акой  угнетающей?  Щелчок,  с  которым
открылся ее веер, заставил нескольких воинов круто обернуться.
   Камни и скалы здесь  обросли  лишайником,  и  их  облеплял  слой  гниющей
листвы. Шаги людей, стук копыт, скрип колес -  все  звучало  глуше,  чем  на
перевале. Этот лес не возвращал ничего.
   Папевайо зорко всматривался вперед, не забывая окинуть взглядом местность
по обе стороны дороги. Его рука лежала на мече, ни на миг  не  отрываясь  от
рукояти, которая была по-особому обмотана полосками кожи. Наблюдая  за  ним,
Мара думала о своем отце, который
   Встретил свой смертный  час,  понимая,  что  его  предали  союзники.  Она
пыталась представить себе, что  же  стало  с  отцовским  мечом  -  подлинным
произведением искусства, с резной рукоятью и узором из драгоценных камней на
ножнах.  На  верхнем  закруглении  рукояти,  покрытом  тонкой  эмалью,  было
нанесено геральдическое изображение шетры; чтобы изготовить клинок по методу
джессами,  пришлось  использовать  шкуры  трех  сотен  нидр.  Каждую   шкуру
выскабливали так, чтобы она  была  не  толще  бумажного  листа,  и  нарезали
полосами, которые  затем  укладывались  слоями.  Искусство  наложения  слоев
требовало величайшего мастерства и терпения  -  ведь  даже  самый  крошечный
пузырек воздуха, размером с кончик иглы, свел  бы  на  нет  все  затраченные
усилия. Но если эту работу удавалось  довести  до  конца,  то  в  результате
получался джессамин, твердый, как металл.  Мечи  из  джессамина  по  остроте
уступали только легендарным стальным мечам древности. Как знать, может быть,
этот меч носит теперь как трофей какой-нибудь варварский  полководец...  Он,
конечно, должен быть человеком чести... если среди  варваров  бывают  такие.
Мара постаралась отогнать неприятные мысли. Но полумрак лесистого  ущелья  и
гнетущая тишина могли кого угодно вогнать в уныние. Мара так стиснула  руки,
что это грозило сломать ее легкий деревянный веер.
   - С твоего разрешения, госпожа, я хотел бы позволить  людям  отдохнуть  и
наполнить фляги, - обратился к ней  Папевайо.  Мара  вздрогнула,  кивнула  и
откинула  со  лба  влажные  волосы.  Караван  беспрепятственно  добрался  до
родника,  и   массивные   колеса   фургонов   остановились;   воины   заняли
оборонительную позицию, а пешие рабы и некоторые из погонщиков  поспешили  к
ним  со  смоченными  в  воде  тряпицами,  тайзовыми  .лепешками  и  сушеными
фруктами. Другие занялись нидрами. Носильщики, шумно вздохнув,  опустили  на
землю паланкин и терпеливо ждали, пока настанет их черед ополоснуть  лица  в
родниковой воде.
   Обойдя строй воинов, Папевайо вернулся к паланкину и опустился на колени:
   - Не угодно ли госпоже выйти из паланкина и немного пройтись?
   Мара протянула ему руку, край  длинного  широкого  рукава  почти  касался
земли. Непривычная тяжесть спрятанного в нем  кинжала  оттягивала  кисть.  В
детстве она занималась борьбой с Ланокотой, вопреки крайнему  неудовольствию
Накойи, но оружие никогда ее не привлекало. Кейок настоял на том, чтобы  нож
был при ней, но этот кинжал был рассчитан на более крупную ладонь,  и,  хотя
его наспех попытались подогнать для Мары, держать  рукоять  все  равно  было
неудобно. Внезапно растеряв немалую долю уверенности, измученная жарой, Мара
приняла предложенную помощь Папевайо и выбралась из паланкина.
   Почва у родника была истоптана и  испещрена  множеством  следов  людей  и
животных. Пока Папевайо набирал ковшом  воду,  его  хозяйка  ковыряла  землю
носком  сандалии  и  прикидывала  в  уме,  сколько  же   следов   из   числа
отпечатавшихся здесь оставлено нидрами, украденными из  Акомы.  Однажды  она
случайно услышала рассказ какого-то торговца о том, как  некоторые  северные
кланы  помечают  особыми  зарубками  копыта  своих  нидр,  чтобы   облегчить
следопытам поиски угнанного скота. Но Акома прежде  располагала  достаточным
числом надежных воинов и потому не нуждалась в таких мерах предосторожности.
   Наполнив ковш водой, Папевайо предложил его Маре.
   Выведенная из задумчивости, она отхлебнула глоток, потом смочила пальцы и
побрызгала водой на щеки и шею. Полдень  давно  миновал:  в  лесу  ничто  не
нарушала тишины, словно все живое погрузилось в сон - до  тех  пор  пока  не
спадет жара. Вода холодила кожу, и Мара невольно  вздрогнула.  Если  бандиты
сидели в засаде и лишь ожидали удобного момента для атаки, то, пожалуй, Этот
момент уже настал.  Внезапная  мысль  заставила  ее  тревожно  взглянуть  на
командира авангарда:
   - Вайо, а что если серые воины обойдут нас сзади и нападут на Акому, пока
мы тут путешествуем?
   Воин поставил ковш  на  ближайший  камень  и  выпрямился  во  весь  рост.
Застежки на его доспехах скрипнули, когда он пожал плечами и  повернул  руки
ладонями к небу, всем своим видом показывая, что  успех  или  неуспех  любых
планов зависит всецело от прихоти судьбы.
   - Если бандиты нападут на твое поместье, госпожа,  честь  будет  утрачена
безвозвратно. Ибо лучшие твои воины здесь. - Он взглянул на лесную чащу; его
рука по-прежнему  твердо  лежала  на  рукояти  меча.  -  Но,  по-моему,  это
маловероятно. Я сказал людям, чтобы они были наготове. Дневная жара спадает,
но в лесу не поют листовники. Ни одного не слышно.  -  Внезапно  у  них  над
головой громко заухала птица. - А  вот  когда  кричит  каркан,  это  значит,
опасность близко.
   Из-за  деревьев,  окружающих  открытую  площадку,   послышались   громкие
возгласы. Сильные руки втолкнули Мару обратно в паланкин, так что она  почти
упала на подушки. Быстро отдернув занавеску, она увидела, что Папевайо круто
развернулся, выхватил из ножен меч и приготовился ее защищать.  Его  примеру
немедленно последовали и  остальные  воины,  также  обнажившие  мечи,  чтобы
отразить атаку разбойников, выскочивших из засады.
   За сомкнувшимися рядами  своих  защитников  Мара  сумела  увидеть  группу
вооруженных мужчин, бегущих к фургонам. Худые, грязные, одетые  в  лохмотья,
эти бандиты, тем не менее, повели атаку  в  хорошо  организованном  порядке.
Нападающие обладали многократным численным перевесом: это стало очевидным  с
первых же секунд. Ущелье огласилось криками. Напоминая себе, что ее  отец  и
брат попадали и в худшие переделки, когда воевали в  варварском  мире,  Мара
всеми силами подавляла невольную дрожь каждый  раз,  когда  раздавался  стук
скрестившихся мечей. Всю эту сумятицу звуков перекрывал голос Папевайо;  его
офицерский плюмаж был виден  отовсюду.  Он  подал  сигнал,  и  воины  Акомы,
закаленные  в  сражениях  и  приученные   к   безоговорочному   повиновению,
отступили.
   Нападающие  заколебались.  Поскольку  отступление  никому  не  прибавляло
чести, обычная цуранская тактика всегда была чисто  наступательной.  Поэтому
вид  фургонов,  брошенных  солдатами,  которые   оставили   их   почти   без
сопротивления, насторожил разбойников, в они несколько ослабили напор.
   Солдаты эскорта живой стеной заслонили паланкин Мары.  За  обращенными  к
ней спинами ратников в зеленых доспехах ей  мало  что  было  видно,  во  она
услышала гортанный выкрик, и топот атакующих сразу стих. У фургонов остались
только безоружные погонщики  в  съежившийся  от  страха  водонос.  В  глазах
разбойников это могло означать только одно: воины получили приказ отойти  от
фургонов, чтобы защитить нечто более ценное.
   Теперь бандиты приближались  медленно  и  осторожно.  В  просветах  между
своими защитниками Мара увидела, что нападающие,  которых  было  по  крайней
мере в пять раз больше, чем воинов Акомы,  образовали  широкую  дугу  вокруг
родника.
   К журчанию воды примешивались и другие звуки:  поскрипывание  доспехов  и
учащенное дыхание ратников, застывших в напряженном ожидании. Папевайо занял
позицию у носилок Мары. Прошла томительная минута. Затем  человек,  стоявший
позади вражеских рядов, выкрикнул команду; двое оборванцев выступили  вперед
и перерезали бечевки, связывающие края  матерчатой  крыши  фургона.  У  Мары
холодок пробежал по спине, когда жадные руки сдернули материю и  открыли  на
всеобщее обозрение товары Акомы. Наступил  самый  трудный  момент:  какое-то
время ее воины должны были  сохранять  строй,  не  поддаваясь  ни  на  какие
оскорбления иди провокации. Солдаты Акомы ответят ударом на  удар  только  в
том случае, если Маре будет угрожать непосредственная опасность.
   Мгновенно  смекнув,  что  можно  не  опасаться  контратаки,   бандиты   с
торжествующими воплями принялись вытаскивать из  фургонов  мешки  с  тайзой.
Другие подтягивались поближе к эскорту Акомы,  пытаясь  разглядеть,  что  за
сокровище удостоилось такой защиты.
   Пока они приближались, Мара успела  рассмотреть  их  перепачканные  лица,
убогую одежду и грубо сработанное, да еще и плохо подобранное оружие. В том,
как они дер-жали клинки, безошибочно угадывались годы тренировки и настоящее
искусство... Однако неумолимая нужда довела  этих  людей  до  такой  степени
отчаяния, что они готовы убивать и  умирать  ради  фургона  скверной  тайзы.
Команда, поданная властным голосом, положила конец ликованию вокруг фургона:
   - Стоп! Подождите!
   Мгновенно смолкнув, бандиты отвернулись от своей добычи,  хотя  некоторые
так и остановились, прижимая мешки к груди.
   - Давайте-ка поглядим, что  еще  нам  послала  сегодня  удача,  -  сказал
стройный бородач, который несомненно был главарем шайки.
   Проложив себе дорогу сквозь толпу притихших бандитов, он дерзко зашагал в
сторону паланкина. На полпути между обоими отрядами  он  остановился,  держа
меч наготове; при этом вид у него  был  столь  самоуверенный,  что  Папевайо
подтянулся и выпрямился.
   - Спокойно, Вайо, - прошептала Мара не столько для того,  чтобы  удержать
командира авангарда  от  необдуманных  действий,  сколько  ради  поддержания
собственной бодрости.
   Рукой, сжимающей меч, бандит сделал насмешливо-пренебрежительный жест:
   - Это что же такое? Почему мужчины с мечами  и  в  доспехах,  разделяющие
честь знатного дома, не сражаются?
   Разбойничий вожак переступил с  ноги  на  ногу,  выдавая  этим  движением
внутреннюю неловкость. Любой цуранский воин без колебаний бросался в  атаку,
даже если при этом его  ждала  неминуемая  гибель,  ибо  высочайшей  честью,
которой мог удостоиться воин, считалась смерть в бою.
   Еще один шаг - и главарь оказался достаточно  близко  к  носилкам,  чтобы
разглядеть в паланкине Мару. И теперь, когда его недоумение разрешилось,  он
весело заорал:
   - Женщина!
   Мара застыла на месте. Смертельно бледная, она  сидела  прямо,  с  высоко
поднятой головой, с каменно-бесстрастным лицом, тогда как  главарь  бандитов
заулыбался во весь  рот.  Словно  не  удостаивая  вниманием  дюжину  воинов,
готовых оказать ему сопротивление, он обратился к своим товарищам:
   - Удачный денек, друзья! И караван, и пленница в придачу... и  ни  единая
капля крови не пролилась во имя Красного Бога!
   Любопытствующие разбойники - из тех, кто стоял поближе, - побросали мешки
с тайзой и сгрудились толпой, однако их оружие было  угрожающе  нацелено  на
гвардейцев Акомы. Снова повернувшись к Маре, вожак провозгласил:
   - Госпожа, я надеюсь, что твой отец или муж привязан к тебе  и  богат,  а
если и не привязан, то хотя бы богат. Ибо ты теперь наша заложница.
   Мара откинула занавеску паланкина. Приняв руку Папевайо,  она  встала  со
словами:
   - Возможно, ты рано обрадовался, бандит.
   Ее  уверенность  поубавила   гонору   предводителю,   и   он,   несколько
обескураженный, отступил на шаг. Но в толпе его соратников воодушевление  не
угасло, и к ним прибавилось еще несколько  отщепенцев,  вышедших  из  лесной
засады, чтобы лучше видеть происходящее.
   Взглянув поверх спин своих  гвардейцев  в  лицо  стройного  вожака,  Мара
потребовала ответа:
   - Как тебя зовут?
   Снова надев личину насмешливого добродушия, он оперся руками на свой меч.
   - Люджан, госпожа. - Он все еще держался почтительно с особой  несомненно
высокого ранга. - Поскольку мне суждено на некоторое  время  стать  хозяином
для столь благородной гостьи, не могу ли  я  поинтересоваться,  с  кем  имею
честь беседовать?
   Разбойников рассмешила  шутовская  учтивость  их  главаря.  Гвардейцы  из
эскорта Мары оцепенели от  этого  оскорбления,  но  сама  девушка  сохраняла
полнейшую безмятежность:
   - Я Мара, властительница Акомы.
   Целая вереница противоборствующих  чувств  отразилась  на  лице  Люджана:
удивление, насмешка, озабоченность... но в конце концов он  призадумался,  а
потом произнес:
   - Значит, у тебя  нет  ни  мужа,  ни  отца,  властительница  Акомы.  Тебе
придется самой вести переговоры о собственном выкупе.
   Даже когда он говорил, его глаза обегали край лесной чащи позади Папевайо
и Мары, потому что ее уверенная осанка и малочисленность свиты  наводили  на
мысль, что дело тут нечисто.  Женщины-властительницы  из  знатных  домов  не
подвергают себя риску без весомых причин. Что-то в его  позе  встревожило  и
прочих бандитов, а ведь их было, по примерному подсчету Мары, около полутора
сотен.  Их  нервозность  возрастала:  некоторые  оглядывались  по  сторонам,
пытаясь уловить признаки опасности; другие, казалось, доведены уже до такого
состояния, что  были  способны  атаковать  позицию  Папевайо,  не  дожидаясь
приказа.
   Мара улыбнулась и потеребила пальцем свои браслеты, словно и не замечала,
что положение, и без того  опасное,  в  любой  миг  могло  стать  смертельно
опасным.
   - Мой военачальник говорил, что одной  из  дорожных  неприятностей  может
стать встреча с компанией оборванцев вроде тебя, - раздраженно бросила  она.
- Терпеть не могу, когда он прав! А уж теперь его ворчанию и конца не будет!
   Услышав эти слова, некоторые бандиты разразились хохотом.
   Папевайо ничем не  выразил  своего  отношения  к  такому  несправедливому
отзыву о Кейоке. Он слегка расслабился, понимая, что  его  хозяйка  пытается
разрядить обстановку и избежать надвигающейся стычки.
   Мара смотрела на разбойничьего предводителя  с  самым  вызывающим  видом,
пытаясь в то же время разгадать его настроение.  Высокомерным  движением  он
направил меч в ее сторону:
   -  Как  это  удачно  для  нас  сложилось,  что  ты  не   прислушалась   к
предостережениям своего советника. В будущем тебе следует более  внимательно
относиться к мудрым советам... если тебе представится такая возможность.
   Несколько солдат Акомы  насторожились,  когда  услышали  этот  угрожающий
намек. Мара украдкой дотронулась до спины Папевайо,  снова  призывая  его  к
спокойствию, а потом совсем по-детски спросила:
   - А почему это у меня не будет такой возможности?
   С видом насмешливого сожаления Люджан опустил меч.
   - А потому, госпожа, что, если наши переговоры окажутся бесплодными, тебе
вряд ли доведется когда-нибудь снова выслушивать речи твоего военачальника.
   Он так и впился глазами в Мару, отыскивая в  ее  лице  хоть  какой-нибудь
признак тревоги; в этом набеге все шло вкривь и .вкось.
   - Что ты хочешь этим сказать?! - возмутилась Мара и даже  топнула  ногой,
не желая обращать внимание на опасное,  хотя  и  скрытое  негодование  своих
воинов, порожденное угрозами главаря бандитов.
   - Я имею в виду вот что. Мне пока  неизвестно,  какую  цену  ты  согласна
уплатить за свою свободу, но зато я прекрасно знаю, какой куш смогу за  тебя
отхватить на невольничьем рынке в Мигране.
   Люджан на полшага подался назад,  с  мечом  наизготовку;  он  видел,  что
гвардейцы с трудом обуздывают порыв -  дать  достойный  ответ  на  очередное
оскорбление. Не сомневаясь, что сражения не миновать, бандиты подняли оружие
и приготовились к броску.
   Сверкая глазами, Люджан  осмотрелся  вокруг.  Обе  стороны  ждали  только
сигнала к атаке. Но ничего не происходило. И тут Люджана осенила догадка.
   - Что-то затеяла, душечка? -  Эти  слова  звучали  не  столько  вопросом,
сколько утверждением.
   Наглость разбойника неожиданно позабавила Мару. Однако  она  видела,  что
дерзкие и подстрекательские замечания Люджана также имеют определенную цель.
Недооценить его хитрость было бы серьезной ошибкой. "Как же можно допустить,
чтобы зря пропадал такой умница!" - думала она. Стремясь выиграть время, она
передернула плечиками, как избалованный ребенок.
   Люджан отважно выступил вперед и, просунув руку между двумя  гвардейцами,
грубыми грязными пальцами ухватился за шарф Мары.
   Реакция последовала  незамедлительно.  Люджан  почувствовал,  как  что-то
надавило на его запястье. Бросив взгляд  вниз,  он  обнаружил,  что  был  на
волосок от того, чтобы лишиться руки - меч Папевайо остановился в  последний
момент. Люджан вскинул голову, и его глаза встретились с  глазами  командира
авангарда. Бесцветным тоном Папевайо сообщил:
   - Здесь - предел.
   Пальцы Люджана медленно разжались и выпустили шарф. Он нервно  улыбнулся,
убрал  руку  и  отступил.  Теперь  его  лицо  выражало  лишь  подозрение   и
враждебность:   в   обычных   обстоятельствах    такое    прикосновение    к
властительнице, какое он только что себе позволил, стоило бы ему жизни.
   - Тут какая-то хитрость, госпожа. В какую же игру мы играем?
   Он крепко сжимал рукоять своего  меча,  а  его  дружки  подались  вперед,
дожидаясь от вожака лишь знака, чтобы броситься на прорыв.
   В этот момент Люджан заметил, что Мара  и  ее  офицер  присматриваются  к
скалам над площадкой-становищем, и тут его осенило:
   -  Ни  одна  правящая  госпожа  не  отправится  путешествовать  с   такой
малочисленной охраной. Ну и дурак же я!
   И тут Мара закричала:
   - Кейок!
   Стрела прошила воздух и вонзилась в  землю  между  ступнями  предводителя
разбойников. Он застыл на месте, а затем  неловко  попятился  на  один  шаг.
Сверху прогремело:
   - Еще на шаг ближе к моей госпоже, и ты - мертвец!
   Люджан круто обернулся в ту сторону, откуда доносился голос. Указывая  на
него мечом, там стоял Кейок. Военачальник коротко кивнул,  и  лучник  послал
сигнальную стрелу поверх скалистой гряды. Она еще не закончила свой полет, а
Кейок уже выкликал имена младших командиров:
   - Ансами! Месаи!
   Из леса ответили другие голоса. Разбойники поняли, что их обошли с  тыла.
Тревожно оглянувшись,  они  увидели,  как  блестят  среди  деревьев  зеленые
доспехи воинов,  как  колышутся  высокие  офицерские  плюмажи.  Не  имея  ни
малейшего представления о численности отряда Акомы, Люджан не стал  медлить.
Он круто повернулся и приказал своим лихим молодцам напасть  на  гвардейцев,
которые держали оборону вокруг паланкина Мары.
   Атака оказалась короткой. Ей положила конец новая команда Кейока:
   - Дакойя! Хандзаи! Вперед! Приготовиться!
   Силуэты сотни шлемов  возникли  на  фоне  неба  вдоль  скалистых  обрывов
ущелья,  чередуясь  с  силуэтами  дуг  длинных  луков.  Напряженная   тишина
взорвалась шумом и треском, словно несколько сотен людей выходили из леса на
площадку у родника.
   По знаку вожака бандиты остановились. Застигнутый врасплох, в  невыгодном
положении, он обводил взглядом склоны ущелья в  запоздалой  попытке  оценить
свои шансы на спасение. На виду стоял только  один  старший  офицер;  но  он
назвал поименно четырех сотников.  Прищурившись,  чтобы  солнце  не  слепило
глаза, Люджан  прикидывал  в  уме,  каково  расположение  его  бойцов.  Дело
выглядело почти безнадежным.
   Мара сбросила личину глупенькой  девочки.  Даже  не  взглянув  на  своего
телохранителя и не спросив совета, она распорядилась:
   - Люджан, прикажи своим людям сложить оружие.
   - Ты что, госпожа, ума лишилась?.. - окруженный врагами со  всех  сторон,
загнанный  в  ловушку,  предводитель  разбойников  выпрямился  и   вызывающе
улыбнулся. - Я отдаю должное смелости твоего замысла избавить унаследованное
поместье от докучливых соседей, но даже и сейчас - я  вынужден  обратить  на
это твое внимание - твоя драгоценная особа все еще в опасности. Мы угодили в
ловушку, но вместе с  нами  и  ты  можешь  погибнуть.  -  Даже  перед  лицом
по