но тот лишь  покачал
головой. Ему было бы легче выдержать схватку с врагом, чем испытать на  себе
крутой нрав старухи.
   Когда дверная створка скользнула в сторону, Мара даже  отпрянула:  из-под
груды перин и подушек снова раздался гневный вопль.
   - Ах, это ты, госпожа, - через  мгновение  опомнилась  Накойя.  -  Прости
меня, старую: я-то подумала, что это помощники лекаря  пришли  пичкать  меня
зельями. - Она вытерла платком покрасневший нос и добавила:
   - Да еще ходят тут всякие доброхоты со своими соболезнованиями.
   Советница зашлась в жестоком приступе кашля. Ее седые  космы  разметались
по подушке, воспаленные глаза слезились, скрюченные пальцы судорожно сжимали
край одеяла. Однако при виде Кейока она не на шутку возмутилась:
   - Госпожа! Если женщине нездоровится, мыслимое ли дело - впускать  к  ней
мужчину, да еще без предупреждения! - Побагровев от гнева, первая  советница
все же не стала прятать лицо, а напустилась на Кейока:
   - А ты, старый греховодник! Куда тебя несет? Бесстыжие твои глаза!
   Мара опустилась на колени у ее ложа. Всегда стойкая и несгибаемая, Накойя
сейчас казалась совсем маленькой, тщедушной и слабой.
   - Матушка, - госпожа погладила ее морщинистую руку, - я потревожила  тебя
только потому, что мне срочно нужен совет.
   От этих слов Накойя тут же забыла обиду.
   - Что случилось, дочь моя? - Советница села и сразу закашлялась.
   - Мы получили известие о смерти Текумы Анасати. Полгода он был прикован к
постели, и вот болезнь взяла над ним верх.
   У  Накойи  вырвался  глубокий  вздох.  Она  углубилась  в  себя,   словно
предаваясь потаенным раздумьям или воспоминаниям.
   - Жаль его. Не смог больше бороться за свою жизнь. Это был храбрый воин и
достойный противник.
   Щуплое тело Накойи содрогнулось от приступа кашля.  Она  хотела  добавить
что-то еще, но Мара ее опередила:
   - Как ты считаешь, не стоит ли мне поискать подходы к Джиро?
   Накойя сжала пальцы.
   - Что тебе сказать, дочь моя?.. Он с давних пор таит на тебя злобу,  ведь
ты в свое время предпочла ему младшего брата; но с другой  стороны,  это  не
такой одержимый, как Тасайо. Теперь, когда на его плечи легло бремя  власти,
он, возможно, и прислушается к голосу здравого смысла.
   Вдруг из-за порога раздался голос Кевина:
   - В человеческой натуре место есть для всякой дури. Это надо бы помнить.
   Накойя метнула в  его  сторону  испепеляющий  взгляд.  Как  ни  была  она
раздосадована тем, что старый Кейок увидел ее в столь жалком виде,  стерпеть
присутствие молодого мидкемийца оказалось еще труднее. Однако она  не  могла
дать волю гневу. Этот дерзкий раб, не признающий  цуранских  обычаев  и  так
некстати заполонивший  сердце  госпожи,  отличался  острым  умом  и  неплохо
разбирался в людях.
   Советница нехотя согласилась:
   - У твоего раба... бывают разумные мысли, дочь моя. Пока Джиро не проявит
добрую волю, не стоит ему особенно доверять. Анасати испокон  веков  с  нами
враждовали,  правда  никогда  не  нападали  из-за   угла.   Тут   необходима
осмотрительность.
   - Как же мне поступить? - Мара вконец растерялась.
   - Пошли ему письмо с соболезнованиями, - подсказал Кевин.
   Госпожа и первая советница обернулись к нему в молчаливом недоумении.
   - Письмо с соболезнованиями, - повторил Кевин и запоздало сообразил,  что
у цурани такого нет и  в  помине.  -  У  нас  принято  писать  родственникам
покойного, что мы разделяем их утрату и скорбим вместе с ними.
   - Странный обычай, - заметил Кейок, - однако он не противоречит  понятиям
чести.
   Накойя просветлела  лицом.  Задержав  взгляд  на  Кевине,  она  с  трудом
перевела дух и высказала свое суждение:
   - Умно, очень даже умно. Такое письмо позволит наладить отношения с Джиро
и вместе с тем ни к чему нас не обяжет.
   - Можно и так сказать. - Кевина удивило, что простая мысль  о  сочувствии
причудливо искажается в цуранском сознании, становясь оружием в Игре Совета.
   Мара тоже приняла его идею:
   - Напишу-ка я ему прямо сейчас.
   Однако  она  не  двинулась  с  места.  Ее  ладонь  по-прежнему  накрывала
узловатые пальцы Накойи, а взгляд блуждал по оконному переплету.
   - Что тебя гложет? - спросила старая советница; в  душе  она  по-прежнему
оставалась заботливой нянькой, и  чутье  никогда  ее  не  обманывало.  -  Ты
давным-давно вышла из того  возраста,  когда  нужно  стесняться,  дочь  моя.
Говори начистоту!
   Мара почувствовала  жжение  в  глазах.  Ей  было  непросто  приступить  к
неотложному делу.
   -  Надо  подыскать...  среди  домочадцев...  толкового  человека,   чтобы
обучить...
   Советница все поняла.
   - Ты хочешь сказать, мне пора готовить  себе  замену,  -  сказала  она  с
жестокой прямотой.
   Мара не запротестовала. Накойя стала для нее  второй  матерью;  казалось,
она  всегда  будет  рядом.  Хотя  они  вскользь  уже  касались  этой   темы,
властительница сколько могла откладывала серьезный разговор. Но бремя власти
настоятельно требовало принять окончательное решение.
   Впрочем, Накойя и тут хранила трезвую рассудительность.
   - Я стала совсем плоха, дочь моего сердца. Все  кости  ломит.  Служить  в
полную силу уже не могу. Но чтобы спокойно умереть, мне нужно увидеть  рядом
с тобой надежного человека.
   - Красный бог тебя к себе не возьмет, - вставил Кевин. - Побоится!
   - Не смей богохульствовать!  -  прикрикнула  советница,  но  не  сдержала
улыбку.
   Напрасно она убеждала  себя,  что  варвар  -  это  пустое  место.  Такому
красавцу многое прощалось, да и его преданность госпоже могла  тронуть  кого
угодно.
   Мара решилась:
   - Кейок вполне подошел бы...
   Но бывалый воин перебил ее с неожиданной теплотой:
   - Да ведь  мы  с  Накойей  почти  что  ровесники,  Мара.  -  Имя  госпожи
прозвучало в его  устах  без  малейшего  намека  на  фамильярность.  -  Меня
давным-давно взял на службу твой отец. Когда я потерял ногу,  моя  жизнь  не
окончилась, а, наоборот, приобрела новый смысл - только благодаря тебе. Но я
ни за что не стану  злоупотреблять  твоим  расположением.  -  В  его  голосе
зазвучала привычная твердость. - Благодарю за честь,  но  мне  не  по  плечу
мантия первого  советника.  Тебе  нужен  сильный,  здравомыслящий  помощник,
который на долгие годы останется рядом. А наш век уже прожит.
   Мара застыла, не отпуская  руку  Накойи.  Кевин  собирался  сказать  свое
слово, но Кейок мягким жестом его остановил.
   - Когда военачальник муштрует  молодых  офицеров,  он  не  должен  делать
никаких скидок. Согласись, госпожа, от советника  требуется  нечто  большее,
чем слепое повиновение: ему надлежит знать все нужды Акомы и  разбираться  в
хитростях Игры Совета. У меня, как и у Накойи, нет своих детей. Так  неужели
ты откажешь нам в праве воспитать себе преемников? В этом мы найдем утешение
своей старости.
   Мара перевела взгляд с Кейока на первую советницу. Старики заговорщически
переглянулись, и Мара заподозрила, что вопрос уже не раз обсуждался  без  ее
участия.
   - Ох ты, хитрая солдатская душа! У тебя уже кто-то есть на примете?
   - Да, не без этого, - согласился Кейок. - Есть один  воин;  он  мастерски
владеет мечом, но для ратного дела не годится. Слишком много думает.
   - Все ясно: служит укором остальным да к тому же  несдержан  на  язык,  -
вслух заключил Кевин. - Я его знаю?
   Кейок не счел нужным отвечать; он смотрел только на Мару.
   - Этот воин служит тебе верой и правдой, хотя и  вдали  от  усадьбы.  Его
двоюродный брат...
   - Это Сарик! - воскликнула Мара. - Кузен Люджана! Он и  впрямь  остер  на
язык; ты его отослал куда-то на край света, потому что двое таких  вместе...
- Она осеклась и заулыбалась. - Говори: это Сарик?
   Кейок прочистил горло.
   - Сообразительности ему не занимать.
   - Я больше скажу, госпожа, - не удержалась Накойя. - Он умен, как дьявол.
А какая память! Не забывает ни  единого  имени,  разговоры  помнит  слово  в
слово. Прямо-таки Люджан и Аракаси в одном лице!
   От мимолетного знакомства с Сариком у Мары осталось вполне  благоприятное
впечатление. Молодой воин умел расположить  к  себе  собеседника,  выделялся
хорошими манерами и несомненным так-том. Все эти качества были  незаменимыми
для будущего советника.
   - Похоже, вы за меня уже все решили. Что ж, полагаюсь на вашу мудрость. -
Не дав им сказать ни слова, Мара подняла руку и  тем  самым  положила  конец
обсуждению. - Передайте Сарику приказ явиться в  усадьбу  и  без  проволочек
займитесь его обучением. - Тут она вспомнила о послании из Анасати.  -  Надо
срочно написать Джиро. Ты мне поможешь? - обратилась она к Кевину.
   Мидкемиец устрашающе выкатил глаза:
   - Ни за что! Лучше я поймаю за хвост болотную змею!
   С этими словами  он  последовал  за  госпожой.  Кейок  задержался,  чтобы
пожелать Накойе скорейшего выздоровления, но  в  ответ  получил  лишь  новую
отповедь.

***

   Чимака, первый советник правителя Джиро Анасати, дочитал письмо до  конца
и свернул пергамент, сверкнув перстнями из полированных раковин.
   Джиро, который вполне освоился в роли властителя, некоторое время смотрел
куда-то в пространство, поигрывая  холеными  пальцами,  а  потом  спросил  с
видимым равнодушием:
   - Что ты на это скажешь?
   - Как это ни странно, господин, но, похоже, написано без задней мысли.  -
Чимака старался говорить кратко. - Твой отец и властительница Мара отнюдь не
были единомышленниками, однако всегда уважали друг друга.
   Руки Джиро замерли на шелковой подушке.
   - У отца было одно счастливое качество:  он  неизменно  видел  события  в
желаемом свете. Почему-то он считал Мару очень умной и по  этой  причине  ее
высоко ценил. Тебе, должно быть, это хорошо известно: ведь ты и сам  добился
нынешнего положения благодаря  тому  же  свойству  моего  отца.  -  Советник
поклонился, хотя слова  хозяина  прозвучали  весьма  сомнительной  похвалой.
Джиро в задумчивости теребил узорчатый пояс. - Мара хочет втереться к нам  в
доверие. Зачем?
   Чимака ответил, тщательно взвешивая каждое слово:
   - Рассуждая беспристрастно, мой господин, нужно  прежде  всего  отметить:
Мара дает понять, что между вашими семьями нет серьезных причин для  вражды.
Она готовит почву для взаимовыгодных переговоров.
   Джиро даже подскочил, забыв о напускном безразличии:
   - Как это нет серьезных причин для вражды? Разве гибель моего брата -  не
серьезная причина?
   Покрывшись холодным потом,  Чимака  с  величайшей  осторожностью  опустил
свиток на стол. Уж он-то должен был знать, что не гибель Бантокапи  породила
застарелую ненависть.  Братья  не  ладили  между  собой  с  самого  детства:
Бантокапи, более сильный, жестоко третировал Джиро.  Вдобавок  Мара  выбрала
себе в мужья именно Бантокапи  -  этого  Джиро  не  мог  ей  простить,  хотя
властительница Акомы руководствовалась в своем  выборе  недостатками,  а  не
достоинствами. Она отвергла более  умного  из  братьев,  отдав  предпочтение
недалекому Бантокапи, чтобы вертеть мужем в угоду собственным  амбициям.  Но
разве это имело хоть какое-то значение для того, кто с  детства  страдал  от
превосходства родного брата? Пусть Бантокапи уже  не  было  в  живых,  пусть
Джиро стал наследником имени Анасати - раны  детства  все  еще  кровоточили.
Джиро вечно оказывался вторым: по общественному положению -  после  старшего
брата Халеско, а по телесной силе - после нескладного драчуна Бантокапи.
   Чимака  не  осмелился  спорить.  В  отличие  от  покойного  отца  молодой
правитель думал только о самоутверждении и забывал  о  хитросплетениях  Игры
Совета.
   - О, разумеется, мой господин, эта  трагедия  никогда  не  изгладится  из
нашей памяти. Прости меня за неосторожные слова: я имел в виду букву закона,
а не родственные узы. Твой брат, надев мантию властителя  Акомы,  тем  самым
утратил принадлежность к роду Анасати. Строго говоря, его смерть не  нанесла
ущерба престижу твоего рода: получилось, что Мара  подстроила  гибель  главы
своего собственного дома. Еще раз прошу прощения за нечаянную дерзость.
   Джиро ничего не оставалось, как проглотить раздражение.  Первый  советник
снова вышел сухим из воды. Подчас его изворотливость переходила все границы.
Что из того, что его должность требовала именно такого  склада  ума?  Однако
досада молодого правителя лишь на короткое мгновение вырвалась наружу:
   - Ты по-своему хитер, Чимака. Но сдается  мне,  что  ты  больше  озабочен
удовлетворением собственного тщеславия, нежели возвышением дома Анасати.
   Этот  упрек  граничил  с  обвинением   в   предательстве.   Чимака   даже
забеспокоился.
   - Все мои помыслы направлены только на возвышение дома Анасати, хозяин. -
Дойдя до опасной черты, он счел за лучшее переменить тему.  -  Будем  ли  мы
писать ответ Маре, мой повелитель?
   Джиро небрежно кивнул:
   - Сообрази что-нибудь сам... Пусть имеет в виду, что я скорее  задеру  ей
юбку и спалю усадьбу, чем соглашусь... Нет,  этого  не  пиши.  -  Властитель
вовремя спохватился, хотя и не без отвращения. Всем  тонкостям  политической
игры он предпочел  бы  неприкрытое  выражение  своих  уязвленных  чувств.  -
Впрочем, поблагодари Мару за соболезнования. А Потом добавь, что из уважения
к памяти отца я возьму на себя сохранение его  обязательств.  Пока  жив  мой
племянник, я не стану враждовать с  Акомой.  -  Немного  поразмыслив,  Джиро
продолжил со злобной усмешкой:
   - Однако дай ей понять: для меня, в  отличие  от  отца,  жизнь  Айяки  не
представляет особой ценности. Если моему племяннику будет грозить опасность,
он не найдет защиты у воинов Анасати.
   - Я подберу подобающие слова, мой господин, - с поклоном заверил Чимака.
   Отпустив советника, Джиро поспешил вернуться в библиотеку. Среди богатого
собрания  свитков  он  чувствовал  себя  увереннее,   чем   в   политических
лабиринтах.
   Между тем первый советник дома Анасати удалился к  себе  в  клетушку.  За
колченогим столом уже сидел счетовод, корпевший над  грифельными  дощечками.
На другом столе, придвинутом вплотную к  спальной  циновке,  лежали  бумаги,
рассортированные  по  трем  стопкам:  расписки,  текущие  счета  и   срочные
донесения.
   Внимание Чимаки привлекло верхнее письмо в последней  стопке.  Он  дважды
пробежал глазами скупые строки и удовлетворенно хохотнул.
   -  Ага!  Наконец-то  тайное  стало  явным!  -  Повернувшись  к  счетоводу
(который, несмотря на молодость, успел стать доверенным  помощником  первого
советника благодаря своему усердию), Чимака пояснил:
   - Мару из Акомы словно хранит сама судьба. Теперь мы знаем, в чем причина
такого везения.
   Счетовод близоруко сощурился:
   - И в чем же, господин?
   Чимака опустился на любимую подушку, протертую почти до дыр.
   - Мой человек в Сулан-Ку заметил, как приказчик, состоящий  на  службе  у
Минванаби, тайком сунул записку одному из слуг Акомы. Какой отсюда вывод?
   Счетовод тупо моргал глазами. Сложные расчеты  давались  ему  легче,  чем
простые рассуждения.
   - Неужели шпион?
   -  И  скорее  всего  не  один.  -  Оказавшись  в  своей  стихии,   Чимака
назидательно поднял палец. - Стало быть,  не  мне  одному  удалось  внедрить
соглядатая в дом Минванаби.
   Воспоминание  было  не  из  приятных,   поскольку   опытная   куртизанка,
подосланная к Джингу, в конечном  счете  испортила  все  дело.  Она  сыграла
роковую роль в судьбе властителя Джингу, - впрочем, первого советника это не
смутило. В отличие от своего хозяина, который люто  ненавидел  Мару,  Чимака
рассматривал Игру Совета как обычную забаву, разве что  более  хитроумную  и
менее  предсказуемую,  чем  любая  другая.  К  примеру,  в  настоящее  время
следовало остерегаться Минванаби. Ведь во  всей  Империи  не  было  человека
опаснее, чем Тасайо, который был наделен не только властью, но и дьявольским
умом.
   Взяв кисточку и чистый пергамент, Чимака приступил  к  делу.  Он  выводил
каллиграфические строчки не хуже писца: "Нам противостоит незаурядный игрок,
точнее - двое, ибо наш повелитель горит желанием. расправиться и с Марой  из
Акомы, и с Тасайо из Минванаби.  Будем  действовать  по  обстоятельствам.  Я
прикажу своему человеку в Сулан-Ку не  спускать  глаз  с  этого  приказчика,
чтобы выследить, через кого Мара получает донесения. - Немного  подумав,  он
продолжил:
   - Наш молодой хозяин повелел разыграть партию на троих. Приложим к  этому
все свои старания. Чем труднее игра, тем дороже победа".
   Тут он заговорил вслух, обращаясь не то к себе самому,  не  то  к  своему
осведомителю Каваи:
   - Видят боги, семья Анасати завоевала прочное положение в Империи  отнюдь
не потому, что Текума отличался какими-то особыми талантами. Если  бы  Джиро
по примеру отца предоставил мне  свободу  действий...  -  Эта  мысль  так  и
осталась незаконченной.
   Счетовод благоразумно промолчал. До его ушей и  прежде  доносились  такие
тирады, но он не вникал в их суть. В его скромном положении следовало  знать
свое место и держать язык за зубами. Да  это  и  к  лучшему:  временами  ему
казалось, будто первый советник нелестно отзывается  о  властителе.  Молодой
помощник всегда говорил себе, что ему  это  просто  послышалось.  И  впрямь,
разве мог бы вероломный человек возвыситься до такого ранга?
   Закончив послание, Чимака сказал:
   - Теперь можно написать и госпоже Маре. Пусть до поры  до  времени  живет
спокойно, не рассчитывая, однако, на нашу дружбу. - С  мечтательным  вздохом
он вполголоса произнес:
   - Вот бы с кем поработать, а?
   И снова помощник счел за лучшее отмолчаться.

***

   Строй воинов в синих доспехах замер  у  входа  в  господский  дом.  Кевин
издалека смотрел, как солдаты Шиндзаваи  салютуют  его  госпоже.  Их  офицер
легко  взлетел  по  ступеням   и   с   неотразимым   изяществом   поклонился
властительнице.
   - Ты удостоила нас большой чести, госпожа Мара.
   Кевин с неудовольствием отметил приветливую улыбку Мары и  радушие  в  ее
голосе.
   - Хокану, здесь тебе всегда рады.
   Варвар совсем помрачнел. Между тем Мара начала представлять  гостю  своих
приближенных. Рядом с Люджаном стоял новичок.
   - Это Сарик,  -  указала  на  него  госпожа.  Сарик  был  смуглее  своего
двоюродного брата и намного шире  в  плечах,  но  когда  он  особым  образом
склонил голову и поприветствовал прибывших, они с Люджаном оказались  похожи
как две капли воды.
   В большой мрачности от жары, от приезда гостей и  от  размолвки  с  Марой
Кевин томился от безделья. Госпожа уединилась с Хокану,  а  воины  Акомы  по
приказу Люджана сопровождали роту Шиндзаваи в отведенные для отдыха казармы.
   Об этом визите стало известно за неделю. Мара не говорила  Кевину  ничего
определенного,  но,  по  слухам,  молодой  Шиндзаваи  собирался  сделать  ей
предложение, чтобы скрепить политический альянс узами брака.
   Кевин в сердцах сломал ветку кустарника, оборвал бутоны  белых  цветов  и
швырнул их под ноги. Сейчас он как никогда досадовал, что не может взять меч
и до изнеможения заниматься военными упражнениями. Он спас  Маре  жизнь,  он
отличился в бою той кровавой ночью, но в его положении ничто не  изменилось.
Ему бы не доверили и кухонного ножа. Не один год он жил бок о бок с Марой  и
ее советниками, но цуранский склад  ума  ставил  традиции  превыше  чувства,
логики и здравого смысла.
   Все-таки Патрика, который одержим мыслью о побеге, можно  понять,  сказал
себе Кевин. Он давно не виделся со своими земляками. Ему стало стыдно:  ведь
он даже не знал, на каких работах те сейчас заняты. Он с неприязнью подумал,
что придется узнавать об этом у надсмотрщика.
   Не  выпуская  из  рук  голую  ветку,  Кевин  покинул   благодатную   тень
господского сада и оказался на краю  открытого  луга.  Даже  сюда  доносился
серебристый смех Мары. Кевину хотелось зажать уши. Этот смех преследовал его
и тогда, когда он шагал  к  пастбищу,  обнесенному  поставленной  им  и  его
друзьями изгородью.
   Здесь он нашел Патрика и остальных мидкемийцев,  почерневших  от