и похожи  на  тех.  Другие  -  в  форме
Минванаби - черной с оранжевым... Властитель Тасайо, должно быть,  прибыл  в
Кентосани. А еще нам попадались... ну, эти... из Братства Камои.
   Мара чуть не сплюнула от омерзения:
   - Убийцы! Здесь, в Имперском дворце?
   Над  сверкающим   безупречным   клинком   Люджана   встретились   взгляды
военачальника и его госпожи. Она помнила, а он знал, что некогда  Мара  едва
не погибла от рук фанатика из ордена наемных  убийц,  засланного  в  ее  дом
властителем Джингу из Минванаби.
   Воин бесстрастно продолжал:
   - Да, госпожа, это были убийцы из  братства.  Черные  рубахи  и  головные
повязки, руки выкрашены в  красный  цвет,  мечи  привязаны  за  спиной.  Они
приблизились неслышно, посмотрели на наши цвета, чтобы определить, из какого
мы дома, и так же  неслышно  скрылись  за  углом.  Сегодня  не  мы  были  их
намеченной жертвой.
   Кевин поднялся с места и, присоединившись к Люджану  у  дверного  проема,
тихо спросил:
   - Что такое "братство"?
   Люджан провел большим пальцем по своему  клинку,  и  хотя  никаких  новых
зазубрин он не обнаружил, лицо у него оставалось крайне хмурым.
   - Братства, - сухим бесцветным голосом сообщил он, - это  общины,  что-то
вроде семей, только они не входят ни в  один  клан  и  честь  их  нимало  не
заботит. Каждая такая община не обязана преданностью никому  и  ничему;  они
подчиняются  только  обехану,  великому  магистру,  и  своему  разбойничьему
кодексу крови. Выражаясь вежливо, это преступники, не уважающие традиций.  -
Меч блеснул в свете лампы, когда военачальник повернул его другой  стороной.
- Некоторые из общин, например Братство Камои, сделали  из  своего  грязного
ремесла некое подобие извращенной религии. Они верят, что души  их  жертв  -
это и есть настоящие молитвы во славу Туракаму. По их понятиям,  убийство  -
это святое деяние. - Люджан вложил меч в ножны, и  в  его  тоне  послышалась
нотка невольного восхищения:
   - Они чрезвычайно опасные враги. Многие из них тренируются  с  детства  и
убивают весьма умело. Их называют "Жало Камои".
   - Я знаю, кто желает моей смерти, - сказала Мара, забыв,  что  сжимает  в
руке поднятый  кубок.  -  У  Тасайо  достаточно  силы,  чтобы  угрожать  мне
напрямую. Но кто же смеет  нанимать  убийц  из  братства  для  нападений  во
дворце?
   Властитель Дзанваи устало пожал плечами:
   - Времена наступили тревожные. Страсти накалились настолько,  что  многим
может показаться соблазнительной возможность  раз  и  навсегда  покончить  с
соперником, а  покушения  братства  всегда  организуются  так,  что  выявить
нанимателя никому не удается.
   - Брат может убить брата, не  опасаясь  обвинения  в  нарушении  семейной
преданности. - Мара поставила кубок и сцепила  руки,  желая  унять  дрожь  в
пальцах. - Мне уже почти хочется открытой войны.
   Ее слова были встречены горьким смехом.
   - Мертвый - он и есть мертвый, - сказал властитель  Дзанваи.  -  А  любая
схватка на поле боя закончится победой Минванаби. - Он  тоже  поставил  свой
кубок. - По моему суждению, вероятнее всего, что  убийц  из  братства  нанял
Тасайо просто потому, что вид его войск,  откровенно  выставленных  напоказ,
может  напугать  возможных  союзников.  И  напутать  так  сильно,  что   они
переметнутся на сторону какого-нибудь  его  конкурента.  Кроме  того,  ходят
слухи, что Минванаби и раньше не гнушались услугами братств.  -  Мара  знала
наверняка, что это не просто слухи, а чистая правда; однако она предпочла об
этом умолчать. - Интересно другое: кто посылает  солдат,  не  носящих  цвета
какого-либо дома, разгуливать по дворцу?
   С великой печалью и не сразу Мара признала истину. В ее распоряжении были
только догадки и никаких определенных сведений. Она позвала  слуг  и  велела
освободить одну из гостевых комнат, занятых воинами, для властителя Дзанваи.
   - Отдыхай получше, -  сказал  он  Маре,  когда  солдат  Акомы  помог  ему
подняться на затекшие ноги. - Будем надеяться, что все мы доживем до утра.

***

   В течение всей ночи дворец то и дело оглашался выкриками, топотом бегущих
ног и изредка -  стуком  мечей  где-то  вдали.  Никто  не  спал,  разве  что
урывками. Мара лежала долгие часы в объятиях Кевина, время от времени впадая
в тягостное забытье, перемежающееся  кровавыми  кошмарами.  Солдаты  сменяли
друг друга на постах, готовые к отражению любой атаки на покои их госпожи.
   За час до рассвета послышался стук в Дверь. Воины выхватили мечи.
   - Кто идет? - прозвучал окрик Люджана.
   Отозвался тихий голос. Голос Аракаси. Мара вмиг отказалась от безуспешных
попыток заснуть. Мановением руки она отослала горничную, которая  подбежала,
чтобы помочь госпоже  одеться.  Дверь  снова  отворили  и  впустили  мастера
тайного знания. Его волосы слиплись от запекшейся  крови,  и  одну  руку  он
бережно поддерживал другой; бросалась в глаза огромная багровая опухоль  над
запястьем.
   Люджану хватило одного взгляда на эти зловещие признаки.
   - Понадобятся услуги костоправа, - коротко  бросил  он  и  помог  мастеру
добраться до спальной циновки, где до того коротал ночь властитель Дзанваи.
   - Никаких костоправов, -  буркнул  Аракаси,  откинувшись  на  подушки.  -
Вокруг лютует хаос. Чтобы послать гонца за костоправом,  придется  дать  ему
для охраны половину роты, иначе он напорется на нож, прежде чем  добежит  до
ближайшей развилки. - Мастер тайного  знания  многозначительно  взглянул  на
Люджана. - Так что для нас вполне сойдут твои навыки походного врачевания.
   Мара хлопнула в ладоши, подзывая горничную:
   - Найди Джайкена. Скажи,  чтобы  принес  чего-нибудь  горячительного,  да
покрепче.
   Аракаси протестующим жестом поднял здоровую руку:
   - Никакого горячительного. Я должен многое рассказать, а меня так двинули
по темечку, что голова и без  того  кружится.  Если  еще  и  выпить  чего-то
крепкого, то совсем одурею.
   - Так что же случилось? - спросила Мара.
   - Случилось сражение между  неизвестными  воинами  в  черных  доспехах  и
десятком убийц из Братства Камои.
   Аракаси замолчал, когда Люджан приступил к осмотру раны у него на голове.
Отстегнув свои налокотники, военачальник начал удалять засохшие  струпья  на
голове мастера с помощью лоскутков ткани и воды, которую принесла  в  тазике
горничная.
   Когда рана стала доступна для обозрения, Люджан тихо приказал девушке:
   - Принеси лампу.
   Она повиновалась, и Мара выжидала, пока Люджан водил  лампу  перед  лицом
Аракаси туда-сюда, наблюдая, как тот провожает взглядом блуждающий огонек.
   - Как-нибудь выживешь, -  обнадежил  Люджан  мастера.  -  Но  шрам  может
зарасти седыми волосами.
   У Аракаси  вырвалось  проклятие.  Человеку  его  профессии  меньше  всего
хотелось бы обзавестись запоминающейся "особой приметой".
   Затем Люджан занялся пострадавшей рукой.
   - Госпожа, - сказал он  мягко,  -  тебе,  может  быть,  лучше  перейти  в
соседнюю комнату, но оставь мне Кевина и одного из воинов... такого, который
побеждает в состязаниях по борьбе.
   Аракаси невнятно запротестовал, а потом настоятельно потребовал:
   - Только Кевина.

***

   Когда Маре разрешили вернуться, мастер тайного  знания  выглядел  намного
бледнее, чем раньше. По его лицу ручьями стекал пот, но он даже ни  разу  не
охнул,  пока  Люджан  вправлял  ему  вывихнутую  руку.  Вернувшись  в   свой
излюбленный угол, Кевин отозвался обо всем этом так:
   - Твой мастер тайного знания несгибаем, как старая кожаная сандалия.
   Мара терпеливо ждала, пока ее военачальник закреплял в лубке руку Аракаси
и накладывал  все  необходимые  повязки.  Когда  мастера  снова  уложили  на
подушки, Мара послала слугу за вином и обратилась к Аракаси:
   - Не разговаривай, пока не будешь готов.
   Аракаси фыркнул:
   - Я достаточно готов, чтобы вокруг меня  не  устраивали  суматоху.  -  Он
благодарно кивнул Люджану, когда тот собрался его  оставить,  и  перевел  на
госпожу взгляд темных глаз. Теперь он снова  был  собран  и  деловит.  -  По
меньшей мере еще три властителя убиты или ранены. Несколько других выбрались
из дворца и сбежали в свои городские дома или вернулись в поместья. Список у
меня составлен. - Он неловко шевельнулся и достал из складок  рубахи  листок
бумаги.
   Вернулся  слуга  с  вином.  Несколько  раз  сославшись  на  необходимость
сохранять трезвую голову,  Аракаси  все-таки  принял  стакан.  Он  понемногу
глотал напиток, а властительница тем временем просматривала  его  торопливые
заметки, и краска - хотя бы отчасти - возвращалась на ее лицо.
   - Все, кто погиб, были сторонниками Тасайо и властителя Кеды, -  отметила
Мара. - Ты считаешь,  что  убийц  нанимали  ставленники  кланов  Ионани  или
Омекана?
   Аракаси глубоко вздохнул и отставил стакан.
   - Может быть и нет. Аксантукар из Оаксатукана тоже подвергся нападению.
   Мара выслушала это без удивления: у Аксантукара  были  сильные  соперники
внутри его собственного клана.
   - Как он себя чувствует?
   - Вполне прилично. - Мастер  тайного  знания  закрыл  глаза  и  попытался
расслабиться. Откинув голову и прислонившись затылком к стене, он добавил:
   - Все нападавшие погибли, вот что странно. Они были из братства.
   Но  Аксантукар  всегда  был  сильным  бойцом;  не  зря  же   он   некогда
предводительствовал в варварском мире армиями Келевана. Мара присмотрелась к
мастеру:
   - Ты сказал не все, что знаешь.
   - К сожалению, ты опять угадала, госпожа.  -  Аракаси  открыл  глаза;  их
мрачное выражение поразило Мару. - Делегация властителей явилась в дворцовые
казармы с требованиями к коменданту императорского гарнизона. Они настаивали
на том, чтобы три роты Имперских Белых  охраняли  Палату  Совета.  Комендант
отказал:  поскольку  Свет  Небес  официально  не  созывал  собрания  Совета,
гарнизон не  несет  никакой  ответственности  за  охрану  помещений  Палаты.
Обязанности, возложенные  на  коменданта,  состоят  в  защите  императорской
семьи, и он не снимет с постов ни одного солдата,  если  император  не  даст
других распоряжений.
   Усилием воли подавив вспышку раздражения, Мара спросила:
   - Когда вернется Свет Небес?
   - Судя по донесениям, завтра около полудня.
   Мара вздохнула:
   - Тогда у нас не остается выбора. Нужно просто  ждать.  Как  только  Свет
Небес вступит во дворец, порядок будет восстановлен.
   Кевин поднял брови:
   - Только благодаря его присутствию?
   Аракаси сухо поправил:
   - Благодаря присутствию пяти тысяч солдат, которые придут вместе с ним. -
Он  продолжал  прерванное  донесение.  -  Знатные   вельможи,   составлявшие
делегацию, твердо стояли на своем.  Кроме  того,  собравшиеся  поздно  ночью
главные жрецы  Двадцати  Орденов  объявили,  что  предательство  в  Мидкемии
явилось знамением гнева богов. Цуранская традиция - так гласит их вердикт  -
была нарушена, и Свет Небес уклонился от предначертанного ему пути,  перейдя
от попечении духовных к мирским заботам. Если бы Ичиндар сохранил  за  собой
поддержку жрецов, он еще  мог  бы  диктовать  свою  волю,  но  при  нынешней
расстановке сил ему, вероятно, придется уступить и дать согласие на собрание
Совета.
   - А это значит, что все должно решиться до полудня, - заключила Мара.
   Основания для такого вывода были вполне очевидными. С того времени, когда
император приложил руку к Большой Игре, случилось уже  достаточно  бедствий.
Властители из Высшего Совета показали,  что  не  сойдут  с  места,  пока  не
добьются  своего.  При   возвращении   Ичиндара   во   дворец   его   должен
приветствовать новый Имперский Стратег.
   - Сегодня ночью, - спокойно предрек Аракаси, - это здание  станет  ареной
сражения.
   Кевин зевнул:
   - А мы до этого успеем хоть сколько-нибудь поспать?
   - Только утром, - разрешила Мара. -  После  полудня  мы  должны  быть  на
Совете.  От  нынешних  встреч  во  многом  зависит,  кому  суждено  пережить
предстоящую ночь. А завтра  те,  кто  останется  в  живых,  назначат  нового
Имперского Стратега страны Цурануани.
   Когда  Аракаси  собрался  оторваться  от  своих  подушек,   Мара   жестом
остановила его.
   - Нет, - сказала она твердо. - Ты останешься здесь  и  будешь  набираться
сил для дневных дел.
   Мастер только взглянул на нее, но Мара заговорила так уверенно, как будто
он вслух задал ей вопрос.
   - Нет, - повторила она. - Это приказ. Только глупец может воображать, что
Минванаби не заявят о своем присутствии. Ты сделал достаточно и  даже  более
чем достаточно. Да и Кевин верно сказал ночью. Грозит  ли  что-нибудь  Акоме
или не грозит, я не покину Совет. Мы уже приготовились как могли к отражению
атаки. Если наши усилия окажутся недостаточными - ну что ж: Айяки дома и под
защитой.
   Аракаси склонил забинтованную голову.  Усталость  его,  как  видно,  была
непомерной, ибо в следующий раз, когда Кевин взглянул на него, мастер лежал,
расслабленно раскинувшись на циновке, и крепко спал.

***

   В  Палате  Совета  воздух  был  насыщен  тревогой.  Помимо  Мары,  многие
правители явились в сопровождении  стражи  куда  более  многочисленной,  чем
дозволенный традицией почетный эскорт. Проходы  между  рядами  и  развилками
были забиты вооруженными воинами, и зал больше  напоминал  казарменный  плац
перед выступлением войска в поход, чем  чертог  мудрых  рассуждений.  Каждый
властитель держал своих солдат при себе; они рассаживались на полу у его ног
или выстраивались вдоль ограждений между лестницами. Любой желающий  перейти
с места на место был вынужден с трудом и муками прокладывать путь, то и дело
перешагивая через какого-нибудь воина, который мог  лишь  виновато  склонять
голову и бормотать извинения за причиненное неудобство.
   Когда Мара протискивалась между свитами двух  соперничающих  группировок,
Кевин процедил сквозь зубы:
   - Если хоть один идиот вытащит здесь меч из ножен, сотни успеют  умереть,
прежде чем кто-нибудь догадается спросить, а в чем, собственно, дело.
   Мара кивнула, а потом тихо сказала:
   - Взгляни туда.
   На нижней галерее наконец было занято  кресло  напротив  помоста.  Вокруг
кресла плотным клином стояли воины  в  оранжевом  с  черным,  а  среди  них,
облаченный в боевые доспехи, мало  чем  отличающиеся  от  офицерской  формы,
восседал Тасайо из Минванаби. Если раньше Кевин  был  разочарован  обыденным
обликом покойного властителя  Десио,  этого  никак  нельзя  было  сказать  о
впечатлении, производимом его  кузеном.  Тасайо  сидел  в  свободной,  почти
скучающей позе, но  даже  издалека  невозможно  было  не  почувствовать  его
молчаливого  присутствия.  Он  напомнил  Кевину  тигра;  лучшего   сравнения
мидкемиец не мог подобрать. Беглым взглядом Тасайо обвел Палату.  Его  глаза
встретились с глазами Кевина лишь на мгновение, и все-таки властитель  узнал
раба. Лицо под ободком шлема осталось бесстрастным, но каждый из двух мужчин
понял, что другой его заприметил.
   Кевин отвел глаза секундой позже. Он наклонился к госпоже:
   - Тигр знает, что мы поблизости от его логова.
   Мара добралась до своего кресла, уселась и сделала вид, словно ее  сейчас
занимает лишь одна задача -  должным  образом  расправить  складки  парадной
мантии. Только теперь она переспросила:
   - Тигр?..
   - Вроде вашего сарката, только  четвероногий,  вдвое  крупнее  и  намного
опаснее.
   Кевин занял свою обычную позицию за креслом госпожи,  стиснутый  со  всех
сторон воинами, которые  в  обычных  условиях  ожидали  бы  их  на  площадке
верхнего яруса.
   Мара внимательно осмотрела Палату, которая  казалась  более  темной,  чем
всегда, и, как ни странно, более гулкой. В разных  местах  виднелись  пустые
места; но те властители, которые сегодня присутствовали,  явно  предпочитали
блеск доспехов и оружия сверканию Драгоценностей и переливам шелков. По мере
того  как  интриги  приобретали  все  более  запутанный   характер,   беседа
становилась уклончивой  и  многозначительной;  об  истинном  смысле  каждого
услышанного слова приходилось только догадываться.  Даже  взгляды,  которыми
обменивались правители, были тщательно продуманы  и  имели  свою  подоплеку.
Каждое пустующее место следовало понимать так, что его  хозяин  либо  мертв,
либо решил убраться отсюда подобру-поздорову. Зато оставшиеся были настроены
решительно, а порой даже и воинственно.
   Скороход Совета доставил Маре послание. Она сломала печать, взглянула  на
оттиски двух печатей внутри и жестом  велела  мальчику-скороходу  подождать,
пока она читает. В сопровождении десятка воинов появился властитель Дзанваи.
Судя по виду, он оправился после испытаний минувшей ночи. Кратчайший  проход
к  его  месту  был  битком  набит  воинами,  что  вынуждало  его  изобретать
какой-нибудь  обходной  путь.  Выбрав  такой   маршрут,   который   проходил
поблизости от Мары, он одарил властительницу Акомы улыбкой и легким наклоном
головы.
   Она ответила ему таким же безмолвным приветствием, затем набросала  ответ
на только что полученное послание и отправила скорохода на  другую  галерею.
Люджану она сообщила:
   - Мы  обзавелись  еще  двумя  голосами  благодаря  сведениям,  полученным
Аракаси.
   Утро  тянулось  медленно.  Мара  побеседовала   с   дюжиной   властителей
относительно предметов, казавшихся вполне безобидными. Хотя Кевин и  пытался
уловить в этих разговорах потаенный смысл, он так и не смог понять,  что  же
это было: обмен замаскированными угрозами или предложениями взаимной помощи.
Но он все чаще ловил  себя  на  том,  что  невольно  поглядывает  на  нижнюю
галерею, где властители, один за другим, подходили засвидетельствовать  свое
почтение Тасайо. При этом  Кевин  заметил,  что  говорят,  главным  образом,
визитеры, тогда как  Тасайо  почти  все  время  хранил  молчание.  Когда  он
кому-либо отвечал, его высказывания  оказывались  краткими  и  решительными,
насколько можно было судить по вспышке белых зубов. Воины,  сидевшие  у  его
обутых в сандалии ног, сохраняли каменную неподвижность.
   - Тасайо нагоняет страх даже на своих, -  шепнул  Кевин  Люджану,  улучив
подходящий момент.
   - Еще бы, - ответил тот столь же тихо. - Он же  первостатейный  убийца  и
постоянно оттачивает свое мастерство, чтобы не потерять форму.
   Холодок пробежал по спине у Кевина, когда он еще раз взглянул на фигуру в
оранжево-черном  кресле.  Там  сидел  самый  безжалостный  игрок   из   всех
участников жестокой Игры Совета.

***

   Мара  вернулась  к  себе  в  покои,  чтобы  поесть  и  посоветоваться   с
соратниками. Аракаси, с рукой в  лубке,  завладел  письменной  доской  Мары.
Вокруг него образовалось беспорядочное скопище бумаг и перьев; он с  головой
ушел в работу и не стал ее прерывать, когда  Мара  попросила  слуг  принести
подносы с легкими закусками. Кевин заметил, что мастер  успел  тем  временем
написать еще три послания. Прижимая пострадавшей рукой  стопку  пергаментных
листов, здоровой рукой он выводил ровные строчки аккуратным почерком левши.
   - Ты же не левша, - уличил его мидкемиец.  У  него  был  взгляд  опытного
фехтовальщика, и умение примечать, какой рукой обычно орудует человек,  было
привито ему с младых ногтей. - Готов об заклад побиться!
   Аракаси даже головы не повернул.
   - Сегодня я левша, - со скупой иронией отозвался он.
   Кевин решил взглянуть, сильно ли  пострадало  при  этом  каллиграфическое
искусство Аракаси, и проникся к мастеру еще  большим  уважением,  обнаружив,
сколь артистически тот изменяет почерк.  Одна  из  составленных  им  записок
выглядела так,  как  будто  была  написана  сильной  мужской  рукой;  другая
казалась начертанной изящным женским почерком, а  третья  могла  навести  на
мысль, что ее автор вообще не силен в грамоте и лишь с большим трудом  сумел
нацарапать это сообщение.
   - Тебе никогда не случалось запутаться настолько, чтобы забыть, кто ты на
самом деле? - ехидно поддел его Кевин.
   Аракаси оставил вопрос без внимания и продолжал - все так же одной  рукой
- складывать и запечатыват