его несмышленыша-внука, а затем
выставить перед дедом свои требования! Мальчонку - в  обмен  на  прекращение
поддержки, которую Текума оказывает  Военному  Альянсу!  Джиду  расплылся  в
довольной улыбке. Великая Игра раздает тумаки как  сильным,  так  и  слабым.
Любого союзника Имперского Стратега надо бы довести до разорения, ведь война
неизбежно приводит  к  оттоку  денег  из  торговли  бобами  чока  в  карманы
оружейников и изготовителей доспехов.
   Но все будет зависеть от этой победы, а солдаты Акомы выказывали  стойкое
нежелание умирать, что немало тревожило Джиду. Возможно, думал  он,  слишком
большие силы были выделены для удара по вражеским отрядам у границы. И  хотя
обе стороны несли значительные потери, все равно: отряд Тускалоры  и  сейчас
обладает более чем двукратным перевесом. Снова зеленый плюмаж офицера  Акомы
качнулся  назад,  и  командир  авангарда  Тускалоры  приказал  своим  воинам
решительнее теснить врага. Теперь  лишь  горстка  солдат  сгрудилась  вокруг
паланкина Мары. Они еще размахивали мечами, но долго ли смогут  продержаться
эти выдохнувшиеся людишки?  Конечно,  теперь  до  победы  Джиду  было  рукой
подать.
   И вдруг к  дому  подбежал  запыхавшийся  гонец.  Он  распростерся  у  ног
хозяина:
   - Властитель, отряды солдат  Акомы  проникли  в  твои  сады  и  поджигают
кустарники чокала!
   Зарычав от ярости, Джиду приказал вызвать к себе хадонру, но худшее  было
еще впереди. Гонец, с трудом переведя дух, закончил:
   - Три сотни воинов Акомы  заняли  позицию  между  горящим  кустарником  и
рекой. Без воды твои работники не могут потушить  огонь,  а  к  реке  им  не
пробиться!
   Властитель Тускалоры вскочил на ноги.  Теперь  положение  стало  опасным,
если не сказать безнадежным. Кустарники чокала растут чрезвычайно  медленно,
и даже если заложить новую плантацию, то, проживи он хоть до  ста  лет,  ему
уже не дождаться от  нее  урожая,  достаточного  для  возмещения  понесенных
убытков. Неужели кусты сгорят?.. Да ведь в этом случае  выручки  от  продажи
урожая  нынешнего  года  не  хватит  для  расплаты  с  ростовщиками.  Начнет
разрушаться дом Джиду, а от богатств Тускалоры останется лишь пепел.
   Жестами приказав почти бездыханному  вестнику  беды  убраться  с  дороги,
властитель Тускалоры крикнул:
   - Вызвать дополнительные отряды  из  казарм!  Пусть  расчищают  путь  для
работников!
   Мальчик-посыльный умчался; внезапно радость от близкой победы над  Акомой
как-то померкла в сознания Джиду. Черный дым уже  начал  заволакивать  ясное
утреннее небо. Как видно, те, кто выбирал места для поджогов, все  рассчитал
загодя! Властитель  Джиду  едва  не  сбил  с  ног  второго  гонца,  который,
задыхаясь, доложил, что  скоро  и  спасать  будет  нечего,  если  срочно  не
отогнать отряды Акомы и не открыть водоносам путь к реке.
   Джиду помедлил, затем подозвал трубача:
   - Труби отбой!
   Мара  вынудила  его  выбирать  между  двумя  постыдными   исходами:   или
поступиться честью и признать позор своего  поражения,  или  уничтожить  ее,
заплатив за это разорением собственного дома.
   Трубач извлек из своего инструмента несколько звуков, и  командир  отряда
Тускалоры обернулся в сторону властителя,  не  скрывая  удивления.  Ведь  до
окончательной победы остается несколько  мгновений,  а  его  господин  отдал
приказ  к  отступлению!  Привычка  к  повиновению,  составлявшая   одно   из
неотъемлемых свойств цуранского воина, одержала верх над сомнениями. И в  то
же  мгновение  его  солдаты  попятились,  отступая  от  горстки   окруженных
стражников Акомы.
   Из пятидесяти солдат, явившихся в  Тускалору,  менее  двадцати  уцелевших
стояли теперь вокруг залитых кровью носилок Мары.
   Джиду прокричал:
   - Я прошу перемирия!
   - Принеси властительнице Акомы официальные извинения,  -  зычным  голосом
отозвался офицер с зеленым плюмажем на шлеме, стоявший с мечом  наготове  на
случай возобновления битвы. -  Удовлетвори  требования  ее  чести,  господин
Джиду. Тогда воины Акомы вложат мечи в ножны и помогут  твоим  людям  спасти
урожай.
   Властитель Тускалоры переминался с  ноги  на  ногу  и  кипел  от  ярости,
осознав наконец, что остался в дураках. Ведь эта девчонка в паланкине сумела
предусмотреть ход событий заранее! Из-за этого все  случившееся  приобретало
характер особенно гнусной насмешки над ним, над властителем Тускалоры!  Если
бы, лихорадочно размышлял Джиду,  если  бы  даже  у  него  оставалось  время
послать гонцов, если бы удалось... оценить меру причиненного ущерба...  если
бы оставалась надежда, что его силы смогут прорваться к реке, - он  и  тогда
рисковал бы потерять все! Но теперь оставался лишь один выход - сдаться!
   - Честь победы принадлежит Акоме. Я это признаю, -  возвестил  властитель
Джиду, хотя от стыда у него  сводило  челюсти,  будто  он  наелся  незрелого
винограда. Его командир авангарда неохотно приказал воинам сложить оружие.
   Уцелевшие  солдаты  Акомы  разомкнули  кольцо  из  щитов,   усталые,   но
преисполненные гордости. Глаза Папевайо сверкали от счастья победы, но когда
он обернулся к паланкину, чтобы  разделить  с  госпожой  свою  радость,  его
покрытое потом лицо окаменело. Поспешно нагнувшись к ней, он даже забыл, что
все еще держит в руке окровавленный меч. И в этот последний, ужасный  момент
властитель Тускалоры страстно молил судьбу  о  милости  к  себе.  Ведь  если
госпожа Мара погибла, с Тускалорой будет покончено.

***

   Мара очнулась; голова раскалывалась от боли, а плечо горело, как в  огне.
Один из солдат Акомы делал ей перевязку, используя для этого полоску  ткани,
оторванную от занавески паланкина.
   - Как... - Ее голос был едва слышен.
   Внезапно к ней склонилось лицо Папевайо:
   - Госпожа?..
   - Как все получилось? - тихо спросила она.
   - Как ты и надеялась, Джиду приказал трубить отбой, когда загорелись  его
поля. - Он оглянулся через плечо туда, где в полной готовности,  потрепанный
и усталый, стоял его отряд, и продолжил:
   - Опасность для нас еще не миновала, хотя, по-моему, твоя позиция  сейчас
сильнее. Но тебе необходимо немедленно переговорить с Джиду: кто знает,  как
все может обернуться?
   Кивнув в знак согласия, Мара с помощью  Папевайо  и  еще  одного  солдата
выбралась из паланкина. Казалось, ноги совсем отказывались ей  повиноваться.
Опираясь на руку своего командира авангарда, она  медленно  продвигалась  по
залитому кровью гравию к шеренге оставшихся в живых солдат. В глазах все еще
стоял туман, и пришлось несколько раз поморгать, чтобы  зрение  прояснилось.
Теперь и Мара ощутила едкий запах дыма, доносящийся с горящих полей.
   - Мара! - уже не сдерживаясь, завопил Джиду. - Предлагаю тебе  перемирие!
Прикажи своим людям отступить от моих полей, и я признаю, что был  не  прав,
когда отказывался от своих обязательств!
   Она   внимательно   оглядела   толстяка,   теряющего   последние    крохи
самообладания, и хладнокровно решила изменить положение в пользу Акомы:
   - Что ж, по-твоему, стоит тебе признаться, что был не прав, и  я  тут  же
прощу эту бойню, которую ты сам и учинил? Столько верных людей погибло, а ты
возомнил, что отделаешься всего лишь уплатой старого долга?
   - Мы сможем уладить наши разногласия позже, - взывал Джиду,  багровея,  -
мои поля горят!
   Она кивнула, Папевайо движением меча  подал  сигнал,  и  солдат  запустил
сигнальную стрелу высоко  в  небо.  Мара  пыталась  говорить,  но  голос  ей
изменил. Она  шепнула  что-то  Папевайо,  и  тот,  в  свою  очередь,  громко
возвестил:
   - Госпожа объявляет, что наши работники потушат пожар. Но воины останутся
там, где стоят, и с  зажженными  факелами.  В  случае  любых  подозрительных
действий воинов Тускалоры твои поля чокала обратятся в прах.
   Глаза Джиду чуть ли не вылезали на лоб.  Он  все  еще  искал  возможность
переломить ход событий в свою пользу, когда оборванный, перепачканный  сажей
скороход вбежал во двор:
   -  Господин,  солдаты   Акомы   отпугивают   наших   людей.   Подошедшему
подкреплению не удалось пробить путь к реке.
   Властитель Джиду утратил всякую надежду. Он грузно опустился на подушки и
потер руками пухлые колени.
   - Твоя взяла, Мара. Я умею примиряться с неизбежным. Мы  подчинимся  всем
твоим желаниям. - Он повернулся к своему командиру авангарда. - Уводи людей.
***

   Властитель Тускалоры взглянул на Мару и заметил, что она  пытается  найти
наиболее удобное положение для раненой  руки.  Он  предложил  услуги  своего
лекаря, но властительница Акомы  не  пожелала  принять  от  него  этот  знак
сочувствия. Она предпочла лечению полевую перевязку,  придуманную  Папевайо.
Солдаты Акомы все еще занимали позиции на плантациях  кустарника  чокала,  а
военачальник Тускалоры подтвердил, что худшие опасения его господина  весьма
основательны. Воины Акомы могли снова поджечь поля, прежде чем его  солдатам
удастся выбить их оттуда.
   Джиду исходил потом и отчаянно пытался выдать все случившееся за  простое
недоразумение:
   - Это было соглашение между мужчинами, госпожа.  Я  много  раз  бился  об
заклад с твоим покойным мужем. Иногда  выигрывал  он,  а  иногда  я.  Мы  не
расплачивались всякий раз  отдельно,  а  вели  учет  общей  суммы.  Когда  я
выигрывал, этот выигрыш вычитался из моего  долга.  Если  впоследствии  счет
оказывался в мою пользу, то уже я, в свою очередь,  не  требовал  уплаты,  а
просто пересчитывал общую долговую сумму. Так  оно  и  шло...  по  обоюдному
согласию... как и должно быть между мужчинами, которые доверяют друг другу.
   - Все это прекрасно, господин Джиду, - перебила Мара, -  но,  видишь  ли,
я-то не играю в подобные игры.  Думаю,  мы  просто  должны  договориться  об
уплате долга... а также о возмещении урона, причиненного моей чести. Сегодня
были убиты солдаты Акомы!
   - Ты требуешь невозможного!  -  Властитель  Тускалоры  воздел  к  небесам
пухлые руки жестом неприкрытого отчаяния, вопреки всем цуранским канонам.
   Мара удивленно подняла брови:
   - Ты все еще предпочитаешь не признавать свой долг?  -  Она  выразительно
обвела взглядом своих защитников, столпившихся вокруг нее. Среди них  был  и
солдат  с  луком,  готовый  запустить  следующую  сигнальную  стрелу.  Джиду
задумчиво уставился на свои расшитые перламутровыми блестками сандалии.
   - Ах, госпожа моя... Сожалею, что причинил  тебе  столько  неудобств.  Но
угрозы никак не могут повлиять на состояние моей казны. Сейчас  у  меня  нет
возможности вернуть этот долг. Разумеется, я расплачусь с  тобой  в  тот  же
момент, как только позволят обстоятельства. Это  я  исполню  неукоснительно,
ручаюсь тебе.
   Мара не шевельнулась, но ее тихий голос звучал твердо и непреклонно:
   - Сейчас я не склонна к терпению, господин Джиду. Итак, когда же  я  могу
ожидать выплаты долга?
   Джиду смущенно признался:
   - Недавно мне выпала целая полоса неудач, госпожа Мара, и я понес большие
убытки. Но могу твердо обещать, что выплачу компенсацию, как  только  урожай
этого года поступит на рынок.
   Если он поступит на рынок, с легким  ехидством  подумала  Мара,  а  вслух
отметила:
   - Урожай чокала поспеет не раньше, чем через три месяца, господин  Джиду.
Неужели ты рассчитываешь, что я соглашусь три месяца  сидеть  и  дожидаться,
пока ты соизволишь отсчитать мне эти две тысячи центуриев... не говоря уже о
компенсации за оскорбление, нанесенное моей чести?
   - Но тебе придется пойти на эти условия! -  жалобно  вскричал  властитель
Тускалоры. В полнейшем расстройстве он оглянулся  на  маленького  тщедушного
человека, сидевшего возле него.  Сиджана,  хадонра  поместьем  в  Тускалоре,
нервно перебирал  свитки,  спешно  пытаясь  оценить  финансовые  возможности
хозяина. Он возбужденно прошептал что-то на ухо господину Джиду  и  затих  в
ожидании ответа. Властитель погладил  себя  по  животу  с  вновь  обретенной
самоуверенностью:
   -  Оказывается,  госпожа,  две  тысячи  центориев  могут  быть   уплачены
немедленно, да еще пятьсот центориев в возмещение твоих потерь.  Но  если  я
выплачу сразу такую  крупную  сумму,  то  мне  не  удастся  в  будущем  году
увеличить площадь посадок. Властитель Бантокапи понимал это: он обещал,  что
не будет возражать против выплаты долга в рассрочку, по пятьсот центориев  в
год в течение следующих четырех лет... а также на пятый год - для возмещения
убытков.
   Одобрительные кивки управляющего внезапно сменились отчаянными гримасами.
Лицо властителя покрылось красными пятнами, когда до  него  дошло,  что  эти
слова  противоречат  его  более  ранним  заверениям,  будто  выплата   долга
постоянно откладывалась, и только изменялась его общая сумма.  Смекнув,  что
Мару, конечно, не проведешь на этой маленькой, но постыдной лжи,  он  быстро
добавил:
   - Я, конечно, заплачу проценты.
   После этих слов наступило тяжелое молчание,  прерываемое  лишь  скорбными
вздохами Джиду и едва слышным скрипом лат Папевайо, переступавшего  с  пятки
на носок. Здоровой рукой Мара раскрыла веер и заговорила обманчиво-любезным,
ядовитым голосом:
   - Ты торгуешься, как ростовщик, в то время  как  погибшие  солдаты  Акомы
лежат у твоей двери? Если мой покойный  супруг  оговорил  порядок  погашения
долга - мы исполним его волю. Предъяви документ, и мы будем строго соблюдать
записанные в нем условия.
   Джиду от неожиданности моргнул:
   - Но на те соглашение было только словесным, госпожа  Мара,  ведь  это  -
договор между двумя благородными господами.
   Веер в ее руке закачался быстрее:
   - У тебя нет никаких доказательств? И ты еще смеешь торговаться!
   Его плантации были в руках врагов, и Джиду  остерегся  снова  затрагивать
вопросы чести.
   - Ручаюсь своим словом!
   Мара насторожилась. Властитель Тускалоры создал  такое  положение,  когда
Маре оставалось лишь назвать его клятвопреступником, а это  значило  нанести
оскорбление, которого не потерпит ни  один  правитель.  Приличия  требовали,
чтобы властительница Акомы приняла условия соглашения, а  отсюда  следовало,
что в течение ближайших трех месяцев она не получит вообще ничего, а затем -
лишь  пятую  часть  долга.  Теперь  уже  она  сама  стояла  перед   выбором:
согласиться  на  эти  условия  или  возобновить  бесполезную   бойню.   Веер
неподвижно застыл у нее в руке:
   - Но ведь оплата долга  уже  и  сейчас  запаздывает,  господин  Джиду,  -
возразила Мара. - Твой хадонра не сумел вовремя изучить спорное дело, что  и
завело тебя в этот тупик. Никаких новых задержек не  будет,  или  твои  поля
запылают снова!
   - Что же ты предлагаешь? - вялым тоном спросил Джиду.
   Мара положила веер к себе на  колено.  Она  превосходно  выбрала  момент,
чтобы  предложить  Джиду  встречную  сделку,  пока  к  нему   не   вернулась
способность соображать здраво:
   - Господин Джиду,  тебе  принадлежит  узкая  полоска  земли  между  моими
пастбищами - северным и южным. Посредине они разделяются руслом  пересохшего
ручья.
   Джиду кивнул:
   - Я знаю эти места.
   Однажды он уже предлагал отцу Мары купить у  него  именно  этот  участок;
Седзу отказался: ничего привлекательного  для  себя  он  здесь  не  находил.
Берега высохшего ручья, каменистые,  с  выветрившейся  почвой,  были  еще  и
слишком крутыми, чтобы затевать на них какие-либо посадки.
   На лице властителя Тускалоры появилась некоторая заинтересованность:
   - Тебе понадобились те земли, госпожа?
   Задумчиво поигрывая веером, она ответила:
   - Недавно мы передали верхний луг чо-джайнам. Теперь Джайкен считает, что
было бы полезным соединить эти земли с нижними пастбищами  хотя  бы  дощатым
мостом. Тогда телята наших нидр смогут пересекать русло, не ломая ног.
   Вспомнив, как она нечаянно наткнулась на пометку, сделанную рукой  Седзу,
в уголке весьма потрепанной карты, Мара едва удержалась  от  улыбки.  Словно
оказывая любезность соседу, она прибавила:
   - Господин Джиду, я готова считать  твой  долг  уплаченным,  если  получу
вместо денег ту землю и все привилегии, которые с этим связаны. Кроме  того,
ты поклянешься, что до конца дней  своих  не  будешь  предпринимать  никаких
враждебных действий по отношению в Акоме..
   На сморщенном лице хадонры отразилась плохо скрытая тревога, и он  что-то
прошептал хозяину на  ухо.  Властитель  Тускалоры  выслушал  его  и,  елейно
улыбаясь, произнес:
   - Я согласен, если будет разрешен  проезд  наших  фургонов  на  Имперский
тракт.
   Властительница Акомы, грациозно взмахнув веером, улыбнулась ему в ответ:
   - Ну разумеется. Твои работники смогут  перегонять  свои  фургоны  понизу
вдоль русла до Имперского тракта в любое время, когда пожелают.
   -  Договорились!  -  Лицо  властителя   Тускалоры   изобразило   живейшее
удовольствие.  -  Даю  слово!  Охотно  и  с  радостью!  -   Затем,   пытаясь
освободиться от гнетущего чувства общей натянутости, он низко поклонился.  -
Воздаю должное  твоей  мудрости  и  мужеству,  госпожа.  Теперь,  когда  это
злополучное противостояние привело к укреплению связей между нашими  домами,
я могу открыто выразить свое восхищение.
   Мара жестом подозвала Папевайо, который помог ей подняться.
   - Я приму твою клятву. Пусть принесут ваш семейный меч.
   После этих слов снова воцарилась грозовая тишина; ведь  Мара  на  виду  у
всех требовала вместо обычных заверений самую священную клятву. Но плантации
Тускалоры находились в руках воинов Акомы, и властитель Джиду не осмеливался
протестовать. Он послал слугу за старинным мечом  своих  предков,  одним  из
самых древних в Империи, выкованным  из  драгоценной  стали  и  вложенным  в
простые  деревянные  ножны.  Под  пристальными  взглядами  Мары  и  Папевайо
властитель Тускалоры взялся за  рукоять  меча  и  произнес  клятву  -  свято
исполнять свое обещание во имя предков.
   Теперь наконец Мара была удовлетворена. Она подала знак своим  воинам,  и
те помогли  госпоже  снова  разместиться  в  запятнанном  кровью  паланкине.
Уцелевшие носильщики и воины из охраны осторожно подняли носилки  на  плечи.
Когда они уже были готовы тронуться  в  обратный  путь,  Мара  обернулась  к
властителю Тускалоры:
   - Долг уплачен сполна,  Джиду.  Я  с  удовольствием  сообщу  любому,  кто
спросит, что  властелин  Тускалоры  -  человек  чести,  без  всяких  уверток
выполняющий свои обязательства. - Затем, не без ехидства, она добавила:
   - И неизменно верен данному слову.
   Властитель  Тускалоры  стойко  переносил  все  ее  ядовитые  намеки.   Он
недооценил молодую соседку, и эта ошибка дорого ему обошлась. Но, по крайней
мере, брешь, пробитая в его чести, не станет достоянием сплетников  во  всей
Империи, и за эту скромную милость он горячо благодарил богов.

***

   Когда отряд Акомы удалился на безопасное расстояние от усадьбы Тускалоры,
Мара закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Встревоженный Папевайо подошел
поближе к носилкам.
   - Ты очень рисковала, госпожа. Но победила!
   Ответ Мары прозвучал приглушенно:
   - Как много доблестных людей погибло!
   Папевайо кивнул:
   - Зато они умирали как настоящие воины, госпожа! Те,  кому  выпала  честь
служить тебе, станут прославлять тебя перед богами! - Он замолчал: ему вдруг
показалось, что носилки слегка подрагивают. - Госпожа?..
   Уткнувшись  лицом  в  ладони,  она  заливалась  горючими  злыми  слезами.
Папевайо дал ей немного времени, чтобы выплакаться, а потом заметил:
   -  Если  овраг  будет  затоплен,  властителю  Тускалоры   нелегко   будет
доставлять товары на рынок.
   Мара опустила руки. Слезы еще не высохли у нее на лице, и веки  распухли,
но в глазах уже светилось лукавое торжество:
   - Если Джиду придется делать крюк вокруг оврага для выхода  на  Имперский
тракт, его бобы чокала заплесневеют, прежде чем он  доберется  до  Сулан-Ку.
Моему почтенному соседу, властителю Тускалоры,  предстоят  тяжелые  времена,
ибо я сильно сомневаюсь, что он сумеет наскрести достаточно денег для уплаты
пошлины за переход через мост, который я собираюсь построить для мои