и  обе  женщины
приготовились к долгому ожиданию.
   День еще только начинается, думала Мара, поглядывая на часы,  сработанные
искусными мастерами из улья чо-джайнов,  а  теперь  стоявшие  на  столе,  за
которым каких-нибудь четверть часа назад ее супруг  с  трудом  вымучивал  из
себя письмо родному отцу.
   Мара быстро прикинула в уме: должно  быть,  патруль  обнаружил  высланных
вперед разведчиков бандитов рано утром и увидел, как их основные силы минуют
перевал.
   Из обрывочных сведений, которые доставила Накойя, Мара попыталась сложить
цельную картину пути, по которому предстояло пройти  войску  Акомы.  Ей  это
удалось, и она чуть заметно улыбнулась.  Разговор,  в  который  она  втянула
Кейока и Аракаси по пути к улью чо-джайнов, принес свои плоды. Среди  прочих
соображений, которыми мастер тайного знания поделился с  военачальником,  он
упомянул  о  необходимости  прочесывания   западных   уголков   поместья   в
предрассветные часы,  ибо  бандиты  могли  без  труда  просочиться  в  горы,
ускользнув от патрулей Акомы под покровом темноты, а потом залечь в  укрытии
на весь день. Патруль, возглавляемый Люджаном, вышел в дозор около полуночи,
и потому к рассвету его люди успели  забраться  достаточно  высоко  в  горы,
чтобы быстро обнаружить там присутствие злоумышленников. К тому  же  бывшему
бандиту, хитрецу Люджану, были наперечет известны все тайные  укрытия  между
Акомой и городом Холан-Ку.
   Почувствовав  внезапно  накатившую  усталость,   Мара   пососала   ломтик
охлажденного  плода.  В  утреннем  воздухе  все  еще  раздавался  постепенно
затихающий топот ног удаляющегося отряда Акомы. Еще несколько минут - и  все
стихло... только едва слышно тикали часы на столе.
   В полдень Накойя разлила  по  чашкам  травяной  чай  и  приказала  подать
обжаренные хлебцы с ягодным вареньем, а также каисанг  -  горшочек  тайзы  с
мелко накрошенными кусочками рыбы, овощей и орехов. От  души  желая  угодить
госпоже, повариха выставила на стол любовно приготовленные  блюда,  но  Маре
кусок не лез в горло.
   Осознав, что причина подавленного состояния  Мары  -  вовсе  не  телесная
усталость, Накойя постаралась ее подбодрить:
   - Госпожа, не опасайся. Твой повелитель Бантокапи вернется невредимым.
   Мара нахмурилась:
   - Он обязан вернуться невредимым!  -  На  какой-то  момент  из-под  маски
безразличия  показалось  живое  лицо;  в  его  чертах  выражались   гнев   и
целеустремленность. - Если он сейчас погибнет... значит, все было напрасно!
   Накойя попыталась взглянуть Маре  в  глаза,  но  молодая  женщина  быстро
отвела их в сторону. Теперь советница могла бы сказать с  уверенностью:  вот
сейчас, в эту самую минуту, ее госпожа обдумывает некий замысел, скрытый  от
всех. Строить догадки не имело смысла. Годы научили  Накойю  терпению.  Если
хозяйка Акомы предпочитает вынашивать планы в одиночестве - так тому и быть.
Самые опасные из планов могли привести к  катастрофе,  если  поделиться  ими
преждевременно - пусть даже с теми, кого любишь  и  кому  доверяешь.  Накойя
наблюдала, но не высмотрела ничего нового. Только страх  по-прежнему  терзал
ее старое сердце. Она многое могла понять.  Она  сама  была  дочерью  народа
цурани. А под крышей господского дома слово властителя было законом.

***

   Бантокапи жестом приказал отряду остановиться и, прищурившись,  наблюдал,
как приближаются два бегущих солдата Акомы. На фоне  солнечного  диска,  уже
наполовину скрывшегося за горизонтом, их фигуры казались темными  силуэтами.
Запыхавшиеся, покрытые дорожной пылью, усталые, но гордые, они по всей форме
отсалютовали властителю, и тот, что стоял ближе, доложил:
   - Господин, стоянка бандитов - в нижней лощине, позади того  хребта,  где
ожидает сотник Люджан. Он считает, что они  тронутся  в  путь  с  минуты  на
минуту.
   Бантокапи незамедлительно обратился к Кейоку:
   - Остановимся здесь. Пошли двоих солдат вызвать Люджана.
   Военачальник отдал нужные распоряжения и приказал отряду отдыхать.  Воины
рассыпались по обочине дороги,  снимая  шлемы  и  усаживаясь  где  придется;
однако костров не зажигали, чтобы не привлекать внимание чужаков.
   Шумно вздохнув, Бантокапи также расстегнул ремешки шлема. Шлем был весьма
тяжелой - хотя  и  необходимой  в  бою  -  частью  доспехов.  Отделка  этого
головного убора, согласно цуранской моде,  должна  была  отображать  деяния,
которые совершил его хозяин в  течение  своей  жизни.  Только  недавно  шлем
Бантокапи сподобился украшения в виде полосы из шкуры сарката в дополнение к
развевающемуся хвосту из волоса дзарби. Такие трофеи  выглядели  чрезвычайно
эффектно на параде, но, к величайшему неудовольствию молодого властителя, он
обнаружил, что после дневного марш-броска  каждая  лишняя  унция  становится
крайне обременительной.
   Сняв шлем, он сел на землю, прислонившись  спиной  к  гладкому  валуну  у
дороги, и подозвал к себе офицеров.
   - Кейок, о какой это лощине говорили солдаты?
   Военачальник присел на корточки и острием кинжала  начертил  на  дорожной
пыли весьма приблизительный план местности.
   - Она примерно вот  здесь,  господин.  За  невысоким  хребтом  дорога  из
Сулан-Ку спускается в узкое ущелье - в лощину  -  рядом  с  родником;  сразу
после этого начинается подъем на противоположный  склон  другого  хребта,  а
потом идет спуск вот к этой тропе... примерно в шести милях отсюда.
   Он сообщал точные факты, не упоминая, однако, о западне, которую устроила
на этом самом месте его госпожа для Люджана и его товарищей.
   - Хорошие места для засады, - пробормотал Бантокапи и почесал подбородок:
ему досаждал укус какого-то зловредного насекомого.
   Кейок ничего не ответил.  Он  терпеливо  ждал...  Только  Мара  могла  бы
понять, как много скрывается за этим молчанием. Его нынешний господин слегка
ослабил перевязь меча и потянулся:
   - Нам все равно придется ждать донесений от Люджана. Разбуди меня,  когда
он явится.
   Бантокапи подложил руки под голову и закрыл глаза.
   Старательно скрывая раздражение, Папевайо  встал.  Кейок  последовал  его
примеру.
   - Поставить дозорных, господин?
   Бантокапи буркнул нечто, выражающее  согласие,  и  оба  офицера  оставили
своего властителя подремать на  привале.  Не  прошло  и  часа,  как  возглас
дозорного возвестил о прибытии в лагерь сотника Люджана.
   Будить Бантокапи не пришлось: он сразу же проснулся сам и снова  принялся
чесаться, поскольку лицо у него зудело от новых укусов. Это  занятие  он  не
прервал и тогда, когда подошедший  Люджан  остановился  перед  ним,  должным
образом отсалютовав. Бывший разбойник пробежал шесть миль и, тем  не  менее,
ничто в его облике не свидетельствовало об утомлении - разве  что  дышал  он
тяжелее,  чем  обычно.  Кейок  и  Папевайо  присоединились  к  нему,   когда
Бантокапи, схватив свой шлем, нахлобучил его на голову  и  ткнул  пальцем  в
сторону карты, нарисованной Кейоком на пыльной тропе:
   - Показывай.
   Люджан  присел  на  корточки  и  собственным  кинжалом  провел  на  карте
несколько дополнительных черточек.
   - Шесть рот по пятьдесят человек собрались в этой лощине. Они подходили с
трех сторон, разными путями: вот так, так и так.
   Бантокапи прервал его вопросом:
   - Они не стали подниматься к  более  высокой  долине  -  той,  где  озеро
посредине?
   - Нет, господин.
   Казалось, что Люджана что-то тревожит, - и Бантокапи сделал  нетерпеливый
жест:
   - Ну, что мнешься? Говори!
   - Тут что-то... не так.
   - Их маневры не похожи на бандитские повадки, а?
   Люджан слегка улыбнулся:
   - Да, они ведут себя  скорее  как  хорошо  обученные  солдаты...  на  мой
взгляд.
   - Серые воины? - Бантокапи тяжело поднялся на ноги.
   - Может быть, - подтвердил Кейок.
   - Ха! - Тон властителя стал более язвительным. - Молодчики из  Минванаби,
голову даю на отсечение. Я еще до свадьбы знал о кровной вражде между Джингу
и Акомой. И мой отец недавно прислал мне предупреждение, чтобы я готовился к
отражению внезапного набега. - Он нахмурился. - Ручаюсь, он знал, что  такая
атака со дня на день должна состояться. - Бантокапи сделал многозначительную
паузу, но прочими своими соображениями на сей  счет  делиться  не  стал.  Он
помрачнел, и в его голосе появились зловещие ноты:
   - Властитель Джингу полагает, что его солдаты лучшие  в  Империи,  а  ваш
господин - просто глупый бык. И сдается мне, он уже настолько обнаглел,  что
готов рискнуть навлечь на себя гнев моего отца. И все-таки у него не хватает
то ли силенок, то ли дерзости,  если  он  предпочитает  не  показывать  свои
истинные цвета, а? Вот мы ему и дадим понять, что по первым двум пунктам  он
ошибается. - Бантокапи рассмеялся лающим смехом. - И совершенно  прав  -  по
последнему пункту. - Он обернулся к Кейоку. - Сдается мне, у тебя уже и план
придуман, а, военачальник?
   Острием кинжала Кейок указал на карте место по эту  сторону  ущелья,  где
тропа сужалась.
   - Я думаю, господин, здесь мы сможем сдержать их без особых хлопот.
   Бантокапи поиграл узелками бахромы на своих ножнах:
   - Лучше позволим им войти в ущелье, отправим одну роту им в тыл и устроим
там хорошую западню.
   В быстро тускнеющем свете Кейок вглядывался в рисунок, припоминая  каждую
особенность здешних мест. Затем он спокойно высказал свое мнение:
   - Если мы решим скрытно провести  одну  роту  вдоль  гребня,  она  сможет
добраться до места только к рассвету. Тогда бандитам не удастся отступить, и
быстрым налетом на лощину с этой стороны можно с ними покончить.
   - Прекрасно, только я думаю, мы не станем сшибаться с ними врукопашную. -
Бантокапи взвешивал открывающиеся возможности. - Будем сидеть тихо-тихо, как
пугливые пташки, а? Они пройдут мимо нас и глубоко  втянутся  в  ущелье,  на
открытое место - и вот тут-то мы себя покажем: будем засыпать их стрелами  и
камнями, пока они не разбегутся.
   Одобрительно кивнув, Люджан счел своим долгом заметить:
   - Но они могут сделать попытку прорваться.
   Бантокапи призадумался.
   - Нет, - сказал он наконец, - вот смотри  сюда.  Мы  нанесем  удар  точно
перед тем, как они доберутся до второго хребта. Они подумают, что имеют дело
с передовым патрулем Акомы, но большинство наших людей залягут у них в тылу.
- Он злорадно ухмыльнулся. - Бандиты вообразят, что основная часть гарнизона
Акомы находится впереди них... что мы защищаем границы поместья. Они побегут
назад тем же путем, каким добирались  сюда,  -  и,  если  сумеют  прорваться
сквозь тучи наших  стрел,  угодят  прямехонько  на  наши  копья  и  мечи.  -
Помолчав, он добавил:
   - Папевайо, ты отправишься с Люджаном на другой  конец  долины;  с  собой
возьмешь... - он быстро что-то  сосчитал  -  всех,  кроме  пятидесяти  самых
метких лучников. Кейок отберет двадцать лучников и разместится у перевала за
гребнем так, чтобы их не было видно с дороги. -  От  предвкушения  грядущего
побоища лицо у него  стало  почти  отталкивающим.  -  Кейок,  когда  бандиты
подойдут, прикажи своим  людям  что  есть  силы  выкрикивать  боевые  вопли,
громыхать доспехами и приплясывать, чтобы в  воздухе  пыль  столбом  стояла.
Пусть неприятелю кажется, что вас тут целая армия. Если  любой  из  бандитов
сунется вперед - уложите его стрелами на месте.
   Итак, решение было принято. Бантокапи перекинул свой лук через плечо:
   - Лучники займут позицию на гребне над бандитами - оттуда  будет  удобнее
сеять смерть среди незваных гостей. Разумнее всего, если я сам возглавлю эту
группу.
   Кейок с удовлетворением кивнул, вспомнив учебные  бои  на  площади  перед
казармами. Когда проводились упражнения с мечом, Бантокапи грешил  некоторой
неповоротливостью, но с луком в руках это был сущий дьявол.
   Сейчас,  с  трудом  сдерживая  возбуждение,  Бантокапи   отдал   Папевайо
последние приказы: он желал предусмотреть все таким образом, чтобы  ни  один
бандит не вырвался из ловушки.
   Если бы тень от шлема не скрывала  лица  Кейока,  то  во  взгляде  обычно
сурового военачальника можно было  бы  прочесть  редкое  для  него  чувство:
восхищение. Бантокапи расчетливо готовил победу,  и  изменения,  которые  он
внес в план Кейока, можно было  только  приветствовать.  Если  этот  дерзкий
замысел удастся осуществить, то с  бандитским  отрядом  действительно  будет
покончено.

***

   Распластавшись за  камнем  на  скалистом  гребне,  Бантокапи  подал  знак
лучнику, притаившемуся  по  другую  сторону  лощины.  Но  бравые  пришельцы,
стоявшие лагерем внизу, не заметили  его  сигнала:  ранний  утренний  туман,
подобно  плотному  одеялу,  стлался  по  дну  ущелья;  ничего  такого,   что
находилось далее чем ярдах в десяти, разглядеть было невозможно.  Свет  зари
пока коснулся лишь восточных вершин, придавая им красноватый оттенок. Долгие
часы должны были  пройти,  чтобы  туман  рассеялся.  На  стоянке  пришельцев
шевеление только начиналось. Кто-то присел на корточки  в  укромном  уголке,
чтобы справить нужду;  другие  мылись  у  родника  или  вытряхивали  одеяла;
несколько человек  собирали  сухой  хворост,  чтобы  развести  костры.  Лишь
трое-четверо удосужились облачиться в доспехи.  Судя  по  всему,  чужаки  не
позаботились  даже  о  том,  чтобы  расставить  дозорных.  Зрелище  подобной
беспечности немало позабавило Бантокапи. Беззвучно рассмеявшись,  он  выбрал
себе мишень - того, что сидел на корточках в укромном  уголке,  -  и  пустил
стрелу.
   Так началось сражение.
   Первая жертва свалилась с глухим воплем. И в этот миг  тридцать  лучников
Акомы,  занимавших  позицию  вдоль  гребня,  разрядили  свои  луки.  Меткими
выстрелами были выведены из строя тридцать бойцов вражеского отряда,  прежде
чем хоть один из них сумел что-то предпринять. И  только  тогда  на  стоянке
началась  суматоха,  как  в  растревоженном  муравейнике.  Бросив  на  землю
бесполезные одеяла, опрокинув в костер котлы с варевом,  подвергшиеся  атаке
люди кинулись кто куда в поисках укрытия. Злобно хихикая, Бантокапи выпустил
вторую стрелу, которая угодила в пах чужаку. Тот рухнул на землю, корчась от
боли; при этом он умудрился подкатиться под ноги бегущему товарищу,  и  тот,
споткнувшись, упал. Слишком много людей скопилось на маленькой  площадке,  и
возникшая среди них паника оказалась весьма на руку нападавшим.  Прежде  чем
командиры сумели  восстановить  порядок,  были  повержены  еще  два  десятка
солдат. Но вот прозвучали команды, и лучникам Акомы стало труднее попадать в
цель - осажденные бросились  под  защиту  всевозможных  укрытий:  поваленных
деревьев, крупных камней и  даже  неглубоких  ложбинок.  Однако  стрелы  еще
настигали свои мишени.
   По команде одного из офицеров пришельцы  устремились  к  границам  Акомы.
Бантокапи ликовал,  как  дикарь.  Вероятно,  головорез,  командовавший  этим
сбродом, вообразил, что повстречался  с  патрулем,  преследующим  лишь  одну
задачу: оттеснить его людей туда, откуда они явились - в холмы. Те  бандиты,
которые сумели перегруппироваться и повиновались приказу, добежали  лишь  до
тени,  отбрасываемой  вторым  хребтом...  но  вынуждены  были  остановиться,
услышав крики  и  скрип  доспехов.  Пятеро  из  авангарда  упали,  сраженные
стрелами, когда в бой вступили лучники Кейока. Передние ряды смешались  и  в
растерянности топтались на месте. Еще дюжина их боевых товарищей, пронзенных
стрелами, нашла здесь свой конец, прежде чем арьергард сообразил,  что  была
допущена ошибка; в конце концов офицер дал приказ отступать.
   Солнечные лучи окрасили розовым цветом края  туманной  пелены,  когда  те
тридцать  лучников  на  гребне,  что  стреляли  первыми,  возобновили   свою
смертоносную работу. Зажатые между двумя гребнями, каждый из  которых  сулил
гибель, незваные гости, толкаясь и мешая  друг  другу,  втянулись  назад,  в
узкую теснину. Окрыленный Бантокапи  произвел  в  уме  примерный  подсчет  и
пришел к выводу, что чужаки  потеряли  убитыми  или  ранеными  добрую  треть
своего состава. Продолжая выпускать стрелу за стрелой,  он  уже  прикидывал,
что и вторую треть удастся вывести из строя, прежде чем остальные столкнутся
с солдатами Акомы, засевшими у них в тылу. Однако  в  этом  его  расчеты  не
оправдались: вскоре обнаружилось, что иссяк запас стрел у  него  в  колчане.
Раздосадованный тем, что лишился возможности  убивать,  он  схватил  большой
камень и высмотрел внизу человека, пытавшегося укрыться в  расселине  скалы.
Он отклонился назад и метнул камень; наградой ему был донесшийся снизу стон.
Распаленный жаждой битвы, он принялся искать другие подходящие камни.
   Вскоре его примеру последовали прочие лучники, оставшиеся  без  стрел,  и
теперь на налетчиков сыпался град камней. На востоке вдоль тропы поднимались
тучи пыли; оттуда слышались громкие выкрики: Кейок и его  команда  создавали
видимость того, что их "армия" начинает атаку. Некоторые  из  бандитов,  те,
кто был более подвержен панике, сломя голову кинулись  на  запад.  Бантокапи
спихнул вниз свой последний камень.  Взвинченный  до  предела  предвкушением
славы и победы, он выхватил меч и заорал:
   - Акома!..
   Воины из его роты бросились вслед за ним в неудержимую атаку  -  вниз  по
крутым склонам ущелья. Камни грохотали, осыпаясь из-под их ног. Но  вот  они
достигли лощины; их окутал липкий туман, и схватка началась. Почти две сотни
врагов - мертвых или умирающих -  остались  лежать  на  земле,  а  тех,  что
остались  в  живых,  ждали  на  западе  щиты,  копья  и  мечи   воинов   под
командованием Папевайо и Люджана.
   Бантокапи спешил. Его короткие крепкие ноги не знали устали: он стремился
во что бы то ни стало поспеть к месту сражения до того, как  будет  повержен
последний вражеский боец.
   На пути он столкнулся с человеком в простой тунике;  взгляд  у  того  был
совершенно безумный.  Вид  меча  и  примитивного  круглого  щита  незнакомца
заставили Бантокапи вспомнить, что свой собственный щит он -  в  упоении  от
удачной стрельбы - оставил где-то среди скал. Он ругнул себя за беспечность,
однако все  же  атаковал  неприятеля,  восклицая  "Акома!  Акома!"  почти  с
мальчишеским восторгом.
   Его противник приготовился к поединку на мечах, но Бантокапи  отбил  меч,
занесенный   для   удара.   Тогда   чужак   прикрылся   щитом,   предпочитая
воспользоваться преимуществом в силе и в весе, но не рисковать, втягиваясь в
обмен  ударами  с  человеком,  который  может   оказаться   более   искусным
фехтовальщиком. Однако в какой-то момент он споткнулся; тогда Бантокапи сжал
рукоять своего меча обеими руками, занес его над головой и,  изо  всей  силы
обрушив смертоносное оружие на врага, не только перерубил щит надвое,  но  и
отсек державшую его руку.  Искалеченный  бандит  с  криком  упал  на  землю.
Властитель Акомы прикончил его еще одним ударом, выдернул  меч  из  мертвого
тела и побежал догонять лучников Акомы, которые вместе с  ним  спустились  в
лощину, а теперь успели намного опередить своего господина.
   С запада доносились звуки битвы. Запыхавшийся, нетерпеливый, гордый своей
силой и удалью, Бантокапи прокладывал себе путь между скалами. Туман  редел;
теперь он  был  подобен  золотистому  покрывалу,  сквозь  которое  виднелись
блестящие доспехи и окровавленные мечи на фоне зеленой травы и листвы. Волна
спасающихся  бегством  разбилась  о  стенку  изготовившихся  солдат   Акомы.
Повинуясь  команде  Папевайо,  они  образовали  привычный  строй:  щитоносцы
впереди, копьеносцы - в одном ряду с ними через одного, а лучники -  позади.
Возможно, лишь каждому двадцатому удалось приблизиться к их  рядам;  к  тому
моменту, когда Бантокапи уже рассчитывал присоединиться к  своему  воинству,
он мог лишь увидеть, как последние враги умирают на остриях длинных копий. В
окружавшей их чаще внезапно наступила жуткая тишина.
   Бантокапи обходил трупы с  нелепо  вывернутыми  конечностями;  он  слышал
стоны раненых и умирающих, но это ничуть не уменьшило его воодушевления.  Он
обозревал результаты  бойни,  которую