начала  себя  поддразнивать.  Сердечные  дела  минувших  лет
вызывали в ней сегодня непонятную слезливость. Ей пришлось сделать над собой
усилие, чтобы приготовиться выслушать приветствие человека,  который  пришел
из другого мира, который наверняка говорил, чуть гнусавя, на  языке  цурани,
но который был ей чужим. Мара отвела взгляд, дабы не бередить душу  чувством
потери.
   Посол с  Островов  вместе  с  сопровождающими  подошел  к  ограждению.  К
императору обратился  барон  Майкл  Крондорский,  официальный  представитель
Мидкемии, который неоднократно участвовал в церемонии представления послов:
   -  Ваше  Величество,  имею  честь  представить   вам   посла   Островного
Королевства...
   Он вдруг умолк, и Мара встрепенулась от неожиданности.
   Посол поднял руку,  чтобы  снять  украшенную  перьями  шляпу  и  отвесить
поклон, как это было принято у него на родине, - и  остолбенел.  Согнутая  в
локте рука загораживала его лицо. Свита тоже  замерла.  Имперские  Белые  не
могли скрыть удивления.
   Наконец варвар посол снял шляпу и медленно поклонился, не  сводя  глаз  с
лица Джастина. По залу пробежал ропот. Мара посмотрела на нового посла, и  у
нее  снова  упало  сердце.  Человек,  который  напомнил  ей   о   потерянном
возлюбленном, уже надевал свою причудливую шляпу с белыми перьями и  золотой
кокардой. Опасаясь, как  бы  глаза  не  выдали  ее  чувств,  Мара  поспешила
закрыться веером и начала усиленно обмахиваться, чтобы по городу не поползли
слухи, будто августейшая регентша без всякой причины льет слезы. До ее слуха
донеслись заключительные слова барона Майкла:
   - ...эмиссара его королевского высочества Лайама, короля Островов.
   - Можешь подойти, - сказал Свет Небес совсем по-мальчишески.
   Мара услышала, как Имперские Белые открывают проход в  ограждении,  чтобы
посол мог подняться на возвышение  и  вручить  Императору  свои  верительные
грамоты.
   Мидкемиец поднялся на первую ступень. Он был обут в сапоги,  и  его  шаги
отдавались грохотом в притихшем зале. Мара осторожно сложила веер, а эмиссар
Островного Королевства уже шел по верхним ступеням.
   Остановившись в трех шагах от трона, он еще раз поклонился.  На  сей  раз
шляпа после поклона осталась у него в руке. Мара вгляделась в его лицо.
   У нее вырвался беззвучный крик. Профиль этого человека и профиль ее сына,
облаченного в белые парадные  одежды  с  золотой  каймой,  были  зеркальными
отражениями друг друга. Но черты мальчика только начинали обретать  признаки
зрелости, тогда как лицо мужчины было испещрено морщинами, какие  появляются
у светлокожих людей от прожитых лет и палящего солнца. Некогда рыжие  волосы
обильно припорошились белым, а в расширенных глазах застыло изумление.
   Только сейчас Хозяйка Империи поняла все. Ей открылось то,  что  заметили
все собравшиеся, как только посол появился в  зале,  но  тогда  Маре  мешали
широкополая шляпа  посла,  крутой  подъем  ступеней  и  минутное  малодушие,
заставившее ее спрятаться за веером.
   - Кевин, - беззвучно выдохнула Мара.
   Аракаси, первый имперский советник,  сделал  шаг  вперед,  чтобы  принять
верительные грамоты. Улыбнувшись, вопреки своему обыкновению, он заметил:
   - Ты изменился.
   Узнавание было обоюдным. С ответной улыбкой Кевин сказал:
   - Ты тоже. Без маскировки тебя не узнать.
   Едва взглянув на документы, Аракаси обернулся и произнес:
   -  Величество,  перед  тобой  барон  королевского  двора   Кевин,   посол
Островного Королевства.
   Джастин кивнул:
   - Добро пожаловать. - По его голосу было ясно, что он  из  последних  сил
старается хранить достоинство: ведь перед ним  стоял  его  кровный  отец,  о
котором он столько слышал, но видел впервые в жизни.
   Мара прикрыла рот рукой, словно желая удержать непрошеные слова. От этого
простого движения по телу Кевина пробежала судорога. Его глаза -  их  синева
стала еще ярче - устремились на нее. На его лице, таком знакомом, но все  же
изменившемся с годами, улыбка боролась с мрачностью.
   - Я так и знал, что найду тебя здесь, - приглушенно сказал он,  так,  что
его слышали  только  находившиеся  на  возвышении.  -  Кто  же  еще  мог  бы
удостоиться титула "Хозяйка Империи"? Но ваш Свет Небес...  -  Его  крупная,
выразительная рука указала на Джастина, и взгляд стал острым, как лезвие.  -
Госпожа, почему же ты мне не сказала?
   Можно было подумать, что бывшие возлюбленные  остались  в  огромном  зале
наедине.
   У  Мары  подступил  комок  к  горлу.  Она  слишком  хорошо   помнила   их
расставание: этот человек, израненный и избитый, до последнего отбивался  от
охранников, которые по ее приказу  должны  были  насильно  отправить  его  в
родные края.
   Тогда она не нашла в себе сил выразить все чувства словами. Теперь  слова
сами рвались наружу:
   - Я не решилась тебе сказать. Из-за сына ты бы остался  по  нашу  сторону
бездны, а это было бы преступлением против всего, чему ты меня научил. Ты бы
никогда не женился, не жил бы для себя. Джастин знает, кто его отец.  Ты  на
меня сердит?
   - Джастин, - эхом повторил Кевин, будто пробуя это имя на вкус. - В честь
моего отца? - Мара робко  кивнула,  и  Кевин  сверкнул  взглядом  в  сторону
мальчика, прямо сидевшего на золотом троне. - Сердит?.. - Мара содрогнулась.
Он всегда выяснял отношения в самое неподходящее время и не  думал  понижать
голос. - Да я просто взбешен! - Поймав ее взгляд, он стал говорить тише,  но
тон остался таким же  резким.  -  Меня  ограбили!  Меня  лишили  возможности
видеть, как растет мой сын!
   Лицо Мары залилось краской. Он не  утратил  способности  выводить  ее  из
равновесия.   Напрочь   забыв   о   цуранской   сдержанности,   она   начала
оправдываться:
   - Если бы я этого не сделала, у тебя бы не было других детей.
   Кевин хлопнул ладонью по колену. Теперь его голос Доносился даже до  тех,
кто стоял внизу:
   - Госпожа, при чем тут другие дети? У меня нет других детей. Я так  и  не
женился. Я служил принцу Аруте -  двенадцать  лет  сражался  с  гоблинами  и
темными эльфами в Хайкасле и Нортуордене. Потом ни с того  ни  с  сего  меня
вызвали в Крондор и сообщили,  что  Император  Цурануани  просит  об  обмене
послами и якобы в Королевстве трудно сыскать более подходящую фигуру, чем я:
происхожу из благородного рода (хотя и не могу рассчитывать на наследство  -
ведь у меня есть старшие братья  и  дюжина  племянников),  бегло  говорю  на
цурани. Вот наш король и выбрал  меня,  вернее,  принц  Арута  произвел  это
назначение от имени брата;  и  что  же?  Я,  украшенный  орденскими  лентами
придворный барон, кланяюсь своему сыну, словно ученая обезьяна!  -  С  этими
словами мидкемийский посол обернулся к Императору:
   - Он совершенно на меня не похож, правда? -  Кевин  с  улыбкой  подмигнул
Джастину,  но,  переведя  взгляд  на  Мару,  вновь   заговорил   с   ледяной
холодностью:
   - Надеюсь, твой муж не зарубит меня мечом?
   Хозяйка Империи сообразила, что Кевину ничего не известно о тех событиях,
которые произошли за последние четырнадцать лет.
   - Хокану воспитал этого ребенка, зная всю правду о его зачатии.
   Кевин изумился:
   - Разве это не властитель Шиндзаваи встретился мне у входа - с юной женой
и двумя новорожденными младенцами?
   Мара только кивнула.
   Но Кевину никогда не изменял дар речи.
   - Выходит, ты не замужем? - Мара отрицательно покачала головой. - Но ведь
у тебя был муж. Как же  удалось  таким  странным  образом  обойти  цуранскую
традицию?
   - Это  называется  расторжением  брака  по  причине  бездетности.  Хокану
требовались наследники, чтобы укрепить правление  Джастина  и  содействовать
Благу Империи. Результат ты видел. - Мара попыталась обуздать чувства, боясь
упасть в обморок. Она была у всех на виду;  какое  же  смехотворное  зрелище
она, должно быть, являла собою!
   По знаку Мары Аракаси объявил:
   - День прошений объявляется закрытым. Всем дозволено разойтись и вознести
хвалу нашему Свету Небес.
   Собравшиеся расходились неторопливо; большинство нарочно  медлили,  чтобы
уловить  обрывки  странной  беседы,   ведущейся   на   тронном   возвышении.
Мидкемийская свита пребывала в полной растерянности.
   Мара заметила, что на нее обращены взоры доброй сотни людей. И вдруг  она
поймала себя на том, что ей это безразлично. Она гордо  выпрямилась,  приняв
официальный вид:
   - Кевин, придворный барон, посол мидкемийского короля Островов,  выполняя
материнскую обязанность, представляю тебе твоего кровного сына: это Джастин,
Девяносто Второй Император, Свет Небес Цурануани. Смиренно молю богов, чтобы
его вид пришелся тебе по душе, а характер сделал честь твоему роду.
   Старший глашатай, не  веря  своим  ушам,  уставился  на  Аракаси,  ожидая
указаний. Первый имперский советник пожал плечами и кивнул;  тогда  глашатай
возвысил голос, чтобы услышали все:
   - Кевин из Рилланона, посол короля Лайама, отец нашего Света Небес!
   Мара едва не свалилась с подушки: своды зала содрогнулись от восторженных
воплей молодых придворных, которые уже успели дойти до дверей. Они  ринулись
назад, к ограждению, и принялись топать ногами и  хлопать  в  ладоши,  чтобы
выразить свой восторг. Мару поразило, что каких-то два  года  нового  уклада
дали столь зримые всходы: ведь мидкемиец мог стать отцом четырнадцатилетнего
мальчика только в одном случае - если он  ранее  содержался  в  Империи  как
военнопленный и раб.
   Еще  совсем  недавно  сама  мысль  о  том,  что  сын  раба  может   стать
Императором, стала бы причиной жестокого кровопролития, войны не на жизнь, а
на смерть под предлогом отстаивания чести, хотя подлинным  мотивом  были  бы
тайные амбиции каждого властителя.
   Однако теперь, вглядываясь в лица тех, кто стоял внизу,  Мара  видела  по
преимуществу любопытство, удивление и искреннее восхищение. В сознании всех,
за исключением горстки самых отъявленных ретроградов, Законы Великой Свободы
уже пришли на  смену  Игре  Совета.  Все  чаще  сыновья  титулованных  отцов
стремились занять должность  при  императорском  дворе,  вместо  того  чтобы
служить в войсках своего семейства. Именно эти молодые люди,  освободившиеся
от традиций предков, кричали радостнее всех.
   Только что у  них  на  глазах  Мара  вновь  совершила  немыслимый  дотоле
поступок. Впрочем, подданные уже привыкли ожидать от нее  самых  невероятных
шагов.
   Тут Джастин, поднявшись со своего трона, сбросил мантию и тиару  на  руки
слуге, а сам кинулся в объятия отца, которого никогда не знал,  но  чье  имя
обросло легендами в устах старых слуг Акомы.
   Мара со слезами на глазах наблюдала за этой сценой. Огромная рука  Кевина
протянулась к ней и заключила ее в тройственные объятия.
   Властительница не удержалась от смеха. Она успела забыть, как он порывист
и необычайно силен.
   - Хозяйка Империи, - произнес Кевин; его  слова  тонули  в  торжествующем
реве  собравшихся,  -  ты  властительница  сюрпризов!  Надеюсь,  мне   будет
дозволено бывать  в  императорских  покоях,  чтобы  поближе  узнать  сына  и
возобновить старинное знакомство с его матерью?
   Мара  глубоко  вздохнула,  ощутив  запах  незнакомого   меха,   неведомых
пряностей, шелков, вытканных чужеземным способом в далекой холодной  стране,
которую она намеревалась когда-нибудь посетить, переправившись через Бездну.
Ее захлестнула такая волна страсти, которая грозила сбить ее с ног.
   - У тебя будет целая жизнь для общения с сыном,  -  прошептала  она  так,
чтобы ее слышал только Кевин. - И столько лет, сколько ты сам пожелаешь, для
продолжения знакомства с его матерью,  если  только  тебя  не  отзовет  твой
король.
   Кевин расхохотался:
   - Лайам не чает, как от меня избавиться. На  границе  теперь  затишье,  и
такому бузотеру, как я, там делать нечего. - С этими словами он  еще  крепче
привлек ее к себе, переполняемый простой земной радостью.
   В этот миг над  Священным  Городом  зазвучали  гонги  храмов.  Сладостная
музыка поплыла над императорскими покоями и  садами  -  это  жрецы  Двадцати
Великих Богов запели  вечернюю  молитву.  День  прошений  подошел  к  своему
завершению.
   Кевин отступил на  шаг  и  улыбнулся  женщине,  которая  ни  на  день  не
отпускала его сердце.
   - Ты хозяйка чего-то большего, чем вся эта Империя, - сказал он,  смеясь,
и приветственные возгласы, звучавшие в зале, не смолкли, когда, взяв за руки
единственную женщину, которую любил, и их сына-императора, он повел их  вниз
с    высокой    тронной     пирамиды.