реченной жертвой, чей жребий - неминуемая и скорая гибель. От
знатнейших  лиц  Империи  она  принимала  сейчас  поздравления,  похвалы   и
выражения почтения - все те свидетельства общественного  одобрения,  которые
воздаются победителю, доказавшему свое право на участие в Игре Совета.
   Задолго до рассвета воинский эскорт Мары был вызван из казарм  Минванаби;
свита заняла свои места вокруг госпожи на борту ее барки. Земля и  воды  еще
спали во мраке, когда гребцы шестами оттолкнули судно от  пристани.  Слишком
возбужденная событиями прошедшей ночи, чтобы даже пытаться  отдохнуть,  Мара
стояла у поручней вместе с первой советницей и мастером  тайного  знания.  С
глубокой скорбью ощущая отсутствие Папевайо, они следили, как  удаляются  за
кормой  освещенные  окна  господского  дома  Минванаби.  Пережитый  ужас   и
неожиданный триумф оставили после себя слабость во всем теле Мары и вместе с
тем - душевный подъем. Но ее  мысли,  как  всегда,  уже  стремились  вперед.
Придется обойтись без обычных приготовлений к встрече,  поскольку  Имперский
Стратег и все остальные гости нагрянут в поместье без  предупреждения.  Мара
поневоле усмехнулась: Джайкен наверняка примется рвать на себе волосы, когда
окажется, что  на  его  подчиненных  свалилась  нежданная  честь  устройства
празднования дня рождения Альмеко.
   Рабы, сменив шесты на весла, дружно ударили ими по воде,  и  барка  мягко
покачнулась. На палубе там и сям перешептывались друг с другом солдаты,  но,
когда над озером запылали зарей небеса, все  разговоры  стихли.  Позади,  за
кормой барки, разноцветная  флотилия  судов  гостей  покидала  гостеприимные
пределы  владений  Минванаби.  При  наличии  такого  множества   благородных
свидетелей  Маре  не  приходилось  опасаться  нападения  вражеских   воинов,
скрывшихся под личиной бандитов; да и в  любом  случае  Десио  едва  ли  был
способен  спланировать  покушение   в   сумятице   горя   и   формальностей,
сопровождающих обряд самоубийства отца.
   Когда над долиной поднялся золотой диск солнца, Мара и остальные  знатные
путешественники заметили на холме, примыкающем к Поляне Созерцания  поместья
Минванаби,  небольшую  группу  солдат.  Они   отдавали   последние   почести
властителю Джингу, стоя в карауле, пока тот собирался с духом, перед тем как
броситься на  собственный  меч.  Когда  спустя  некоторое  время  солдаты  в
оранжевых доспехах выстроились в шеренги и церемониальным шагом двинулись  к
поместью,  Мара  еле  слышно  вознесла   богам   благодарственную   молитву:
смертельный враг, подстроивший убийство ее отца и брата,  едва  не  лишивший
жизни ее, был мертв.
   С кончиной Джингу дом Минванаби терял  роль  второй  по  могуществу  силы
после  Имперского  Стратега:  Десио  был  молод  и  не  наделен   талантами,
необходимыми политику. Мало кто считал его достойным преемником отца; те же,
кто плыл сейчас на юг, во владения Акомы, в большинстве своем полагали,  что
наследнику предстоит сильно потрудиться, чтобы удержать  от  развала  союзы,
сколоченные его отцом, не говоря уже о наращивании мощи  собственного  дома.
Сейчас,  когда  его  семью  ожидает   неминуемый   упадок,   этим   пожелают
воспользоваться многие. Все,  кто  заискивал  и  угодничал  перед  Минванаби
только из страха перед грозным  властителем,  переметнутся  на  сторону  его
врагов. Пока власть не перейдет к одному из более даровитых  кузенов  Десио,
великая семья Минванаби вряд ли сможет рассчитывать на мало-мальский успех в
Игре Совета.
   Мара размышляла об этом и во время путешествия по реке, и позже, когда ее
носилки, пробившись по запруженным  толпой  улицам  Сулан-Ку,  вырвались  на
более спокойные просторы окрестностей Акомы. Теперь, когда влиянию Минванаби
в  Высшем  Совете  пришел  конец,  некому  было  противостоять  Альмеко,  за
исключением  группы  единомышленников  из  Партии  Синего  Колеса  и  Партии
Прогресса. Рассеянно поглядывая на нарядные носилки вельмож,  продвигающихся
по дороге вслед за ее свитой, Мара раздумывала  и  о  том,  насколько  могут
измениться направления политических  течений  после  всего  случившегося.  В
глазах у нее засветилось подобие улыбки при мысли о мудрости Накойи, которая
постаралась, чтобы хоть один раз за все время празднеств рядом  с  Марой  за
пиршественными столами оказался Хокану из Шиндзаваи. Позабавило ее и другое.
Именно  тогда,  когда  ей  приходится  обратиться  к   планам   собственного
замужества, в Империи начинается очередной тур схватки, в  которой  сойдется
множество  участников.  Игра  вступит  в  новую  фазу,  но  никогда  она  не
перестанет быть Игрой Совета.
   Желая поделиться своими наблюдениями с Накойей, Мара повернулась к старой
няне и обнаружила, что та задремала.
   В эту минуту Аракаси произнес:
   - Госпожа, впереди происходит нечто странное.
   Его слова разбудили Накойю, которая уже собралась поворчать,  но  увидев,
как напряженно вглядывается вдаль ее хозяйка, оставила свои жалобы при себе.
На гребне следующего холма, где проходила граница владений Акомы, стояли  по
обеим сторонам дороги два воина.  Слева,  на  земле  Акомы,  ждал  солдат  в
знакомой зеленой форме гарнизона Мары. На втором солдате, стоявшем напротив,
на земле, принадлежащей Империи, отчетливо виднелись  красно-желтые  доспехи
Анасати.
   - Акома! Акома! - чуть ли не в унисон закричали  оба  воина,  как  только
свита и паланкин Мары оказались в поле их зрения. Носилки начали сворачивать
влево.  Мара  тревожно  оглянулась  назад  и  поняла  причину:   требовалось
освободить дорогу,  чтобы  дать  возможность  носилкам  Имперского  Стратега
поравняться с ее носилками.
   - Ты подготовила на редкость странный прием, властительница, -  прокричал
Альмеко, перекрывая топот ног.
   - Господин мой, я сама теряюсь в догадках, что все это значит! - ответила
захваченная врасплох Мара.
   Стратег подал знак Имперским Белым, и обе свиты бок о  бок  поднялись  на
холм. На некотором расстоянии стояла  другая  пара  воинов,  а  в  отдалении
виднелась еще и третья. Последняя, четвертая, пара часовых располагалась  на
вершине холма перед молитвенными вратами.  По  мере  того  как  каждая  пара
взмахом  рук  подавала  сигнал  следующей,  крик  "Акома!"  катился  впереди
возвращающихся носилок.
   - С разрешения господина?..  -  Мара  вопрошающе  склонила  голову  перед
Альмеко.
   Стратег коротким кивком выразил согласие, и властительница  Акомы  велела
носильщикам ускорить шаг. Пока ее рабы бегом обгоняли кортеж  Альмеко,  Мара
крепко держалась за расшитые бисером поручни;  воины  охраны  бежали  рядом.
Перед  ними  простирались  знакомые  поля,  тихие  пастбища  нидр.  Нидры  с
детенышами были на месте, но Мара ощутила, как тревога  обручем  сжимает  ей
грудь. Насколько мог видеть глаз, поля казались безлюдными: ни крестьян,  ни
пастухов, ни носильщиков, ни работников с тачками. Отсутствовали даже  рабы.
На  прогретых  солнцем  лугах,  где  надлежало  не  покладая  рук  трудиться
работникам Акомы, без присмотра бродил брошенный на произвол судьбы скот.
   Мара крикнула первому же солдату, мимо которого они проходили:
   - Что случилось? На нас напали?
   Чтобы ответить, воин побежал наравне с носилками и доложил на ходу:
   - Госпожа, вчера явились войска Анасати и встали  лагерем  у  молитвенных
ворот. Военачальник Кейок приказал всем солдатам  гарнизона  быть  наготове.
Вдоль  дороги  он  расставил  посты,  чтобы  оповестить  гарнизон  о   твоем
возвращении или предупредить о появлении солдат Минванаби.
   - Дочь моя, нужно быть настороже, - еле выговорила Накойя, у  которой  от
тряски душа едва держалась в теле.
   Однако Мара не нуждалась в предостережениях. Часовому из воинства  Кейока
она жестом приказала присоединиться к ее  свите,  а  затем  окликнула  воина
Анасати, прежде стоявшего напротив солдата Акомы, бегущего теперь вровень  с
носилками по противоположной стороне дороги.
   Любой ответ следовало считать проявлением вежливости,  потому  что  воины
Анасати не подчинялись властительнице Акомы и не были обязаны отвечать на ее
вопросы. Должно быть, этот солдат получил  указание  помалкивать,  поскольку
продолжал бежать молча, упрямо глядя перед собой. Когда свита  Мары  одолела
последний подъем, перед ними открылась  долина,  пестревшая  яркими  цветами
воинских доспехов. У Мары даже дух занялся от этого зрелища.
   Более тысячи воинов Анасати  в  полной  боевой  готовности  стояли  перед
воротами поместья. По другую сторону от низкой пограничной стены выстроилось
столь  же  многочисленное  войско  Акомы  под  предводительством  Кейока.  В
нескольких местах  сплошные  зеленые  ряды  прерывались  блестящими  черными
клиньями: чо-джайны были полны решимости выполнить договор, который обязывал
их поддержать союзника в случае любой угрозы покою Акомы.
   Стоило  показаться  носилкам  Мары,  как  долина  взорвалась   радостными
криками:  солдаты  Акомы  с  нескрываемым  энтузиазмом  приветствовали  свою
госпожу. К несказанному удивлению Мары, их воодушевление нашло  отклик  и  у
воинства Анасати. Затем случилось такое, о чем  не  слыхивала  даже  старуха
Накойя. Подобного не описывали ни сказки, ни баллады, ни былины о  подлинных
событиях великой Игры Совета: обе армии сломали свои ряды. Побросав оружие и
на ходу расстегивая шлемы,  воины  рванулись  к  носилкам  властительницы  и
окружили ее единой радостной толпой.
   Мара от изумления потеряла дар речи. Кейок с трудом проложил себе  дорогу
между  своими  подчиненными.  Толпа  воинов  Анасати  также   раздалась,   и
ошарашенная Мара оказалась лицом к лицу с Текумой.  Властитель  Анасати  был
облачен в доспехи своих  предков  -  ярко-красные  с  желтым;  рядом  с  ним
шествовал военачальник его войска в шлеме с пышным плюмажем.
   Вся эта масса вооруженных людей затихла; носильщики  разом  остановились.
Лишь хриплый звук их дыхания отчетливо выделялся в наступившей тишине.
   - Приветствую тебя, госпожа, - поклонился хозяйке Кейок.
   Текума также шагнул вперед,  склоняясь  в  вежливом  поклоне;  на  памяти
многих поколений еще ни один властитель Анасати не удостаивал  таким  знаком
уважения главу семьи Акома.
   С некоторой скованностью ответив на поклон Текумы, Мара приказала  Кейоку
приступить к докладу.
   Подойдя ближе к носилкам,  ее  полководец  заговорил  достаточно  громко,
чтобы его могли слышать все.
   - Вчера на рассвете, госпожа, часовые  предупредили  меня  о  приближении
войска. Я поднял гарнизон и вышел сам навстречу нарушителям границы...
   - Мы пока еще не нарушили границ Акомы, - перебил его Текума.
   - Верно, господин, -  Кейок  с  каменным  лицом  принял  поправку,  затем
перевел взгляд на Мару и продолжал:
   - Ко мне обратился властитель Анасати, выразивший желание увидеть  своего
внука. Поскольку ты отсутствовала, я отклонил  требование  допустить  его  в
поместье вместе с "почетным эскортом".
   Мара с непроницаемым лицом перевела взгляд на того, кто был дедом Айяки:
   - Властитель Текума, ты взял  с  собой  в  качестве  "почетного  эскорта"
половину гарнизона?
   - Всего лишь треть,  госпожа  Мара,  -  со  вздохом  произнес  Текума.  -
Остальными  двумя  третями  командуют  Халеско  и  Джиро...  -   Престарелый
властитель осекся,  но  со  свойственной  ему  находчивостью  сумел  придать
невольной заминке в речи самый естественный характер, расстегнув шлем и сняв
его с головы. - Мне сообщили, что тебе не суждено дожить до конца торжеств в
честь Имперского Стратега. - Он снова вздохнул:  делать  подобное  признание
было крайне неприятно. - Я опасался, что  так  оно  и  произойдет,  и  решил
явиться сюда, дабы не дать  в  обиду  внука,  на  тот  случай,  если  Джингу
вздумает  раз  и  навсегда  покончить  с  кровной  враждой  между  Акомой  и
Минванаби.
   Мара понимающе приподняла брови:
   - Значит, когда Кейок отклонил твои заботы о внуке, ты решил  остаться  и
посмотреть, кто появится раньше - я или армия Джингу?
   - Именно так, - пальцы Текумы стиснули шлем. -  Если  бы  на  этом  холме
показались солдаты Минванаби, я вошел бы в поместье для защиты моего внука.
   - А я бы его остановил, - ровным голосом сообщил Кейок.
   Мара одарила критическим взглядом  обоих  -  и  своего  военачальника,  и
свекра:
   - В таком случае вы сделали бы за Джингу его  работу.  -  Она  с  досадой
тряхнула головой. - Это моя вина. Я обязана была предусмотреть, что  тревога
Анасати  за  внука  может  привести  к  войне.  Ну  что  ж,  Текума,  теперь
беспокоиться не о чем. Твой внук в безопасности.
   Властительница Акомы помолчала, вновь переживая чудо своего избавления.
   - Джингу принял смерть... от собственной руки.
   - Но... - ошеломленный Текума нахлобучил шлем на седые волосы.
   - Я знаю, - перебила его Мара, - ты не получал такого донесения. Как  это
ни печально для Анасати, твой осведомитель тоже мертв.
   От этого известия глаза Текумы превратились  в  щелки.  Ему,  несомненно,
было любопытно,  каким  образом  удалось  Маре  проведать  о  Теани,  но  он
промолчал.  Сохраняя  полное  спокойствие,   властитель   Анасати   выслушал
остальные новости, которые Мара сочла нужным ему сообщить:
   - Текума, мы направляемся сюда, чтобы завершить празднование дня рождения
Имперского Стратега. Поскольку из всех властителей на торжестве отсутствовал
ты один, быть может, ты пожелаешь загладить это упущение и присоединишься  к
нам на оставшиеся два дня? Только, прошу тебя, пойми: я вынуждена настаивать
на том, чтобы ты ограничил  свой  почетный  эскорт,  как  и  все  остальные,
пятьюдесятью воинами.
   Старый властитель кивнул: наконец-то  можно  вздохнуть  с  облегчением  и
перейти от военных приготовлений  к  радостям  мирной  жизни.  Мара  коротко
приказала своему почетному эскорту продолжить  путь  к  усадьбе;  Текума  не
сводил глаз  с  хрупкой  фигурки  невестки,  испытывая  чувство,  близкое  к
восхищению.
   - Я рад, Мара,  что  нам  не  довелось  увидеть,  как  солдаты  Минванаби
штурмуют этот холм. - Взглянув на решительного воина,  шагающего  по  другую
сторону от носилок, он добавил:
   - Твой военачальник был бы вынужден быстро податься назад, а тем временем
моему отряду пришлось бы  собрать  все  силы,  чтобы  удерживать  Джингу  на
расстоянии. Наше положение было бы не из легких.
   Кейок молча повернулся и рукой подал  сигнал  Люджану,  стоявшему  позади
передовой линии войск Акомы. Тот, в свою очередь,  передал  сигнал  солдату,
находившемуся дальше. Видя, что Мара смотрит на него с  любопытством,  Кейок
объяснил:
   -  Госпожа,  переданный  мною  сигнал  означает,  что  сотня  чо-джайнов,
ожидающих в засаде,  может  беспрепятственно  возвращаться  в  родной  улей.
Теперь, если ты сочтешь это своевременным, я прикажу солдатам отходить.
   Мара поневоле улыбнулась: Текума был явно потрясен, услышав о чо-джайнах,
которые встретили бы  его  авангард,  даже  если  бы  ему  удалось  прорвать
оборонительные линии Акомы.
   - Кейок, позаботься о почетном карауле для встречи гостей, - велела Мара.
Кейок отсалютовал и двинулся исполнять приказ, а Мара обратилась к Текуме:
   - Дед моего сына, после того как ты отдашь необходимые распоряжения своим
войскам, возвращайся и окажи мне честь быть моим гостем. - С  этими  словами
она приказала носильщикам нести ее к дому.
   Текума задумчиво наблюдал, как удаляются носилки. Даже ненависть к  Маре,
постоянно тлевшая  в  его  сердце  из-за  смерти  Банто,  на  миг  сменилась
восхищением. Он взглянул на дорогу, по которой  приближались  многочисленные
гости, и порадовался  в  душе,  что  заботы  об  их  питании,  размещении  и
развлечениях лягут не на  его  плечи.  Маленький  хадонра  -  как  его  там,
Джайкен? - наверняка в столбняк впадет, когда узнает, что от него требуется.
   Однако Джайкен  вовсе  не  собирался  впадать  в  столбняк.  Он  узнал  о
возвращении хозяйки намного  раньше  дозорных:  слух  об  этом  ему  передал
скороход из  гильдии,  которого  отправил  со  срочным  донесением  один  из
торговцев.  Торговец  уведомлял  Джайкена  о   бесчисленных   судах   знати,
пришвартованных в Сулан-Ку,  среди  которых  выделялась  бело-золотая  барка
Имперского Стратега. У охваченного паникой Джайкена совершенно  вылетело  из
головы, что нужно предупредить Кейока и  воинов.  Вместо  этого  он  взял  в
оборот всех рабов и ремесленников, ранее  созванных  в  господский  дом  для
защиты Айяки на тот случай, если неприятельскому войску удастся пробиться  к
дому; всем им Джайкен раздал работу, наказав почистить  фрукты  на  кухне  и
проветрить белье. Мара со своей  почетной  свитой  прибыла  в  самый  разгар
бешеной подготовки к приему гостей.
   -  Так  вот,  значит,  где  все  мои  полевые  работники!  -  воскликнула
властительница Акомы, как только носилки опустились во дворе дома.
   Теперь можно было дать волю веселью: маленький хадонра, на едином дыхании
выпаливший свой доклад, не успел разоружиться, и на нем все еще  красовались
собранные впопыхах и где попало части доспехов, а голову вместо шлема венчал
котелок, позаимствованный им у поваров. Слуги,  сновавшие  по  двору,  имели
экипировку под стать начальнику; повсюду валялись  мотыги,  грабли  и  косы,
которые они намеревались использовать  вместо  оружия.  Но  Мара  не  успела
всласть посмеяться, услышав  ворчливые  стенания  Накойи:  после  всех  этих
переездов по воде и по суше первая советница была чуть жива и мечтала лишь о
славной горячей ванне.
   - Ты получишь все, чего твоя душа пожелает, мать моего сердца. Мы дома.
   Впервые с тех пор как Мара отправилась в Священный Город Кентосани, у нее
словно тяжелый камень свалился с плеч. Лишь сама властительница Акомы знала,
какой груз давил ее все это время.

***

   Освободившись наконец от нелепых доспехов и  подвязывая  на  ходу  шнурки
привычной ливреи, Джайкен поспешил  из  господского  дома  на  лужайки,  где
сооружались огромные павильоны для размещения нескольких сотен  властителей,
их жен, чад и домочадцев, первых советников, почетных стражей и бесчисленных
слуг. Во всех покоях господского дома, где надлежало поселить Альмеко с  его
ближайшими родственниками и Имперскими Белыми, скоро  будет  негде  шагнуть.
Для  избранной  части  слуг  найдется  пристанище  в  солдатских   казармах,
остальным придется удовольствоваться бараками и  хижинами  рабов.  Рабам,  а
также свободным, но невезучим челядинцам предстояло провести  три  ночи  под
открытым небом. Мара чувствовала, как согревает ей душу преданность  слуг  и
солдат: никто не ныл и не сетовал а ведь из-за ее внезапного возвращения все
в доме пошло кувырком. Даже домашние слуги  готовы  были  встать  на  защиту
Айяки... хотя что  могли  бы  они  поделать  со  своими  садовыми  вилами  и
кухонными ножами против бывалых солдат, вооруженных до зубов? Но это  отнюдь
не умаляло их храбрости: такое поведение не  укладывалось  в  рамки  обычной
верности, на которую вправе рассчитывать господин.
   Растроганная  столь  явным  проявлением  добрых  чувств,  Мара   поспешно
переоделась и вернулась во двор, поскольку на горизонте  показался  во  всем
своем великолепии  кортеж  всесильного  Альмеко.  Имперские  Белые  проявили
чудеса четкости и слаженности  действий,  когда  помогали  своему  господину
выйти из носилок. Запели трубы, загремели барабаны, тем  самым  возвестив  о
начале церемонии прибытия в резиденцию властительницы Акомы.
   Мара грациозно поклонилась.
   - Добро пожаловать в наш дом, господин мой.  Да  пребудут  с  тобой  мир,
покой и отдохновение.
   Имперский Стратег, первый из вельмож Цурануани, чуть заметно поклонился в
ответ.
   - Благодарю. Однако не сочтешь ли ты возможным впредь обходиться  меньшим
количеством формальностей, чем это было  заведено  у...  нашего  предыдущего
хозяина? Чествование, которое растягивается на целый день, может прискучить,
а я хотел бы получить возможность поговорить с тобой наедине.
   Мара вежливо  кивнул