кользнула за порог, оставив воспламененного  и  растерянного
гостя в  саду,  посеребренном  пятнами  лунного  света.  В  тот  раз  Накойя
проводила его до носилок и вернулась в полной уверенности,  что  неутоленное
желание еще сильнее разожгло страсть молодого поклонника.
   И  вот  теперь,  позванивая  крошечными   бубенчиками,   подвешенными   к
браслетам, и источая аромат благовоний, властительница  Акомы  набросила  на
себя легкое - до бесстыдства легкое - одеяние. Интересно, где только удается
Накойе откапывать такие наряды, с мимолетной усмешкой подумала Мара.
   Миса аккуратно уложила волосы госпожи, закрепив их шпильками с изумрудами
и нефритом. И только тогда, во всем  великолепии,  Мара  семенящей  походкой
вышла из дома, чтобы приветствовать воздыхателя.
   Глаза Барули засветились восхищением. С непривычной для него неловкостью,
неестественно выпрямив спину, он шагнул из носилок с таким видом, словно ему
трудно  сохранять  равновесие.  Маре  пришлось  подавить  смешок:  роскошное
одеяние и головной убор явно были тяжелы и причиняли Барули массу неудобств.
Завязки на рукавах, казалось, намертво перетянули руки, а широкий тугой пояс
с цветным шитьем наверняка  мешал  дышать.  Тем  не  менее  Барули  держался
стойко, всем  видом  демонстрируя  полное  довольство  жизнью.  Ослепительно
улыбнувшись Маре, он по ее приглашению последовал за ней в прохладный сумрак
господского дома.
   Усадив гостя в комнате, из которой открывался вид на сад с фонтаном, Мара
послала за вином, фруктами и печеньем. Речи Барули, как всегда, наводили  на
нее треку, но Аракаси, занимавший свой обычный пост у подноса с вином, умело
выуживал из разглагольствований  гостя  крупицы  полезных  новостей:  мастер
тайного знания сопоставлял кое-какие замечания Барули с тем,  что  уже  знал
раньше от своих агентов. Мара не  уставала  удивляться  способности  мастера
извлекать ценнейшие сведения из самой пустой с виду  болтовни.  В  секретных
беседах, которые  происходили  между  ними  После  визитов  Барули,  Аракаси
высказал несколько интересных предположений насчет состояния  дел  в  Высшем
Совете. Если его догадки верны, то в ближайшее время  Партия  Синего  Колеса
отзовет верные ей войска из варварского мира, ни с кем не согласовывая столь
важное  решение.  Тогда  грандиозная   кампания,   возглавляемая   Имперским
Стратегом, окажется перед лицом нешуточных трудностей, и Альмеко  непременно
потребует дополнительных подкреплений от Анасати, Минванаби и  других  своих
союзников. Поневоле задумаешься, не поспешит ли Джингу разделаться  с  Марой
до того, как превратности  политики  заставят  его  посвятить  свои  силы  и
внимание более важным для Империи делам.
   В потоке болтовни Барули, до сей  поры  казавшемся  неиссякаемым,  начали
вдруг возникать перебои, и  Мара  с  некоторым  опозданием  сообразила,  что
потеряла нить разговора. Чтобы  как-то  заполнить  затянувшуюся  паузу,  она
подбодряюще улыбнулась, даже не подозревая, какое  обаяние  заключено  в  ее
улыбке.  В  глазах  Барули  сразу  вспыхнул  огонь,  несомненно  порожденный
искренним порывом, и  Мара  позволила  себе  несколько  секунд  позабавиться
вопросом:  как,  интересно,  она  чувствовала  бы  себя,  оказавшись  в  его
объятиях? По сравнению с отвращением,  которое  внушал  ей  Бантокапи,  это,
возможно, было бы нечто совсем другое...
   Аракаси  резко  подался  вперед,  взмахнув   рукой,   чтобы   прихлопнуть
насекомое; при этом край его одежды зацепился за поднос с  вином.  Внезапное
движение заставило Барули вскочить; его рука метнулась к поясу  и  выхватила
спрятанный там кинжал. В  мгновение  ока  пылкий  воздыхатель  преобразился:
теперь это был воин цурани - комок напряженных мышц, ледяной взгляд. Но зато
и мечтательное забытье Мары как ветром сдуло.  Быть  может,  этот  щеголь  и
воспитан лучше, и речи у него слаще, и сам он куда красивее, чем  то  грубое
животное, чьей женой ей довелось побывать, но и  он  готов  в  любой  момент
прибегнуть к силе,  он  тоже  стремится  властвовать  и  подавлять.  Подобно
Бантокапи, он способен  убить  или  причинить  боль,  повинуясь  мгновенному
порыву, не дав себе и секунды на размышление.
   Знакомые  черты,   проглянувшие   в   облике   Барули,   заставили   Мару
рассердиться, но не на него. Ее возмутила собственная  слабость.  Пусть  это
наваждение длилось менее минуты, но как же  она  могла  забыться  настолько,
чтобы пожелать для себя какой-то радости от этого... вообще от  мужчины!  Ну
нет, таким чувствам поддаваться нельзя. Она будет бороться и победит. Сделав
вид, что ее донимает жара, Мара начала усиленно обмахиваться веером, а затем
раскинула полочки лифа, во всей красе явив свои груди взорам  гостя.  Эффект
последовал  незамедлительно.  Воинственные  инстинкты  молодого  прожигателя
жизни мигом отошли на задний план; им овладело напряжение иного рода,  и  он
придвинулся поближе к обольстительнице.
   Мара улыбнулась; ее глаза сияли безжалостным блеском. Крохотные бубенчики
на запястьях мелодично прозвенели, когда  Мара  словно  ненароком  коснулась
руки юноши:
   - Не знаю, что со мной, Барули, но жара меня просто убивает. Ты не  хотел
бы искупаться?
   Юноша едва не порвал свой пышный наряд, спешно  вскочив  на  ноги,  чтобы
подать Маре руку. Гостеприимная хозяйка позволила поднять  себя  с  подушек,
даже и не позаботившись  привести  в  порядок  собственное  одеяние.  Платье
разошлось еще шире, и взгляду восхищенного зрителя на  миг  приоткрылись  не
только дразнящие очертания очаровательно-округлых, хотя и небольших, грудей,
но и краешек аккуратного плоского живота.  Мара  улыбнулась,  заметив,  куда
направлено внимание искателя ее руки. Вызывающе  медленными  движениями  она
заново перевязала пояс на платье, наблюдая,  как  на  лбу  Барули  выступают
искрящиеся капельки пота.
   - Похоже, тебе тоже очень жарко, - посочувствовала она.
   Юноша смотрел на Мару с неподдельным обожанием:
   - Меня всегда  сжигает  огонь  страсти,  стоит  мне  взглянуть  на  тебя,
госпожа.
   На сей раз Мара сочла возможным поощрить дерзость поклонника.
   - Подожди немного, - сказала она, призывно улыбнувшись,  и  вышла,  чтобы
отыскать Накойю.
   Долго искать престарелую наперсницу не пришлось: с рукоделием на  коленях
она сидела по ту сторону перегородки. Стежки на незаконченной вышивке лежали
вкривь и вкось, но зато Мара с  удовольствием  обнаружила,  что  от  нее  не
требуется никаких пояснений: первая советница прекрасно  знала,  что  именно
происходило в последние минуты между гостем и хозяйкой. Поэтому Мара  смогла
ограничиться лишь краткими распоряжениями:
   - Думаю, наш цыпленок  вот-вот  закукарекает.  Прикажи  наполнить  ванну.
Когда я отошлю слуг, оставь нас наедине на четверть часа. Затем впусти к нам
посыльного с неотложным сообщением. И пусть Миса будет  наготове...  -  Мара
примолкла, внезапно заколебавшись. - Ты говорила, он ей нравится?
   Накойя в ответ с сожалением покачала головой:
   - Ах, доченька, за Мису ты не беспокойся. Она любит мужчин.
   Мара  кивнула  и   повернулась,   намереваясь   возвратиться   к   своему
воздыхателю. Однако Накойя коснулась ее запястья, и под морщинистой  ладонью
затих перезвон бубенчиков.
   - Госпожа, будь осторожна. В случае надобности стража  дома  сумеет  тебя
защитить, но  ты  вступаешь  в  опасную  игру.  Тебе  придется  очень  точно
рассчитать, насколько далеко ты можешь завести Барули.  Если  ты  допустишь,
чтобы от страсти он потерял голову, и не  сумеешь  остановить  его  вовремя,
Вайо будет вынужден его убить за попытку изнасилования. Для Акомы это  будет
иметь самые печальные последствия.
   Приняв во внимание  скудость  своего  опыта  общения  с  мужчинами,  Мара
предпочла проявить благоразумие:
   -  Тогда  впусти  посыльного  через  десять  минут  после  того,  как  мы
уединимся.
   - Ну что ж, иди, - отпустила свою госпожу Накойя, чуть заметно подтолкнув
ее к дверям.
   Старая няня улыбнулась в полумраке. Хвала богам, ей  не  пришлось  лгать:
пристрастие хорошенькой Мисы к красивым  мужчинам  было  притчей  во  языцех
среди челяди. Отведенную ей роль она сыграет с непритворным удовольствием.
   Вылив в ванну последние кувшины  с  холодной  водой,  слуги  с  поклонами
удалились, задвинув за собой перегородку. Мара выпустила  руку  Барули.  Под
мелодичный аккомпанемент бубенчиков она,  словно  исполняя  некий  медленный
танец, распустила пояс и позволила платью соскользнуть с плеч. След от  раны
остался скрыт под бисерным оплечьем, а шелк прошуршал по матовой коже  цвета
слоновой кости, обтекая талию и округлости бедер. Когда платье волной  легло
вокруг лодыжек, Мара переступила через  него  босыми  ногами,  освободившись
наконец от всех покровов. Она взошла вверх по ступеням деревянной ванны,  не
позабыв, что живот надо втянуть, а подбородок - горделиво вздернуть. Уголком
глаза Мара видела, как Барули лихорадочно срывает с  себя  богатое  одеяние:
разыгранная ею прелюдия, кажется, уже подвела его к той  черте,  за  которой
теряются представления о благопристойности. Когда была сброшена  набедренная
повязка, взглядам  Мары  явилось  красноречивое  свидетельство  того,  сколь
сильные чувства она пробуждает в этом красавце.  Ей  стоило  большого  труда
удержаться от смеха. До чего же глупо могут выглядеть мужчины, когда они так
возбуждены...
   Барули потянулся. Уверенный в том, что его тело достойно  восхищения,  он
устремился к ванне и с таким удовлетворенным стоном погрузил в воду стройные
бедра,  словно  не  желал  ничего  иного,  как  освежиться.   Но   Мара   не
обманывалась. Барули грезил об этом моменте, в мучительном  волнении  ожидая
счастья, которое принесет ему конец недели.  Он  призывно  раскрыл  объятия,
однако  Мара  не  поспешила  припасть  к  его  груди.  Вместо  этого,  нежно
улыбнувшись, она взяла в  руки  флакончик  и  кусок  ароматного  мыла.  Звон
драгоценных бубенчиков сопровождал каждое движение Мары, когда она  выливала
благовонное масло на поверхность воды.  Вокруг  атлетической  фигуры  Барули
расплылось  радужное  мерцание.  От  удовольствия  он   прикрыл   глаза,   а
позванивание бубенчиков  раздавалось  уже  позади  него,  и  маленькие  руки
принялись намыливать ему спину.
   - Твои прикосновения... это такое блаженство, - прошептал Барули.
   Но этому  блаженству  сразу  пришел  конец.  Бубенчики  в  последний  раз
рассыпались трелью и смолкли, и вода чуть всколыхнулась. Барули открыл глаза
и увидел  перед  собой  Мару,  с  непринужденным  наслаждением  намыливающую
собственное стройное тело. Он облизнул пересохшие  губы;  не  настолько  был
проницателен гость из Кеотары, чтобы прочесть в прекрасных  глазах  холодную
расчетливость. Судя по его восторженной улыбке, Мара могла убедиться, что  с
ролью соблазнительницы она справилась вполне успешно.
   Дыхание юноши становилось  почти  таким  же  тяжелым,  как  у  Бантокапи.
Схватив  другой  кусок  мыла,   Барули   вознамерился,   в   свою   очередь,
посодействовать омовению Мары, но та грациозно увернулась  и  по  самую  шею
погрузилась в воду. Мыльная пена и радужные разводы масла скрыли  ее  наготу
от жадных глаз. Барули простер к ней  могучие  руки,  но  хозяйка  предпочла
затеять новую игру. Загадочно улыбнувшись, она проворковала:
   - Нет, подожди...
   Меньше всего он ожидал, что, подобравшись  к  нему  сбоку,  Мара  быстрым
движением утащит его в воду с головой. Он вынырнул, смеясь и отфыркиваясь, и
попытался поймать Мару, но она уже снова была у него за  спиной.  Надо  было
как-то тянуть время, но арсенал  средств,  которые  имелись  в  распоряжении
Мары, был весьма ограничен. Она медленно-медленно помыла ему голову; за этим
последовал легкий массаж шеи и спины. Влюбленный юноша воспарял в  небеса  и
одновременно  изнемогал  от  нетерпения.  Откинувшись   назад,   он   ощутил
прикосновение упругих сосков к своим плечам. Не в  силах  более  дожидаться,
когда же настанет его черед перейти к активным действиям, он закинул руки  к
себе за спину, но ее проворные пальцы уже поглаживали его ключицы,  и  снова
он замер от этой бесхитростной ласки.
   Осязая трепет его плоти, Мара могла лишь уповать на скорое явление гонца.
И дело было не только в том, что  у  нее  в  запасе  не  оставалось  никаких
уловок. В ее собственном лоне нарастало странное напряжение, чего Мара никак
не предвидела. Новое ощущение испугало ее,  ведь  знаки  внимания  Бантокапи
никогда не вызывали у нее подобного отклика. Запах ароматного мыла  наполнял
воздух благоуханием цветов, а мягкий дневной свет,  льющийся  через  цветные
перегородки, превращал обыкновенную ванную комнату в тихое уютное  прибежище
любовников.
   Однако Мара понимала, что с таким же  успехом  эта  комната  может  стать
ареной  убийства:  за  перегородкой  притаился  Вайо  с  мечом  наготове,  а
распаленный страстью мужчина рядом с ней - вассал Минванаби. Он  -  враг,  и
она не имеет права ни на секунду утратить контроль над собой.
   Рука Мары неуверенно потянулась к животу Бару-ли. Он  вздрогнул,  лицо  у
него так и засияло... и в это мгновение дверная створка быстро откатилась по
своему желобку, и в комнату влетел запыхавшийся гонец.
   - Умоляю простить меня, госпожа, но... срочное  сообщение  от  хадонры...
дело исключительной важности...
   Мара изобразила на лице крайнее разочарование и поспешила выйти из ванны.
Служанки бросились к ней с полотенцами;  Барули,  казалось,  вообще  лишился
дара речи. Мара выслушала мнимое сообщение и с хорошо разыгранным сожалением
обернулась к юноше:
   - Барули, я огорчена сверх всякой меры, но вынуждена принести глубочайшие
извинения и покинуть тебя... дело не терпит отлагательств  и  требует  моего
личного участия.
   Она прикусила губу; у нее уже была наготове отговорка на тот случай, если
Барули поинтересуется, что же  это  за  дело  такое,  но  он  был  настолько
потрясен, что сумел лишь спросить:
   - Твое дело не может подождать?
   - Нет... - Мара беспомощно развела руками. - Как ни обидно - нет...
   С шумным всплеском Барули поднялся  в  ванне,  собираясь  запротестовать.
Однако Мара с видом самой нежной заботы поспешила подойти и, положив руку  к
нему на плечо, усадила его обратно в ванну.
   - Зачем же и тебе портить удовольствие! - забеспокоилась радушная хозяйка
и немедленно подозвала одну из прислужниц. - Миса, Барули еще  не  выкупался
как следует. Останься и позаботься о нем.
   Самая привлекательная из служанок, державших полотенца, шатнула вперед  и
без колебаний скинула платье, а заодно  и  нижнее  белье.  Мягкие  линии  ее
фигуры поражали совершенством, но Барули не замечал никого и ничего: он,  не
отрываясь, смотрел на Мару, пока та, облаченная в чистую одежду, не вышла из
комнаты. Дверь за ней тихо притворилась,  хотя  и  не  слишком  плотно.  Сын
властителя Кеотары взмахнул кулаком, подняв в ванне  фонтан  воды.  Затем  с
неохотой перевел взгляд на девушку. И тут досада улетучилась, уступив  место
зову голодной плоти.
   Мара не стала дожидаться финала, стоя за дверью. Она  немного  отошла  по
коридору; Накойя и Папевайо последовали за ней.
   - Ты была права, Накойя. Я держалась как императрица, и до моего ухода он
не соизволил даже заметить Мису.
   Из ванной комнаты донесся легкий  всплеск,  а  затем  кокетливый  девичий
визг.
   - Ну вот, кажется, он наконец ее заметил, - рискнул высказаться Палевайо.
   Накойю такие пустяки не занимали.
   - Миса только разожжет его аппетит еще больше.  Теперь  уж  Барули  будет
сгорать от желания заполучить тебя, дочка. Но, должна признать,  ты  изучила
мужчин лучше, чем я предполагала. И все-таки хорошо, что в твоем присутствии
Барули держал себя в руках. Если бы Вайо пришлось убить его... -  Накойя  не
договорила.
   - Ну, не пришлось, и прекрасно. - После всего пережитого Мара чувствовала
себя скверно и не хотела обсуждать этот предмет. - Сейчас я пойду и  запрусь
в кабинете. Дайте мне знать, когда Барули  закончит  свои  игры  с  Мисой  и
уедет.
   Мановением  руки  она   отослала   обоих   приближенных.   Остался   лишь
мальчик-посыльный; он стоял, широко расставив ноги, изо  всех  сил  стараясь
походить на сурового воина. Его попытки изображать взрослого обычно казались
Маре очень забавными, но сейчас они нисколько ее не развеселили.
   - Пришли ко мне в кабинет Джайкена, - коротко приказала она ему. - У меня
есть кое-какие планы насчет той земли, которую  мы  получили  от  властителя
Тускалоры.
   Мара решительным шагом двинулась в сторону кабинета,  но  тут  послышался
заливистый  детский  смех,  и  ее  раздражение  растаяло  без  следа:  Айяки
пробудился после дневного сна. С  нежностью  улыбнувшись,  Мара  свернула  в
детскую. Интриги  и  большая  Игра  Совета  могут  подождать,  пока  она  не
повидается с сыном.

***

   Когда Барули из Кеотары опять явился в  Акому,  его  сопровождал  десяток
искусных плясунов-акробатов, один лучше другого:  они  вертелись  волчком  и
совершали  головокружительные  прыжки  под  музыку  целого  оркестра.  Новые
носилки, обитые металлом, украшенные бахромой и бусами из  самоцветов,  были
еще  более  роскошными,  чем  прежние.  При  виде  всего  этого  сверкающего
великолепия Мара с неудовольствием подумала, что в стиле претендента  на  ее
руку проявляется показная пышность, столь свойственная  повадкам  властителя
Анасати.
   - Почему, интересно, церемония визита Барули с каждым  разом  все  больше
смахивает на цирк? - шепнула Мара Накойе.
   Советница потерла руки:
   - Я сообщила твоему юному воздыхателю, что тебе скорее придется по  нраву
такой мужчина, который может с достоинством  явить  миру  свое  богатство...
хотя я и выразила все это не столь прямо.
   Мара недоверчиво посмотрела на нее:
   - Откуда тебе было знать, что он прислушается к твоим словам?
   Накойя насмешливо махнула рукой в сторону юноши, который, высунувшись  из
паланкина, вертел головой в явной надежде отыскать взглядом  предмет  своего
поклонения:
   - А ты, дочь моя, до сих пор не уразумела? Любовь  превращает  в  глупцов
даже самых великих мужей.
   Мара кивнула, поняв наконец, почему ее бывшая нянька  так  настаивала  на
том, чтобы  она  разыгрывала  распутницу.  Барули  ни  за  что  не  стал  бы
просаживать целое состояние, всего лишь выполняя желание отца. Утром Аракаси
получил донесение,  что  юноша  довел  Кеотару,  дела  которой  и  так  были
достаточно плачевны, почти до  полного  разорения.  Его  отцу  Мекаси  будет
несладко, если ради спасения чести придется просить милости у Джингу.
   - Этот мальчик отца по миру пустит, лишь бы забраться в твою  постель,  -
сказала,  качая  головой,  Накойя.  -  Его  можно  пожалеть...  Так,  совсем
чуть-чуть. Когда ты подсунула ему вместо себя Мису, все получилось как надо:
его еще больше влечет к тебе. Дурачок влюблен без памяти.
   Музыканты грянули приветственный гимн, который почти заглушил рассуждения
первой советницы. Блеснув россыпью финальных арпеджио виелл,  вся  процессия
поднялась по ступеням к господскому дому и вошла в сад.  Как  только  Барули
вышел из паланкина, плясуны одновременно подпрыгнули, перекувырнулись  через
голову и, образовав полукруг, низко поклонились Маре.
   Черные волосы юноши на этот раз были завиты в кольца;  на  руках  у  него
красовались массивные резные браслеты. Когда он подошел к Маре ближе,  спеси
в его осанке поубавилось. Вместо легкомысленного  наряда,  в  каких  он  уже
привык видеть властительницу Акомы, на  ней  было  строгое  белое  платье  с
длинными рукавами; край подола далеко заходил за колени.
   Несколько растерявшись при виде такой метаморфозы, Барули  сумел  тем  не
менее с должным изяществом отвесить поклон.
   - Госпожа?.. - вопрошающе взглянул он  на  Мару,  знаком  приказав  своей
свите отойти.
   Мара также дала понять своим слугам,  что  им  следует  пока  постоять  в
отдалении.
   - Барули, я кое-что поняла,  -  промолвила