о дворец ее  доставила  барка,  принадлежавшая  одному  из
торговцев Акомы.
   На Мару упала тень. Оторвавшись от мечтаний, она  подняла  глаза.  Люджан
только что пересек палубу и остановился рядом с хозяйкой. Минутой раньше  он
закончил смотр ее почетного эскорта, и, хотя доспехи воинов не имели никаких
отличительных знаков принадлежности  к  какому-либо  дому,  их  лакированные
поверхности сияли на солнце. Люджан успел водрузить на голову шлем с зеленым
офицерским плюмажем. Он до сих пор еще  прихрамывал,  но  стараниями  врачей
чо-джайнов его рана благополучно зажила. С течением  времени  он  и  хромать
перестанет. А сейчас его глаза светились озорством, и Мара  поняла,  что  он
воодушевлен не меньше, чем она сама.
   - Госпожа, - начал он, отсалютовав по всем правилам, - твои люди готовы к
возвращению домой. - Уголки его губ лукаво  поднялись.  -  Ты  не  надумала,
часом, нагнать страху на дозорных у пристани? Мы так долго отсутствовали,  и
доспехи у нас неведомо чьи... Они как завидят нас, так, чего доброго, решат,
будто все мы - это духи, вернувшиеся из царства мертвых!
   Мара засмеялась:
   - В некотором роде так оно и есть.
   В это время по другую сторону от нее появилась еще  одна  фигура.  Солнце
играло на плаще из шелка работы чо-джайнов; маги  Чаккахи  выткали  на  этом
шелке столь изысканные узоры, что любая из жен Императора могла бы  лишиться
аппетита от зависти. Мара увидела водопад золотых волос, и на душе у нее еще
больше потеплело.
   - Камлио... -  ласково  приветствовала  она  подошедшую  спутницу.  -  Ты
сегодня необыкновенно хороша.
   Надо сказать, что до сего дня все участники путешествия  в  Турил  видели
девушку только в простой, неприметной одежде.
   Камлио  потупилась  и  промолчала.  Однако  нарастающее   замешательство,
порожденное  упорным  взглядом  Люджана,  в  котором  читалось   неприкрытое
любование, вынудило ее снизойти до объяснения:
   - В Туриле я научилась полагаться на слово госпожи,  а  госпожа  сказала,
что меня не отдадут - ни в жены, ни в услужение - никакому мужчине,  если  я
не выберу его сама. - Она смущенно повела плечами, и яркая бахрома ее наряда
заструилась в воздухе. - А теперь, раз уж мы добрались до  твоего  поместья,
госпожа, мне незачем прятаться под лохмотьями.  -  Трудно  было  определить,
чего больше было в ее тоне: надменности или облегчения. Но в быстром взгляде
Люджан уловил намек на раздражение. - Наши мужчины не похищают  будущих  жен
во время набегов,  и,  если  Мастер  тайного  знания  случайно  окажется  на
пристани, я не хотела бы, чтобы он счел меня недостаточно благодарной за  то
повышение в должности, которым меня удостоили.
   - Ого! - засмеялся Люджан. - Ты далеко продвинулась вперед. Цветик,  если
упоминаешь его и при этом не шипишь и не плюешься!
   Камлио откинула капюшон и одарила военачальника такой  гневной  гримасой,
за которой вполне могла последовать оплеуха. Люджан, во всяком случае,  счел
опасность  реальной  и  поднял  руку  в  шутовском  ужасе,  словно   пытаясь
защититься от женской ярости.
   Однако в дело вмешалась Мара, встав между офицером и бывшей куртизанкой:
   - Ведите себя прилично! Иначе дозорные на пристани по ошибке  примут  вас
не за духов, а за парочку буянов, которых надо бы примерно наказать. Отхожих
мест, требующих чистки, в казармах наверняка  достаточно,  чтобы  вам  обоим
хватило работы на неделю.
   Поскольку Люджан не ответил дерзкой репликой на эту угрозу, Мара  подняла
брови и осмотрелась, дабы  понять,  в  чем  дело.  Она  обнаружила,  что  от
недавней беспечности военачальника не  осталось  и  следа,  а  лицо  у  него
сосредоточенно-сурово, словно через миг ему предстоит броситься в  бой.  Его
глаза были устремлены на далекую береговую линию.
   - Госпожа, - сказал он глухо, - что-то неладно.
   Мара проследила за его взглядом, и  внезапный  страх  сдавил  сердце.  За
сужающейся полоской воды  виднелась  пристань;  далее  возвышались  каменные
стены и островерхие кровли усадебного дворца. На первый взгляд все  казалось
спокойным. У причала стояла торговая барка, очень  похожая  на  ту,  которая
несла к берегу  Мару  и  ее  отряд.  Вовсю  шла  разгрузка,  и  на  пристани
громоздились тюки и ящики. Работами распоряжался бойкий  приказчик  с  двумя
дюжими рабами-подручными. Со стороны  учебного  плаца  пробежали  рекруты  в
облегченных доспехах; как видно, они  только  что  закончили  упражняться  в
борьбе. Над кухонными печными трубами спиралями поднимался дым,  и  садовник
граблями сгребал палую листву с дорожки между цветниками.
   - Что?.. - нетерпеливо спросила Мара, но ответ стал очевиден,  когда  она
уловила  солнечный  блик,  играющий  на  чем-то  золотом.  Странное  явление
привлекло ее взгляд, и она увидела имперского вестника, бегущего по  дорожке
от главного дворца.
   Тревога Мары перешла в страх, ибо такие посланцы редко приносили  хорошие
новости. Легкий бриз утратил всякую прелесть, и красота зеленых  холмов  уже
не радовала глаз.
   - Капитан! - резко выкрикнула она. - К берегу, как можно скорей!
   За ее приказом последовали короткие  команды  капитана,  и  взмахи  весел
стали вдвое чаще. Громоздкая барка устремилась вперед, разрезая тупым  носом
водную гладь; брызги разлетались в  обе  стороны  широкой  пеленой.  Мара  с
трудом сдерживала нетерпение. Сейчас  она  расплачивалась  за  свой  дерзкий
порыв. Если бы она прислушалась к более благоразумному предложению Сарика  и
продолжала путь под землей до ближайшего к усадьбе выхода из улья, она могла
бы уже  получить  донесение  от  гонца,  посланного  к  ней.  И  вот  теперь
приходилось  только  беспомощно  наблюдать  и  ждать,   пока   разыгравшееся
воображение  рисовало  устрашающие  картины  всех  мыслимых   и   немыслимых
бедствий. Камлио выглядела испуганной, а Люджана прошиб холодный пот: больше
всего он сейчас боялся, как бы не вышло так, что отряды, которыми он  обязан
командовать, будут призваны на поле сражения - а он даже не  знает,  во  имя
чего. Возможно, ему придется слишком скоро обнажить свой меч. Судя по бурной
деятельности, которая тем временем началась на пристани, можно было  понять:
для того, чтобы его шрамы как следует зажили, времени уже не остается.
   Из главного дворца донесся барабанный бой; тяжелые глухие удары означали,
что гарнизон выступает в поход.
   - Будет война, - так Люджан истолковал язык барабанов. -  Ритм  короткий,
по три удара подряд. Этот код применяется при общей  мобилизации:  Ирриланди
ни за что не стал бы поднимать такую суматоху без очень серьезной причины.
   - Должно быть, Кейок тоже принимал участие в  этом  решении,  -  подумала
Мара вслух. - Даже и до назначения военным  советником  он  был  не  из  тех
офицеров, которые прибегают к крайним мерам без особой  необходимости.  Если
принять во внимание, что у Джиро руки все еще связаны эдиктом Ассамблеи, что
же могло случиться? Может быть, кто-нибудь из горячих голов воззвал к  чести
клана или, еще того хуже, дом Шиндзаваи подвергся нападению?
   Люджан погладил рукоять меча; он был обескуражен не меньше, чем хозяйка:
   - Мы не можем этого  знать,  госпожа,  но  мне  никак  не  избавиться  от
подозрения... По-моему, то, что мы видим, - это начало чего-то худшего.
   Мара отвернулась от поручня и обнаружила у себя за спиной Сарика. Увидев,
как плотно сжаты ее губы, он предложил:
   - Должен ли я хорошенько встряхнуть капитана, чтобы он  заставил  гребцов
пошевеливаться быстрее?
   С застывшим ожесточенным лицом властительница Акомы кивнула:
   - Да. Выполняй.
   Барка, предназначенная для перевозки грузов, с явной неохотой подчинялась
приказу. Гребцы-рабы вкладывали всю силу мышц в каждый взмах весел, но, если
им  и  удавалось  хоть  чуть-чуть  разогнать  судно,  ускорение  было  почти
неощутимо - разве  что  брызги  теперь  отлетали  в  большем  количестве  да
воронки, оставляемые на месте погружения весел, стали глубже.  Мара  видела,
что гребцы обливаются потом, но минуты шли  и  шли,  а  работа  на  пристани
становилась все более напряженной.
   Тюки и ящики, которые совсем недавно громоздились на береговой площадке в
ожидании, когда их пересчитают и занесут в учетные свитки, теперь были почти
не видны - их заслонял разрастающийся клин воинов. Торговую  барку  отвязали
от причальных тумб, хотя она и наполовину не была разгружена; оставшийся  на
борту приказчик метался по палубе и размахивал руками в неподдельном  ужасе.
С криком он бросился на корму, но тут какой-то офицер  в  шлеме  с  плюмажем
оттолкнул   судно   от   причала.   Если   не   считать   двух   мускулистых
рабов-грузчиков, у злополучного приказчика не  осталось  под  рукой  никого,
чтобы собрать команду для безопасной  постановки  на  якорь.  Его  отчаянные
вопли разносились  над  водой,  но  скоро  гром  барабанов  заглушил  и  эти
пронзительные звуки. Мару - как и воинов, собирающихся на пристани, - отнюдь
не заботила судьба приказчика и барки. У прибрежных складов, выстроившихся в
ряд вдоль береговой линии, открылись огромные двойные ворота, и стали  видны
деревянные ограждения стапелей для спуска на воду судов, хранящихся в  сухих
эллингах. Рабы устремились в темные жерла ворот, и из полумрака  выдвинулись
боевые корабли Акомы -  длинные  катамараны  с  балансирами  для  сохранения
равновесия и с настилами  во  всю  длину,  предназначенными  для  размещения
лучников. Другие рабы, отталкиваясь шестами, подводили корабли к погрузочной
площадке, где  на  борт  одна  за  другой  поднимались  роты  воинов.  Когда
заканчивалась посадка на корабль,  его  отталкивали  в  озеро  с  опущенными
балансирами; в этот момент корабль напоминал большую хищную птицу, сложившую
крылья перед стремительным нырком в  воду.  Перед  установкой  балансиров  в
походное положение лучники занимали позиции  на  узком  стрелковом  помосте,
высящемся на понтонах.
   Люджан вел подсчет  на  пальцах.  Насчитав  десяток  кораблей  и  отметив
вымпелы, развевающиеся на носу и на корме каждого, он уже знал, какие  части
войска Акомы получили приказ выступать. Вывод, к  которому  он  пришел,  был
неутешительным:
   -  Это  полное  оборонительное  развертывание,  госпожа.   Должно   быть,
нападение состоялось где-то невдалеке.
   Но не затем Мара пересекла море, вела переговоры с варварами  и  едва  не
лишилась жизни в Чаккахе, чтобы  по  возвращении  увидеть  крах  всех  своих
усилий. Она отправила мужу весть о том, что находится  на  пути  в  Империю,
однако посылать более подробные сообщения было слишком опасно: если  бы  они
попали в чужие руки, враги не упустили бы случая устроить ей засаду. И когда
потребность в скрытности отпала, она сама - ради собственного эгоистического
удовольствия - отсрочила минуту встречи в надежде, что устроит своим близким
приятный сюрприз! Но теперь уже не приходится рассчитывать на празднества  в
честь ее возвращения. Не позволяя себе поддаваться мрачным  предчувствиям  и
разочарованию, она решительно повернулась к Сарику:
   - Поднять штандарт Акомы, а ниже его - мой личный вымпел. Пора заявить  о
нашем  присутствии.  Властитель  Шиндзаваи  должен  знать,  что   его   жена
возвратилась на землю Акомы!
   Воины эскорта на палубе барки  отозвались  восторженным  гулом  на  слова
госпожи, и почти сразу же на кормовом флагштоке  взвилось  зеленое  знамя  с
изображением птицы шетра. Оно еще не успело полностью развернуться на ветру,
когда с берега донесся ответный возглас. Увидевший барку  первым  указал  на
нее остальным, и скоро вся пристань  уже  гремела  голосами  собранного  там
войска,  заполняющего   палубы   кораблей.   Радостный   гвалт   перешел   в
торжественный гимн, и Мара слышала, как повторяется снова  и  снова  ее  имя
вместе с титулом,  которым  удостоил  ее  Император:  Слуга  Империи!  Слуга
Империи! Мара была так растрогана, что едва удержалась от слез: ее подданные
столь бурно выражали свое ликование по случаю возвращения госпожи -  а  ведь
они стояли на пороге беды.
   Капитан барки докричался до  хрипоты,  подавая  команды;  гребцы  сменили
весла на  шесты,  судно  под  знаменем  Акомы  медленно  пришвартовалось,  и
наконец-то Мара могла сойти на берег.
   Из толпы выделилась фигура в  иссеченных  синих  доспехах.  В  обрамлении
шлема  с  плюмажем,  свидетельствующим  о  его   принадлежности   властителю
Шиндзаваи, Мара узнала лицо  Хокану;  в  его  чертах  выражались  тревога  и
радость, прорывавшиеся сквозь традиционную маску невозмутимости.
   То, что ее муж надел видавшие  виды,  выцветшие  на  солнце  латы,  а  не
декоративные церемониальные  доспехи,  сберегаемые  для  парадных  торжеств,
служило верным признаком, что кровопролитие  неизбежно,  ибо  властители  не
выступали в поход со своими отрядами, если не ожидалось  решающее  сражение.
Однако   после   полугодового   отсутствия,   после   месяцев    мучительной
отчужденности Мара не обратила особого внимания на экипировку  супруга.  Она
не могла тратить время и на формальные приветствия,  а  просто  сорвалась  с
места, где стояла, в тот самый миг, когда  были  перекинуты  сходни.  Словно
девочка, она помчалась впереди своих офицеров и бросилась в объятия мужа.
   Хокану тесно прижал ее  к  себе,  как  будто  она  не  допустила  никаких
прегрешений против этикета.
   - Да благословят боги твое возвращение, - шепнул он, губами коснувшись ее
волос.
   - Хокану... - выговорила в ответ Мара, прижавшись щекой  к  неподатливому
изгибу его  кирасы.  -  Как  мне  тебя  недоставало!  -  Но  тут  злоба  дня
возобладала над счастьем воссоединения,  прогнав  летучую  вспышку  радости:
только сейчас Мара заметила отсутствие детей. - Хокану! Что происходит?  Где
дети?
   Хокану слегка отстранил ее от себя, чтобы получше разглядеть. Ему до боли
хотелось задать ей самый простой вопрос - о ее здоровье.  Но  плохо  скрытая
паника, звучавшая  в  ее  вопросах,  требовала  ответа.  Необходимость  быть
кратким боролась в  душе  Хокану  с  его  прирожденной  деликатностью,  и  в
конечном счете он избрал точность и прямоту:
   - Джастин и Касума пока в безопасности.  Они  находятся  в  императорском
дворце, но мы получили дурные вести. - Он быстро набрал в грудь воздух  -  и
для того, чтобы  совладать  с  собой,  и  для  того,  чтобы  дать  ей  время
приготовиться к худшему. - Любимая, Свет Небес убит.
   Мара качнулась назад, словно  от  удара  в  грудь;  от  потрясения  кровь
отхлынула у нее с лица.  Пока  она  странствовала  на  чужбине,  воображение
успело нарисовать ей множество напастей,  которые  могли  случиться  за  это
время; но уж чего она ожидала меньше всего  -  так  это  смерти  Императора.
Неизвестно, откуда взялись у нее силы, чтобы спросить:
   - Как?..
   Хокану горестно покачал головой:
   - Сообщение пришло только что. Некто из клана Омекан вчера  присутствовал
на малом званом ужине у Императора. Его имя - Лойява, и на  глазах  тридцати
свидетелей он ударил Ичиндара в шею  отравленным  столовым  ножом.  Судя  по
всему, флакон с ядом был спрятан в бахроме  его  кафтана.  Жреца-врачевателя
привели через считанные минуты,  но  было  поздно.  -  Ровным  тоном  Хокану
добавил:
   - Яд подействовал мгновенно.
   От  ошеломления  Мару   пробрала   дрожь.   Такое   злодейство   казалось
невообразимым! Неужели  этот  стройный  мужчина  с  величественной  осанкой,
истерзанный заботами и доведенный чуть ли не до  умопомрачения  бесконечными
скандалами его многочисленных жен, больше никогда и никому не даст аудиенции
в Тронном зале?! Мару захлестнула скорбь. Впредь ей уже не  придется  давать
ему советы в залитых светом ламп личных покоях  Императора  или  восхищаться
его тонким и немногословным остроумием. Он был  непреклонным  и  решительным
политиком. Главной побудительной причиной  его  действий  всегда  оставались
заботы о народе цурани, и под их давящим бременем  он  часто  бывал  слишком
беспечным по отношению  к  собственному  здоровью.  Время  от  времени  Мара
предпринимала попытки  рассмешить  его,  и  иногда  боги  посылали  ей  этот
скромный успех. Ичиндар никогда не держался с ней как высший с низшей,  хотя
с другими своими подданными он мог быть совсем иным. При  всей  недосягаемой
высоте его положения и всей помпезности, которой это положение  требовало  -
чтобы в глазах народов, населяющих Империю, он всегда оставался образом бога
на земле, - он оставался для Мары другом. Его  утрата  ошеломляла;  мир  без
него стал беднее. Если бы он не нашел в себе достаточно отваги  и  мудрости,
чтобы воспользоваться редчайшим стечением обстоятельств,  и  не  пожертвовал
собственным счастьем ради бремени самодержавной власти, ни один  из  светлых
замыслов Мары, ради спасения которых она рисковала жизнью в Туриле,  никогда
не вышел бы за рамки праздных фантазий.
   Властительница Акомы чувствовала себя так, словно внезапно постарела; она
была слишком потрясена, чтобы подумать  о  чем-нибудь,  кроме  своей  личной
потери. Однако  легкий  нажим  пальцев  Хокану,  лежащих  у  нее  на  плече,
напомнил, что она  должна  взглянуть  на  вещи  шире.  Случившаяся  трагедия
неминуемо повлечет за собой тяжелейшие последствия,  и,  чтобы  объединенный
дом Акомы и Шиндзаваи устоял под напором вражеских сил, Маре придется  вновь
призвать на помощь свой незаурядный дар политика.
   Сначала она сосредоточилась на имени, которое назвал Хокану. Оно не  было
ей знакомо.
   - Лойява? - с отвращением спросила она. - Не знаю такого. Ты говоришь, он
из клана Омекан? - Она в растерянности взглянула  на  мужа.  Его  советники,
искушенные политики, должны были знать, что творится в стране, и,  вероятно,
уже высказали какие-то соображения. -  Но  какая  причина  могла  подвигнуть
кого-то из Омекана на такое преступление? Из  всех  знатных  семей,  которым
было бы на руку восстановление должности Имперского  Стратега,  предводитель
клана Омекан стоит последним в списке претендентов на белое с золотом. Шесть
других домов приложат все усилия, чтобы возвести  на  трон  своего  главу  и
оттереть Омеканов подальше от лакомого куска...
   - Сообщение  пришло  только  что,  -  повторил  Хокану,  сам  пребывая  в
недоумении. Жестом он приказал дежурному офицеру продолжить погрузку отрядов
на корабли. Грохот боевых сандалий, ударяющихся о дощатые настилы  причалов,
почти заглушал его слова, когда он добавил:
   - У Инкомо не было времени, чтобы досконально все обдумать.
   - Но на сей раз лакомый кусок - это уже не титул Имперского  Стратега,  -
перебил  Сарик  властителя  Шиндзаваи,   слишком   взволнованный   внезапным
озарением, чтобы соблюдать правила этикета.
   Взглянув ему в глаза, Мара прочла в них разгадку.
   - Да, ты прав. Дело не в титуле Имперского Стратега.  -  Ее  лицо  залила
смертельная  бледность.  -  Теперь  вожделенным   призом   становится   трон
Императора!
   Рядом с Хокану остановился сутулый седовласый старец, локтями проложивший
себе путь через толпу.  Инкомо  выглядел  более  взъерошенным,  ссохшимся  и
морщинистым, чем был в памяти Мары. Свалившаяся на страну беда и его застала
врасплох.
   - Но у Императора не было сына-наследника, - вступил  в  разговор  старый
советник.
   Сарик быстро возразил:
   - Девяносто вторым императором Цурануани станет  тот,  кто  получит  руку
Джехильи,  старшей  дочери  Ичиндара!  Девочка  двенадцати  лет  от  роду  -
наследница престола. Любой из  сотни  царственных  кузенов,  который  сумеет
привести войско для штурма стен  императорского  дворца,  может  предпринять
попытку заполучить ее в жены.
   - Джиро!.. - ахнула Мара. - Это же блестящий ход! Для чего же  еще  он  в
такой тайне изучал и строил осадные машины! Должно быть,  именно  таков  его
замысел, который он лелеял с самого начала.
   Это значило, что ее дети сейчас не  просто  подвергаются  опасности;  над
ними  нависла  смертельная  угроза.   Если   войско   Анасати   ворвется   в
императорский дворец, то под ударом может оказаться лю