или каменных галерей служили тотемные столбы в виде  драконов
или гигантских морских или воздушных змеев - чудовищ турильских мифов. Шпили
и купола возносились в звездное небо или  пронзали  специально  подсвеченные
облака тумана. Мара  замерла  от  восторга  перед  красотой,  какую  даже  и
вообразить не могла.
   По улицам проходили горцы в простых  кильтах  и  штанах.  Многие  молодые
воины были обнажены выше пояса, несмотря на вечернюю прохладу, но попадались
и такие, которые щеголяли в ярких вязаных рубахах. Женские  наряды  состояли
из длинных юбок и просторных  верхних  блуз;  у  совсем  молоденьких  покрой
одежды давал возможность на мгновение приоткрыть гибкую  руку  или  округлую
грудь, чтобы привлечь восхищенные взоры встречных юношей.
   - Что это за город? - не удержалась от вопроса Мара, полной грудью вдыхая
воздух, пронизанный благовониями.
   Она  глазела  на  окружающие  чудеса  как  деревенский  простак,  впервые
попавший в цирк.
   - Доралес, - сообщила Калиани. - Ты, вероятно, первая из цурани,  которой
позволено увидеть нашу столицу. - Ее тон  стал  более  зловещим,  когда  она
добавила:
   - С равным успехом ты можешь оказаться и последней.
   От мрачного замечания Мару пробрал озноб. У нее было  странное  ощущение,
словно она видит все это во сне. Изящные шпили, тысячи ярко освещенных окон,
тотемные столбы с  загадочными  резными  изображениями,  мелькание  и  суета
уличной жизни - все это порождало у Мары  чувство  ненадежности,  хрупкости,
как будто в любой миг ее могут бросить в хаос ночного кошмара. От  изумления
и растерянности властительница так и простояла бы, оцепенев, на месте,  если
бы Калиани не потянула ее вперед с таким  же  бесцеремонным  нетерпением,  с
каким мать поторапливает непослушного ребенка.
   - Не задерживайся! Тебя ожидает Круг Старейшин, и, если им придется ждать
слишком долго, это не послужит тебе на пользу.
   Мара даже споткнулась от неожиданности:
   - Меня ожидают? Как это может быть?
   Однако  Калиани  не  стала  отвечать  на  вопрос,  который  показался  ей
бессмысленным. Она потащила Мару сквозь толпу, привлекая всеобщее  внимание.
Прохожие  пялились  на  них  и  тыкали  пальцами  в  их   сторону,   кое-кто
презрительно сплевывал. Цуранская гордость  заставила  властительницу  Акомы
пренебречь такими оскорблениями: обращать на них внимание было  бы  ниже  ее
достоинства, но у нее не оставалось ни малейшего сомнения:  для  этих  людей
она заклятый враг.
   Но любопытство пересилило. Мара спросила:
   - Почему люди в моей стране ничего не слыхали об этом городе?
   Калиани протащила ее мимо раскрашенной повозки, влекомой  двумя  злобными
квердидрами; ими управлял сухонький старичок в  накинутом  на  плечо  пледе,
сшитом  из  разноцветных  лоскутов.  В  его   повозке   находился   странный
музыкальный инструмент, и люди  на  улице  кидали  ему  монетки  или  весело
окликали его, упрашивая что-нибудь для них  сыграть.  Он  отвечал  короткими
фразами и дружелюбно улыбался.
   - Если бы кто-нибудь из  вашей  страны  услышал  о  нем,  ваша  Ассамблея
прикончила бы его, чтобы не болтал, - сварливо ответила  Калиани.  -  Башни,
которые ты видишь, и все эти здания, вырубленные в скалах,  возведены  силой
магии. Если бы тебе был открыт доступ в Город Магов у  тебя  на  родине,  ты
могла бы увидеть такие же диковинки. Но  в  Цурануани  Всемогущие  сохраняют
чудеса, которые может творить их сила, только для самих себя.
   Мара нахмурилась. Она припомнила, как не хотелось Миламберу  рассказывать
о той поре его жизни, когда он состоял в Ассамблее. Ей пришло в голову,  что
клятвы, связывающие его с Ассамблеей, должны быть устрашающе сильными, чтобы
обеспечить молчание такого могущественного чародея. Она ничего  не  знала  о
характере магов, но в свое время из слов Хокану  поняла,  что  Фумита  -  не
алчный человек. Наделенный магической силой и окутанный тайной, но  явно  не
из тех, кто ставит собственную выгоду выше общего блага народов Империи.
   Могло показаться, что в распоряжении Калиани имелись колдовские  средства
для чтения мыслей Мары.
   - Кто знает, почему маги у вас такие скрытные? - пожав плечами,  ответила
она на вопрос, не высказанный вслух. - Не все они скверные люди. Большинство
- это просто ученые, которые  стремятся  только  к  постижению  тайн  своего
искусства. Возможно, в самом начале они создали свое братство для защиты  от
какой-то  угрозы  или  для  противодействия  необузданной,   опасной   магии
чародеев-отступников, не  пожелавших  обучаться  умению  владеть  собой  или
использовавших колдовской дар во зло. Только боги могут это знать. Но если в
прошлом и существовали благие  намерения  и  убедительные  доводы  в  пользу
такого  образа  действий,  с  течением   времени   цуранские   маги   сильно
подпортились. С точки зрения  турильских  законов  не  может  быть  никакого
прощения тем, кто  убил  тысячи  девушек,  лишь  бы  не  дать  развиться  их
талантам.
   Мара почуяла, что события могут принять неприятный для нее оборот.
   - Так что же, меня будут судить за не праведные деяния  всей  Империи?  -
возмутилась она.
   Взгляд Калиани заставил ее замолчать.
   - Отчасти, госпожа Мара. Если ты хочешь, чтобы мы тебе помогли потягаться
с Ассамблеей, тебе придется нас убедить. Если  мы  возьмемся  за  дело,  это
будет не ради спасения Акомы, не ради твоей личной победы и даже  не  затем,
чтобы сделать Империю более справедливой страной. Ибо для  нас  честь  твоих
предков и даже жизнь твоих детей значат не больше, чем пыль на ветру.
   Если бы старая волшебница не тянула Мару  за  собой,  вцепившись  мертвой
хваткой в ее руку, властительница остановилась бы как вкопанная:
   - Что же может тронуть сердца ваших людей, если не жизнь юных?
   Несмотря на все усилия, Мара не смогла скрыть негодование.
   Ответ Калиани прозвучал  столь  же  безлично,  как  шорох  морских  волн,
накатывающихся на песчаный берег:
   - Если мы о чем-то жалеем, то лишь о потере магов, которые умерли, так  и
не применив свои таланты. С каждым из них связана безвозвратная  утрата  тех
или иных познаний. И если что-то вызывает в нас отчаяние, то  лишь  мысль  о
чо-джайнах, непревзойденных Мастерах, которые в  вашей  стране  отлучены  от
магии, составляющей славу их расы.
   - Запретное! - Мгновенно придя в возбуждение, Мара на минуту даже  забыла
о страхе. - Так, значит, королева чо-джайнов имела в виду  колдовскую  силу,
когда говорила о Запретном?
   Прямого ответа Калиани не дала.
   - Именно этот секрет, госпожа Мара, ты должна будешь  раскрыть,  если  не
погибнешь в споре со Всемогущими. Но тебе придется  убедить  Круг  Старейшин
Турила в том, что ты достойна нашей  помощи.  Мы  выслушаем  тебя  и  примем
решение. Выбирай слова очень осторожно: если уж ты увидела  этот  город,  то
опасности, которым ты подвергаешься, удваиваются.
   Они миновали массивную арку,  за  которой  начинался  лабиринт  сводчатых
коридоров, освещенных рядами ярких  шаров  работы  чо-джайнов.  У  Мары  дух
захватывало при виде резных колонн, отполированных до невообразимого блеска;
даже  в  императорском  дворце  она  не  видела  ничего   подобного.   Люди,
собирающиеся в приемных и на широких  площадках,  были  облачены  в  одежды,
расшитые бисером, и в головные  уборы  из  перьев;  встречались  и  слуги  в
простых кильтах. Про других, носивших белые хитоны, Калиани сказала, что это
ученики, овладевающие тайнами магического искусства. Все встречные кланялись
старой колдунье, а взгляды, которыми они провожали Мару, -  она  ощущала  их
так, словно горячие угли касались ее спины. Здесь чувствовалось  присутствие
колдовских сил, которые витали в воздухе и, казалось,  заставляли  даже  эхо
звучать глуше. На Мару внезапно  накатила  жгучая  тоска:  больше  всего  ей
сейчас хотелось оказаться у себя дома, среди знакомых стен, в  мире,  обычаи
которого она понимает.
   Калиани потянула  ее  в  более  широкий  коридор,  который  привел  их  в
просторную гулкую приемную. Сотни канделябров заливали светом помещение, так
что  Маре  даже  глазам  стало  больно.  По  другую  сторону   от   приемной
располагался  громадный  зал,  окруженный  галереями,  которые  образовывали
причудливую многоярусную колоннаду. Десятки фигур в  хитонах  группировались
по краям зала. Прямые и винтовые  лестницы  позволяли  переходить  на  более
высокие ярусы - вплоть до шестого.
   - Здесь наш архив, - объяснила Калиани. - Сюда  стекаются  все  знания  и
хранятся копии всех записей, касающихся науки чародейства. В  этом  зале  мы
собираемся, когда магам Турила необходимо принять совместное решение. У  нас
не существует ни организации вроде вашей Ассамблеи, ни каких-либо  формально
признанных руководителей; только та, которая по общему согласию получает имя
Калиани, наделяется правом быть распорядительницей собраний.
   Вместе с престарелой провожатой Мара проходила между ограждениями нижнего
яруса. Она то  и  дело  нечаянно  касалась  локтями  стен,  инкрустированных
раковинами коркара и черным деревом, которые складывались в странный узор из
спиралей. Почему-то этот  узор  заставлял  Мару  чувствовать  себя  особенно
неуютно.  Опорами  винтовых  лестниц   служили   резные   тотемные   столбы,
изображающие мифических монстров - с клювами и клыками, покрытых чешуей  или
диковинным оперением, с хищным змеиным разрезом глаз. Калиани  поторапливала
Мару, пока они пересекали пространство зала, в центре которого, на полу, был
изображен круг. Казалось, что  края  круга  обозначены  золотым  светом;  не
приходилось сомневаться,  что  этот  эффект  достигается  силой  неких  чар.
Властительница Акомы видела, что верхние ярусы  теперь  заполнены  людьми  в
хитонах и все  взгляды  устремлены  на  нее;  она  не  могла  отделаться  от
ощущения, что ее  собираются  принести  в  жертву  и  ждут  лишь  последнего
ритуала, после которого ее судьба будет решена окончательно.
   - Туда, - указала Калиани на магический крут. - Заходи в круг и стой там,
если у тебя достаточно смелости, чтобы предстать перед судом. Но прислушайся
к предупреждению, Мара из Акомы, Слуга Империи. Для любого,  кто  переступит
эту линию, ложь и увертки невозможны.
   Мара откинула волосы за плечи.
   - Я не боюсь правды, - смело заявила она.
   Калиани выпустила руку властительницы.
   - Да будет так, - сказала старая женщина.
   В ее взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость.
   Мара бестрепетно направилась к круглой площадке. В ту секунду, когда  она
подняла ногу, чтобы переступить рубеж желтого света, она и впрямь не боялась
правды. И все-таки через мгновение она почувствовала, что ее пронзает  сила,
которая полностью лишает ее собственной воли; и к  тому  времени,  когда  ее
нога коснулась пола внутри магического круга,  от  привычной  уверенности  в
себе не осталось и следа.
   Теперь она не могла отступить,  даже  если  бы  передумала.  Часть  тела,
которая находилась по  ту  сторону  магической  границы,  оцепенела,  словно
примерзнув к полу. Путь назад был отрезан; пришлось перенести через  границу
и другую ногу,  которая  еще  повиновалась  Маре,  и  встать  на  колдовскую
площадку, как ни страшно было на это решиться.
   Вот когда  она  поняла,  что  значит  настоящая  беспомощность.  Слух  не
воспринимал ни единого звука, а глаза не видели  ничего  -  только  какую-то
мерцающую золотистую паутину. Мара не могла  пошевелиться  -  ни  сесть,  ни
повернуться, ни даже прижать руки к груди, чтобы унять частый  стук  сердца.
Даже рабство показалось бы свободой по сравнению с ее  нынешним  состоянием:
магическая сила сковывала не только тело, но и душу.  И  вдруг  откуда-то  с
верхних галерей прозвучал вопрос.
   Калиани повторила вопрос на языке цурани:
   - Властительница Акомы, ты пришла сюда с просьбой о помощи тайных сил. Ты
заявляешь, что будешь использовать эти силы  для  защиты  и  для  содействия
общему  благу.  Покажи  нам,  каким  образом  ты  пришла  к  своим  нынешним
воззрениям.
   Мара попробовала глубоко вздохнуть и дать ответ, но оказалось, что она не
может сделать ни того, ни другого. Тело  властительницы  не  подчинялось  ее
желаниям; магия  не  позволяла  заговорить.  Как  она  может  защитить  свои
намерения, если  чары  лишают  ее  дара  речи?  В  следующие  мгновения  она
обнаружила, что даже мысли ускользают от ее контроля! Ощущение  было  такое,
будто разум встал на дыбы, а потом закрутился как юла или карусель. Перед ее
внутренним взором понеслись картины былого, и  она  уже  больше  не  стояла,
пригвожденная к полу, посреди дворца магов в Доралесе, в каком-то  волшебном
кругу. Она сидела у себя в кабинете  в  старом  поместье  Акомы,  увлеченная
горячим спором с Кевином-варваром.
   Иллюзия  его  присутствия  была  настолько  убедительной,  что  крошечная
частичка  души,  которая  еще  сохраняла  собственную  волю,  на   мгновение
поддалась  пылкому  желанию  -  найти  убежище  в   его   объятиях.   Однако
прояснившееся ненадолго сознание тут же помогло ей  понять  суть  турильских
чар  правды:  ей  не  позволят  ответить  ни  на   какой   вопрос   словами,
произнесенными вслух.
   Эти маги  станут  спрашивать,  а  ответы  будут  извлекать  прямо  из  ее
воспоминаний. Ей  не  дадут  возможности  прибегнуть  к  объяснениям,  чтобы
оправдать или  иначе  истолковать  исход  любого  события.  Эти  маги  будут
наблюдать за ее действиями в прошлом - и потом вынесут свой приговор. Она  и
в самом деле стояла  перед  судом,  и  единственной  защитой  властительницы
станут ее поступки, совершенные в течение всей жизни.
   Мара сумела это понять за долю  секунды  до  того,  как  магическая  сила
завладела ею полностью; да, она была в кабинете, и перед ней стоял Кевин,  и
она слышала, как он в ярости кричит  ей  в  лицо:  "Ты  швыряешь  меня,  как
игральную кость, - то туда, то  сюда,  ничего  не  объясняя,  ни  о  чем  не
предупреждая. А ведь я выполнял все твои прихоти - но не потому, что ты  мне
нужна, а потому, что я хотел сохранить жизнь своим землякам".
   А потом ответ самой Мары, раздраженной и растерянной:  "Но  ведь  я  дала
тебе высокую  должность  и  поставила  командовать  такими  же,  как  ты,  -
мидкемийцами. Ты использовал свою власть им во  благо.  Как  видно  из  этих
записей, они отнюдь не  ограничивались  похлебкой  из  тайзы;  им  частенько
перепадало и жаркое".
   Свиток памяти разворачивался все дальше и дальше; Мара как  будто  заново
переживала эту сцену - вплоть до завершающей  вспышки  страсти.  А  потом  -
последующие годы связи с Кевином, когда они шли от стычки  к  стычке,  когда
каждый день приносил горечь и сладость, радость и  растерянность  и  трудные
уроки. Вынужденная наблюдать все это по прошествии многих лет, она понимала,
какой ограниченной и самонадеянной была тогда; и как это чудесно, что Кевин,
раб, сумел  за  кажущейся  черствостью  угадать  подлинные  движения  сердца
хозяйки - и полюбил ее! Дни сменяли друг друга неровными скачками  -  в  той
последовательности, которую навязывали ей маги по своему выбору.  Снова  она
испытала  минуты  невыразимого  ужаса,  когда  убийцы,  волна   за   волной,
штурмовали ее городские апартаменты в Ночь Окровавленных  Мечей.  Снова  она
стояла на исхлестанной бутаронгом вершине холма и вела переговоры  с  Тасайо
Минванаби. Она видела, как  Император  Ичиндар  разломал  жезл,  знаменующий
власть Имперского Стратега; и тогда же он возвел ее в  ранг  Слуги  Империи.
Снова она видела, как умирает Айяки. Великой милостью стало для нее то,  что
последовал новый  вопрос  и  сцена  переменилась:  теперь  это  был  знойный
полдень, напоенный ароматом цветов  в  саду  кекали,  где  Аракаси  униженно
просил госпожу о дозволении покончить с собой. Снова она проводила  вечер  в
командном шатре властителя Чипино  Ксакатекаса,  когда  вместе  с  ним  была
участницей кампании против кочевников пустыни в стране Цубар.
   Время кружилось вихрями, поворачивало вспять, шло по своим следам;  сцена
накладывалась на сцену. Иногда ее  отсылали  в  годы  детства  или  в  тихие
молитвенные кельи храма Лашимы. В другие минуты ее Заставляли снова выносить
грубую жестокость первого  мужа.  Снова  она  стояла  лицом  к  лицу  с  его
опечаленным отцом, над запеленутым внуком - теперь уже тоже мертвым.
   Новый приступ щемящей тоски настиг Мару, когда  ее  память  обратилась  к
Хокану,  к  его  непостижимому  дару  отзывчивости  и  чуткости.  Глядя   на
сменяющиеся картины глазами турильских магов, она только сейчас поняла,  что
его редкостное чутье было в действительности зачатком  магического  таланта.
Если бы маги Империи заметили одаренность Хокану, он был  бы  сейчас  не  ее
мужем, а членом Ассамблеи. Насколько же беднее оказалась  бы  ее  жизнь  без
него!  Болью  отдавалось  в  сердце  его  отчуждение,  которое  началось   с
появлением на свет Касумы. Но в короткие мгновения между концом одной  сцены
и началом другой она клялась себе,  что  уладит  недоразумение,  так  нелепо
омрачившее их жизнь.
   И уже под конец Мара увидела себя под крышей длинного дома  Хотабы  в  ту
минуту, когда она отказалась променять Камлио на свою  свободу  и  поддержку
жителей Турила. Испытующий луч как игла пронзил душу Мары, но обнаружил  там
лишь искренность и чистосердечие.
   Вихрь подневольных  воспоминаний  чуть-чуть  замедлился,  и  сквозь  него
просочились  слова,  сказанные  неведомо  кем.  Они  были   произнесены   на
турильском языке, но каким-то образом их смысл дошел до сознания Мары.
   Сначала послышался один голос:
   - Она и в самом деле отличается от других цурани: ведь сумела же  понять,
что и у раба имеется честь, и признала право служанки на свободу  -  даже  в
ущерб собственной семье.
   Калиани отозвалась:
   - Я так и думала. Иначе не привела бы ее сюда.
   Сразу же прозвучал вопрос:
   - И все-таки, стоит ли нам утруждать себя заботой о благополучии цурани?
   Кто-то еще высказал свое мнение:
   - Предпочтительно иметь соседей, которые живут по разумным и справедливым
законам, и, возможно...
   Вмешался другой:
   - Но часто случается так, что из  самых  лучших  побуждений  люди  творят
великое зло...
   В разговор вступали все новые участники; их  голоса  сливались  в  ровный
гул. Кто-то напомнил о риске, еще один заговорил об империй чо-джайнов.
   У Мары заложило уши. Внезапно она почувствовала, что  у  нее  подгибаются
колени. Золотое кольцо света, которое удерживало ее на  месте,  померкло,  и
она испугалась, что сейчас упадет.
   Ее подхватили сильные руки старой Калиани:
   - Госпожа, все позади.
   Слабая как младенец, Мара вдруг осознала, что обливалась  слезами,  когда
была во власти  чар,  и  ей  стало  стыдно:  казалось,  что  этим  она  себя
опозорила. Но надо было взять себя в руки.
   - Я убедила вас? - спросила она.
   - Мы будем обсуждать это в течение ночи.  На  рассвете  тебя  известят  о
нашем решении, - предупредила Калиани. - А сейчас я верну тебя к Миране; она
позаботится, чтобы у тебя была возможность отдохнуть.
   - Я предпочла бы подождать здесь, - возразила  Мара,  но  ей  не  хватило
воли, чтобы настаивать. Силы покинули властительницу, и для нее исчезло все,
кроме тьмы, подобной ночному небу между звездами.

Глава 6
РЕШЕНИЕ

   Мара проснулась.
   Было темно; она вдыхала запах горящих буковых поленьев и  менее  приятный
запах квердидровой шерсти. В слабом красном свете очага можно было различить
выступающие из тени деревянные балки у нее над головой. Она  лежала  укрытая
шерстяными одеялами, затруднявшими движения, когда ей  хотелось  повернуться
на другой бок.
   Болела голова. Память сначала возвращалась медленно, но  потом  на  глаза
попалась корзина с чесалкой, которую Мирана принесла  из  длинного  дома,  и
сразу же события вчерашнего  дня  воскресли  перед  мысленным  взором  Мары.
Теперь она вспоминала вылазку в пекарню и сказочное путешествие в Доралес  в
обществе Калиа