облачил  нескольких
шпионов, подбиравшихся к владениям  Минванаби.  Но  теперь  и  его  постигла
неудача: одного из лазутчиков он явно просмотрел. На Акому мог работать  кто
угодно: слуга, приказчик, раб, а то и воин в офицерских доспехах.
   Согласно правилам, Инкомо не должен был сходить  с  места  до  завершения
обряда, но сейчас он едва не ерзал от нетерпения.
   Наконец вперед вышел последний вельможа. Десио  пустился  в  нескончаемые
изъявления благодарности; Инкомо с трудом  сохранял  невозмутимый  вид.  Как
назло, жрецы Туракаму снова завели свои пляски, сопровождаемые пронзительным
свистом. Прошло еще немало времени, пока процессия в сопровождении почетного
караула не потянулась к выходу. Держась  на  полшага  позади  Десио,  Инкомо
вглядывался в лица сановников.
   Он попытался сузить круг подозреваемых,  исключив  кровных  родственников
Минванаби, а также тех, кто состоял при  дворе  с  самого  детства,  но  что
толку? Шпион мог скрываться под любой личиной. К тому же  за  последние  три
года во дворце появилось столько слуг, что Инкомо не мог их  всех  упомнить.
Выгнать в одночасье всех до единого  -  это  все  равно  что  расписаться  в
собственном бессилии. Если же прибегнуть к пыткам,  то  недолго  и  спугнуть
этого оборотня. Тогда-то уж точно шпион - а  может,  шпионка?  -  ускользнет
между пальцев. Нет, здесь требовалась предельная осторожность.
   Предзакатное солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Для  продолжения
обряда процессия степенно перемещалась по  вырубленному  в  скале  коридору.
Снаружи, в горной лощине, было  сооружено  подобие  амфитеатра.  В  молчании
заняв свои места, гости устремили взоры на расчищенную площадку,  где  зияли
четыре ямы, выкопанные по обеим сторонам  дороги.  Построившиеся  в  шеренги
солдаты и плотники охраняли массивную деревянную конструкцию  из  столбов  и
балок, подвешенных на канатах.
   Инкомо сидел на почетном месте.  Со  стороны  казалось,  что  он  всецело
поглощен происходящим. Если  вступление  Десио  во  власть  осуществилось  в
соответствии с вековой традицией, то следующий ритуал обещал выйти далеко за
рамки привычного. Кто решался воздвигнуть молитвенные врата, тот призывал  к
себе бога Туракаму и просил его о  милости;  кто  хотел  заручиться  помощью
Красного бога, тот отдавал в  залог  свою  жизнь.  Бог  Туракаму  не  прощал
ошибок.
   Подле  четырех  крашеных  столбов  верховный  жрец  Туракаму   вместе   с
послушниками начал новую  пляску.  Они  вращались  с  бешеным  неистовством,
словно увлекаемые  смерчем,  оглашая  воздух  леденящими  сердце  криками  и
пронзительным свистом. Верховному жрецу с трудом давался  ритуальный  танец.
Его голые бока раздувались, как жабры, а ручьи пота оставляли потеки на фоне
устрашающей раскраски.  Инкомо  чуть  не  прыснул,  заметив,  как  болтаются
дряблые гениталии жреца. Однако первый советник  тут  же  устрашился  своего
святотатственного веселья: насмешки могли прогневать Красного бога.
   Поодаль, разделившись на две группы, молча  ожидали  работники.  Рядом  с
ними в странном оцепенении стояли слуги и родственники.  Девчушка  лет  семи
громко плакала, цепляясь за руку  матери.  Инкомо  решил,  что  ее  напугало
зрелище ритуальной пляски. Но  в  следующий  миг  жрец,  завершив  вращение,
опустился на пятки перед отцом малышки. Послушники с душераздирающим  воплем
ринулись вперед, схватили жертву за плечи и поволокли к ближайшей  яме.  Под
адские трели костяного свистка несчастный закрыл глаза и молча шагнул в яму,
которая скрыла его с головой.
   Затем то же самое  проделали  с  другим  работником,  чья  жена  проявила
позорное малодушие, закрыв лицо руками. Жрец издал звериный рык и затянул:
   - О Туракаму, ты вершишь над людьми последний суд, прими же  к  себе  эти
две достойнейшие души. Они будут нести вечную  службу  у  твоего  святилища.
Сжалься над их родными; когда их детям настанет черед явиться пред твои очи,
будь к ним милостив, даруй им свое благословение в следующей жизни.
   Инкомо  слушал  эти  заклинания  с  нарастающей   тревогой.   В   Империи
человеческие жертвы приносились крайне редко и лишь с храме  Красного  бога.
По всей видимости, эти двое работников без принуждения вызвались  расстаться
с жизнью, возомнив, что их дети  в  следующей  жизни  займут  более  высокое
положение - станут воинами, а то и господами. Инкомо счел этот  поступок  по
меньшей мере безрассудным: ведь одна из заповедей гласила, что  боги  и  без
того благоволят к тем, кто верует.
   Но кто бы посмел возвысить голос против Красного  бога?  Первый  советник
окаменел; сверху ему было видно, как каждый из добровольцев сжался в  комок,
подтянув колени к подбородку и сложив руки для вечной молитвы. Жрецы пропели
гимн своему небесному повелителю и дали знак плотникам поднять повыше первый
из  двух  столбов,  на  которые  предстояло  опустить  арку  ворот.   Канаты
натянулись и жалобно  заскрипели;  под  звуки  заклинаний  гигантский  столб
пополз вверх и,  направляемый  плотниками,  оказался  прямо  над  ямой.  Все
присутствующие  застыли  в  ожидании   жертвоприношения.   Вперед   выступил
десятник; он прищурился, проверяя положение столба, и кивнул  жрецу.  Воздух
огласился дрожащим свистом, каким надлежало призывать бога Туракаму.
   Когда стихла эта зловещая трель, послушники занесли  священный  топор  из
сверкающего обсидиана и  перерубили  канаты.  Резной  столб  рухнул  вниз  и
раздавил несчастную жертву, как  клопа.  Из  ямы  брызнула  кровь;  плачущая
девочка вырвалась от матери и бросилась к столбу, убившему ее отца.
   - Отпустите его! Отпустите! - кричала она, пока солдаты оттаскивали ее от
столба.
   Инкомо  понял,  что  красный  жрец  узрел  в  этом  происшествии   дурное
предзнаменование. Чтобы умилостивить своего бога, он принял решение заменить
простой обряд более  изощренным.  Под  грохот  колотушек,  изготовленных  из
младенческих черепов, послушники натянули ритуальные маски  и  вытащи-ли  из
ямы  оставшуюся  в  живых  жертву.  По-видимому,   бедняга   происходил   из
земледельцев. Его обуял дикий ужас: он готовил себя к мгновенной  смерти,  а
оказался обреченным на нескончаемые муки.
   Первый послушник приготовил  каменную  чашу  и  кинжал.  По  знаку  жреца
несчастную жертву с двух сторон схватили под руки  и  наклонили  над  чашей.
Послушник занес кинжал и воззвал  к  Красному  богу.  Лезвие  скользнуло  по
одному  виску  жертвы,  по  другому,  а  потом  вырезало  условный  знак  на
обескровленном лбу. Земледелец содрогнулся, но  не  закричал.  Тогда  кинжал
полоснул его по правому запястью и вскрыл вену.
   На иссушенную землю хлынул густой кровавый  дождь.  Послушники  торопливо
подставляли чашу под тяжелые капли; свисток жреца захлебывался хриплым воем.
В воздух поднялся второй  столб.  Черный  кинжал  впился  в  левое  запястье
обреченного. Теперь земледелец не смог сдержать стона. Жизнь уходила из него
с каждой каплей крови; он не держался на ногах, но его уже поволокли к яме и
сбросили головой вниз. Протяжно взвыл свисток,  моля  бога  о  снисхождении.
Верховный жрец  решил  ускорить  обряд,  ибо  по  законам  его  веры  жертве
надлежало до самого конца оставаться  в  сознании.  Однако  эта  поспешность
оказалась  роковой.  Один  из  послушников  сделал  неверное   движение,   и
деревянная махина ударилась о край ямы, обрушив вниз лавину песка и  камней.
Полуживой земледелец зашелся страшным криком. Столб медленно сполз в  яму  и
раздробил ему ноги по самые бедра. По трибунам пронесся ропот.
   Напрасно  Десио  орал   на   плотников,   чтобы   те   поправили   столб.
Мертвенно-бледный, властитель - как был, в парадных доспехах - рухнул  лицом
вниз в напитавшуюся кровью пыль и стал молить Красного бога о  снисхождении.
Вперед вышел верховный  жрец.  Он  потряс  костяными  колотушками  и  мрачно
возвестил  о  недовольстве  своего  бога.  Перекрикивая  стоны  искалеченной
жертвы, он призвал правителя Минванаби принести клятву во искупление вины.
   Плотники натянули канаты и медленно подняли столб. Предсмертные крики  не
смолкали. Тогда к яме бросились рабы  и  стали  засыпать  ее  землей,  чтобы
приглушить эти душераздирающие вопли, но никто не решался прекратить  агонию
несчастной жертвы. Все боялись навлечь на себя проклятие бога Туракаму.
   Весь в поту и в потеках грязи, Десио поднял голову.
   - Всемогущий Туракаму, - затянул он, - клянусь  принести  тебе  в  жертву
жизни  моих  главных  врагов,  от  высокородных  правителей   до   последних
домочадцев. Приношу эту клятву во  искупление  своей  вины  и  молю  тебя  о
покровительстве дому Минванаби! - Обернувшись к верховному жрецу, он сказал:
   -  Если  всемогущий  Туракаму  услышит  мою  смиренную  мольбу,   клянусь
воздвигнуть  в  его  честь  еще  одни  врата.  Их  столбы  оросятся   кровью
властительницы Акомы и  ее  малолетнего  отпрыска.  Только  бы  Красный  бог
простил мне сегодняшние прегрешения!
   Десио замолчал.  Жрец  неподвижно  высился  над  ним  и  через  несколько
мгновений потребовал:
   - Скрепи свою клятву.
   С этими словами он протянул Десио костяной свисток. Видя,  что  правитель
колеблется, жрец злобно зашипел. Судорожно сжав реликвию, Десио произнес:
   - Я, Десио, правитель Минванаби, клянусь сдержать свое слово.
   - Клянусь кровью своего рода! - подсказал жрец.
   Собравшиеся ахнули: жрец недвусмысленно дал понять, какую цену  потребует
Красный бог в случае нарушения клятвы. Десио мог навлечь кровавую  месть  на
каждого из них, включая самых дальних родственников. Даже в случае перемирия
пути к отступлению уже не будет. В самом ближайшем  будущем,  одна  из  двух
знатных семей исчезнет с лица земли.
   - Туракаму услышал твою клятву, - вскричал жрец.
   Выхватив у Десио костяной  свисток,  он  завертелся  на  месте,  а  потом
остановился как вкопанный, указывая на недостроенные врата.
   - Красному богу угодно, чтобы жертвенник сохранялся таким, как сейчас. На
каждом из столбов будут вырезаны слова клятвы Минванаби. Никому не дозволено
надстраивать или сносить это святилище, пока прах Акомы не будет принесен  в
жертву великому Туракаму! - Он метнул взгляд на Десио. - В противном  случае
род Минванаби сам обратится в прах!
   Только теперь Десио с трудом поднялся на  ноги.  У  него  был  совершенно
удрученный вид, словно это не он только что произнес слова  роковой  клятвы.
Инкомо от злости прикусил  губу.  Если  во  владениях  Минванаби  и  вправду
орудует шпион Акомы, стоит ли удивляться, что после этой  церемонии  во  все
концы поползут губительные слухи?  Первый  советник  внимательно  следил  за
встающими со своих мест гостями. Одни были мрачнее тучи,  другие  побледнели
от страха, но нашлись и такие, которые уходили  с  гордо  поднятой  головой.
Зная о мягкотелости Десио, многие метили на трон  властителя,  однако  такой
кровавый поворот событий мог у любого отбить охоту к власти. Инкомо решил не
откладывая поговорить с господином.
   У Десио подкашивались ноги; Тасайо пришлось поддерживать его под  локоть.
Вид властителя, облаченного в парадные доспехи, никого не мог обмануть:
   Невооруженным глазом было видно, кто из двоих настоящий воин. Приближаясь
к ним, Инкомо уловил обрывки разговора.
   - Мой господин, забудь о дурных предзнаменованиях. От имени  нашего  рода
ты связал себя великой клятвой. Теперь надо ее выполнять.
   - Верно, - уныло кивнул Десио, -  вот  только  ума  не  приложу,  с  чего
начать.  Владения  Акомы  охраняются  чо-джайнами;.  без  ведома  Имперского
Стратега нечего и думать идти на них в открытую. К  тому  же  война  ослабит
наши ряды, и другие семьи не преминут этим воспользоваться.
   - На этот счет у меня есть кое-какие соображения, дорогой кузен.
   Тасайо заслышал приближающиеся шаги, резко  обернулся  и,  узнав  Инкомо,
сверкнул улыбкой. Первому советнику померещилась в этом какая-то фальшь.
   -  Досточтимый  первый  советник,  необходимо  собрать  Совет.  Если  наш
правитель сумеет сдержать клятву, род Минванаби обретет вечную славу.
   У Инкомо на языке  вертелась  колкость:  если  наш  правитель  не  сумеет
сдержать клятву, то род Минванаби обретет  вечный  покой.  Однако  в  голосе
Тасайо прозвучала искренняя убежденность,  поэтому  первый  советник  только
спросил:
   - У тебя уже есть план?
   - И не один, - усмехнулся Тасайо. - Но первым делом нужно выловить шпиона
Акомы.
   На грязном лице Десио отразилось неописуемое изумление.
   - Откуда здесь взяться шпионам? - возмутился он.
   Тасайо положил руку ему на локоть, а сам обратился к Инкомо:
   - Без осведомителей тут не обошлось. Каким  образом  эта  ползучая  тварь
смогла прознать, что наш прежний господин замышлял ее убить?
   Инкомо почтительно  склонил  голову,  отдавая  должное  цепкой  памяти  и
сметливости Тасайо. После того злополучного празднества в  честь  Имперского
Стратега, когда Мара сумела всех  обвести  вокруг  пальца,  кузен  правителя
сделал единственно правильный вывод.
   - Господин мой, я полагаю, что ради нашего общего блага следует  обсудить
твои планы прямо сейчас.
   Нахмурившись, он помог молодому воину довести обессиленного властителя до
порога дворца.

***

   Под ногами проворных слуг скрипели старинные половицы. Нужно было  срочно
задвинуть все перегородки и  опустить  шторы:  поднимался  неумолимый  южный
ветер. Над серебристой гладью озера сгустились мрачные тучи  -  предвестницы
сезона дождей. В воздухе уже веяло свежестью, но во внутренних залах  дворца
Минванаби, где покойный Джингу и его многочисленные предки плели сети  самых
изощренных заговоров, висел неистребимый  запах  пыли  и  мебельного  воска.
Оконные проемы в личном кабинете  властителя  были  сделаны  совсем  узкими,
чтобы скрыть от посторонних глаз то, что происходило внутри.
   От сырости у Инкомо заломило кости. Едва не морщась от боли, он осторожно
занял место напротив возвышения с  аккуратной  горкой  подушек.  Кому-то  из
предков Минванаби  пришло  в  голову,  что  глава  семьи  непременно  должен
находиться выше подданных, поэтому во всех старых залах и  переходах  дворца
были сооружены такие же ступени.
   За  долгие  годы  Инкомо  привык  к  этому  неудобству,  но  любой  новый
придворный неминуемо выдавал себя с головой, спотыкаясь в самые неподходящие
моменты. Терзаемый мрачными подозрениями, первый советник стал  припоминать,
кто из слуг и приказчиков,  состоявших  при  покойном  правителе,  отличался
особой неловкостью, но, как назло, сейчас  никто  не  приходил  ему  на  ум.
Инкомо совсем сник.
   Слугам потребовалось немало  времени,  чтобы  стянуть  с  Десио  парадное
облачение. Правитель отверг приготовленную ванну, позвал двоюродного брата и
появился перед первым советником в расшитом шелковом  халате,  распространяя
вокруг себя запах пота. Дорогие златотканые подушки, служившие  еще  Джингу,
сплющились под  нешуточным  весом  молодого  властителя.  Десио  пребывал  в
лихорадочном возбуждении. Первому  советнику  даже  показалось,  что  хозяин
вот-вот сляжет с простудой, - на его блеклом, как тростниковая бумага,  лице
выделялся только красный нос. Словно по контрасту, бронзовое от загара  лицо
Тасайо выражало собранность, волю и жестокость.
   Десио все еще ерзал на подушках, устраиваясь  поудобнее,  а  его  сородич
уперся локтями в колени и окаменел, как хищник, учуявший добычу.
   Те четыре года, что Тасайо провел на войне  с  варварами,  пошли  ему  на
пользу, заключил Инкомо. Хотя боевые действия развивались не столь  успешно,
как предсказывал Имперский Стратег, зато молодой воин, не  втянутый  в  Игру
Совета, отточил свои природные способности и преуспел на ратном поприще.  Он
вошел в число приближенных  самого  Имперского  Стратега  Альмеко,  а  также
добился существенных привилегий для дома Минванаби - но, увы, смерть  Джингу
свела их на нет.
   - Мой досточтимый кузен, мой первый советник, - начал Десио, напуская  на
себя важный вид, чтобы скрыть беспомощность, - нужно подумать: не  внедрился
ли в наш лагерь шпион Акомы?
   - Что тут думать? - не выдержал Инкомо, сторонник быстрых  и  решительных
действий. - Конечно, внедрился, и скорее всего не один.
   От такой дерзости у правителя отвисла челюсть. Он собрался было  устроить
выволочку первому советнику, который осмелился  предположить,  что  твердыня
Минванаби - это проходной двор для вражеских лазутчиков.
   С трудом  сдерживая  презрение,  Тасайо  поджал  губы,  однако  когда  он
заговорил, в его голосе звучала только благожелательность:
   - Твой отец, Десио, был весьма искушен в Игре Совета. Если бы не измена в
наших  рядах,  разве  под  силу  было  бы  этой  желторотой   пигалице   его
перехитрить?
   - А разве под силу этой, как ты выразился, желторотой пигалице  раскинуть
целую шпионскую сеть в нашем лагере? - вспылил Десио. - Чтоб ей  тысячу  лет
гореть в пламени бога Туракаму! Воспитывалась в монастыре Лашимы, собиралась
там запереться на всю жизнь, а как  стала  властительницей  -  откуда  прыть
взялась! Ведь и отец ее не отличался  особой  изворотливостью  -  не  он  же
научил ее засылать шпионов?!
   - Ну что ж, кузен, вопросы поставлены - будем  искать  ответы.  -  Тасайо
разрубил рукой воздух, изображая удар меча.  -  Послушать  тебя  -  так  эта
девчонка владеет колдовскими чарами. На самом деле все гораздо проще.  Сумел
же я подстроить, чтобы варвары  прикончили  ее  отца  и  брата.  Чисто  было
сработано, скажу без ложной скромности. Седзу и Ланокота испустили дух,  как
простые смертные: корчились  в  пыли,  сжимая  вспоротые  животы.  -  Тасайо
распалился от воспоминаний. - Может, Мара и  уповает  на  милость  безумного
бога, только не слишком-то он спешил на выручку ее родичам!
   Десио едва не расплылся в усмешке, но спохватился: ведь его  родной  отец
точно так же корчился в предсмертных муках, когда  бросился  на  собственный
меч. С досады властитель ткнул кулаком в подушки.
   - Допустим, в наш стан затесались шпионы. Как нам их выловить?
   Инкомо набрал воздуху, чтобы изложить свой план, но Тасайо остановил  его
взглядом.
   - Если господин позволит, я поделюсь своими мыслями.
   Десио кивнул в знак согласия. Инкомо подался вперед,  забыв  о  ломоте  в
суставах.
   Из опасения быть подслушанным Тасайо приурочивал  свои  фразы  к  порывам
ветра, сотрясающим ставни:
   - От шпиона только тогда есть прок, когда  его  донесения  сразу  идут  в
дело. Вот этим-то мы и воспользуемся. Предлагаю тебе запланировать несколько
вылазок, направленных против Акомы. Прикажи командиру авангарда организовать
налет на ее караван или на  отдаленное  поместье.  Затем,  не  откладывая  в
долгий  ящик,  намекни  приказчику-зерноторговцу,  что   собираешься   сбить
установленные Акомой цены на тайзу на базарах Равнинного Города. - Он сделал
небольшую паузу, чтобы собеседники прониклись его мыслями. Если Мара  усилит
охрану караванов - стало быть, ее доносчик засел у нас в казармах. Если  она
приостановит поставки тайзы - ищи осведомителя среди нашего торгового  люда.
После этого выловить шпиона не составит труда.
   - Звучит заманчиво, что и говорить, - отдал ему должное Инкомо. - Я и сам
подумывал о чем-то подобном, но тут  возникает  неувязка.  Мы  не  настолько
богаты, чтобы отдавать тайзу по бросовым ценам. И потом, мы выдадим  себя  с
головой, когда  Акома  поймет,  что  никто  не  собирается  нападать  на  ее
караваны.
   - Зачем же нам себя выдавать? Мы непременно  нападем  -  чтобы  потерпеть
поражение.
   Десио в ярости замолотил кулаками по подушкам:
   - Что? Потерпеть поражение? И упасть еще ниже в глазах Совета?!
   Тасайо поднял руку, демонстрируя крошечный промежуток между сведенными  в
кольцо пальцами:
   - Поражение будет вот такое - Совсем незначительное.  Только  для  отвода
глаз. Я уже придумал, как мы используем шпиона,  когда  он  будет  пойман...
разумеется, если на то будет твоя воля, мой господин.
   "Ну и хитрец, - с