днимающуюся ленточку  дыма  с  таким  вниманием,  словно
находил в ней разгадку неких тайн. - Я  буду  постоянно  наблюдать  за  этим
слугой. Пусть он поверит, что  ему  представилась  возможность  подслушивать
наиважнейшие беседы. Мы оба - ты и я - должны следить за тем,  чтобы  он  не
усль1шал ничего недостоверного. Нет-нет, никакого обмана. Но мы также  будем
помнить, что каждое наше слово достигнет и ушей Мары. А настоящие, глубинные
планы мы станем обсуждать, только когда будем одни.  Пустячками,  о  которых
пойдет речь в присутствии шпиона, мы пожертвуем... таков будет наш гамбит. Я
хочу, чтобы за этим слугой неусыпно наблюдали и следили за каждым его шагом,
пока не удастся проникнуть внутрь сети агентов, которых содержит Акома.
   Инкомо поклонился:
   - Будут ли еще какие-либо указания, господин мой?
   Тасайо поднес трубку ко рту и набрал полную грудь ароматного дурмана.
   - Нет. Я устал. Буду спать. Завтра на заре  отправлюсь  на  охоту.  Потом
пообедаю с тобой и другими советниками. В полдень  я  женюсь,  и  до  вечера
будем праздновать бракосочетание. Разошли гонцов  по  соседним  городкам  за
искусниками, способными показать себя перед гостями:  нужно  позаботиться  о
развлечениях. - Считая, что все необходимое сказано, Тасайо не стал  тратить
время на мелочи. - А теперь ступай.
   Вернувшись в собственные покои, первый советник пришел к заключению,  что
сейчас  самое   время   приняться   за   сочинение   предсмертной   молитвы.
Предусмотрительный человек приступает к этой задаче, когда старость начинает
его тяготить... если он хочет, чтобы его последнее воззвание  к  богам  было
прочитано кем-то, кто его переживет.  Просить  богов,  чтобы  они  сокрушили
Мару, было неосмотрительно; но называть в качестве мишени для  божественного
гнева нового Имперского Стратега, который только что взошел на  бело-золотой
трон  по  трупам  пяти  других  кандидатов,  -  это  было   бы   равносильно
самоубийству.
   Сняв служебное одеяние, Инкомо не стал предаваться  бесплодным  иллюзиям.
Он  и  мысли  не  допускал,  что  планы  Тасайо  -  всего  лишь   порождения
одурманенного сознания, которые рассеются вместе с дымом татиши:  глаза  под
тяжелыми веками были угрожающе ясными. Вздыхая от боли в онемевших суставах,
старый советник опустился на колени перед своим письменным столиком.  Прежде
чем  главой  этого  дома  стал  Тасайо,  Инкомо  служил  троим   властителям
Минванаби, и хотя те трое не внушали ему  восхищения,  они  были  господами,
которым он клялся служить душой и телом и, если потребуется, отдать  за  них
жизнь. Еще раз глубоко вздохнув, он взял со столика перо и начал писать.

***

   Празднество было  весьма  скромным,  но  все  участники,  судя  по  виду,
веселились на славу. Угощения  были  обильными,  вина  хватало  с  избытком.
Властитель Минванаби восседал на помосте в  парадном  чертоге  дворца  своих
предков, с головы до пят - воплощенный идеал воина  цурани.  Если  он  и  не
проявлял слишком большой заботливости по отношению к супруге, то  во  всяком
случае  был  безупречно  любезен  и  соблюдал  все  формы  приличия.  Вместо
воздушных нарядов куртизанки Инкарна была облачена в  платье  из  роскошного
черного шелка, расшитое оранжевыми нитями вдоль края рукавов, вокруг  ворота
и по подолу; весь перед платья  был  усеян  бесценными  жемчужинами  тех  же
цветов.
   У ног отца смирно сидели  двое  детей:  мальчик  -  повыше  и  поближе  к
властителю, чем девочка. Время от времени Тасайо обращался к  Дасари,  чтобы
растолковать ему какую-нибудь мелочь. С того момента как малыш был  объявлен
наследником титула, Тасайо преисполнился решимости воспитать  его  так,  как
подобает  правителю.  Одежда  мальчика  представляла  собой   точную   копию
отцовской,  вплоть  до  вышитого  на  рукаве  узора,  изображающего  контуры
рассерженного сарката. Маленькая Илани выглядела вполне ублаготворенной: она
сидела у ног  отца  и  жевала  сладкие  фрукты,  пока  фокусники  развлекали
общество своими трюками.
   За спиной властителя Минванаби стоял слуга - тот  самый,  который  только
что был  повышен  в  должности  и  выполнял  теперь  обязанности  хозяйского
камердинера. Хотя он и был самым незначительным из четырех молодцов, которым
полагалось  находиться  при  особе  господина  во  время  пира,  именно   он
прислушивался к застольной беседе чуть более внимательно, чем остальные.
   Сигнал к окончанию празднества подал Тасайо, который поднялся с кресла  и
пожелал гостям доброй ночи. Жестом предложив первому советнику составить ему
компанию, властитель Минванаби двинулся к своим личным покоям.  Инкомо  тихо
приказал слуге последовать  за  ними  и  разместиться  у  дверей  хозяйского
кабинета, на случай  если  Тасайо  что-нибудь  потребуется.  Слуга  исправно
исполнял все, что ему было ведено, своим рвением маскируя жадный интерес,  с
которым он ловил и запоминал каждое слово разговора между властителем и  его
первым советником.

***

   Крона старого дерева уло отбрасывала густую тень на  натами  Акомы.  Мара
низко поклонилась священному камню, который представлял собою овеществленный
символ чести Акомы. Она произнесла  несколько  ритуальных  фраз  и  положила
перед камнем букет из семи видов цветов, каждый из которых посвящался одному
из добрых богов. В этот  день,  первый  день  лета,  она  изъявляла  горячую
признательность богам  за  благополучие  всего  и  всех,  состоящих  под  ее
защитой. После завершения короткого обряда она минуту  помедлила.  Священная
Поляна Созерцания давала ей ощущение ни с чем не сравнимого покоя, ибо  сюда
имели доступ лишь немногие: старший садовник, приглашенный жрец или  же  те,
кто по крови принадлежал к семье Акома.  Здесь  она  могла  найти  подлинное
уединение.
   Мара обводила взглядом красивый поблескивающий пруд, извилистый ручеек  и
изящные очертания искусно  подстриженных  кустов.  Внезапно  души  коснулась
тревога. Порою она вспоминала - и вспоминала слишком ясно - убийцу,  который
некогда на этом самом месте чуть не задушил ее. Воспоминание часто заставало
ее врасплох, как озноб в жаркий день.
   От благодатного покоя не осталось и  следа.  Теперь  уже  желая  поскорее
покинуть тесные пределы священной рощи, Мара  встала,  прошла  через  уютный
садик, миновала арку внешних ворот и, как всегда, обнаружила там  ожидающего
слугу.
   Он поклонился, едва хозяйка показалась на виду.
   - Госпожа, - раздался голос, который она немедленно узнала, - твой мастер
тайного знания вернулся с новостями.
   Четыре недели протекли после возвращения Мары  с  Совета,  закончившегося
избранием нового Имперского Стратега.  Мастер  тайного  знания  находился  в
долгой отлучке: он собирал сведения, а сейчас самой лучшей наградой для него
был ее неподдельный восторг от того, что он снова в Акоме.
   - Вставай, Аракаси, - сказала Мара. - Я выслушаю твой  доклад  у  себя  в
кабинете.
   Расположившись на подушках, с  неизменной  легкой  закуской  на  подносе,
поставленном у его локтя, Аракаси молча  сидел  в  ожидании  начала  деловой
беседы. Его рука покоилась  на  перевязи  из  шнура,  перехваченного  весьма
замысловатыми узлами; такие узлы были в большом ходу у матросов.
   - Ты был на лодке, - отметила Мара. - Или просто в компании моряков.
   - Ничего подобного, - возразил Аракаси. - Но именно такое  впечатление  я
хотел произвести на последнюю особу, которой платил за сведения.  Матросские
сплетни редко оказываются надежными, - добавил он в заключение.
   Как ни любопытно было Маре узнать, что же это  за  особа  такая,  она  не
стала задавать вопросы.  Она  понятия  не  имела  ни  о  том,  как  работает
шпионская сеть Аракаси, ни о том, из кого она состоит; таково было  одно  из
условий некогда заключенного с  ним  соглашения,  когда  мастер  поклялся  в
верности ее дому. Мара всегда следила, чтобы Аракаси получал все необходимое
для его агентов, но она была связана клятвой, запрещающей  расспрашивать  об
их именах. Шпион, состоящий на службе в семейном  доме,  не  просто  рискует
жизнью: его ждет повешение, позорная казнь, если он будет разоблачен, предан
или продан на сторону. Если дом Мары не устоит против врага, ни она  сама  и
никто из ее сподвижников не смогут выдать истину. Сеть сохранится  и  станет
служить Айяки. И в самом худшем случае, если даже натами Акомы будет  вкопан
в землю вершиной вниз, так что резной символ шетры никогда впредь не  увидит
солнечного света, отважные приверженцы, которые служат ей как шпионы, смогут
умереть достойной смертью от  клинка,  не  опозорив  себя  в  глазах  богов.
Аракаси сообщив:
   - Возможно, кое в чем нам выпала удача. Один  из  наших  агентов  в  доме
Минванаби повышен в должности: он теперь состоит при Тасайо как камердинер.
   Глаза у Мары вспыхнули от удовольствия.
   - Какая чудесная новость! - Сразу же заметив по лицу Аракаси, что  он  не
разделяет ее воодушевления, она захотела узнать причину:
   - Ты что-то подозреваешь?
   - Слишком уж это ко времени. - Когда Аракаси бывал  встревожен,  голос  у
него звучал особенно мягко. - Мы знаем, что один  агент  был  разоблачен,  и
обстоятельства его побега граничили с  чудом.  Двух  других  пока  никто  не
потревожил, и их донесения чаще всего оказывались точными...  но  что-то  во
всем этом отдает фальшью.
   Мара ненадолго задумалась, а потом предложила:
   - Начинай готовить еще одного агента для внедрения в дом Минванаби.
   Несколько мгновений Аракаси был, по-видимому, поглощен тем, что поправлял
выбившийся из ряда узелок на шнурке.
   - Госпожа, прошло слишком мало времени  после  провала  нашего  агента  и
после вступления нового  властителя  в  права  наследства.  Минванаби  будут
весьма дотошно копаться в  прошлом  любого  желающего  поступить  к  ним  на
службу, особенно с тех пор как  Аксантукар  занял  трон  Стратега.  Посылать
сейчас чужака в поместье Минванаби слишком рискованно.
   Только последний болван не признал бы правоту мастера. Мара же могла лишь
досадливо махнуть рукой: было обидно до слез, что  у  нее  нет  надежного  и
прямого способа  получения  сведений  именно  из  того  единственного  дома,
который представлял для нее самую большую угрозу. Тасайо был слишком опасен,
чтобы его можно было оставлять без присмотра.
   - Я должна это обдумать, - сказала она мастеру.
   Аракаси склонил голову.
   - На все твоя воля, госпожа. - Его следующее  сообщение  было  еще  менее
отрадным:
   - Текума из Анасати болен.
   - Тяжело? - Мара озабоченно выпрямилась.
   Несмотря на нелады между их домами, возникшие во время правления ее  отца
и еще более усилившиеся из-за гибели ее мужа, она уважала старого сановника.
И безопасность Айяки во многом зависела от негласного союза между  Акомой  и
Анасати. Внезапно на Мару накатило острое  чувство  собственной  вины.  Ведь
понимала же она, что искушает судьбу, так и  не  подобрав  себе  подходящего
супруга. Один наследник - слишком тонкая  нить,  чтобы  можно  было  на  ней
подвесить продолжение линии Акома.
   Голос Аракаси вывел ее из задумчивости.
   - По всей вероятности, прямая опасность Текуме не угрожает, но болезнь не
проходит, а он старый человек. Изрядную долю своих прежних сил он утратил со
смертью старшего сына Халеско в Мидкемии. При том,  что  наследником  сейчас
оказался Джиро... Мне кажется, властитель Анасати устал от  Игры  Совета  и,
может быть, от жизни тоже.
   Мара вздохнула в  глубоком  унынии.  Остальная  часть  донесений  Аракаси
состояла из интригующих, но незначительных  деталей,  из  которых  некоторые
могли заинтересовать Джайкена. Однако тревога Мары  лишала  всякой  прелести
игру ума, которой она всегда так наслаждалась  в  обществе  мастера  тайного
знания, и потому он получил разрешение  откланяться  сразу  после  окончания
доклада. Оставшись одна в кабинете, она позвала слугу, чтобы  тот  подал  ей
письменную доску,  и  написала  Текуме  послание  с  пожеланиями  скорейшего
выздоровления. Поставив на пергаменте печать, она велела мальчику-посыльному
вызвать гонца, чтобы отправить письмо в Анасати.
   Солнце уже стояло низко, клонясь к закату.  Жара  ослабевала,  и  Мара  в
одиночестве прогуливалась по садовым дорожкам, прислушиваясь к журчанию воды
в ручье и птичьей суете в кронах деревьев. Тот раунд игры, который привел  к
власти  нового  Имперского  Стратега,  оказался   чрезвычайно   жестоким   и
кровопролитным. Придется усваивать новые варианты стратегии и строить  новые
планы. Хотя победители  и  побежденные  сейчас  засели  в  своих  поместьях,
подсчитывая собственные приобретения и убытки, строить козни и те  и  другие
могли без передышки.
   Тасайо был гораздо опаснее, чем Десио, но судьба поставила  его  в  более
тяжелые условия. Поражение в Цубаре сильно подорвало его ресурсы, да еще  он
нажил себе непредвиденного - и, вероятно, смертельного - врага в лице нового
Стратега. В течение некоторого времени  Тасайо  будет  вынужден  действовать
чрезвычайно осторожно, чтобы не распылять  силы  и  не  позволить  возможным
врагам нащупать у него уязвимое место.
   Многие из старой гвардии ушли из жизни, и на политической арене появились
новые силы. Несмотря на сомнительную роль,  которую  сыграла  Партия  Синего
Колеса в катастрофе за Бездной, эта партия - члены клана Каназаваи  и  семья
Шиндзаваи прежде всего - на удивление всем вышла из последних передряг почти
невредимой. Они по-прежнему почитали императора и день ото  дня  приобретали
все большее влияние.
   Мара прикидывала в уме, каковы возможности того  или  иного  предстоящего
поворота в политике. Взрыв смеха и громкие  возгласы,  раздавшиеся  в  доме,
дали ей знать, что Кевин и  Айяки  вернулись  домой  из  своей  вылазки.  На
северных  озерах  водилась  пернатая  дичь,  и  недавно   перелетные   птицы
возвратились на свои гнездовья. Кевин согласился проводить мальчика на озера
поохотиться и поупражняться в искусстве обращения с луком. Мара не надеялась
на успех этого предприятия: уж слишком мал был Айяки для таких забав.
   Однако вопреки всем  ожиданиям  ее  сын  со  своим  взрослым  компаньоном
ворвались в сад с отличным охотничьим трофеем - парой убитых  крупных  птиц.
Айяки завопил:
   - Мама! Смотри! Я их подстрелил!
   Кевин улыбнулся малолетнему охотнику, и Мару захлестнула  волна  любви  и
гордости. Ее ненаглядный варвар еще не вполне избавился от приступов  черной
тоски, которые начались у него после получения известий о  сорванных  мирных
переговорах. Он не заводил об этом речей, но Мара знала,  как  его  угнетает
рабское  состояние,  независимо  от  того,  сколь  глубокой  оставалась  его
привязанность к ней самой и к Айяки.
   Но  тревоги  взрослых   не   должны   были   отравить   мальчику   минуты
воодушевления: ведь он впервые  имел  право  похвастаться  делом,  достойным
настоящего мужчины! Мара сделала вид, что поражена этим подвигом:
   - Ты? Да неужели сам подстрелил?
   Кевин улыбнулся:
   - Он и вправду их подстрелил. Он  просто  прирожденный  лучник.  Он  убил
обеих... как там по-вашему называются эти синие гусыни?
   Айяки наморщил нос:
   - И никакие не гусыни.  Глупое  какое  слово!  Я  же  тебе  говорил:  это
джоджаны.
   Он  засмеялся:  споры  насчет  названий  разных  вещей  стали   для   них
неиссякаемым источником веселья.
   На Мару вдруг повеяло холодным ветром из прошлого. Отец Айяки  был  сущим
демоном, когда в руках у него оказывался лук. Она не смогла  скрыть  оттенок
горечи, когда сказала:
   - По правде говоря, этот дар Айяки получил по наследству.
   Кевин нахмурился; Мара редко заговаривала о Бантокапи из Анасати, брак  с
которым был для нее одним из ходов в Игре Совета.
   Мидкемиец сразу же начал изобретать способы, как бы отвлечь ее от горьких
дум.
   - Мы не могли бы выкроить время, чтобы пройтись  вдоль  пастбища?  Телята
уже достаточно подросли, чтобы с ними можно было  играть,  и  я  побился  об
заклад с Айяки, что он их нипочем не обгонит.
   Мара раздумывала не дольше пары секунд:
   - Да это самое мое большое желание  -  провести  какое-то  время  с  вами
обоими и посмотреть, как резвятся телята.
   Айяки поднял лук над головой и восторженно завопил, когда Мара, хлопнув в
ладоши, приказала явившейся на зов служанке принести прогулочные  туфли.  Он
так и светился счастьем.
   - Хватит кричать, охотник, - сказала Мара сыну. - Забирай своих  джоджан,
отнеси их повару, а потом пойдем поглядим, что быстрее: две ноги или шесть?
   Мальчик вприпрыжку помчался по  дорожке;  пара  болтающихся  птиц  нелепо
стукалась об его коленки. Когда он скрылся из виду,  Кевин  привлек  к  себе
Мару и поцеловал ее:
   - Ты чем-то огорчена?
   Неприятно пораженная тем, что он с такой легкостью читает в ее душе, Мара
ограничилась одной новостью:
   - Дед моего Айяки болен. Это меня тревожит.
   Кевин пригладил прядь, выбившуюся у нее из прически.
   - Болен? Его недуг грозит чем-нибудь серьезным?
   - Кажется, нет.
   Однако лицо у нее оставалось хмурым.  У  Кевина  больно  сжалось  сердце.
Забота о безопасности ее  наследника  лежала  на  поверхности;  но  под  ней
скрывалось зыбкое болото накопившихся горестей, которых оба  они  не  хотели
касаться. Он знал: в один прекрасный день она должна будет выйти  замуж,  но
этот день пока еще не наступил.
   - Отложи тревоги хотя бы на сегодня, - мягко сказал он.  -  Ты  заслужила
право провести несколько часов так, как захочешь  сама,  а  твоему  мальчику
недолго удастся наслаждаться беззаботным детством, если его мама  не  сможет
выкроить время, чтобы поиграть с ним.
   Мара слабо улыбнулась.
   - Мне еще надо нагулять аппетит, - призналась она. - Иначе большой  кусок
джоджаны, добытый с таким трудом, пойдет на корм джайгам  вместе  с  прочими
объедками.

Глава 5
БЕСПОКОЙСТВО

   Сквозь раздвинутые створки двери Мара следила  за  приближением  молодого
посыльного,  который  возвращался  с  далекого  Имперского  тракта.  Красная
повязка на голове юноши говорила о принадлежности к гильдии  курьеров.  Хотя
гильдии не обладали  таким  могуществом,  как  знатные  семьи,  они  все  же
пользовались   достаточным   влиянием,   чтобы   обеспечить   своим   членам
беспрепятственное передвижение по всей Империи.
   Когда посыльный приблизился к воротам господского дома, его приветствовал
опирающийся на костыль Кейок.
   - Известия для властительницы Акомы! - провозгласил скороход.
   Военный советник принял у  него  запечатанный  свиток,  а  взамен  вручил
круглую  резную  раковину  с  символом  Акомы  -  знак  того,  что  послание
благополучно доставлено по назначению.
   Юноша поклонился и, с благодарностью отказавшись от угощения,  отправился
в обратный путь. Если он и сбавил шаг, со стороны это было почти незаметно.
   Мару охватило дурное предчувствие: посыльные  из  Красной  гильдии  редко
приносили добрые вести. Едва дождавшись, пока  военный  советник  переступит
через порог, она протянула руку за свитком.
   Ее опасения были не напрасны - пергамент скрепляла печать  рода  Анасати.
Властительница еще не успела разрезать ленту и прочесть письмо, но  уже  все
поняла. Случилось самое страшное: умер Текума.
   Во взгляде Кейока сквозило беспокойство.
   - Неужто старый властитель скончался?
   - Этого следовало ожидать. - Мара со вздохом отложила короткое  послание.
- Надо посоветоваться с Накойей.
   Мара приказала слуге собрать  разложенные  на  столе  счета  и  расписки,
подтверждавшие значительные успехи  в  торговле  шелком,  а  сама  вместе  с
военным советником отправилась в другое  крыло  дома,  где  по  соседству  с
детской  помещалась  комната  Накойи.  Несмотря  на  свое  нынешнее  высокое
положение, старая советница наотрез отказалась переезжать  в  подобающие  ее
сану покои.
   Стоило Маре взяться за расписную  перегородку,  как  из  комнаты  донесся
сварливый окрик:
   - Вон отсюда! Тебя еще тут не хватало!
   Мара вопросительно посмотрела на военного советника,