т на улице порцию сплетен, - один и тот же человек.
Она грустно сказала:
   - Я надеялась внушить всем мысль, что мы везем богатые пожертвования  для
храмов  всех  Двадцати  Богов,  где  я  буду  останавливаться   и   посещать
богослужения. Хотя, если говорить откровенно,  ты  прав.  Мое  паломничество
должно привести меня на борт корабля, чтобы потом  мы  могли  спуститься  по
реке до Джамара.
   Верховный жрец разогнул спину; нос у него был перепачкан пылью, но  глаза
блестели. В руках он держал древний пергамент, потемневший и  потрескавшийся
от времени.
   - Я был бы плохим советчиком, если бы не умел видеть подлинные побуждения
за вымыслами и отговорками. Мы, жрецы, обязаны читать в людских душах. -  Он
протянул документ Маре:
   - Прочти это. Может быть, здесь ты найдешь что-нибудь полезное для себя.
   Угадав по его тону, что беседа подошла к концу, Мара  передала  пергамент
Сарику, чтобы тот положил его в  свою  дорожную  суму.  Отставив  в  сторону
тарелку с хлебцем, Мара поднялась.
   - Спасибо, отец мой, - промолвила она.
   Люджан к Сарик тоже встали вслед  за  властительницей  Акомы.  Не  отводя
взгляда от Мары, жрец спросил:
   - Ты собираешься искать ответ в Потерянных Землях, Мара?
   Достаточно мудрая, чтобы понять, когда хитрить нельзя, Мара сказала:
   - Нет. Из Джамара мы отправляемся в Лепалу. Сохраняя такой вид, как будто
Мара не сообщила ему ничего важного и между ними  просто  происходит  легкий
обмен незначительными фразами, жрец взмахом  руки  согнал  маленькую  мошку,
опустившуюся на краешек тарелки,  а  потом  удобно  сложил  руки  на  груди,
спрятав их в рукава.
   - Это прекрасно, дочь моего бога. Шаманы пустыни... ненадежны. Многие  из
них прибегают к помощи темных сил.
   Сарик не  удержался  от  тихого  восклицания.  С  коротким  смешком  жрец
заметил, обращаясь к гостье:
   - Твой первый советник как будто удивлен.
   Мара кивком дала Сарику разрешение говорить, и он торопливо извинился:
   - Прости мне кажущуюся непочтительность,  отец  мой,  но  многие  склонны
относить... к темным силам твоего господина...
   Лицо верховного жреца сморщилось от беззвучного смеха.
   - Ничего не имею против подобного заблуждения! Но  смерть  -  это  просто
другая сторона тайны, заключенной в Колесе Жизни. Без ее портала, ведущего в
чертоги  Туракаму,  где  все  духи   находят   обновление,   наше   нынешнее
существование было бы всего лишь бессмысленным и  бесцельным  блужданием.  -
Пропустив гостей вперед, верховный жрец направился к выходу из своих покоев,
в то же время продолжая говорить:
   -  Наша  магия,  как  вы  обычно  это  называете,  не  является  какой-то
неестественной силой. - Он указал пальцем на мошку,  которая  кружилась  над
тарелкой со сластями. Быстрая, почти  не  уловимая  взглядом  тень  пронзила
воздух - и крошечное создание свалилось на пол. - Мы бережно используем  это
природное свойство, чтобы облегчить  страдания  тех,  кто  близок  к  своему
концу, но не способен самостоятельно перестать цепляться за жалкую  телесную
оболочку. Дух жизни силен, и иногда - непомерно силен.
   - Это могло бы стать мощным оружием, -  заметил  Люджан  слегка  охрипшим
голосом. Мара поняла, что он побаивается слуг Туракаму ничуть не меньше, чем
любой из его воинов, хотя и хорошо это скрывает.
   Жрец пожал плечами:
   - Но никогда не станет, - и, не тратя лишних слов, нацелил палец в  грудь
Люджана. Военачальник Акомы предпринимал заметные усилия, чтобы не дрогнуть;
капли пота выступили у него на лбу.
   Ничего не случилось.
   Даже Мара почувствовала, как участилось биение ее  сердца,  но  тут  жрец
спокойно добавил:
   - Для тебя еще не настало время встречи с  Красным  богом,  военачальник.
Мои силы - это силы моего бога. Я не могу своей властью послать тебя  в  его
чертоги.
   Сарик, для которого  вся  жизнь  представляла  загадку,  ждущую  решения,
первым пересилил свои опасения:
   - Но... насекомое?
   - А вот для него время настало. - Голос жреца звучал почти устало.
   Овладев собой, Мара поблагодарила жреца за совет и добрые пожелания. Ее и
обоих советников проводил к выходу  из  храма  одноглазый  телохранитель.  У
подножия мраморной лестницы их уже ожидала остальная  свита.  Погруженная  в
свои  мысли,  властительница  вошла  в  паланкин.  Она  не  сразу  приказала
носильщикам трогаться в путь, и  в  эту  минуту  из  боковой  аллеи  выбежал
уличный мальчишка-оборванец, который, не  успев  вовремя  свернуть,  налетел
прямо на Люджана.
   Военачальник тихонько выбранился, сморщил нос, учуяв густой запах грязных
отрепьев, но вдруг его лицо одеревенело.
   Мара не стала  показывать,  что  эта  сцена  ее  позабавила.  Под  шумок,
производимый другим уличным разносчиком, который торговал дешевыми шелковыми
шарфами и благовониями, подходящими для женщин из Круга  Зыбкой  Жизни,  она
шепнула:
   - Еще один из гонцов Аракаси?
   Сарик насторожился, тогда как Люджан затолкнул записку, которую принял от
мальчишки, в кармашек у себя на поясе, притворившись при  этом,  что  просто
обтирает руки.
   - Паршивец! - громко  крикнул  он  вслед  убегающему  вестнику.  А  затем
спросил так тихо, чтобы его слышали только Мара и Сарик:
   - Где этот чудак выискивает  таких  грязнуль,  чтобы  они  выполняли  его
поручения?
   Мара не испытывала желания открывать даже самым доверенным  сподвижникам,
что ее Мастер тайного знания некогда был таким же горемычным  мальчишкой;  а
то, что он использует "грязнуль" в качестве курьеров, имело  двоякий  смысл:
во-первых, они не привлекали внимания других шпионов, а во-вторых, не  умели
читать. Кроме того, Мара подозревала, что встреча с Камлио  сильно  изменила
Аракаси. Вполне вероятно, что теперь он не жалел потратить несколько  цинтий
лишь затем, чтобы  дать  возможность  этим  паренькам,  которым  не  слишком
повезло в жизни, купить себе еду, вместо того чтобы красть ее.  Не  вдаваясь
во все эти тонкости, Мара осведомилась:
   - Так что, он кого-нибудь нашел?
   Сарик бросил ей предостерегающий взгляд. Он понимал, что вопрос относится
к какому-нибудь магу Малого пути: найти такового был  послан  Аракаси  после
неудачи,  которой  завершились  исследования  в  архивах.  Резким  движением
задернув занавески паланкина, первый советник ответил довольно фамильярно:
   - Чем скорее мы доберемся до таверны, тем скорее все узнаешь.
   - Мы зайдем к нему, когда стемнеет, - в  свою  очередь  шепотом  сообщила
властительница, невидимая за тканью занавесок.
   Сарик и Люджан обменялись взглядами, в которых восхищение  смешивалось  с
раздражением. Их госпожа вела себя легкомысленно, как ребенок. А дело было в
том, что после долгих месяцев растерянности предстоящее опасное исследование
запретных сфер казалось  ей  захватывающим  приключением.  Когда  носильщики
подняли шесты паланкина, Сарик и военачальник Акомы двинулись вперед,  шагая
в ногу.
   - Когда вы отправлялись в поход,  в  пустыню...  она  была  такой  же?  -
тихонько спросил кузена первый советник.
   - Тогда - нет. - Люджан с улыбкой сдвинул шлем на  затылок.  -  Но  Кейок
рассказывал мне про безумный бросок через страну  ради  заключения  союза  с
королевой чо-джайнов, тогда она, по его словам, была еще хуже.
   - Да спасут нас боги, -  сказал  Сарик,  осеняя  себя  жестом  защиты  от
неудач. Но его глаза смеялись, а шаг - как и у кузена-полководца - был упруг
и энергичен.
   - Твое любопытство когда-нибудь нас погубит, - пробурчал Люджан.  -  Моим
рекрутам  дьявольски  повезло,  что  ты  променял  воинский  меч  на  мантию
советника.
   После этого почетный эскорт и носильщики  без  приключений  добрались  до
таверны,  где  Маре  предстояло  остановиться  на  все  время  пребывания  в
Сулан-Ку.

Глава 3
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

   Хлопнула дверная створка.
   Джемел, маг Малого пути, вздрогнул при этом звуке; его рука крепче  сжала
рукоять кинжала, приставленного к груди. Лишь несколько секунд оставалось  в
его распоряжении; на сей счет иллюзий у него не было. Жизнь не сразу покинет
его тело после того, как он упадет на свой клинок. Мысль об агонии,  которую
ему придется претерпеть, заставила тщедушного мага  заколебаться.  Шевельнув
влажными пальцами, он прикусил нижнюю губу. Он обязан  пересилить  страх!  У
черноризцев есть заклинания, которые могут вернуть уал в оставленную  плоть.
Если он не сумеет предстать перед судом Красного  бога  до  того,  как  сюда
явятся маги, то его ждут пытки куда  более  страшные,  чем  агония.  Ибо  он
ослушался  их,  дерзко  пренебрег  их  запретом,  осмелившись   вступить   в
откровенный разговор с властительницей Марой из Акомы. А в том, что касалось
Благодетельной,  воля  магов  была  выражена  предельно  ясно:   запрещалось
говорить с ней о магии, даже если бы она явилась с щедрым подношением.
   Чувствуя прикосновение кожаной сумы  с  металлическими  цинтиями,  Джемел
подавил горький смешок. У него не будет возможности их потратить! А  он  так
хотел, чтобы у него хватило времени передать  их  в  руки  уличной  девушки,
бывшей его подружки... но  судьба  лишила  его  радости  хоть  однажды  быть
щедрым. Он выбрал свой путь. Теперь уже слишком поздно жалеть и о  сказанных
словах, и о принятых решениях.
   В последний  раз  Джемел  обвел  взглядом  стены  лачуги,  служившей  ему
жилищем. Здесь он сотворил много чудес, чтобы позабавить детишек из  богатых
домов; но какой была бы его жизнь, если бы все силы  не  были  потрачены  на
придумывание и изготовление игрушек! Так и не утолив жажду знаний, в которых
ему было отказано, не сумев испытать, каковы пределы его способностей - ведь
ему не было дозволено ни одной попытки постижения собственных сил, -  Джемел
испустил тяжелый вздох.
   - Да хранят  тебя  боги,  Благодетельная,  -  прошептал  он.  -  И  пусть
проклятие Зургаули, бога невезения, во веки веков висит над Ассамблеей.
   С этими словами он бросился на пол перед  подушками,  где  недавно  сидел
офицер Мары.
   Кинжал  глубоко  вонзился  в  сердце,  и   агония   злополучного   творца
удивительных игрушек была недолгой.

***

   Кровь уже почти впиталась в земляной пол и подсыхала бурыми разводами  на
ткани подушек.  Пальцы  Джемела  перестали  подергиваться;  в  его  открытых
неподвижных глазах отражался свет догоравших в жаровне  углей.  В  следующий
миг  по  комнате  пронеслось  дуновение  воздуха,  разметав  пепел   недавно
сожженного  пергамента.  В  вазе,  стоявшей   около   сундука   с   одеждой,
шевельнулись перышки  птицы  крикуши,  и  колокольчики  непроданной  игрушки
вызвонили свою нежную песенку в тишине лачуги, а за  ее  стенами,  в  ночной
темноте, все еще раздавалось завывание дворняжки.
   Затем послышалось слабое  гудение,  и  поблизости  от  холодеющего  трупа
Джемела внезапно возникли две фигуры в  черном.  Бросалась  в  глаза  худоба
обоих пришельцев, но один из них был стар, а другой молод.
   Шимони откинул капюшон и обвел внутренность  хижины  цепким  взглядом,  а
затем задумчиво засопел.
   Его глубоко посаженные глаза  сверкнули,  когда  он  взглянул  на  своего
попутчика.
   - Опоздали, - сказал он.
   Тапек пнул ногой тело Джемела, и тонкие губы мага презрительно изогнулись
вниз.
   - Всего на каких-то несколько секунд. - Он выплевывал слова, как  грязную
брань. - Если бы это ничтожество цеплялось за жизнь минутой дольше...
   Шимони пожал плечами. Наклонив голову,  он  присматривался  к  следам  на
полу; не обошел он вниманием и полки, и корзины  с  выцветшими  свитками,  и
обветшавшие сундуки.
   - Она здесь была. - Он щелкнул пальцем  по  куколке  в  богатом  головном
уборе с металлическими бубенчиками. - И так или иначе,  бедолага  мертв.  По
сути, он избавил нас от беспокойства.
   Густые рыжевато-коричневые брови Тапека сошлись на переносице.
   - Избавил? -  Перешагнув  через  злополучного  Джемела,  он  встал  перед
спутником: ему надоело видеть, как тот беспокойно ходит по комнате. - А  что
сообщил ей хозяин этой конуры? Вот в чем суть! Мы знаем, что Джемел вышел из
повиновения. Перед тем как броситься на  кинжал,  он  мог  выболтать  что-то
важное!
   В лачуге наступила полная тишина, нарушаемая лишь  легким  потрескиванием
углей. Прекратились и собачий лай, и ровный гул, постоянно  доносившийся  со
стороны порта. Обыденные шумы Сулан-Ку на мгновение  затихли,  словно  город
затаил дыхание.
   Вытянутым пальцем Шимони коснулся груди Тапека. Он не размахивал  руками,
не произносил заклинаний, и все-таки, словно под действием чар, младший  маг
посторонился, а Шимони вернулся к  прерванному  осмотру  имущества  Джемела.
Проходя мимо гневливого собрата, он сказал:
   - Ты хочешь выведать, о чем она Джемела  спрашивала?  Что  ж,  постарайся
поискать ответ. Но по-моему, мы зря теряем время. Теперь она знает  то,  что
знает; значит, нужно действовать, учитывая это обстоятельство.
   Тапек закатал рукава и обнажил запястья. В  его  светлых  глазах  полыхал
фанатический огонь.
   -  Нам  действительно  нужно  действовать.  Но  мы   располагаем   важным
доказательством того, что Мара нарушила наши запреты, причем доказательством
такого сорта, что умники из компании Хочокены перестанут  держаться  за  его
широкий зад. Нам нужно добиться единомыслия в Ассамблее, а его партия делает
все для того, чтобы этому помешать.
   Шимони счел необходимым заступиться за отсутствующего друга.
   - Хочо не из тех, кто упорствует понапрасну, - возразил он.
   Голос старшего мага звучал невнятно, поскольку в это время он наклонился,
чтобы просунуть голову в пыльный просвет между полками.
   - Ну хорошо, - торопливо согласился  Тапек,  ибо  не  был  глух  к  мягко
выраженному недовольству спутника, - но какой же из этих захудалых магов  не
стал бы откровенничать с Марой? В простонародье ее почитают.  Они  дадут  ей
все, о чем она  ни  попросит,  -  дадут  единственно  затем,  чтобы  стяжать
благосклонность богов. Если она подкупила Джемела, какое еще  доказательство
требуется вам с Хочокеной, чтобы приговорить ее к смерти?
   Шимони выпрямился, стряхивая грязь и счищая пятна крови с рукавов.
   - Джемел не такой уж дурень. Вот увидишь.
   - Я увижу?
   Тапек возмущенно воздел руки. Он  метнул  еще  один  яростный  взгляд  на
престарелого собрата: так и напрашивалась  мысль,  что  тот  хочет  помешать
Тапеку исполнить свой долг. Но, будучи  старинным  другом  Хочокены,  Шимони
всегда отличался благоразумием.
   - Это ты увидишь! - пообещал Тапек.
   Без промедления он начал монотонно бормотать заклинания, чтобы вызвать из
небытия призрачную форму - видимость событий, разыгравшихся здесь всего лишь
несколькими минутами раньше.
   Казалось, холодные иглы прошили душную атмосферу лачуги, хотя сам по себе
воздух   оставался   неподвижным.   Шимони   прервал   обследование   полок.
Наклонившись, он закрыл глаза умершему, а затем прислонился спиной к  стене,
сложил руки на груди и приготовился наблюдать, каким результатом  увенчаются
усилия Тапека.
   Речитатив младшего мага закончился быстро. Его напряженно  поднятые  руки
оставались в неподвижности, как будто это  помогало  ему  сосредоточить  все
силы и волю на единой цели. Позади жаровни замерцал  свет,  который  не  был
порожден ни огнем светильника, ни углями. Разгораясь все ярче,  он  приобрел
льдистый синевато-серебряный оттенок и  разросся  в  прозрачную  туманность,
границы которой постепенно становились все более резкими и наконец приобрели
очертания сидящего Джемела;  его  глаза  были  устремлены  на  дверь.  Через
несколько секунд вошли посетители: Мара с двумя сопровождающими. Между  ними
и Джемелом началась неслышная беседа. Судя по выражению лица  Шимони,  можно
было подумать, что магическое действо,  разворачивающееся  по  воле  Тапека,
интересует его не больше, чем отдаленные звуки, снова долетающие с улицы, из
квартала бедняков.
   Чтение  по  губам  показало,  что  разговор  ведется  о  предметах  самых
незначительных:  Мару  заботило  отчуждение  ее  супруга,  которое  началось
несколько месяцев тому назад, со времени рождения их дочери. Вполне невинная
картинка...  вот  только  Джемел  почему-то  начал  (что   вызвало   крайнее
раздражение  у  магов-наблюдателей)  играть   и   забавляться   с   длинными
полотнищами шелка. Развеваясь в воздухе, ткань слишком часто  препятствовала
наблюдению за движением его губ. А между тем он  что-то  говорил:  это  было
ясно по тому, какая рябь пробегала по шелку от его дыхания. Но никакие чары,
применяемые для воссоздания образов минувших событий,  не  могли  воскресить
звук произносимых слов. Отпечаток света, падавшего в прошлом на любую вещь в
помещении, можно было вызвать в видимый мир еще много дней спустя, но память
о звуке, более эфемерном, чем свет,  вещи  сохраняли  не  дольше  нескольких
секунд.
   Тапек разразился  проклятиями.  Застыв  в  неподвижности,  словно  релли,
готовая к броску, он следил, как Джемел встал и проводил Мару к полкам;  при
этом их лица оказались обращены к стене, и наблюдателям  были  видны  только
едины собеседников. А между тем, насколько было можно судить, мелкотравчатый
маг продолжал со всей серьезностью инструктировать властительницу, обучая ее
какому-то виду мошенничества: пассы руками в воздухе, движения, которые сами
по себе ничего не означают, но зато производят впечатление на невежественную
публику. Подобные уловки  умаляли  репутацию  всего  сословия  магов;  Тапек
презирал такие трюки. Его руки задрожали от гнева, и он ядовито заметил:
   - Властительница выглядит  на  удивление  глупой,  как  это  ни  странно.
Интересно, сейчас у них  четвертая  репетиция  этого  дурацкого  фокуса  или
пятая?
   К его крайнему негодованию, Шимони смеялся - не открыто, чего  за  ним  и
прежде не водилось, но в его глубоких глазах плясали веселые огоньки.
   - Я тебя предупреждал, Тапек. Джемел не  был  идиотом.  И  властительница
отнюдь не глупа.
   Завуалированное неодобрение, сквозившее в тоне ветерана Ассамблеи,  вновь
разожгло  гнев  Тапека.  Подстрекаемый  злостью  и  досадой,  он   продолжал
бесплодное наблюдение за  призрачными  фигурами.  Наконец  Джемел  прекратил
рисовать в воздухе нелепые узоры и вернулся к пергаменту, на котором  что-то
писал, сгорбившись как будто специально затем, чтобы заслонить написанное от
посторонних глаз. Чары имели свойство воссоздавать след былых событий только
в таком виде, каким они являлись  взору  наблюдателя,  стоящего  в  середине
комнаты, поэтому прочесть набросанные Джемелом строчки не было  ни  малейшей
возможности. Взглянув на жаровню, Тапек увидел,  что  Шимони  изучает  пепел
пергамента, сожженного, по-видимому, совсем недавно.
   - Действительно, - подтвердил старший маг в ответ на невысказанную  мысль
Тапека, - слова были  утрачены  прежде,  чем  мы  сюда  прибыли  Тапек  счел
возможным рассеять призрачное порождение его чар,  когда  увидел,  что  Мара
приняла аккуратно сложенный пергамент и, распрощавшись, отбыла.  Не  обращая
внимания ни на влажную от крови землю, ни  на  промокшие  подушки,  Тапек  в
бешенстве метался вокруг жаровни; каждая жилка в нем была напряжена.
   - Боги, если бы я мог встать на месте той  стены  и  заново  сформировать
магическое видение, я узнал бы много! Ты же сам мог видеть по их позам,  что
властительница и этот  наш  покойный  приятель  говорили  откровенно,  когда
стояли лицом к полкам!
   Шимони, как всегда практичный, пожал плечами:
   - Мы зря теряем время.
   Тапек резко  обернулся  к  собеседнику;  тот  напоминал  сейчас  пожилого
вельможу, которого раздражает медлительность неповоротливого слуги.
   - Мара!.. - воскликнул Тапек. - Мы ее допросим!
   Мгновенно перейдя от размышлений к действию, словно только  и  ждал  этих
слов, Шимони стремительно направился к двери, откинул входное  полотнище  из
нидровой шкуры и вышел в переулок; только здесь он  откликнулся  на  возглас
Тапека:
   - А я-то все гадал, когда же ты наконец подумаешь об этом.