аре.
   Он сумел добиться ее любви, горячей и стойкой, но не  в  его  силах  было
изменить основы цуранских понятий, и  он  выскользнул  из  парадной  залы  с
деловитым проворством человека, выполняющего срочное  поручение.  Оказавшись
за стенами дома, он  поспешно  пересек  освещенное  пространство.  Положение
любовника  Мары  никак  не  защитит  его,  если  Джайкен  сочтет,   что   он
"лентяйничает" на работе.
   Кевин старался держаться в  тени,  что  оказалось  намного  более  легкой
задачей, когда кухни и казармы остались позади. В  той  части  усадьбы,  где
располагались жилища слуг, светильники попадались реже, а в бараках рабов  и
вокруг них было почти совсем темно.
   Музыка празднества теперь доносилась издалека и звучала  настолько  тихо,
что не позволяла различить мелодию. Утоптанная земля изобиловала  рытвинами;
Кевин то и дело оступался и спотыкался, пока глаза не  привыкли  к  темноте.
Лишь слабый свет ущербной луны помогал продвигаться в нужном направлении, но
наконец Кевин подошел к скоплению деревянных лачуг, и у него сжалось сердце.
От его взгляда не ускользнуло, что жилища невольников удостоились по  случаю
праздника свежей побелки, но по сути остались тем же, чем  были,  -  жалкими
безрадостными конурами. Сидя на земле перед входами  в  эти  лачуги,  группы
грязных оборванцев насыщались содержимым нескольких глиняных  котелков.  Они
заглатывали свою долю снеди, руками выхватывая из  котелков  куски  пищи,  с
такой жадностью, словно эта трапеза могла стать последней в их жизни.
   Один из едоков заметил приближающегося Кевина и что-то шепнул  остальным;
разговоры немедленно смолкли. Все  глаза  обратились  к  прибывшему.  Кто-то
буркнул по-мидкемийски, что это уж точно не цуранский надсмотрщик: среди них
не бывает таких рослых парней.
   Тогда из открытого  дверного  проема  одной  из  лачуг  раздался  громкий
возглас:
   - Чтоб мне провалиться на этом месте! Они тебя еще не повесили?!!
   За этим послышался смех, и навстречу Кевину рванулся коренастый невольник
в заплатанной серой рубахе.
   Кевин рассмеялся в ответ и крепко обнял друга:
   - Патрик! Я вижу, что и ты пока не угодил в петлю!
   Патрик широко улыбнулся:
   - Еще бы, старичок! Я же тут единственный, кто может держать в  узде  эту
злодейскую банду. - Приглушив голос до едва слышного шепота, он добавил:
   - По крайней мере недомерков мы в этом убедили.
   С чувством внезапной неловкости Кевин  выпустил  Патрика  из  объятий.  В
течение трех  лет  он  жил  в  окружении  одних  лишь  "недомерков",  и  его
покоробило  это  пренебрежительное  прозвище.  Он  вдруг  ощутил,  что   его
отношение к цурани изменилось. Сейчас, видя  перед  собой  изможденные  лица
соотечественников, он не мог  отмахнуться  от  простой  истины:  его  судьба
оказалась  уникальной.  В  обветренных,  обожженных  солнцем  лицах   друзей
читалось угрюмое ожесточение, и хотя они были  искренне  рады,  что  сын  их
сюзерена вернулся из похода живым, никакие улыбки  не  могли  скрыть,  какая
тяжесть угнетала их души.
   Кевин обвел взглядом всю компанию, и радость совсем покинула  его,  когда
он прикинул в уме, кого же здесь недостает.
   - А где Брендон и Уильям из Ламута? - спросил он, всматриваясь  в  темные
дверные проемы, словно  в  глубине  лачуг  могли  скрываться  и  другие  его
соратники. - Маркус, Стивен и Генри... А два Тима? Брайен, Донелл  и  Дэн...
где они, Патрик?
   - Тут без тебя много чего произошло, старичок,  -  с  беззлобным  упреком
отозвался Патрик. -  Этот  Джайкен  -  сущий  дьявол,  когда  дело  касается
сокращения расходов, так что о поблажках, которых ты для нас добился  от  ее
светлости, никто уже и не заикается. Теперь с нами обращаются так же, как  и
со всеми местными рабами.
   - Но где же все остальные? - требовательно повторил Кевин свой вопрос.
   С застывшим лицом Патрик ответил:
   - У Брайена взбунтовался желудок. Его просто наизнанку выворачивало целую
неделю, пока он не умер. Недомерки и не подумали  послать  за  лекарем  ради
какого-то раба. Дональда убил бык... прошлой весной это  случилось.  Маркуса
угробила лихорадка в первый же сезон дождей после  вашего  ухода  на  войну.
Какая-то змея - недомерки называют ее "релли" - ужалила Тима Мейссонсона,  и
охранники прикончили его не моргнув  глазом.  А  нам  заявили,  будто  таким
образом избавили его от медленной смерти.
   - Это во всяком случае правда, - перебил его Кевин. -  Яд  релли  убивает
медленно и причиняет нестерпимые муки, а противоядия не знает никто.
   Патрика это не убедило.
   От него пахло грязью, нидрами, въевшимся потом, но Кевин ничего этого  не
замечал, прислушиваясь к словам друга.
   - Похоже, кое-кто из недомерков хоть немного, да понимает по-нашему. Дэна
услали куда-то на строительство: пронюхали, что он плотник. Мы уже  год  как
его не видели. Сэм из Торена  вспылил  и  ударил  конвоира,  и  его  тут  же
повесили... Это у них минутное дело. - Нервно оглянувшись, Патрик договорил:
   - Ну а Тим Блоджет и остальные, про кого ты спрашивал, - те сбежали.
   Кевин забыл обо всем.
   - Сбежали?..
   Патрик ухватил Кевина за запястье и с силой оттащил  подальше  от  хижин,
вдоль ограды, на берег узкого ручейка. Опасливо оглядываясь через плечо,  он
тихо продолжил рассказ:
   - На западе, в долинах между холмами,  есть  лагеря  бандитов.  Недомерки
называют их серыми воинами. Мы подслушали, как об  этом  толковали  солдаты.
Уильям из Ламута удрал, а потом прокрался к нам и подтвердил, что так оно  и
есть. С ним ушли Брендон, Тим Блоджет и Стивен, и от них  время  от  времени
приходят кой-какие сообщения; нам тоже удается послать им весточку.
   В каменистом русле  тихо  журчал  ручеек;  слышалось  стрекотание  ночных
насекомых. Кевин сел, плотно обхватив себя руками за плечи.
   - Сбежали... - пробормотал он.
   Патрик выбрал валун поровнее и тоже уселся.
   -  Охрана  сейчас  стала  строже.  Этот  Кейок  не  дурак.   Как   только
надсмотрщики смекнули,  что  парни  дали  деру,  он  сразу  поменял  порядок
патрулирования и удвоил количество конвоиров, которые выводят нас на работу.
- Патрик пососал сорванную травинку, счел ее горькой  и  сплюнул.  -  Теперь
удрать будет сложнее: после всего  случившегося  недомерки  смотрят  в  оба.
Раньше-то им и в голову не приходило, что раб может взять да и сбежать. - Он
невесело хохотнул. - Вот странное дело: я прожил тут пять лет и до  сих  пор
не могу взять в толк, как у них башка устроена.
   Кевин пожал плечами:
   - Теперь я понимаю их лучше.
   Задетый этими словами, Патрик бросил:
   - Ты, может, и понимаешь. Ты у нас образованный, Кевин, и из благородных,
и все такое. Я бы давно увел в холмы и  остальных  парней,  но  считал,  что
лучше оставить это на твое усмотрение. Нам нужно  твое  руководство.  Потому
что больше одного шанса нам скорее всего не представится, и...
   - Подожди! - Кевин поддал носком комок влажной земли, и тот  с  всплеском
упал в ручей. - Удрать... Куда?
   - В горы, куда же еще. - Патрик уставился в лицо командиру, но в  темноте
трудно было понять, что выражает лицо пожилого солдата. -  Эти  серые  воины
нас и знать не хотят, но с ними возможна какая-то  торговля.  Прогонять  нас
они не станут. Вот я и подумал: выберем подходящий момент, сорвемся с  места
и оборудуем в горах собственную стоянку.
   - И что дальше? - Кевин покачал головой. Хотя Патрик и был простолюдином,
они давно уже стали друзьями, вместе охотились  и  воевали;  однако  Патрик,
показавший себя  верным  товарищем  и  стойким  бойцом,  был  начисто  лишен
воображения. Во время кампании в  Дустари  Кевин  достаточно  много  времени
провел в обществе солдат Мары, чтобы из их разговоров понять:  некоторые  из
них прежде побывали в шкуре серых воинов. В те времена их уделом были нищета
и постоянный голод.
   - Тысяча чертей, Кевин,  мы  будем  свободными!  -  убежденно  воскликнул
Патрик, как будто этим решалось все.
   - Свободными для чего?  -  Кевин  подковырнул  еще  один  комок  глины  и
отправил его вслед за первым. - Ставить капканы на патрули из Акомы? Или  на
чо-джайнов?  Прорываться  с  боями  к  магической  дыре,  которая  находится
неведомо где, в надежде вернуться в наш родной мир? Скорей всего  мы  просто
перемрем от лихорадки и голода.
   Патрик сердито возразил:
   - Здесь мы - ничто, Кевин!  Если  мы  станем  загонять  себя  работой  до
смерти, кто-нибудь нас поблагодарит? Нас лучше покормят? Или дадут отдохнуть
денек? Нет, к нам относятся как к скотине!  Проклятье,  да  ведь  сегодня  -
первый день с вашего выступления в поход, когда нас не заставили гнуть спину
от зари и до зари. В горах, по крайней мере, мы сможем жить сами по себе.
   Кевин пожал плечами, отказываясь от продолжения спора.
   - Не знаю. В Серых Башнях ты показал себя умелым охотником, - сказал  он,
имея в виду горы близ Занна. - Но здесь...  Вот  попадется  тебе  в  ловушку
какая-то шестиногая тварь - и что? Ты ведь даже не знаешь, годится ли она  в
пищу! Половина здешних животных - ядовитые!  Это  тебе  не  охота  в  родных
краях.
   -  Всему  можно  научиться!  -  взорвался  Патрик.  -  Ты   предпочитаешь
надрываться тут до гробовой доски? - Его поразила неприятная мысль. - Или на
то есть другая причина, старичок? Может, ты теперь и  рассуждать  стал,  как
недомерки?
   К  собственному  удивлению,  Кевин  почувствовал  себя   задетым.   Резко
поднявшись на ноги, он отвернулся.
   - Нет, я... - Он вздохнул и предпринял новую попытку образумить  упрямца.
- У меня не такое мнение...
   - Ну еще бы! Во-первых, у тебя работа не такая как у нас. -  Патрик  тоже
встал. - Уж это-то я понимаю.
   Кевин круто повернулся к собеседнику:
   - Думаю, ты  многого  не  понимаешь.  Сознавая,  что  близок  к  опасному
пределу, он с трудом  подыскивал  слова,  чтобы  объяснить  другу,  с  какой
стороны открылась ему Мара и какие чувства он к  ней  испытывает.  Но  такие
слова не находились. Что бы он ни сказал, Патрик всегда будет видеть в  Маре
только своекорыстную  рабовладелицу.  Человек  простых  вкусов  и  обыденных
понятий, он был не способен оценить ее своеобразный взгляд на мир.  И  разве
мог он понять восторг, охватывающий самого Кевина, когда она смеялась шуткам
возлюбленного, оставшись с ним наедине! Невозможно было выразить  магическую
полноту жизни, которая открывалась ему в часы их близости. Слишком  усталый,
чтобы передать непередаваемое, Кевин поднял руки:
   - Послушай, мы еще поговорим об этом. Я... Я ничего не могу  обещать,  не
обдумав все как следует. Но убежать мы всегда сумеем: после нашего похода  в
Дустари порядки не останутся такими, как прежде.
   - Да в чем же они переменятся? -  фыркнул  Патрик.  -  Что,  надсмотрщики
начнут с нами обращаться как со своими  собутыльниками  просто  потому,  что
вернулась ее светлость?
   Кевин покачал головой:
   - Нет конечно. Но я думаю, что смогу чего-нибудь добиться. Должно же дело
сдвинуться с места. Когда-нибудь...
   - Когда-нибудь мы подохнем, - грубо отрезал Патрик. Он схватил Кевина  за
плечи и разве что  не  встряхнул  его.  -  Не  теряй  голову  из-за  женских
прелестей, парень. Я-то знаю,  ты  всегда  гонялся  то  за  одной  смазливой
мордашкой, то за другой, и при том считал, что раз у тебя кое-что  наготове,
то, значит, ты влюблен. Но, Кевин, для нас тут не припасено прекрасных  дам.
- Патрик кивком указал на господский дом. - Пока  ты  нежишься  на  шелковых
простынях, мы ворочаемся в  грязи.  Когда  ты  утром  завтракаешь  со  своей
хозяйкой - к этому времени мы уже три часа как горбатимся на полях, а  когда
вы садитесь ужинать, мы только возвращаемся к себе  в  логово.  Тебя  держат
отдельно от нас до  тех  пор,  пока  ты  не  надоел  этой  женщине.  В  один
прекрасный день она подберет для себя нового жеребчика; вот  тогда-то  ты  и
поймешь, почем фунт лиха.
   Кевин хотел возразить, но честность  требовала  признать:  Патрик  сказал
правду. Да, Мара любила своего рослого варвара, но обманывать себя не  имело
смысла:  она  без  малейшего  колебания  прикажет  его  казнить,  если  того
потребует   честь   ее   дома.   Великодушная,   склонная   к    новшествам,
добросердечная, она могла быть и безжалостной.
   Кевин положил руки на мускулистые запястья друга:
   - Я же не говорю, что я вообще против  побега.  Просто,  на  мой  взгляд,
жизнь изгоев, которые питаются тем, что удастся украсть, и засыпают на  ходу
где-то в лесной чаще, ненамного  лучше  рабства.  Дай  мне  время.  Дай  мне
сообразить, что я могу сделать здесь... чтобы еда у вас была получше и  труд
не такой непосильный. - Он помолчал, раздираемый противоречивыми  чувствами:
такой разлад в собственной душе застал его врасплох. - Но не допускай, чтобы
кто-нибудь из парней натворил глупостей. Я использую свое влияние на хозяйку
и найду другой способ вернуть нам свободу.
   - Только не тяни с этим слишком  долго,  старичок.  Если  даже  ты  успел
подружиться с недомерками... это твое дело, и я всегда буду любить тебя  как
брата. - Голос Патрика зазвучал холодно  и  напряженно.  -  Но  попомни  мои
слова... я убью тебя,  если  ты  попытаешься  нас  удержать.  Парни  приняли
решение. Лучше смерть, чем жизнь в  рабстве.  Мы  достаточно  понимаем  язык
цурани, чтобы знать: если бы твоя госпожа потерпела поражение - там, на  юге
- каждому человеку в поместье пришлось бы спасаться кто как  может,  и  горе
тому, кто замешкается! Поэтому мы и ждали вестей. Если бы  хозяйка  погибла,
мы бы дали деру, и никто не мог бы потребовать, чтобы мы остались. Когда  мы
услыхали о ее победе... мы согласились, что  подождем,  пока  ты  вернешься,
ведь ты же наш офицер и, вероятно, сумеешь вывести нас  из  поместья.  -  Он
сурово взглянул на Кевина и, не дождавшись ответа, закончил:
   - Мы здесь не останемся. С тобой или без тебя, старичок, но мы уйдем.
   Кевин вздохнул:
   - Понимаю. Удерживать вас я не буду. Просто... дайте мне несколько дней.
   - Несколько дней... Идет.
   В неловком молчании собеседники вернулись к невольничьим  лачугам.  Кевин
задержался, чтобы поговорить с остальными мидкемийцами. Большую часть из них
он успел узнать на поле боя; с другими познакомился в невольничьих загонах и
трюмах на пути в Сулан-Ку. За годы, проведенные в  поместье  Мары,  все  они
образовали крепко спаянную общину, и только он оказался как бы вне  ее.  Это
было не столь очевидно в первый год, когда он работал на нидровых пастбищах,
но  теперь  пропасть  между  постелью  Мары   и   конурой   раба   порождала
непреодолимое отчуждение.
   Кевин  выслушивал  сплетни  и  жалобы  на  укусы   насекомых,   голод   и
разнообразные  болячки.  Ему  нечего  было  добавить  к  таким   разговорам.
Возбуждение и душевный подъем от триумфального возвращения развеялись, и  он
не стал упоминать про чудеса, свидетелем  которых  был  в  пустыне  Дустари.
Вскоре рабы стали разбредаться по своим  лачугам.  Им  предстояло  подняться
спозаранку, несмотря ни на какие праздники, а надсмотрщики имели обыкновение
прибегать  к  помощи  бичей,  если  кто-то  из  рабов  вставал  недостаточно
проворно. Кевин попрощался и двинулся в обратный путь. Он  шел  один  сквозь
темноту ночи; охранники  из  встречных  патрулей,  заметив  его,  приветливо
кивали, а слуги уступали ему дорогу, и каждый знак  этих  мелких  привилегий
уязвлял его сердце.  Когда  же  он  вошел  в  царство  света,  где  слышался
беззаботный смех, а девушки-служанки не упускали случая  поддразнить  его  и
приглашали потанцевать, смутная неловкость сменилась горечью. В первый раз с
того дня, когда он очертя голову ринулся в водоворот любви, он задумался над
тем, скоро ли будет проклинать себя за непростительную глупость.

***

   Инкомо поспешно  явился  в  господскую  опочивальню.  Десио  лежал  перед
открытой перегородкой, распахнув халат, чтобы ветерок с озера освежал потное
тело. У  его  ног  громоздились  десятки  донесений  из  различных  владений
Минванаби, но он позволил себе сделать перерыв  в  делах  и  послушать  трех
поэтов, декламирующих баллады из истории Империи.  Инкомо  успел  прослушать
достаточно, чтобы узнать стихи из "Деяний Двадцати" - так называлась сага  о
героях былых времен, почитаемых за выдающиеся заслуги. Этих героев,  которых
кто-то из императоров древности нарек Слугами Империи, упоминали часто  и  с
глубоким почтением, хотя ученые последних поколений и  утверждали,  что  эти
кумиры древности существовали лишь в легендах. Несмотря на  то  что  влияние
Тасайо побуждало Десио к  поддержанию  военных  традиций,  вкусы  властителя
влекли его то к разнузданным оргиям, то к борцовским состязаниям. Однако при
любых занятиях он терпеть не мог, когда  ему  мешали.  Властитель  Минванаби
покосился на явившегося без зова первого советника и рявкнул:
   - Что там у тебя?
   Инкомо поклонился:
   - У нас нежданный посетитель. - Принимая во внимание присутствие  заезжих
поэтов, первый советник подошел поближе и наклонился  к  хозяйскому  уху.  -
Джиро из Анасати ожидает у дальнего причала. Он просит  разрешения  пересечь
озеро.
   Десио заморгал от удивления:
   - Джиро из Анасати?  -  Почувствовав  в  молчании  Инкомо  некое  подобие
упрека, он благоразумно понизил голос. - Какая же причина  могла  загнать  к
нам без предупреждения это отродье Текумы?
   Шептаться было не в его привычках, и мановением руки он  отослал  поэтов,
зная, что казначей заплатит им сколько следует.
   Первый советник молча проводил их взглядом.
   -  Мне  почти  нечего  добавить.  Джиро  посылает  тебе  приветствие.  Он
сожалеет, что наносит  визит  без  соблюдения  положенных  формальностей,  и
просит уделить ему  несколько  минут.  Гонец,  прибывший  от  речных  ворот,
сообщает, что Джиро путешествует с весьма  немногочисленной  охраной:  всего
двенадцать человек.
   - Двенадцать! - Раздражение Десио быстро испарилось. - Я  могу  захватить
его прямо у причала!  Если  потребовать  за  Джиро  выкуп,  то  Текума...  -
Взглянув на неподвижно стоящего Инкомо, он осекся и вздохнул. - Нет,  старый
хитрец не станет  менять  этого  сына  на  единственного  внука.  Джиро  все
просчитал и не сунулся бы сюда очертя голову.
   - Конечно, господин мой.
   Инкомо  посторонился,  когда  Десио  вскочил  на  ноги,  рывком   сдвинул
перегородку со стороны боковой галереи и заорал:
   - Пошлите эскорт, чтобы проводить нашего гостя до главной пристани!
   Властитель хлопнул  в  ладоши  и,  приказав  набежавшим  слугам  подавать
парадные одежды,  распорядился  доставить  большой  поднос  с  угощеньями  в
церемониальную палату дворца.
   Инкомо выслушал распоряжения хозяина, никак не выразив своего отношения к
ним. Сначала Десио решил, что в палате следует устроить обычные  увеселения.
В огромном каменном амфитеатре с высокой сводчатой крышей большинство гостей
чувствовали себя неуютно. Во всей Империи не нашлось бы дворца, Тронный  зал
которого мог сравниться с этой палатой;
   Попытки   многочисленных    подражателей    терпели    неудачу.    Секрет
неповторимости  палаты  заключался  в  том,  что  для  ее  возведения   была
использована естественная впадина на вершине холма близ прекрасного большого
озера.  Имея  в  своем  распоряжении  столь  впечатляющее  помещение,  Десио
полагал, что обеспечит себе преимущество с самого  начала  встречи  с  любым
визитером, если примет его именно там.  Надуваясь  от  сознания  собственной
значительности, он спросил:
   - Так что же могло заманить к нам Джиро?
   - По  совести  говоря,  господин  мой,  я  подозреваю  все  и  ничего.  -
Поочередно загибая тонкие пальцы, Инкомо принялся строить  предположения.  -
Возможно, властитель  Анасати  дряхлеет.  И  его  наследник  Халеско  послал
младшего брата эмиссаром с каким-то предложением.
   Слуги постучались,  получили  разрешение  войти  и  явились,  нагруженные
шелковыми кафтанами,  кушаками  с  отделкой  из  кожаных  кисточек,  мягкими
туфлями, драгоценными