нных слов,
Накойя сказала:
   - Тогда не предпринимай ничего, госпожа. Не настолько велика сумма, чтобы
рисковать жизнью - твоей и Айяки. Разделаешься с  этим  ничтожеством,  когда
соберешь побольше сил.
   Мара призадумалась.
   - Нет, я должна что-то сделать. Стерпеть столь наглый отказ, присланный в
ответ на наши законные требования, - это все равно что оповестить каждый дом
в Империи о нашей слабости и  неспособности  ответить  на  оскорбление!  Тут
задета наша честь. Это нельзя оставлять безнаказанным.
   Она с отвращением отбросила пергамент на боковой столик  и  обратилась  к
военачальнику:
   - Кейок, пусть весь гарнизон готовится к  выступлению  с  первыми  лучами
солнца. Я хочу, чтобы люди были  размещены  как  можно  ближе  к  границе  с
Тускалорой, но так, чтобы не насторожить часовых.
   Кейок склонил голову:
   - Местность там чрезвычайно  неблагоприятна  для  быстрого  броска.  Если
здесь возникнет опасность, нам понадобится двадцать минут,  чтобы  добраться
до господского дома.,
   Мара мрачно рассматривала цветы за окном.
   - Займет ли нападение пять минут или пять часов... какая разница? К  тому
времени, когда вы вернетесь, я буду уже мертва. Нет! Мы должны создать  себе
преимущество не только силой оружия.
   Обсуждение тактики продолжалось не один  час  и  затянулось  до  глубокой
ночи. Слуги подали ужин, но никто почти не притронулся к еде.  Даже  аппетит
Аракаси, похоже, изменил ему на этот раз. И в конце разговора, когда Кейок и
Папевайо исчерпали все свои познания в военном  искусстве,  Мара  предложила
другой план, тоже сопряженный с опасностью, но суливший надежду.
   Накойя замолчала и  побледнела.  Папевайо  сидел,  поглаживая  подбородок
большим пальцем, а Кейок выглядел  откровенно  угрюмым.  Но  только  Аракаси
по-настоящему понимал, какая тяжесть лежала на душе у Мары, когда,  отпуская
советников, она промолвила:
   - Завтра я отправлюсь в путь, чтобы встретиться с  властителем  Джиду.  И
если боги не благоволят к Акоме, то причиной нашей гибели станет не  интрига
Анасати,  не  предательство  Минванаби,  а  просто  стремление   бесчестного
человека уклониться от уплаты долга.

Глава 12
РИСК

   Мара нахмурилась. Постаравшись скрыть беспокойство за  кружевным  веером,
она приказала остановиться. Папевайо передал ее команду  второму  офицеру  и
полусотне солдат, составлявших ее охрану; носильщики  опустили  паланкин  на
землю.
   Мара  раздвинула  занавески,  чтобы  получше   разглядеть   хозяина,   не
спешившего  с  изъявлениями  гостеприимства.  Джиду  из  Тускалоры  оказался
толстяком с лунообразным лицом, свисающими подбородками и  длинными,  как  у
женщины,  ресницами.  Его  пухлые  запястья  были  унизаны   многочисленными
нефритовыми браслетами,  а  обтягивающая  выпирающий  живот  одежда  расшита
перламутровыми пластинками. При малейшем движении он издавал  звон,  подобно
бродячему лудильщику;  в  довершение  ко  всему  аромат  духов  окружал  его
плотным, почти осязаемым облаком.
   От Джайкена Маре было известно, что единственным источником доходов Джиду
служили   кустарники   чокала.   Из   редкой   разновидности   бобов    чока
изготавливались особые сласти, дорогие,  но  охотно  раскупавшиеся  на  всех
рынках Империи. По странному капризу природы оказалось, что земли  Тускалоры
как нельзя лучше подходят для выращивания именно этого вида кустарника. Если
бы Джиду хватало мозгов для рачительного ведения  хозяйства,  он  непременно
стал бы богачом. Но, не желая осложнять себе жизнь  повседневными  заботами,
он оставался всего лишь властителем среднего достатка.
   Нерадивое управление имением, однако, вовсе не означало,  что  властитель
Тускалоры  был  человеком  бездеятельным.  Неуживчивый  нрав  Джиду  не  раз
становился причиной кровавых  столкновений  с  соседями  на  южных  границах
Тускалоры. От споров с Акомой  его  удерживало  лишь  ее  могущество,  столь
внушительное до гибели Седзу. Мара ехала к Джиду,  готовая  ко  всевозможный
неприятностям, но у нее все же сохранялась надежда, что удастся уладить дело
миром. А сейчас, пока она обменивалась приветствиями  с  властителем  Джиду,
весь ее гарнизон, за исключением охранников, стоявших, вдоль  границ  Акомы,
уже продвигался к назначенному месту  неподалеку  от  Тускалоры.  Если  дело
дойдет до битвы, Тасидо и Люджан  одновременно  атакуют  владения  Джиду,  а
Кейок с резервом будет готов к защите господского дома.
   Конечно, судьба могла оказаться и не на ее стороне. Но  даже  и  в  таком
случае, если воинам Мары удастся вовремя отступить, чтобы  избежать  слишком
больших потерь, у Акомы хватит сил, чтобы защищать Айяки, пока на помощь  не
подоспеет из Анасати его дед. И тогда все, что было Маре дорого, окажется  в
руках богов... или Текумы из Анасати, потому что ее самой  уже  не  будет  в
живых.
   О  неожиданном  визите  гостьи  властителя  Джиду  предупредил  скороход,
которого прислал дозорный с границы, и теперь  хозяин  Тускалоры  поклонился
молодой вдове, не выходя из тенистого укрытия на крыльце. То,  что  почетный
эскорт Мары явился перед ним в полном боевом облачении, ничуть не  озаботило
Джиду, и, беспечно опершись о дверной косяк, он проговорил:
   - Госпожа Мара, твой приезд - неожиданная радость для меня. Чему я обязан
такой честью?
   Притворно-любезная улыбка мгновенно исчезла с лица Джиду, как только Мара
велела своим охранникам оставаться наготове. Стало ясно, что госпожа  отнюдь
не собирается в обратный путь, хотя властитель Тускалоры недвусмысленно  дал
понять, что ей здесь не приходится рассчитывать на теплый прием: он даже  не
пригласил гостью в дом, чтобы она  могла  хотя  бы  слег-ка  подкрепиться  с
дороги. Мару кинуло в холод от его оценивающих взглядов,  но  она  заставила
себя приступить к делу.
   - Господин Джиду, у меня есть твоя расписка с  обещанием  уплатить  моему
покойному супругу  две  тысячи  центориев.  В  последние  недели  мойхадонра
неоднократно и, к сожалению,  безуспешно  связывался  с  твоим  управляющим,
чтобы уладить это дело. Тебе было отправлено еще одно напоминание, которое я
подписала  собственноручно;  ты  же  взял  на  себя  смелость  ответить  мне
оскорблением, и вот я здесь, чтобы лично обсудить это дело.
   - Не уверен, что точно понял значение твоих слов,  -  ответил  властитель
Тускалоры,  демонстративно  отшвырнув  в  сторону  огрызок   плода.   Резким
поворотом головы он приказал слуге поспешить в дом. Тут же из боковой  двери
вылетел  скороход  и  помчался  по  направлению  к  строениям,  в   которых,
несомненно, размещались солдаты.
   - Сейчас поймешь точно, - отозвалась  Мара  со  всей  решительностью,  на
которую была способна. - Когда ты ответил, что не  считаешь  себя  обязанным
отвечать на мое послание и "будешь чрезвычайно признателен", если я прекращу
"докучать тебе" своими нелепостями, тем самым, господин Джиду,  ты  оскорбил
мою честь! - Пытаясь поставить на  место  распоясавшегося  грубияна,  она  и
представить себе не могла, до чего в эту минуту напоминала своего  покойного
отца. - Как ты посмел обращаться ко мне в таком тоне, словно имеешь  дело  с
базарной торговкой! Я - властительница Акомы и требую должного уважения!
   Властитель резко оттолкнулся от дверного косяка; его наигранная  томность
исчезла бесследно. Он сменил тон и,  будто  успокаивая  капризного  ребенка,
произнес:
   - Госпожа Мара, когда люди раз за разом бьются об заклад на  состязаниях,
погашение  долгов  обычно  происходит  не  столь  просто,  как  тебе   могло
показаться. Твой покойный муж это понимал.
   Мара с треском сложила веер, уверенная, что Джиду пытается обмануть ее  и
потому тянет время. Как только гарнизон Тускалоры получит приказ  атаковать,
фальшивой снисходительности хозяина придет конец. Она подавила нахлынувшую с
новой силой обиду и ответила с гордостью, достойной ее предков:
   - После смерти мужа Акомой правлю  я,  и  могу  тебя  заверить:  если  бы
подобное неучтивое  предложение  "не  докучать"  получил  от  тебя  господин
Бантокапи, его меч не долго оставался бы в ножнах. И не рассчитывай,  что  я
не сумею постоять за себя, если ты немедленно не извинишься  и  не  оплатишь
свой долг.
   Властитель Джиду спокойно  оглаживал  свою  пухлую  талию,  как  человек,
только что отвалившийся от праздничного стола.  Он  пристально  наблюдал  за
гостьей, и  его  самоуверенность  предупредила  Мару  о  грядущей  опасности
намного раньше, чем послышался звон лат и  оружия:  отряд  солдат  Тускалоры
быстрым шагом приближался к дому. Папевайо, стоя  рядом  с  госпожой,  резко
напрягся. Оба они  увидели  перед  собой  отнюдь  не  расхлябанных  домашних
охранников: отряд состоял из прекрасно вымуштрованных воинов,  закаленных  в
пограничных стычках. Они выстроились шеренгами по обе  стороны  от  входа  в
дом: такая позиция обеспечивала им серьезное  преимущество.  Если  завяжется
бой, лучникам Акомы  придется  стрелять,  целясь  вверх,  да  еще  и  против
слепящего солнца.
   Приосанившись, насколько позволяло ему  грузное  тело,  властитель  Джиду
произнес, видимо, заранее подготовленную тираду:
   - А если я,  в  свою  очередь,  сочту  твои  требования  оскорбительными,
госпожа Мара? Что тогда? Ты пристаешь ко мне с этим  долгом  так  назойливо,
как будто заранее уверена, что я не собираюсь отдавать долги. Уже одним этим
подозрением ты задеваешь честь Тускалоры.
   Для солдат, стоявших у дверей, слова  властителя  прозвучали  как  боевой
сигнал, и они  мгновенно  схватились  за  рукояти  мечей,  продемонстрировав
безупречную выучку. По сигналу  Папевайо  гвардейцы  Мары  тесно  сомкнулись
вокруг паланкина, выставив щиты с  наклоном  наружу.  Она  чувствовала,  как
напряжены сейчас ее  воины,  ожидающие  нападения,  и  у  нее  засосало  под
ложечкой от подступающего страха. Ощущал ли ее отец  нечто  подобное,  когда
бросился в атаку на варварское войско, заранее зная, что  обречен?  Стараясь
сохранять хотя бы видимость спокойствия, Мара сквозь  просвет  между  щитами
охранников  встретилась  глазами  с  властителем  Тускалоры  и   невозмутимо
произнесла:
   - Значит, мы оба согласны в одном:  между  нами  возникли  недоразумения,
которые необходимо уладить.
   Капли пота выступили на верхней губе Джиду, но глаза не выражали  страха.
Он щелкнул пальцами,  и  его  солдаты,  стоявшие  в  строю,  незамедлительно
приняли
   Боевую стойку.  Папевайо  едва  слышно  приказал  своим  людям  держаться
насмерть, и в то же  время  резко  провел  пяткой  по  гравию  дороги.  Мара
услышала слабый шорох позади носилок: притаившийся там лучник,  невидимый  с
крыльца господского дома, не  пропустил  сигнала  Папевайо  и  натянул  лук,
стараясь производить как можно меньше шума. Страх, словно кинжал, пронзил ее
сердце. Папевайо готовился к сражению, а на поле боя природное чутье никогда
его не обманывало.
   И все же ответ властителя Джиду чуть не вывел Мару из себя:
   -  Для  человека,  который  забрался  в  самое   сердце   Тускалоры,   ты
разговариваешь, пожалуй, слишком смело!
   Выйдя из паланкина на яркий солнечный свет, она выпрямилась  и  горделиво
вскинула голову:
   - Если честь Акомы не будет удовлетворена, ответ придется дать кровью.
   Оба правителя смерили друг друга  взглядами,  а  затем  властитель  Джиду
постарался  наметанным  глазом  оценить  силы  противника.  В  охране   Мары
насчитывалось около полусотни гвардейцев;  у  него  же  под  рукой  было  по
крайней мере в три раза больше. Кроме того, Джиду рассчитывал, что  к  этому
моменту уже приведены в полную боевую готовность его  резервные  части.  Они
ждали только приказа от сотников, чтобы броситься к границам поместья,  где,
по донесениям разведчиков, были замечены солдаты в зеленых  доспехах  Акомы.
Властитель Тускалоры столь  свирепо  нахмурил  брови,  что  вся  его  челядь
мгновенно исчезла в доме.
   - Тогда прольется кровь Акомы, госпожа!
   Взмахнув рукой, он подал сигнал к атаке. Мечи со скрежетом  вырвались  из
ножен; лучники Тускалоры  осыпали  отряд  Акомы  градом  стрел,  как  только
передние шеренги их воинов ринулись  вперед.  Мара  слышала  хриплые  боевые
выкрики, издаваемые ее собственными охранниками. Вдруг Папевайо оттолкнул ее
вниз и в сторону - туда, где стрелы сыпались не так  плотно,  -  но  уберечь
госпожу не успел. Что-то сильно ударило ее в плечо. Она не смогла удержаться
на ногах и рухнула прямо на  подушки  паланкина.  Из  плеча  торчала  стрела
Тускалоры с бледно-голубым оперением. Все поплыло у Мары перед  глазами,  но
она не позволила себе закричать.
   Ей  казалось,  что  небо  кружится  над  головой;   она   услышала   звон
сомкнувшихся щитов своих защитников за мгновение до того, как были  нанесены
первые удары.
   С лязгом сталкивались мечи, звенели щиты. Гравий  разлетался  из-под  ног
воинов. Превозмогая дурноту, Мара пыталась сосредоточиться на мысли:  почему
до сих пор не выпустил стрелу  тот  единственный  лучник,  от  которого  так
многое зависело?
   - Вайо, сигнал... - стиснув зубы, с трудом выговорила она.
   Ответа не последовало. Сощурившись, Мара пыталась  найти  взглядом  Вайо,
что удалось не сразу: солнце слепило глаза, а в круговерти взлетающих  мечей
вообще было трудно разглядеть хоть что-нибудь. Наконец она  заметила  плюмаж
офицерского шлема, но Папевайо не мог добраться до нее: со  всех  сторон  на
него наседали враги. Вот он прикончил одного из нападавших мощным  ударом  в
шею,  но  двое  других  перескочили   через   умирающего   товарища,   чтобы
расправиться с  Вайо.  Очевидно,  Джиду  приказал  уничтожить  единственного
офицера Акомы, надеясь, что его гибель повергнет охранников Мары в смятение.
   Боль в плече  не  настолько  помутила  сознание  Мары,  чтобы  лишить  ее
способности воздать  должное  тактике  врага.  Большую  часть  воинов  Акомы
составляли новобранцы, боевой опыт которых был весьма скуден;  некоторые  из
них впервые участвовали в битве. А сегодня их товарищами по оружию оказались
такие же новички, с которыми еще вчера они не были знакомы.  И  сейчас,  под
безжалостным натиском отборных воинов Тускалоры,  чуявших  близость  победы,
даже Папевайо приходилось туго. Мара скрипнула зубами. Еще несколько минут -
и враги сломят сопротивление ее охраны. А замысел, с помощью которого  можно
было избежать жестокой резни, до сих пор даже не начал претворяться в жизнь.
   Она ухватилась за край носилок, но даже при столь  незначительном  усилии
стрела со скрежетом царапнула по кости. Нестерпимая боль пронзила тело; Мара
тихо застонала и сосредоточила всю свою волю, чтобы не потерять сознания.
   Клинки звенели, и казалось, что они сшибаются у нее над головой. Один  из
стражников Акомы качнулся  назад  и  упал;  кровь  фонтаном  хлынула  из-под
рассеченных  доспехов.  Судороги  пробегали  по  его  телу,  открытые  глаза
отражали небо. Его губы шевельнулись; как видно, то была прощальная молитва,
обращенная к Чококану. Затем он  затих,  и  рука,  державшая  рукоять  меча,
разжалась. Слезы жгли глаза Мары. Вот так же умирали отец и Лано.  Но  потом
она представила себе крошечного Айяки, пронзенного вражеским копьем, и  едва
не задохнулась от ярости.
   Мара высунулась из паланкина  и  дотянулась  до  рукояти  меча  погибшего
воина. Опираясь на клинок, она смогла встать на колени. Солнце пекло голову,
слезы застилали глаза. Слабость накатывала темными волнами, и все-таки  Мара
увидела: шальная стрела настигла ее драгоценного лучника. Он  лежал,  стеная
от боли и прижимая руки к животу. А сигнальная стрела, которая  должна  была
призвать Люджана и Тасидо к действию, без пользы сверкала у его ног.
   Мара застонала от бессилия, а удары клинков звучали как барабанный бой  в
храме Туракаму. По приказу Папевайо бойцы Акомы,  еще  способные  сражаться,
сомкнули цепь, стянувшись в более узкое кольцо; они  подавались  назад,  при
необходимости перешагивая через тела павших товарищей. Обратившись к  Лашиме
с горячей мольбой придать ей силы, Мара потянулась дрожащими руками  к  луку
раненого стрелка.
   Лук оказался тяжелым и громоздким, а стрела не держалась  во  влажных  от
пота руках Мары, когда она попыталась установить ее в  нужное  для  выстрела
положение.  Рука   срывалась   с   тетивы,   а   стрела   проскальзывала   и
перекашивалась. Наконец Маре удалось установить  стрелу  на  тетиве,  но  от
затраченных усилий кровь бросилась в голову, и в глазах снова потемнело.
   Она  не  сдалась  -  заставила  себя  действовать  на  ощупь.  Зрение  то
возвращалось, то вновь изменяло ей. Еще один воин рухнул рядом с паланкином,
забрызгав  кровью  белью  прозрачные  занавески.  Мара  обхватила   лук   и,
превозмогая слабость и боль, возобновила попытки натянуть тетиву.
   Все усилия снова оказались тщетными. Невыносимая  боль  прорезала  плечо;
Мара уже не могла удержаться от стонов. Лук не поддавался.
   Внезапно она ощутила чью-то поддержку. Уверенные руки легли сзади  поверх
плечей Мары и с силой сомкнулись на ее пальцах, вцепившихся в кожаный захват
лука и стрелу. И свершилось чудо: силы их объединились, лук согнулся,  замер
на мгновение и выпустил стрелу.
   Со свистом, который был слышен даже сквозь  шум  боя,  сигнальная  стрела
взлетела высоко в небо. Властительница Акомы  лишилась  чувств  и  упала  на
колени воина, раненного в ногу. Она могла бы узнать  в  нем  одного  из  тех
несчастных, кто был обречен умереть как осужденный преступник  где-нибудь  в
диком лесном логове, если бы не ее милосердие и прозорливость. Он  осторожно
положил свою хрупкую госпожу на  запятнанные  кровью  подушки  в  паланкине.
Полоской ткани, которую следовало бы использовать для перевязки  собственной
раны, он перетянул ей руку, чтобы остановить кровь, хлещущую из плеча. И все
это время воины Тускалоры сжимали вокруг них кольцо в  предвкушении  близкой
победы.

***

   Властитель Джиду даже не удостоил вниманием поставленное перед ним  блюдо
с охлажденными фруктами. Он с явным удовольствием  расположился  на  удобной
подушке. Движением руки  Джиду  приказал  слуге,  чтобы  тот  обмахивал  его
опахалом, пока он будет наблюдать за  окончанием  битвы,  развернувшейся  во
дворе усадьбы. Властитель Тускалоры испытывал приятное возбуждение,  заранее
смакуя грядущую победу, хотя, по его расчетам, она уже  слегка  запаздывала.
Многие лучшие его воины истекали кровью на гравии дороги. И  самый  ощутимый
урон его войску причинял тот черноволосый офицер, руки которого чуть  ли  не
по локоть были обагрены кровью. Он казался непобедимым; его меч вздымался  и
опускался с непостижимой размеренностью. Но, сколь ни был искусен  в  ратном
деле этот офицер из Акомы, победа должна была  достаться  Тускалоре!  Группа
охранников Мары таяла на глазах. На  какую-то  минуту  Джиду  задумался,  не
приказать ли воинам взять в плен этого молодца из Акомы. Ведь цена,  которую
можно было выручить за него на  арене,  покрыла  бы  стоимость  всех  потерь
сегодняшней битвы. Но затем Джиду отогнал от себя эту мысль.  Будет  гораздо
лучше, если он поскорее добьется  победы.  Ведь  нельзя  забывать  о  другой
группе солдат Акомы на границе его владений. Они, несомненно,  уже  пошли  в
атаку после вылета той сигнальной стрелы. Но, во всяком  случае,  одному  из
его лучников удалось ранить властительницу. Вполне  вероятно,  что  она  уже
испустила дух.
   Господин  Джиду  взял  с  подноса  кубок  с  освежающим  питьем,   сделал
продолжительный глоток и вздохнул от наслаждения. Вопрос об  этом  проклятом
долге, накопившемся из его проигрышей Банто и столь осложнившем  его  жизнь,
решился куда удачнее, чем он смел надеяться. Как  знать,  вдруг  теперь  ему
удастся захватить натами рода Акомы, чтобы закопать его гербом вниз рядом  с
костями  предков  Тускалоры.  Затем  господин  Джиду  вспомнил  о  Текуме  -
властителе Анасати, который и  не  подозревал  о  последних  событиях.  Смех
сотрясал рыхлое тело Джиду. Захватить в плен