да  застонет  девушка  в
пароксизме  наслаждения...  или  того,  что  кажется  подобием  наслаждения.
Аракаси запретил себе думать о девушке, с детских лет приученной лицемерить,
изображая все признаки радости...
   Аракаси мысленно пристыдил себя. Он слишком долго исходил потом и потерял
много влаги,  при  этом  человеком  частенько  овладевает  головокружение  и
обманчивое ощущение  легкости.  Он  заставил  себя  сосредоточиться:  каждый
мускул должен быть готов к действию. Нож  у  него  в  руке  словно  стал  ее
продолжением,  когда  Обехан,  со  всех  сторон  облепленный  разгоряченными
девушками и влажным шелком, открыл рот и сдавленным воплем возвестил миру  о
том, что переполнявшие его силы сладострастия и на этот раз нашли  достойный
выход.
   В этот самый момент Мастер тайного знания сорвался с  места,  грянулся  о
потолок, проломив его своим весом, и вместе с осыпью обломков, щепок и  пыли
рухнул вниз. Глаза, привыкшие  к  темноте,  позволили  ему  ясно  разглядеть
клубок сплетенных тел на циновке. Он выбрал из них верхнее и должным образом
нацелил клинок.
   В распоряжении Аракаси было не более секунды для  молитвы  о  том,  чтобы
оправдались его  расчеты:  оружие  и  охрана  Обехана  могут  оказаться  вне
пределов досягаемости своего хозяина только  в  одном  случае  -  когда  он,
нагой, предается плотским утехам с женщиной.
   Не промедлив ни мгновения, Аракаси бросился  сверху  на  потное  скопище,
состоявшее из Обехана и его женщин, и вонзил  бесценное  стальное  лезвие  в
плоть. Однако он сразу почувствовал, что нож отклонился в толще  мускулов  и
уперся в кость. Нанести смертельный удар не удалось.
   Обехан был весьма  дородным,  но  жира  в  этом  огромном  теле  не  было
нисколько. Его стон наслаждения перешел в крик боли и тревоги.  Аракаси  был
отброшен от своей жертвы, словно рыба, выкинутая рыбаком из лодки. Его пятка
угодила на женское бедро, и он упал. Главарь убийц был не только силен, но и
проворен. Его рука метнулась к груде оружия, сложенного  рядом  с  постелью.
Три дротика успели вонзиться  в  шелковые  покрывала,  пока  Аракаси  только
откатывался в сторону. Одна из девушек вскрикнула от боли и страха.
   Масляная лампа погасла. Виелла упала  и  разбилась,  и  певица  с  визгом
бросилась к выходу. Из коридора послышался топот ног; тем  временем  Аракаси
рывком  высвободился  из  перепутанных   покрывал   и   оттолкнул   девушку,
вцепившуюся ногтями в его плечо. Второй кинжал  скользнул  в  руку  Мастера,
словно был живым существом, способным дышать и  готовым  прийти  на  помощь.
Резкое движение запястья - и брошенный клинок устремился к цели. На этот раз
ошибки не было: нож вонзился в загривок Обехана.
   Главарь убийц снова яростно взревел. Но нож перерезал  артерию,  и  кровь
хлынула фонтаном. Он поднял руку, чтобы остановить кровотечение, но едва  не
лишился напоследок и большого пальца, наткнувшегося на острый  край  клинка,
торчащего из раны. На фоне светлого  квадрата  дверной  перегородки  Аракаси
увидел, как  дрожат  мелкой  дрожью  плечи  силача  в  отчаянном  напряжении
угасающей жизни. Обливаясь кровью, Обехан упал.
   Аракаси изворачивался то туда, то сюда, разбрасывая по сторонам все,  что
попадалось под руку - и девушек, и покрывала. В очередной  раз  откатившись,
он швырнул подушку в том направлении, откуда слышались приближающиеся  шаги.
От неожиданности вошедший часовой  споткнулся  и  едва  удержал  равновесие,
поскользнувшись  на  плитках  пола.  По  ошибке  приняв  его  за   виновника
переполоха, четверо подоспевших охранников круто обернулись  и  бросились  к
незадачливому собрату с самыми грозными намерениями. Его протесты  послужили
хорошей маскировкой для маневров Мастера, который перебрался вдоль  стены  в
дальний конец помещения.
   При свете звезд он видел происходящее достаточно отчетливо. Принимая  все
меры   предосторожности,   чтобы   случайный   отблеск   стали   не    выдал
преследователям его местонахождение, Аракаси вытащил из петли на  поясе  еще
один нож. Бросок - и один из охранников рухнул на пол, схватившись за  живот
и завывая от боли.  Производимый  им  шум  отвлек  внимание  остальных,  чем
немедленно воспользовался Аракаси, который достал поочередно  еще  несколько
ножей и прикончил остальных.  Они  умерли  под  нестихающие  вопли  гаремных
женщин и стоны раненого часового, так и  не  поднявшегося  с  пола.  Мертвый
Обехан недвижно лежал среди покрывал.
   Аракаси проскользнул через стенной проем и скрылся по ту сторону от рамы.
Он не рискнул задерживаться, чтобы полюбопытствовать - не  заметила  ли  его
ухода  какая-нибудь  из  девушек  и   не   оказалась   ли   она   достаточно
сообразительной, чтобы пустить по его следу погоню. С  силой,  удесятеренной
возбуждением и чувством опасности, он  подпрыгнул  и  ухватился  за  угловую
балку крыши, а потом, подтянувшись на руках, скрылся в тени  под  нависающим
карнизом. Последний оставшийся у него нож он крепко сжимал в зубах.
   Едва он успел угнездиться в этом новом укрытии,  как  в  комнату,  громко
топоча, вбежали из соседнего коридора служители Камои.
   - Скорей из дома! - заорал один из убийц. - Человек, который убил  нашего
вожака, удрал в сад!
   С находчивостью, порожденной отчаянием, Аракаси схватил обломок  черепицы
и бросил его из-под карниза в цветник за стеной  дома.  Часовой,  наделенный
чутким слухом, ринулся в кусты, круша мечом стволы и стебли. Аракаси мог  бы
коснуться пальцами головы часового, когда тот стрелой проносился под ним.
   Набежали еще несколько убийц.
   - Где он?..
   Их сподвижник на пару секунд прекратил размахивать мечом.
   - Я слышал какое-то движение.
   - Эй, живо! Принести факелы! - распорядился второй стражник.  -  Пока  мы
тут копаемся, убийца улепетывает!
   Они рванулись веером от крыльца, прочесывая сад; чтобы помочь их поискам,
подтянулись с факелами и фонарями другие обитатели особняка. Аракаси  спешно
спустился из-под крыши, словно движущаяся тень в темноте. Бочком пробравшись
вдоль стены, через проем соседней перегородки он снова вернулся в  дом,  где
преследователи еще не додумались его искать.
   Из спальни выскочили еще несколько  человек.  Они  встретили  первого  из
возвращающихся охранников. Тот на бегу бросил:
   - Он, наверное, перебрался через стену. Скорей посылай людей  к  границам
имения, нужно перекрыть ему все выходы!
   Судя по возгласам из гаремных покоев, там вовсю шло дознание.  Новость  о
смерти Обехана всполошила слуг, и кое-кто из  них  поддался  панике.  Община
была безжалостной и скорой на расправу, и в доме, столь  сильно  охраняемом,
неизбежно должно  было  возникнуть  подозрение,  что  у  человека,  убившего
хозяина, был сообщник из числа здешней челяди. Чтобы наверняка избавиться от
предателя в своих рядах, заправилы Камои вполне  могли  истребить  поголовно
всех обитателей дома. Более смышленым из слуг было ясно, что надо удирать, и
как можно скорее. Один лишь страх удерживал  этих  несчастных  на  службе  у
столь опасной общины, но теперь им приходилось выбирать между неопределенным
будущим и позорной смертью, - большинство предпочитало рискнуть.
   Аракаси мог только надеяться, что переполох, поднявшийся  среди  десятков
слуг, создаст благоприятные условия для выполнения задания госпожи.
   Окажись  на  его  месте  другой,   более   здравомыслящий   человек,   он
воспользовался бы этой кутерьмой, чтобы спастись, но Мастер помнил, что цель
еще не достигнута. Ради блага Мары он должен проникнуть в кабинет Обехана  и
выкрасть журнал, куда заносились сведения о заключенных Братством  секретных
контрактах.
   Над соседней опочивальней повисла тишина. Аракаси  рискнул  предположить,
что стражники в  горячке  погони  оставили  без  присмотра  своего  мертвого
вожака. Через отверстие,  которое  он  же  раньше  проломил  в  перегородке,
Аракаси вернулся на арену недавней бойни.
   Кровью было запятнано все, что находилось  в  пределах  десяти  футов  от
постели. Помимо туши поверженного хозяина здесь находились и две  обнаженные
девушки: в слабом свете звезд их тела отливали серебром. Одна из  них  молча
уставилась на него. Бессознательными,  жутко  однообразными  движениями  она
безуспешно пыталась стереть кровь с кожи. Другая корчилась посреди покрывал,
издавая жалобные стоны. Настигнутая дротиком с отравленным наконечником, она
не могла встать. С мрачной решимостью Аракаси вернул себе два стальных ножа,
выхватив  один  из  загривка  Обехана,  а  второй  -  из  живота  охранника,
распростертого на полу у ног хозяина.
   Огибая  изножье  постели,  Аракаси  бросил  беглый  взгляд   на   раненую
куртизанку - и остановился, пораженный. Волосы  девушки  золотились,  словно
струя пролитого масла под луной, а дрожащий  свет  фонарей,  проникающий  из
сада, позволял разглядеть ее  запрокинутое  лицо.  Это  зрелище  смертельной
раной отозвалось в сердце Мастера, ибо ее черты были в точности  такими  же,
как у ее сестры.
   Они были близнецами.
   Разум оказался бессилен против душевного порыва Мастера. Девушка, которой
никак не удавалось своими тонкими руками  выдернуть  дротик,  пронзивший  ее
грудь, была на вид неотличима от другой - той, кого он касался и кого ласкал
в постели. Казалось, сердце у него разорвется от боли. Он призывал на помощь
свою холодную, рассудительную натуру. Он заставлял себя  вспомнить,  кто  он
такой и зачем он здесь. Есть задача, поставленная перед ним Слугой  Империи.
Он обязан собраться с мыслями и найти архив Обехана.
   Но  самообладание  изменило  ему  именно  тогда,  когда   было   особенно
необходимо. Перед ним лежала умирающая куртизанка,  и  заботы  о  сохранении
собственной жизни вдруг показались ему такими же бессмысленными, как попытки
голыми руками поймать солнечный луч.
   Голос здравого смысла настойчиво требовал: надо хранить верность долгу, а
долг - это служение Маре; но глухой к любому зову, кроме голоса  сердца,  он
опустился на колени рядом с истекающей кровью девушкой.  Драгоценное  время,
опасность разоблачения - все перестало  существовать.  В  его  представлении
невозможно  было  отделить  куртизанку,  заполонившую  его  мысли,   от   ее
сестры-близнеца. Вопреки извечному инстинкту самосохранения,  Аракаси  обнял
умирающую и привлек к  себе.  Как  мать,  убаюкивающая  младенца,  он  нежно
покачивал ее, безмолвно глядевшую  на  него  широко  открытыми  глазами,  до
последнего спазма, потрясшего все ее тело, и до последнего вздоха.
   У Аракаси было такое чувство, словно его только что жестоко избили. Ногти
его пальцев вонзились в ладонь, и кровь сочилась из прикушенной губы.  Из-за
соленого привкуса во рту и смертного  смрада,  наполнившего  его  ноздри,  к
горлу подступила тошнота. Он почти не замечал  присутствия  другой  девушки,
которая была еще жива и что-то бормотала. Краем уха он улавливал  ее  лепет,
но смысла слов не воспринимал. Аракаси судорожно вздохнул  и  заставил  себя
расцепить закостеневшие руки.  Казалось,  сердце  у  него  окаменело,  когда
мертвая девушка выскользнула из  его  объятий.  Однако,  когда  позади  него
послышался какой-то звук, сработала многолетняя выучка, и он метнул один  из
ножей. Слуга, намеревавшийся войти, был евнухом и  состоял  при  гареме:  он
вернулся, чтобы присмотреть за своими подопечными.
   Бросок Аракаси оказался почти безукоризненно точным: на шее евнуха, около
затылка, нож пропорол глубокий след, но не  уложил  его  на  месте,  а  лишь
заставил охнуть и отшатнуться, привалившись к раме дверного проема.  Аракаси
всегда отличался быстротой движений, но сейчас его онемевшие  руки  утратили
долю привычной ловкости. Однако он не дал противнику возможности ни уйти, ни
позвать на помощь. Борцовским приемом он двинул евнуха в живот, а потом  еще
нанес удар сбоку. Но раненый  все  еще  был  сверхъестественно  силен.  Руки
Аракаси скользили в поисках удобного захвата. Наконец он изловчился воткнуть
пальцы в рану, и струя крови, брызнувшей ему в лицо, не оставила сомнений: у
врага разорвана артерия. Вместо  кляпа  пришлось  использовать  кулак,  и  в
напряжении борьбы пальцы Аракаси были прокушены до кости.
   Если бы охранники  Обехана  не  рассеялись  по  саду  в  поисках  убийцы,
которому, по всем резонам, полагалось бы искать спасения как можно дальше от
здешних мест, схватка не осталась бы незамеченной. Но то, что происходило на
самом деле, казалось Мастеру чем-то нереальным. Он  повис  на  агонизирующем
человеке, вцепившись в  него  мертвой  хваткой,  а  тот  путался  в  стенных
драпировках, натыкаясь на сундуки и столы. Прошло немало времени, пока евнух
не истек кровью. Когда он наконец обмяк и упал  на  пол,  Аракаси,  шатаясь,
выбрался из опочивальни.
   Впервые оказавшись в этом доме, он не имел ни, малейшего представления  о
том, где именно следует искать журнал, в котором как бы  воплотилось  сердце
общины. В журнале содержались зашифрованные сведения  обо  всех  заключенных
контрактах; шифр был известен  только  Обехану.  Посредникам  не  сообщалось
ничего, кроме имени жертвы, обреченной на заклание.
   Записи  тонга  предстояло  унаследовать  Тайренхану,  преемнику   убитого
главаря. Журнал не должен оставаться без охраны, и даже прежде, чем  утихнет
суета поисков,  советник  Обехана,  вероятно,  пошлет  Тайренхана  за  этими
записями.
   Аракаси услышал далекие голоса и пронзительный вскрик. Время,  отпущенное
ему для пребывания в доме, теперь исчислялось несколькими минутами, а  перед
его мысленным  взором  все  еще  стояло  воспоминание  о  девушке,  погибшей
мучительной смертью.  Он  резко  одернул  себя,  заставив  свое  воображение
переметнуться на другой предмет.  Предельно  сосредоточившись,  он  приказал
себе  припомнить  все  догадки,  к  которым  пришел  в  часы  ожидания   под
стропильной колонной. Это здание - обитель  наслаждений.  Здесь  Обехан  при
желании проводил часы досуга. Журнал с секретными записями, которому  всегда
полагалось находиться у него под рукой,  должен  быть  здесь,  в  специально
отведенном для него месте - в  комнате  с  прочнейшими  стенами  и  дверями.
Значит, эту комнату можно отличить по устройству ее дверей!
   Аракаси двинулся по коридору, стараясь держаться в тени.  Там,  где  было
возможно,  он  гасил  фонари,  вздрагивая  при  каждом  звуке,  пусть   даже
доносившемся издалека. Он обогнул угол и  едва  не  наткнулся  на  человека,
стоявшего к нему спиной. Аракаси выхватил последний оставшийся у него нож, и
сталь тихонько звякнула при этом движении. Человек мгновенно обернулся.  Это
был воин, поставленный охранять запертую дверь. Аракаси  бросился  вперед  и
перерезал сухожилие в запястье врага, прежде чем тот  успел  выхватить  свой
меч. Мастер тайного знания не почувствовал собственной боли,  когда  обрушил
искусанные, кровоточащие пальцы на кадык часового и  с  грохотом  припечатал
его к деревянной двери.
   Услышав этот шум, кто-то закричал.
   Понимая, что время не терпит, Аракаси протолкнул врага через перегородку,
использовав его туловище в качестве тарана. Часовой отчаянно  сопротивлялся,
в его широко раскрытых глазах метался панический  ужас.  Он  не  совладал  с
натиском  Аракаси  и  спиной  вперед  ввалился  во  внутреннее  пространство
укрепленной комнаты, как ни пытался уцепиться за стену здоровой рукой.
   И тогда он упал. Силки намертво обхватили его лодыжки, из  стен  полетели
стрелы. Пол, о который он ударился при падении,  провалился  со  скрежещущим
звуком, и из отверстий, разбросанных  между  плитками,  выдвинулись  десятки
заостренных твердых кольев, пронзивших содрогающиеся останки.
   Аракаси не стал  уделять  внимание  предсмертным  спазмам  своей  жертвы.
Печальная  участь  часового  заставила  Мастера   призадуматься.   Тщательно
обследовав стену, он обнаружил между фресками небольшое углубление и  понял,
для чего оно предназначено: сюда полагалось вставлять запирающий  штырь,  не
позволяющий ввести в действие механические ловушки внутри  комнаты.  Аракаси
вставил в отверстие свой нож и кинулся вперед.
   Он мог слышать топот людей, сбегающихся со всех  сторон  по  коридорам  к
тому месту, где он сейчас  находился.  Перед  ним,  освещенное  единственной
лампой, возвышалось похожее на стол сооружение с тяжелой книгой,  покоящейся
на столешнице. Он перепрыгнул через труп часового: и думать,  и  действовать
надо было быстро.
   Если дверь была снабжена ловушками, то и от стола нужно ждать  сюрпризов.
Отсюда следовало, что вор, которому удалось живым добраться до стола, должен
быть весьма сообразительным, к тому же еще и  знатоком  сложных  механизмов.
Поэтому  Аракаси  избрал  другую  тактику,  не  предусмотренную  создателями
здешних капканов: он предпочел прибегнуть к грубой силе.
   Во рту возник металлический привкус паники.  С  трудом  проглотив  слюну,
Аракаси схватил тяжелую керамическую подставку лампы, наклонился и что  было
сил ударил ею по инкрустированной панели  в  нижней  части  стола.  Взглянув
вверх, он обнаружил (а затем и обезвредил) паутину тонких нитей и  рычажков,
которые привели бы в действие ловушку, если бы книгу подняли со стола. А под
ними он нашел кое-что еще.
   Под механизмом ловушки лежал туго скатанный свиток. Аракаси подтянул  его
к себе. Пергаментная оболочка была исписана шифром и  перевязана  лентами  с
изображением цветка камои. Книга на столешнице была фальшивкой,  оставленной
на виду как приманка в капкане. Истинный  документ  о  секретных  контрактах
общины убийц Аракаси держал в руках.
   Крики тревоги зазвучали ближе. Аракаси затолкал свиток в карман рубахи  и
поспешил к дверям. Он выдернул свой нож из  отверстия  и  побежал  прочь  от
голосов, которые раздавались уже за ближайшим углом.
   Он мчался сломя голову, охваченный  новым  страхом,  что  пришел  к  нему
вместе с  успехом.  Сколь  тщательно  ни  обдумывал  он  свои  планы,  сколь
скрупулезно ни готовил меры своей защиты - он до сих пор  не  позволял  себе
загадывать вперед дальше того момента, когда Обехан будет  убит.  Но  теперь
ставки удвоились: оставшись  без  секретного  свитка,  Тайренхан  не  сможет
претендовать на власть в клане.  Контракты  не  будут  выполняться,  и  тонг
утратит честь. В сущности, Аракаси завладел  священным  натами  смертоносной
общины. Пропажа этой реликвии лишит убийц из Камои доверия заказчиков,  и  в
конечном счете они рассеются как дым.
   В коридоре, который Аракаси только  что  покинул,  поднялся  гвалт.  Была
обнаружена  выломанная  дверь;  новая  волна  возгласов  последовала,  когда
охранники ворвались внутрь и угодили в ловушки, снова  готовые  к  действию,
поскольку Аракаси вынул из отверстия нож,  послуживший  в  роли  запирающего
штыря.  Однако  погоня  не  прекратилась:  охранники,  оставшиеся  в  живых,
рассеялись по  всему  дому,  отыскивая  злоумышленника.  Аракаси  еле  успел
выскользнуть в окно, сбив преследователей со следа.
   Жгучей болью заявил о себе попавший в плечо дротик убийцы.  Он  наверняка
был отравлен, но у Аракаси не оставалось  выбора:  приходилось  на  какое-то
время попросту пренебречь этой раной. Противоядия, которые  он  прихватил  с
собой на случай  необходимости,  лежали  вместе  с  его  прочими  пожитками,
спрятанными  за  пределами  владений  Обехана.   Он   бегом   пересек   сад,
стремительно взобрался на дерево и перелетел через  первую  стену,  слыша  в
листве у себя над головой посвист дротиков и более тяжелых стрел.
   Он торопливо оглянулся в поисках пути к спасению. Его внимание  привлекла
кучка объятых паникой слуг.  Им,  как  видно,  тоже  не  терпелось  покинуть
пределы резиденции Камои.
   Аракаси затесался между ними; одна из женщин закричала,  заметив  его,  а
один мужчина бросился на колени и начал молить о милосердии.  Черная  одежда
Мастера ввела их в заблуждение: по  ошибке  его  приняли  за  убийцу;  когда
Аракаси понял это, его обуяло почти истерическое веселье. Переведя  дух,  он
завопил: