ния.
   Сверкнула молния. Камень выпал из купола и ударился  об  агатовый  настил
пола. Корона выскользнула из ослабевших пальцев жреца и легла - хотя и криво
- на рыжую голову Джастина.
   Обряд  был  завершен.  Наследник  Акомы,  дитя  раба,  получил  священные
императорские регалии Цурануани, и никакая сила, кроме силы небес, не  могла
низвергнуть его помазанное величество.
   - Слава! - хором выкрикнули жрецы. - Славься, Джастин,  Девяносто  Второй
Император и Свет Небес!
   Их голоса смешались  со  всесокрушающим  раскатом  грома,  и  тогда  Мара
скомандовала глашатаям:
   - Вперед!
   Сверкая  золотом  церемониальных  кафтанов  и   подгоняемые   завывающими
порывами ветра, глашатаи тронулись со своих  постов.  В  тот  самый  момент,
когда маги чо-джайнов приникли к полу, глашатаи схватились за кольца дверных
створок и распахнули их настежь.
   Не  отступив  перед  надвигающейся  стеной  черноризцев,  они   исполнили
ритуальный поклон с таким совершенством, словно каждый из них был зеркальным
отражением другого.
   - Слава новому Свету Небес! -  в  унисон  провозгласили  они.  Смертельно
бледные, но непоколебимые, они выпрямились, и один из них - у кого голос был
более внушительным - обратился к атакующим:
   - Всемогущие из Ассамблеи, слушайте меня! Сим повелением  вы  вызваны  на
Имперский Суд.
   Черноризцы, образующие передовые ряды, споткнулись и застыли на месте.
   - Вызваны?! - возопил ошеломленный Мотеха. Его  багровое  лицо  покрылось
обильным потом. - Кем?
   Имперские  глашатаи  были  хорошо  вымуштрованы  и  знали,  как   следует
держаться перед лицом заносчивых придворных. Они снова исполнили безупречные
поклоны:
   - Светом Небес, Всемогущий.
   - Что-о-о? - Вперед рванулся Севеан; его собратья  толпились  у  него  за
спиной.
   Глашатаи сохраняли достоинство. С  возвышения  донесся  голос  имперского
сенешаля, стоявшего рядом с верховными жрецами:
   - Джастин! Девяносто Второй Император!
   Брызгая слюной, Мотеха прошипел нечто неразборчивое;  Севеан  остолбенел.
Хочокена - впервые в жизни - лишился дара речи, и  даже  суровый  Шимони  не
подумал о том, чтобы решить дело с помощью магии, когда  все  находящиеся  в
зале склонились перед законным монархом.
   С пола медленно поднимались две странные  фигуры  -  обессилевшие  вконец
двое магов из Чаккахи. Мара стояла между ними,  стараясь  скрыть  ликование.
Глашатаи великолепно  справились  со  своей  миссией.  Они  выглядели  столь
уверенно, что казалось очевидным: защитные заслоны не  уничтожены,  а  сняты
умышленно.
   - У нас не осталось сил, - едва слышно шепнул властительнице Акомы маг из
Чаккахи, стоявший слева от нее.
   Мара сделала умиротворяющий жест.
   - Великая Игра... - тихо откликнулась она. -  Теперь  нам  всем  придется
играть или погибнуть.

Глава 17
ИМПЕРАТОР

   Черноризцы разинули рты.
   По обе стороны от входа в Тронный зал стояли навытяжку Имперские Белые  в
доспехах с золотой каймой. Нигде не было видно воинов в одежде цветов  Акомы
или Шиндзаваи, которых маги рассчитывали здесь обнаружить.
   Они ожидали застать какие-то отголоски сражения: можно было предположить,
что солдаты победившей стороны продолжат охрану  своего  предводителя,  пока
побежденные не присягнут на  верность  новому  монарху.  Во  всяком  случае,
именно  так  разрешались  споры  о  престолонаследии   в   прошлом.   Однако
Благодетельная не  стала  прибегать  к  принуждению  для  достижения  своего
триумфа. Никто не вырвался из толпы, чтобы броситься к ногам  черноризцев  и
воззвать к их  милосердию,  умоляя  Всемогущих  отменить  незаконный  захват
власти, учиненный Марой. Более того, если на каком-то из лиц  и  можно  было
уловить признаки неудовольствия, так причиной тому оказались  сами  маги,  а
точнее, их опрометчивое  вторжение.  Все  выглядело  так,  будто  каждый  из
присутствующих состоял в заговоре с  Марой,  и  в  результате  она  добилась
всего, чего хотела.
   Загремели барабаны; в их грохоте  потонул  возглас  Мотехи,  требовавшего
тишины. Он размахивал воздетыми вверх руками, но ничего этим не  добился.  А
тут еще, к немалому раздражению его собратьев, затрубили фанфары и горны,  и
их оглушительный рев разнесся над городом, не слышавшим ничего подобного  со
дня смерти Ичиндара; этот рев  заглушил  даже  стук  камней,  вылетающих  из
осадных орудий и ударяющихся о стены города.
   Стоявший чуть позади авангарда  Всемогущих,  Хочокена  наклонился,  чтобы
поделиться с Шимони своими соображениями:
   - Должно быть, слуги пробрались сюда загодя, чтобы все  приготовить.  Это
дело не на один час.
   Хотя его слова не предназначались для общего сведения, первым откликнулся
Севеан:
   - Ты имеешь в виду, что все было основательно спланировано?
   Шимони взглянул на собрата с плохо скрытым презрением:
   - В отличие от всех других  правителей  Империи  Мара  из  Акомы  никогда
ничего не достигала без основательно продуманного плана.
   Фанфары смолкли. Наступила тишина.
   -  Вас  вызывают,  -  напомнили  имперские  глашатаи,   отступив,   чтобы
освободить проход. Между рядами вельмож и должностных  лиц,  находившихся  в
зале, образовался длинный узкий коридор. Взбешенный Мотеха поспешил  вперед;
прочие маги следовали за ним по пятам, с изумлением оглядываясь по сторонам.
Вид персон, собравшихся  в  парадной  части  зала,  производил  внушительное
впечатление.
   У подножия престола стояли при всех  регалиях  верховные  жрецы  и  жрицы
Двадцати Богов Верхнего Неба и Двадцати Богов Нижнего Неба. Согласно обычаю,
в таком составе они  созывались  только  по  случаю  коронации  или  похорон
Императора.
   Их лица обрамляли высокие причудливые головные уборы,  сверкающие  лаком,
драгоценными камнями и редкостными металлами. Каждого из жрецов сопровождала
пара служителей, имеющих  при  себе  всю  обрядовую  утварь,  которая  могла
потребоваться их  патрону.  Их  одеяния  также  были  украшены  драгоценными
камнями, металлическими накладками  или  развевающимися  шелковыми  лентами.
Только одежда  Сестер  Сиби  отличалась  простотой:  их  черные  балахоны  и
капюшоны, скрывающие лица, составляли зловещий контраст с роскошью  плюмажей
и облачений. Жреческое сословие было представлено во всей полноте.
   Тут уж и Всемогущих обуял невольный трепет.
   Хочокена передвинулся поближе к Фумите и Шимони. Требовалось обсудить,  с
чего это жрецы вдруг решили так красноречиво засвидетельствовать  поддержку,
которую храмы оказывают Маре в ее интригах. При том что ни один жрец не  мог
бы выстоять в единоборстве с любым из магов, даже  Всемогущие  были  обязаны
выказывать почтение верховным отцам настоятелям храмов Туракаму и  Джастура,
а  также  Сестрам  Сиби.  Колдовское  искусство  сохранило  Тронный  зал   в
неприкосновенности,  несмотря  на  мощнейшую  магию   Ассамблеи.   В   своей
непочтительности к воле небес Хочокена никогда не заходил так далеко,  чтобы
сбрасывать со счетов благоволение богов.
   Осторожность не помешает, решил он.
   В воздухе пахло дымком ароматических курений.  Мраморный  пол  был  усеян
пылью  от  потрескавшейся  штукатурки  и  сверкающими  осколками  стекла  от
разбитых верхних окон. Эти последствия  штурма  не  могли  отвлечь  внимание
магов, приближающихся к императорскому трону, от других примет разыгравшихся
здесь событий. От их взглядов не укрылись ни две пустые тростниковые клетки,
украшенные гирляндами из белых лент, ни кучка  покрывал  на  ковре,  недавно
снятых  с  головы  невесты,  как  того  требовал  освященный  веками  ритуал
бракосочетания в знатных домах.
   Когда приунывшая делегация Всемогущих  достигла  ограждения,  где  обычно
останавливались просители, имперский глашатай трижды ударил о пол  бронзовым
жезлом и трижды провозгласил:
   - Джастин, Девяносто Второй Император!
   Воины  императорской  почетной  гвардии,  блистающие  золотом   доспехов,
преклонили колени, присягая  на  верность  новому  монарху,  когда  с  трона
поднялся мальчик в сверкающем церемониальном облачении. Собравшиеся вельможи
также опустились на колени. Мальчик, как видно, не чувствовал растерянности;
плечи он держал прямо, а голову высоко поднятой, несмотря  на  солидный  вес
его золотых доспехов и массивной короны, усыпанной крупными топазами.  Когда
маги подошли к подножию престола и остановились, Джастин протянул руку своей
супруге. Джехилья поднялась на ноги и встала рядом с ним  -  отныне  уже  не
принцесса, а Императрица во всем величии  своего  титула;  об  этом  говорил
алмазный обруч, надетый поверх ее венчального головного убора.
   Мотеха побелел.  Некоторые  маги  из  тех,  что  явились  вместе  с  ним,
поклонились в пояс - по традиции именно так Всемогущим  полагалось  выражать
свое почтение Свету Небес. Шимони, Фумита и Хочокена были  в  числе  первых,
кто воздал царственным новобрачным должные почести; немало нашлось и  таких,
которые еще только приходили в себя от ошеломления.
   Наконец Мотеха обрел голос:
   - Что это за маскарад?
   Вперед  выступил  верховный  жрец  Джурана;  его  лицо   выражало   явное
неодобрение, когда он ответил:
   - Мы пришли, чтобы почтить нового Императора, Всемогущий. - Его следующие
слова были подчеркнуто многозначительными:
   - Что является бесспорным долгом каждого.
   Севеан возмутился:
   - По какому праву этот... мальчик претендует на власть в Цурануани? -  Он
указал пальцем на Джастина, но глаза  его  выискивали  властительницу  Мару,
которая перешла к основанию тронной пирамиды и остановилась там в  окружении
жрецов; наряд властительницы был столь же великолепным, как у ее сына.
   Она  не  снизошла  до  ответа,  но  позволила  верховному  жрецу  Джурана
высказаться вместо нее:
   -  Джастин  является  кровным  родственником  покойного  Императора;  его
официальное принятие в семью Ичиндара состоялось - как предписывает закон, -
когда его мать  получила  титул  Слуги  Империи.  -  С  этими  словами  жрец
почтительно поклонился Маре. - Он  избранный  супруг  Императрицы  Джехильи,
прямой наследницы Ичиндара, и брачный союз  заключен  с  разрешения  госпожи
Тамары, которая по традиции и  закону  считалась  консортом-соправительницей
Ичиндара. Все было исполнено в соответствии с  законами  человеческими  и  с
высшим законом  небес.  Хотя  обряд  проводился  с  некоторой  поспешностью,
свадебный ритуал был полностью соблюден.
   Один из самых яростных традиционалистов, властитель  Сетарк  из  Укудаби,
проник в зал следом за Всемогущими - через двойные двери, которые оставались
открытыми. Он и его войско размещались  внутри  города,  готовые  прийти  на
помощь Джиро, если Омекан потерпит неудачу  при  штурме  городских  стен.  С
трудом дождавшись окончания речи жреца об основаниях притязаний Джастина, он
злобно выкрикнул:
   - Высший Совет никогда не ратифицирует этот выбор!
   Жрецы и маги сверлили друг друга взглядами в напряженном  противостоянии.
Вспышка властителя Сетарка заставила каждого осознать, перед  каким  выбором
стоит Империя: либо признать Джастина новым Светом Небес, либо прибегнуть  к
силе оружия. Тогда наиболее  могущественные  вельможи  ради  захвата  власти
столкнут страну в хаос кровопролитных битв.
   Сейчас, когда войско Омекана  шло  приступом  на  стены  Кентосани,  всем
становилось очевидно, сколь губительно было бы второе решение.  И  те  маги,
которые прислушивались к голосу рассудка - а все-таки именно они  составляли
большинство, - отнюдь не  стремились  по  уши  влезть  в  политику.  Они  не
участвовали в захватывающей Игре Совета: они были выше ее.
   Круто развернувшись, Акани поспешил выйти  вперед.  Только  взметнувшиеся
полы его хламиды нарушали всеобщую каменную неподвижность. Он занял  позицию
рядом с Мотехой и голосом испытанного оратора провозгласил:
   - Возникает опасение, что ваш расчет на ратификацию окажется не таким  уж
бесспорным. В хрониках записано, что Высший  Совет  был  распущен  Девяносто
Первым Императором, Светом Небес, и, несмотря на  многократные  петиции,  не
был созван снова.
   Верховный жрец Чококана поклонился весьма учтиво,  но  его  голос  звучал
твердо:
   - Узаконенные формальности соблюдены.  Порядок  наследования  установлен.
Джастин из Акомы провозглашен Девяносто Вторым Светом  Небес,  и  сами  боги
будут его судьями. Его восхождение к золотому трону  -  вопрос  решенный,  и
любого, кто посмеет противиться его власти, храмы отвергнут как виновного  в
ереси. - Он в упор взглянул на Мотеху и договорил:
   - Даже если таковым окажется Всемогущий.
   Ярость Мотехи возросла еще больше.
   - Да как ты смеешь!..
   Тогда раздался скрипучий голос, режущий уши, как крик боли:
   - Не противься нам. Всемогущий.
   Робкие подобострастно пригнулись; кто посмелее - обернулись к  закутанной
в саван фигуре старшей из Сестер Сиби: это ее  слова  раздались  из  глубины
капюшона.  Никто  никогда  не  видел  ее  лица;  считалось,  что  в  Сестрах
воплощается сама смерть, когда они вступают в храм своей богини.
   - Уж не желаешь ли ты, чтобы мы спустили с цепи своих Безумных Плясунов в
вашем Городе Магов?
   Многие вздрогнули при упоминании воинов, состоящих на  службе  у  смерти.
Простое прикосновение этих "плясунов" несло  неминуемую  гибель,  когда  они
прыгали и крутились; а останавливались они лишь тогда, когда сами умирали от
изнеможения.
   Рукой, одетой в латную рукавицу, верховный жрец Джастура ударил  себя  по
груди, защищенной металлическим панцирем:
   - И не желаешь ли ты повстречаться лицом к лицу с моими  жрецами-воинами?
Нам мало чего приходится опасаться в вашей магии. Всемогущий, когда наш  бог
становится для нас щитом. Сможете ли вы выстоять против наших благословенных
боевых молотов, когда мы сравняем с землей стены вашего города?
   Мотеху обуревали такие же чувства, какие испытывал бы на его месте  любой
цурани. Опыт прожитых лет не смог вполне  изгнать  из  его  души  верования,
внушенные ему с детских лет. Пытаясь найти основу для согласия, он объявил:
   - Мы не оспариваем законность коронации Императора Джастина.
   Переломив себя, он снизошел до поклона,  хотя  и  несколько  запоздалого.
Выпрямившись, он  направил  указательный  палец  в  сторону  властительницы,
стоявшей у подножия тронной пирамиды, - женщины, чьи деяния выходили за  все
мыслимые рамки.
   - Властительница Мара из Акомы, - начал он официальным речитативом, -  ты
постоянно нарушала традиции, и в конце концов  смрад  твоих  поступков  стал
оскорбительным для обоняния наших предков. Ты спряталась  за  броней  своего
титула, злоупотребила народным мнением и породила смуту в рядах Ассамблеи  -
и все это с целью нарушить наш указ, воспрещающий тебе воевать  против  дома
Анасати. Твои войска начали сражение на равнине Нашика, и  властитель  Джиро
убит твоим мужем. Я объявляю  тебя  виновной,  и,  будучи  членом  Ассамблеи
Всемогущих, я уполномочен исполнить то, что большинством Ассамблеи  признано
наилучшим для Империи. Мы, маги,  не  подчиняемся  закону!  Твой  сын  будет
Императором; пусть он живет  долго  и  правит  мудро,  но  тебе  не  удастся
красоваться здесь в роли регента!
   - А кого ты хотел бы видеть на месте Мары? - язвительно спросил Шимони. -
Омекана?
   Ответа он не  получил.  Не  встречая  противодействия  со  стороны  своих
собратьев, Мотеха высоко поднял руки. Вокруг его кулаков засверкали  зеленые
искры,  и  он  начал  нараспев  произносить  заклинание  на  древнем  языке,
известном только матам.
   Хочокена и Шимони вздрогнули, услышав начало заклинания.  Акани  поспешил
сделать шаг в сторону. Фумита воскликнул:
   - Нет!
   Мотеха продолжал песнопение, уверенный в своей изначальной правоте.
   Мара побледнела, но не заколебалась  и  не  обратилась  в  бегство.  Огни
колдовских сил, призываемых Мотехой, пробегали мимо  ее  лица,  отражаясь  в
глазах властительницы. Она спокойно произнесла какие-то  слова,  которых  не
расслышали даже стоявшие поблизости.
   Губы Мотехи презрительно искривились, и в  промежутке  между  ритуальными
фразами он крикнул:
   - Молитва не спасет тебя, властительница! И жрецы тоже не спасут, к каким
бы силам они ни прибегли для возведения заслонов вокруг этого зала!  Они  не
помешали нам войти, и теперь тебе могут  помочь  только  боги...  но  никто,
кроме них.
   - Жрецы не имеют никакого отношения к заслонам! - отчеканила Мара.  -  Ты
можешь насылать на меня свои чары, Мотеха, но прислушайся к  предупреждению.
Твоя магия никому не причинит вреда, и уж меньше всего она повредит мне.
   Лицо Мотехи исказилось от ярости. Эта особа даже не испугана!  Ее  гибель
будет мучительной, решил он, набрав полную грудь воздуха,  чтобы  выговорить
фразу, которая пошлет к цели накопленные  смертельные  чары.  Властительницу
Акомы настигнет заслуженное наказание! Чары испепелят ее на месте.
   Только сейчас ощутив, сколь близка опасность, Мара закрыла глаза.
   - Нет! - послышался голос, в котором не было  ничего  человеческого.  Его
звучание кинуло в озноб всех присутствующих.  Две  фигуры,  до  этой  минуты
скрытые за группой пестро разодетых жрецов, поднялись в полный рост с  обеих
сторон от Мары. Их тела были  испещрены  многоцветными  узорами;  в  воздухе
раздался хлопок, когда они развернули вверх свои длинные - более  двенадцати
футов - радужные крылья. Самые роскошные наряды цуранских  придворных  могли
показаться аляповатыми и безвкусными по сравнению с величественной  красотой
убранства магов чо-джайнов.
   - Никто  не  тронет  властительницу  Мару!  -  в  унисон  прогремели  оба
существа. - Она находится под защитой магов из Чаккахи!
   У Фумиты невольно вырвался возглас:
   - Запретное! Дочь моя, что ты наделала?
   Мотеха застыл на месте; силы, которые он призвал, таяли и рассеивались  в
воздухе. Заклинание так и осталось незавершенным, а необходимую для  ворожбы
сосредоточенность как ветром сдуло. Другие маги побледнели от страха,  когда
до них дошел смысл происходящего.
   - Госпожу Мару не в чем упрекнуть, - возразили крылатые маги;  их  голоса
звучали, словно две бесценные флейты. - То, что древний пакт нарушен, -  это
дело ваших рук, маги человеческой расы,  ибо  королевы  чо-джайнов  во  всей
Империи свято соблюдали условия договора, пока  вы  не  разрушили  улей.  До
этого магическое искусство ни разу не было использовано в интересах  Мары  и
никакая помощь извне ей не оказывалась. Стыд вам и позор! Этот зал  защищало
искусство чо-джайнов. В других краях, за пределами Цурануани, наши  познания
далеко продвинулись вперед. В умении защищать и защищаться вы, люди, отстали
от нас. Если мы сочтем необходимым, маги Чаккахи  смогут  оберегать  госпожу
Мару от ваших смертоносных чар в течение всего отпущенного ей срока  земного
существования.
   Черноризцы заколебались. Никогда раньше ни  один  человек,  не  одаренный
способностями мага, не отваживался пойти наперекор воле  Ассамблеи,  да  еще
измыслить столь коварный план - хитростью  заставить  самих  магов  нарушить
договор, который их предшественники навязали чо-джайнам!
   Никто из черноризцев не усомнился в способностях магов Чаккахи: чо-джайны
не могли лгать. А по их утверждению, у них имелись в распоряжении  средства,
чтобы лишить силы самые разрушительные заклинания  из  арсенала  Всемогущих.
Каждый  новичок,  желающий  быть  принятым  в  Ассамблею,  изучал  старинные
рукописи: однако многие, даже будучи удостоены права носить черную  хламиду,
потерпели неудачу при попытке понять значение отметин на панцирях  магов  из
расы чо-джайнов. Их узоры становились все более сложными по мере восхождения
к вершинам  мастерства,  а  те  двое,  что  помогали  Маре,  шлифовали  свое
искусство долгие годы и достигли невообразимого могущества.
   Однако  черноризцы  не  собирались  отступать.  Верховный  жрец  Чококана
сотворил оберегающий знак, когда Севеан заорал на чо-джайнов:
   - Вы здесь чужаки! Как вы смеете прибегать к своему  ремеслу  для  защиты
пригов