо-джайн согласен еще разок пробежаться,  пусть  отвезет  тебя  на
западный фланг. Забери оттуда половину роты и отправь этих солдат на  помощь
сотнику Канадзиро. - Он указал в центр поля, где шел  особенно  ожесточенный
бой. - На его отряды усилился натиск Анасати.
   Ирриланди отсалютовал и удалился поговорить с чо-джайном; они  обменялись
парой слов, и инсектоид умчался с командиром легиона на спине.
   Люджан устало прислонился к столу.
   Где-то сейчас Мара, думал он. Удалось ли  ей  благополучно  добраться  до
туннелей чо-джайнов? А если нет  -  не  случилось  ли  так,  что  черноризцы
захватили ее, а  он  и  не  знает!  К  этому  часу  Джастин,  возможно,  уже
унаследовал мантию Акомы, а самые  высокопоставленные  сподвижники  Мары  об
этом и понятия не имеют! Быть может, для них уже все кончено - а на  равнине
Нашика люди сражаются и гибнут ни за что.
   Эти мысли, порожденные напряжением всех сил и усталостью, отравляли душу.
Люджан  заставил  себя  заняться  перестановкой  фишек  на  карте  и   более
внимательно прислушаться к донесению очередного разведчика о  ходе  боя.  На
сей раз, по его сообщению, армия Акомы потеснила неприятеля. Пятью  минутами
позже отвоеванный холмик опять будет потерян, как это уже не  раз  бывало  в
течение ночи, казавшейся бесконечной.
   Солнце уже взошло и поднималось все выше, когда Люджан почувствовал,  что
его шеи коснулось некое дуновение, и почти сразу  сообразил,  что  жужжание,
которое он слышит, вовсе не шум в ушах, порожденный безмерной  усталостью  и
долгими часами без сна. Обернувшись, он увидел в нескольких  шагах  от  себя
троих в черных хламидах.
   Младший из них, с худым скуластым лицом, решительно шагнул вперед.
   - Военачальник, - торжественно провозгласил он, - я ищу твою госпожу.
   Люджан  согнулся  в  поклоне.  На  его  лице  изобразилось  благоговение,
смешанное со страхом. Прокашлявшись, чтобы очистить горло от пыли, он сказал
чистую правду:
   - Моей госпожи здесь нет.
   Маг подошел ближе. Люджан обратил внимание на его ноги, обутые  в  мягкие
домашние туфли на тонкой кожаной подошве, совсем не подходящие для  хождения
вне дома. От этого случайного наблюдения Люджана кинуло в дрожь. Маг  ожидал
немедленного и беспрекословного повиновения и полагал,  что  для  достижения
цели ему будет достаточно сделать всего лишь несколько шагов.
   Люджан слышал, как неистово колотится сердце, и чувствовал, как  холодный
пот выступает у него на лице; однако он заставил  себя  призвать  на  помощь
рассудок. Они - могущественные люди, но все-таки люди, напомнил он себе.  Он
облизнул сухие губы и вспомнил о смертном  приговоре,  который  ему  некогда
пришлось привести в исполнение. Будучи серым воином, он должен  был  казнить
человека за преступление против шайки товарищей по несчастью и  сделал  это,
но  до  сих  пор  не  мог  забыть,  как  трудно   оказалось   нанести   удар
приговоренному  к  смерти.  Люджану  оставалось  лишь  надеяться,  что  даже
Всемогущий может заколебаться, прежде чем отнимет чужую жизнь.
   Военачальник Акомы сохранял неподвижность, хотя  его  мышцы  предательски
дрожали. В нем боролись два побуждения:  мужественно  встретить  угрозу  или
поддаться слабости и убежать.
   Маг постукал по полу остроконечным, загнутым вверх носком туфли.
   - Нет? - резко переспросил он. - В момент ее триумфа?
   Люджан опустил голову  и  неловко  пожал  плечами.  Понимая,  что  каждая
секунда, выигранная здесь, может оказаться спасительной для госпожи, он даже
заставил себя говорить медленно:
   - Победа  еще  не  завоевана.  Всемогущий.  -  Он  замолчал  и  деликатно
откашлялся. - Я не вправе просить объяснений у госпожи, Всемогущий. Ей одной
дано знать, какие дела требуют ее присутствия в том или ином месте, вот  она
и передала в мои жалкие руки командование на время этого боя.
   - Кому нужен этот дурацкий лепет, Акани! -  рявкнул  второй  маг.  Люджан
увидел вторую пару ног, обутых в сапоги мидкемийского покроя. Из всей тройки
этот рыжеволосый маг отличался самым высоким ростом  и,  по-видимому,  самым
нетерпеливым и вспыльчивым нравом. - Мы только зря теряем время. Нам  и  так
известно, что Мара в своем паланкине продвигается на север, в  Кентосани.  С
этого холма и дураку видно, что война между Акомой и Анасати в разгаре.  Нам
выказали   открытое   неповиновение,   и   наказание   должно    последовать
незамедлительно!
   Черноризец по имени Акани ответил более сдержанно:
   - Успокойся, Тапек. Зачем принимать поспешные решения?  Эти  армии  ведут
бой, тут и сомнений быть не может, но ведь никто  из  нас  не  видел  начала
сра-жения, и поэтому мы не знаем, кто был нападающей стороной.
   - Ах вот как, еще один спорный вопрос, - процедил Тапек  сквозь  зубы.  -
Они дерутся, а наш указ запрещает вооруженные столкновения  между  Акомой  и
Анасати!
   После короткого молчания, во время которого  маги  обменялись  буравящими
взглядами, Акани вновь обратился к Люджану:
   - Расскажи мне, что тут происходит.
   Люджан приподнял голову от земли ровно настолько, чтобы, скосив глаза, он
мог хоть что-нибудь видеть сквозь пыль, разносимую ветром.
   - Это ближний бой, Всемогущий. Враг  занимает,  вероятно,  более  сильные
позиции. Но у Акомы численное превосходство. Временами я думаю,  что  победа
достанется нам, но порой впадаю в отчаяние и молюсь Красному богу.
   - Этот воин считает нас болванами, - возмутился  Тапек.  -  Он  хитрит  и
изворачивается, как торгаш, который пытается всучить покупателю всякий хлам.
- Он пнул Люджана в плечо сапогом с  деревянными  накладками.  -  Воин,  как
началось это сражение? Вот о чем мы тебя спрашивали.
   Люджан распростерся у ног грозного мага, упершись лбом  в  землю,  но  от
своего не отступал:
   - На это может ответить только  моя  госпожа.  В  этом  еще  нельзя  было
усмотреть открытого неповиновения самым могущественным людям в Империи,  ибо
он позволил себе истолковать вопрос Тапека в самом широком смысле: ведь Мара
действительно никогда не  рассказывала  ему  о  возникновении  вражды  между
домами Акомы и Анасати.  Подобные  истории  относились  скорее  к  ведомству
Сарика. Продолжая изображать послушного служаку, Люджан молился, чтобы никто
из магов не поставил вопрос иначе: кто  первым  бросил  войска  в  атаку  на
равнине Нашика.
   Рискнув украдкой взглянуть наверх, Люджан постарался увидеть  черноризцев
теми же глазами, какими привык оценивать новобранцев. Вот Акани