Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
тного правителя. Разумеется, ему было
еще далеко до образцового цуранского война, но все-таки он теперь хотя бы
отдаленно напоминал солдата.
Прищурившись, Десио пробежал глазами первые строки донесений, а потом
швырнул покрытый пылью пустыни свиток на стол.
- Тасайо в открытую признает свой провал. - Губы правителя побелели; он
тяжело опустился на подушки. - А значит, и наше поражение.
Инкомо тихо надеялся, что его не призовут к ответу. После многолетнего
затишья военный триумф Мары и Ксакатекаса стал для него страшным ударом. До
сегодняшнего дня во всех донесениях Тасайо говорилось, что операция идет
строго по плану. Весь последний сезон властитель Минванаби вместе с первым
советником со дня на день ожидали известия об окончательной победе над
Акомой. Горечь поражения усугублялась тем, что мастерски разработанный план
контрнаступления, какого еще не знала военная история Империи Цурануани,
позволил Акоме не только разбить войско Минванаби, но и заключить
беспрецедентный союз с племенами пустыни.
Кулак Десио с размаху опустился на подушки.
- Милостью Туракаму, как же получилось, что Тасайо так опозорился? - Он
показал пальцем на листы донесений, в беспорядке разлетевшиеся из свит-ка. -
Наш приказчик сообщает из Джамарской гавани, что войска Ксакатекаса и Акомы
были встречены пением фанфар! Он полагает, что Мара получит благодарность
самого императора! К тому же у нее появился новый союзник. Теперь вместо
двух слабых неприятелей нам придется иметь дело с могучими семьями, которые
того и гляди скрепят свой союз публичной клятвой!
Втянув голову в плечи, Инкомо попытался охладить пыл господина:
- Публичная клятва могла бы стать значительным событием, только смею
напомнить, мой повелитель: Чипино Ксакатекас не из тех, кто легко связывает
себя обязательствами. Мара привела в пустыню подкрепление, но тем самым она
всего лишь выполнила свой долг перед Империей. Возможно, поначалу властитель
Чипино высоко оценил ее способности, но по зрелом размышлении...
- Надо быть последним идиотом, чтобы не оценить ее способности! - рявкнул
Десио. - Откуда у женщины такой ум? Видно, удача ходит за ней по пятам и
днем и ночью.
Инкомо шагнул к столу и сложил разрозненные листы в аккуратную стопку.
- Мы, конечно, узнаем, каким образом ей удалось... - первый советник чуть
не сказал "нас победить", но вовремя одумался и закончил:
- избежать поражения.
После недолгого раздумья Десио вскричал:
- Мара вскоре будет здесь!
- Да, несомненно. - Инкомо сцепил на животе сухие пальцы. - Она
соскучилась по ребенку и поспешит к себе в имение...
- Ты ничего не понял, - перебил его Десио. - Она вскоре будет здесь, у
меня!
Инкомо удивленно поднял брови:
- Почему ты так думаешь, господин?
- Да потому, что я сам поступил бы именно так! - Десио не без усилия
поднялся с подушек, и оруженосцу пришлось отскочить в сторону. - Знаешь, как
говорится: "Нанеси удар, пока есть жар". Заручившись поддержкой Ксакатекса,
не опасаясь более Анасати, Акома еще пышет жаром битвы. Даже если Чипино
станет медлить с официальным заключением союза, на стороне этой гадины будет
ее военная слава! Ей ничего не стоит протрубить Сбор Клана!
Властитель заглянул в глаза первому советнику, ища подтверждения своим
словам, но тот жестом успокоил хозяина.
- Нет худа без добра, мой повелитель. - С мимолетной усмешкой он протянул
ему извлеченный из стопки лист пергамента.
Лицо властителя исказила гримаса отвращения, когда он увидел вверху листа
герб Барули Кеотары. Десио отмахнулся:
- Барули уже не первый год пресмыкается перед нами, прося о
покровительстве. Но он вышел из доверия у моего отца, а значит, и у меня,
когда после смерти своего отца отказался принести клятву вассальной верности
нашему дому. Думает заручиться поддержкой Минванаби, не соглашаясь нам
подчиниться! Отказать ему. - Десио хлопнулся обратно на подушки и вздохнул.
- Впрочем, сейчас не время разбрасываться доброжелателями. Чего хочет от нас
этот слизняк?
- Не будет ли тебе угодно прочесть его послание? - предложил Инкомо.
Пергамент перешел к Десио. Тишину лишь однажды нарушил скрип доспехов,
когда оруженосец переложил рукавицы и шлем хозяина из одной руки в другую.
Тем временем властитель дочитал послание до конца и самодовольно
ухмыльнулся.
- Можно ли доверять наблюдениям Барули?
Инкомо в задумчивости почесал щеку.
- Кто знает? Мне видится здесь то же, что и тебе, мой повелитель.
Отдельные семейства клана Мары боятся ее стремительного возвышения. Будь она
побогаче и постарше, она бы прибрала к рукам весь клан Хадама. Ведь никто
сейчас не пользуется таким влиянием, как она. Только наличие группировок
внутри клана мешает ей диктовать свои условия. Но в одночасье все может
измениться. Те достойные властители, которые решили обратиться к Барули,
недвусмысленно дают понять, что не считают себя пожизненно связанными с
родом Акома.
Подавшись вперед, Десио уперся локтями в колени. Он углубился в
размышления, но почувствовал, что у него пересохло в горле. Тут он дал знак
оруженосцу положить доспехи на пол и подать освежающий напиток.
- Возблагодарим небо за наши маленькие удачи. Пусть уж лучше семьи клана
Хадама сохраняют нейтралитет, чем образуют альянс против нас.
Инкомо заметил:
- Кажется, мой повелитель упускает из виду одно важное обстоятельство.
Набравшись опыта за время своего правления, Десио стал более терпимо
относиться к советам и замечаниям.
- Какое еще обстоятельство?
- Наши люди внедрились в шпионскую сеть Мары. Почти все контакты
выявлены, связные нам известны. Время от времени мы подбрасывали им
безобидные сведения, чтобы они не сидели без дела. В случае необходимости мы
сумеем использовать акомских псов к собственной выгоде.
Когда перед Десио был поставлен поднос с яствами и напитками, у него
начисто пропал аппетит. Жестом остановив первого советника, правитель
произнес:
- Я должен кое-что обдумать. Прикажи наполнить ванну - от меня разит, как
от быка.
Инкомо поклонился:
- Кого из наложниц прислать к моему повелителю?
Десио поднял руку:
- Никого. Мне нужно сосредоточиться. Пришли только банщика. Никаких
наложниц, никаких музыкантов. Пусть слуги приготовят большой кувшин сока с
пряностями - вот и все.
Заинтригованный таким неожиданным аскетизмом, Инкомо сошел с возвышения,
чтобы передать приказы слугам. Уже в дверях он остановился и, словно что-то
вспомнив, обернулся к властителю:
- Не будет ли каких-нибудь распоряжений насчет Тасайо, мой господин?
Полуприкрытые глаза Десио полыхнули злобой.
- Ах да, совсем забыл про нашего великого стратега! Четыре года транжирил
мои деньги в Дустари - видно, утомился. Надо подобрать ему местечко
поспокойнее. У нас, помнится, есть крепость на Сторожевых островах - туда
его и отправим. Пусть защищает наши западные владения от птиц и рыб.
Удалившись на безопасное расстояние от зала, Инкомо расправил плечи и
зашагал быстрее. Ему оставалось только сожалеть, что Десио, набравшись
решительности, не набрался ума. Тасайо действительно потерпел сокрушительное
поражение, но ведь в Игре Совета возможно всякое. Если в плане Тасайо и был
какой-то изъян, так только тот, что в нем не предусматривалась возможность
поражения.
Отдав необходимые приказы слугам, Инкомо отправился по лабиринту
коридоров в свои личные покои. Только здесь он мог дать волю чувствам. Да и
как было не сокрушаться: достойнейшего члена семьи ссылали на забытый богами
остров, а судьба дома Минванаби оставалась в руках этого... Инкомо замолотил
кулаками по сундуку - подобные манеры были более свойственны его хозяину,
нежели ему самому. В голову лезли крамольные мысли, недопустимые для верного
советника.
Инкомо опустился на подушки и вызвал слугу.
- Принеси-ка письменный стол и поставь его рядом с ковриком для
медитации, - сказал он, потирая виски. - А потом раздвинь перегородки, чтобы
впустить сюда свежий воздух, и ступай прочь.
Оставшись наконец в одиночестве, первый советник повертел в руках лист
пергамента, на котором предстояло начертать послание к Тасайо. Новое
назначение нельзя было считать ничем иным, кроме как изгнанием. Крепость на
Сторожевых островах в свое время построили для защиты от морских
разбойников; но с пиратством в западных водах было покончено полтора века
назад. Гарнизон стоял там скорее как дань цуранской традиции - чтобы не
подвергать сомнению право Минванаби на владение этими замшелыми камнями.
Притом что Инкомо досадовал на своего господина, который ничтоже
сумняшеся разделался с талантливым полководцем, он справедливости ради
напомнил себе, что ссылка на далекий остров - это еще относительно мягкое
наказание для того, кто не сумел выиграть военную кампанию. Случись такое
при жизни властителя Джингу, Тасайо наверняка поплатился бы головой.
Обмакнув кисточку в чернила, первый советник еще раз пожалел, что такое
известие придется отправлять через третьи руки. Тасайо заслуживал большего
уважения. При личной беседе можно было бы поддержать его добрым словом.
Впрочем, Инкомо был слишком искушен в политике, чтобы сжигать за собой
мосты. В Игре Совета удача могла перемениться в любой миг; разве ведомо
человеку, что ожидает его в будущем?
***
Когда последний поворот дороги остался позади, Мара с ребяческим
нетерпением высунулась из-за занавесок. Неожиданное нарушение равновесия при
этом резком движении не застало врасплох вымуштрованных цуранских
носильщиков, и они в стоическом безмолвии продолжали путь, не позволив
носилкам накрениться. Они чувствовали, как возбуждена их госпожа.
- Ничего не изменилось... - задыхаясь от волнения, проговорила она. -
Деревья, трава... все такое зеленое!
Стоял сезон дождей, и буйство зелени служило бальзамом для глаз после
пейзажей бесплодной пустыни. С вершины холма глазу открывались ограды
дальних пастбищ, а за ними - широкие просторы хорошо ухоженного поместья. С
кустов, образующих живую изгородь, были срезаны сухие побеги и ветки, а
трава вдоль этих зеленых рядов аккуратно скошена. Мара увидела на следующем
холме высланного вперед дозорного, который энергично размахивал руками, и на
мгновение поддалась беспокойству: не мог ли какой-нибудь хитроумный врат
устроить тут засаду, чтобы ее возвращение домой обернулось катастрофой?
Впрочем, доводы рассудка отогнали внезапный страх: она продвигалась в
авангарде победоносной армии, и понадобились бы соединенные силы нескольких
врагов, чтобы угрожать ей у границ родового гнезда Акомы.
Дозорный обратился с докладом к главе колонны. Мара нетерпеливо отбросила
в сторону полы занавесок:
- Какие новости, Люджан?
Сверкнув белозубой улыбкой на загорелом лице, военачальник ответил:
- Госпожа, тебя встречают!
Мара улыбнулась. Только теперь могла она признаться - даже самой себе, -
как отчаянно тосковала по дому. По пути ее встречали ревом фанфар, и
властитель Ксакатекас не жалел льстивых восхвалений, но даже торжества в ее
честь оказались изматывающими. С того дня, когда поступил приказ послать ее
гарнизон на защиту границ, прошло три года... слишком долгий срок в жизни
маленького мальчика, если все эти годы мать находилась вдали от него. Только
объятия Кевина по ночам и тяготы сражений в дневные часы могли на время
заглушить боль от разлуки с сыном.
Возвращающаяся армия перевалила через холм. В утренней тишине глухим
громом звучал топот трех тысяч ног, ударяющихся о влажную землю. Мара
вдохнула аромат свежей листвы и неизменных цветов акаси... и вдруг ее глаза
расширились от изумления.
На соединении Имперского тракта и дороги, ведущей к усадьбе Акомы,
высилась богато украшенная арка великолепных молитвенных ворот. Новая краска
и глянцевая черепица крыши блестели в лучах солнца, а в глубокой тени,
отбрасываемой воротами, выстроилась сотня воинов Акомы в парадных доспехах.
Перед рядами сверкающих щитов виднелись другие фигуры, дорогие сердцу Мары:
Кейок, одетый в такую же форму, как и его воины, но с расшитой перевязью
советника; Джайкен, которому ничуть не прибавлял внушительности увесистый
жезл - символический знак его должности; Накойя, прячущая вечную
озабоченность за радостной улыбкой... а на шаг позади нее - мальчик.
У Мары стало тесно в груди. Она боролась с подступающими слезами, не
желая поддаваться неподобающей слабости. Но в этот момент, которого она так
страстно ожидала и который по временам начинал казаться несбыточной мечтой,
самообладание едва не покинуло ее. Однако Кевин в совершенстве сыграл роль
усердного слуги-телохранителя: он отвел в сторону занавеску паланкина и,
протянув госпоже свободную руку, помог ей выйти и ступить наконец на родную
землю.
Маре пришлось дожидаться, пока группа встречающих преодолеет расстояние,
отделяющее паланкин от ворот, и приблизится к ней. Каждое мгновение этого
ожидания было мучительным, словно жестокая пытка.
Мара напряженно всматривалась в верных сподвижников. Кейок успел вполне
освоиться с костылем: несмотря на потерю ноги, он шагал твердо и уверенно, и
в душе Мары поднялась гордость за несгибаемого старого воина. На облик
Накойи время наложило более заметный отпечаток, и было видно, что каждый шаг
дается ей с трудом. Мара едва сдержалась, чтобы не броситься к мудрой
наперснице и не предложить ей руку для опоры, но первая советница не
простила бы такого явного нарушения приличий из-за столь незначительного
повода - больной поясницы. И только под конец Мара осмелилась взглянуть на
мальчика, который подходил к ней решительно и целеустремленно, высоко подняв
голову, выпрямив спину и выставив вперед подбородок. Он был такой высокий и
ладный!
У Мары перехватило дыхание при виде доспехов, надетых на ее дитя.
Миниатюрный меч висел у мальчика на боку, шлем он снял в знак приветствия. А
уж осанка... ни дать ни взять - настоящий маленький воин Акомы! За эти годы
ее чадо стало чуть ли не вдвое выше ростом.
Айяки завершил хорошо отрепетированный поклон, каким почтительный сын
должен встречать свою мать после долгой разлуки, и его детский дискант
разнесся над рядами безмолвных воинов:
- Добро пожаловать, властительница Акомы. Мы славим милость добрых богов,
даровавших нам твое благополучное возвращение.
Маре изменила выдержка. Она упала на колени перед сыном, и руки мальчика
порывисто обвились вокруг ее шеи.
- Я так скучал по тебе, мамочка! - шепнул он ей на ухо.
Слезы набежали на глаза властительницы, но ее голос не дрогнул, когда она
ответила:
- И я тоже по тебе скучала, мой солдатик. Так скучала, что ты и не
поверишь!
Стоявшая рядом с поджатыми губами Накойя лишь на несколько мгновений
позволила матери и сыну это неуместное проявление чувств на глазах у всех, а
затем, выразительно кашлянув, сообщила:
- Весь дом Акома ожидает возможности приветствовать свою хозяйку. Весть о
твоем триумфальном возвращении так нас обрадовала, что в ознаменование
победы были воздвигнуты эти молитвенные врата. Мы надеемся, госпожа, ты
будешь довольна.
Подняв голову, Мара обвела взглядом великолепные резные и расписные
панели, образующие облицовку арки; на каждой из них был изображен
какой-нибудь из покровительствующих людям богов. Маре показалось, что
Чококан, Добрый бог, с улыбкой смотрит прямо ей в глаза; Хантукама, Податель
здоровья, простирает руки, благословляя ее армию, а Джуран Справедливый
взирает вниз с верхнего свода арки, словно напутствует тех, кто проходит под
ней. И мудрая Лашима, служению которой Мара некогда стремилась посвятить
свою жизнь, согревает ее ласковым взором. Художники потрудились превосходно.
Однако божественные образы недолго приковывали к себе внимание Мары. Она
жадно всматривалась в знакомые лица слуг и солдат, советников и друзей, а
потом обернулась назад, на Кевина, который ответил ей своей широкой
варварской улыбкой.
Растворяясь в счастливом изумлении, она дала первой советнице ответ,
которого та ожидала:
- Да, Накойя, я довольна, - и, еще раз крепко обняв сына, добавила:
- Так давайте же войдем в дом моих предков.
***
Настал вечер. Несмотря на усталость после долгого пути, душа Мары
ликовала.
Ее родовая усадьба была украшена для всеобщего празднества. Цветные
фонарики свешивались с деревьев в садах; яркие флаги обрамляли крыльцо
главного входа. Во дворах, галереях и залах трепетали огни свечей. Гирлянды
крошечных бубенчиков, протянутые от каждой раздвижной перегородки,
вызванивали нежные мелодии в благодарность за милость богов, когда кто-либо
проходил мимо.
Музыканты - и нанятые в Сулан-Ку специально для этого случая, и
пребывающие под постоянным покровительством Акомы - не оставались без дела,
и радостную песнь можно было слышать в самых дальних уголках усадьбы. В пляс
пускались все - свободные работники, гости, советники; триумф Акомы был
триумфом каждого из них. Улыбались девушки, подававшие угощения победоносным
солдатам, а те рассказывали им разные истории о войне в пустыне. Строго
придерживаясь цуранских обычаев, воины весьма скупо повествовали о своих
собственных подвигах, но зато бурно нахваливали товарищей по оружию. Все как
один превозносили дерзкую тактику, которая позволила обратить неминуемое
поражение в блестящую победу. На поле боя их госпожа сотворила то же, что в
Игре Совета: рискнула прибегнуть к новшествам и достигла намеченной цели.
Лицо самой Мары светилось счастьем, и Кевин с легкой улыбкой наблюдал за
ней, заняв свое место подле властительницы. По правую руку от матери в позе
бывалого солдата стоял Айяки, исполненный решимости не покидать этого поста
до конца празднества, хотя у него уже слипались веки. В отсутствие армии он
был назначен "защитником дома". При том, что настоящие воинские приказы
отдавал Кейок, мальчик воспринял свое назначение всерьез и проявлял такую
верность долгу, которая не раз поражала взрослых. Он неизменно являлся к
каждой смене караула и ревностно наблюдал за тем, как она происходит. В этом
он был подобен своему отцу. Что бы ни говорили люди о властителе Бантокапи,
никто не мог упрекнуть его в пренебрежении воинским долгом или в недостатке
храбрости.
Но в конце концов, утомленный волнениями дня, мальчик задремал, положив
голову на материнское плечо.
Кевин, так и не научившийся смиренно дожидаться, пока к нему обратятся,
взял на себя смелость спросить:
- Отнести мальчика в постель?
Мара погладила сына по щеке и покачала головой:
- Пусть остается.
Счастье сделало ее чуткой к желаниям других, и она предложила:
- Пойди повидаться со своими соотечественниками. Можешь побыть у них
допоздна.
Кевин подавил улыбку, перешагнув через нагромождение роскошных подушек, и
молча поклонился. Во время долгого перехода из Дустари Маре нечасто выпадала
возможность насладиться уединением со своим рабом-телохранителем. В отличие
от огромного командного шатра, разделенного на множество комнатушек, битком
набитая купеческая галера, на которой они пересекли Море Крови и поднялись
вверх по реке Гагаджин, оказалась совсем не приспособленной для интимных
встреч. И, как ни хотелось Кевину навестить друзей-мидкемийцев, больше всего
другого жаждал он наступления момента, когда можно будет вернуться к М