а проследовала по коридорам, задыхаясь
от дыма, пока убийца нес тело храброго  Папевайо  во  внутренний  двор  -  к
ночной прохладе. Навстречу торопились слуги с полными бадьями воды, чтобы не
дать господскому дому сгореть до основания, но Мара молила  богов  совсем  о
другом.  Пусть  сгорит  дом,  пусть  все  дотла  сгорит,  так  чтобы  Джингу
почувствовал хоть  малую  долю  той  утраты,  какой  стала  для  нее  смерть
Папевайо.
   Позднее она сможет оплакать преданного друга;  но  сейчас  посреди  толпы
заспанных, встревоженных гостей стоял  Джингу  Минванаби,  и  в  его  глазах
сверкала радость победы. Шимицу опустил тело Папевайо на  холодную  траву  и
доложил хозяину:
   - Господин, один из твоих слуг оказался вором. Он вздумал воспользоваться
необычным многолюдьем в доме, чтобы легче было скрыться. Я обнаружил его уже
мертвым: он принял смерть от руки почетного стража властительницы Акомы,  но
и этот доблестный воин тоже получил смертельную рану. А вот что я  нашел  на
теле вора.
   Шимипу передал Джингу  ожерелье,  не  отличающееся  особой  красотой,  но
изготовленное из драгоценного металла.
   Джингу кивнул:
   - Как видно, преступник числился среди домашней челяди и забрался к нам в
покои в то время, когда все мы обедали. - С дьявольской ухмылкой он взглянул
в лицо Маре. - Прискорбно, что столь достойный воин был вынужден отдать свою
жизнь за безделушку.
   Не было ни улики, ни свидетеля, которые помогли бы опровергнуть очевидную
ложь.
   Оцепенение Мары как ветром сдуло. С ледяным достоинством  она  склонилась
перед властителем Минванаби.
   - Господин,  это  правда:  мой  командир  авангарда  Папевайо  погиб  как
храбрец, защищая от вора сокровища твоей жены.
   Приняв такой ответ Мары за капитуляцию и признание  его  превосходства  в
Игре, властитель Минванаби не поскупился на выражения сочувствия:
   - Госпожа, доблесть  твоего  командира  авангарда,  вставшего  на  защиту
интересов моего дома, не останется незамеченной. Да будет ведомо  всем,  что
он вел себя с высочайшим мужеством.
   Мара не замедлила воспользоваться открывшейся ей возможностью:
   - В таком случае воздай духу Папевайо те почести, которых он заслуживает.
Пусть наградой ему  станет  церемония  прощания,  достойная  принесенной  им
жертвы.
   Делая вид, что прислушивается к возгласам, доносящимся  с  места  пожара,
Джингу размышлял, не следует ли  ответить  Маре  отказом.  Однако  он  успел
заметить усмешку Имперского Стратега, наблюдавшего всю эту сцену из  окна  в
противоположной стороне внутреннего двора.  Альмеко  понимал,  что  Папевайо
убит,  и  убит  не  каким-то  жалким  вором.  Однако  тщательно  продуманные
объяснения  позволяли  считать,  что  правила  приличия   соблюдены;   такие
хитросплетения всегда забавляли Стратега. С другой стороны,  поскольку  сама
Мара не взывала к милосердию  и  никаким  иным  способом  не  уклонялась  от
жестоких приемов  Великой  Игры,  она  была  вправе  рассчитывать  на  такую
компенсацию. Подчеркнуто дружеским тоном Альмеко окликнул Джингу:
   - Мой гостеприимный хозяин, металлические драгоценности твоей жены  стоят
во много раз больше, чем один погребальный  обряд.  Во  имя  богов,  Джингу,
устрой этому человеку из Акомы прощальную  церемонию...  со  всей  возможной
пышностью. Этот долг чести ты обязан ему уплатить. А поскольку он  погиб  во
время празднования моего дня рождения, двадцать Имперских Белых будут стоять
в почетном карауле у погребального костра.
   Джингу ответил Альмеко почтительным поклоном, и никто не  заметил,  какое
холодное раздражение мелькнуло у него в глазах. А тем временем пламя все еще
вырывалось из-под крыши одного из красивейших зданий дворца.
   И Джингу уступил.
   - Да будет славен Папевайо, - торжественно провозгласил он. -  Завтра  мы
почтим  его  дух  погребальной  церемонией  с  соблюдением  всех  положенных
обрядов.
   Мара поклонилась и  отошла  к  Накойе  и  служанкам.  Под  ее  неотрывным
взглядом Шимицу поднял тело Папевайо и  передал  его  чужим  людям,  которым
предстояло все приготовить для похорон.  Мара  с  трудом  сдерживала  слезы.
Выжить без Вайо  казалось  невозможным.  Руки,  которые  сейчас  безжизненно
волочились по влажной траве, охраняли ее колыбель;  они  поддерживали  Мару,
когда она делала свои первые шаги, и они же  спасли  ей  жизнь  в  священной
роще.
   А то, что властителю Джингу придется раскошелиться на похороны  воина  из
вражеского дома, казалось ничтожной "победой", лишенной смысла.
   Ярко-красная туника с кисточками и  вышитыми  узорами  уже  не  будет  на
празднествах привлекать к себе ничьи взгляды, и  сейчас  казалось,  что  эту
утрату не сумеет возместить никакой успех, достигнутый в Игре Совета.

Глава 16
ПОХОРОНЫ

   Били барабаны. На  церемонию  похорон  Папевайо  гости  Джингу  Минванаби
собрались в  главном  зале  господского  дома.  Впереди  всех  стояла  Мара,
властительница Акомы, закутанная - из почтения к богу  смерти  -  в  красное
покрывало.  Рядом  с  ней  возвышалась  внушительная  фигура  ее  временного
почетного стража, одного  из  Имперских  Белых.  Чтобы  процессия  пришла  в
движение, Мара должна была высоко поднять вверх стебель красного  тростника,
который она держала  в  руке.  Этот  момент  наступил,  но  Мара  застыла  в
неподвижности, закрыв глаза.  Никакая  торжественность  церемонии  не  могла
облегчить боль, оставленную в душе  усталостью  и  горем.  Люди  Акомы  были
воинами, и Папевайо отдал жизнь, служа своей госпоже. Такая смерть считалась
почетной, но это не смягчало утраты.
   Барабаны забили с новой силой.  Наконец  Мара  подняла  алый  стебель  и,
чувствуя себя одинокой более чем когда-либо,  через  широкий  дверной  проем
повела процессию, чтобы отдать последние почести тени Папевайо. За Марой шли
Джингу Минванаби и Имперский Стратег, далее следовали  самые  могущественные
семьи Империи. В молчании шествовали люди, и казалось, что померк свет  дня:
тучи  затянули  небо.  Мара  ступала  тяжело,  ее  ноги  словно  противились
движению, но с каждым ударом барабана  она  все  же  делала  еще  один  шаг.
Минувшую ночь она в безопасности спала в покоях Имперского Стратега, но этот
сон скорее  напоминал  беспамятство,  порожденное  огромной  усталостью,  и,
проснувшись, она не почувствовала себя отдохнувшей.
   Редкий в этих местах северный ветер принес с собой мелкий дождь и  туман.
Низко нависающие клочья тумана клубились над озером и казались  серыми,  как
камни. После стольких жарких и сухих недель влажный воздух неприятно холодил
тело, и Мара поежилась. Она возблагодарила богиню мудрости за то, что Накойя
не настояла на участии в похоронах. По уговору  с  госпожой  старая  женщина
сослалась на нездоровье из-за того, что ночью наглоталась дыма и натерпелась
страху; зато сейчас она могла хотя бы на время отбросить страх  и  отдохнуть
на спальной циновке в покоях Альмеко.
   Мара вела процессию вниз по отлогому склону к озеру, благодарная  уже  за
то, что теперь ей следует беспокоиться только за себя и ни за кого  другого.
Следующие за ней парами гости были раздражены и непредсказуемы, как запертые
в клетку дикие звери. Никто из них не поверил в выдумку, будто  бы  какой-то
слуга украл драгоценности у супруги властителя Минванаби. Никто не  оказался
настолько  беспечным,  чтобы  не  обратить  внимания  на  такую  странность:
"украденное" добро оказалось в руках у Шимицу, тогда  как  тело  вора  стало
добычей огня прежде, чем кто-либо успел к нему подобраться.  Ни  у  кого  не
хватило дерзости высказать вслух предположение, что Джингу мог нарушить свою
торжественную клятву о  безопасности  гостей.  Однако  зерна  сомнения  были
посеяны, и отныне следовало иметь в виду, что не  только  Мара  и  ее  свита
могут оказаться  жертвами  подобного  замысла.  Ни  один  из  присутствующих
властителей не позволит себе расслабиться до окончания  этого  сборища,  ибо
кое-кто мог воспользоваться витавшей в воздухе неопределенностью  и  нанести
удары своим врагам.
   Зато Имперский  Стратег,  по-видимому,  искренне  забавлялся  всем  этим.
Заговоры  и  поражения  соперничающих  кланов  доставляли  ему   не   меньше
удовольствия, чем празднества в  честь  дня  его  рождения,  тем  более  что
намеченные на сегодня увеселения из-за  похорон  Папевайо  откладывались  на
завтра.  Пока  внимание  гостеприимного   хозяина,   властителя   Минванаби,
сосредоточено на Маре из Акомы, Альмеко  мог  быть  уверен,  что  Джингу  не
готовится к переодеванию в белые с золотом одежды... по крайней мере на этой
неделе.
   Хотя большинство гостей в  чинной  процессии  хранили  подобающее  случаю
безмолвие, Альмеко нашептывал на ухо Джингу шутливые замечания. Это  ставило
властителя Минванаби  -  с  точки  зрения  этикета  -  в  весьма  щекотливое
положение.   Как   ему   следовало   держаться?    Сохранять    серьезность,
приличествующую  скорбному  характеру  церемонии,  или   уступить   игривому
настроению почетного гостя и улыбаться его шуткам? А ведь эти шутки, по всей
вероятности, и преподносились именно  для  того,  чтобы  смутить  властителя
необходимостью такого выбора.
   Но Маре - в отличие от  Имперского  Стратега  -  не  доставляло  никакого
удовлетворения неудобное положение, в котором оказался Джингу.  Впереди,  за
причалами, виднелся узкий песчаный мыс, и там возвышался погребальный костер
для того, кто был командиром авангарда Акомы.
   Он лежал в парадных доспехах, с мечом на груди.  Руки,  сложенные  поверх
клинка, были связаны в запястьях алым шнурком, означающим господство  смерти
над плотью. На некотором расстоянии от  костра  застыди  в  строю  пятьдесят
воинов из кортежа Акомы. Им позволили  присутствовать  на  похоронах,  чтобы
почтить тень  покинувшего  их  командира;  кроме  того,  из  их  числа  Маре
надлежало выбрать  преемника  Папевайо  -  воина,  который  будет  неотлучно
находиться  при  ней  как  почетный  страж  до  конца  празднества  в  честь
Имперского Стратега. Она едва не споткнулась. Мысль о том, что на месте Вайо
может быть другой, причиняла невыносимую боль, но  нельзя  было  поддаваться
слабости. Следующий ее шаг был тверд, и выбор сделан. Плащ почетного  стража
должен надеть Аракаси: чтобы противостоять угрозе Минванаби, ей  понадобятся
любые сведения, которые он сможет собрать.
   Мара  шагнула  к  костру.  Она  опустила  красный   тростник,   и   гости
расположились  на  ритуальной  площадке,  образовав  круг,  в  котором  были
оставлены небольшие проходы с востока и запада.  Ровные  ряды  воинов  Акомы
застыли в изголовье; меч у каждого был обращен вниз, в  землю,  символизируя
смерть воина.
   Бой барабанов прекратился, и в наступившей тишине Мара начала поминальную
речь:
   - Мы собрались для того, чтобы почтить память Папевайо,  сына  Папендайо,
внука Келсаи. Пусть знают все, стоящие здесь, что звание командира авангарда
Акомы он заслужил многими подвигами.
   Мара передохнула и обратилась лицом к востоку, где  в  небольшом  проходе
стоял облаченный в белые одежды жрец Чококана. На нем были широкие браслеты,
сплетенные из  тайзовой  соломки;  его  присутствие  символизировало  жизнь.
Властительница Акомы поклонилась, воздавая  дань  почитания  этому  богу,  а
затем приступила к изложению достойных упоминания деяний Папевайо начиная  с
первого дня его клятвы у натами - священного камня  Акомы.  Во  время  этого
перечисления жрец сбросил мантию и предстал нагим, если не считать священных
символов его служения. Ритуальным танцем он выразил почтение  к  сильному  и
доблестному воину, который сейчас лежал на погребальном костре.
   Перечень заслуг Папевайо был длинным. Задолго до  того  как  этот  список
подошел к концу, Маре уже приходилось прилагать  немалые  усилия,  чтобы  не
позволить скорби вырваться наружу. Говорить было трудно, она запиналась,  но
гости не проявляли ни беспокойства, ни скуки.  Жизнь,  смерть  и  завоевание
славы - таковы были, согласно кодексу чести, основные  слагаемые  цуранского
взгляда на  мир.  Дела  и  подвиги  именно  этого  слуги  Акомы  производили
внушительное  впечатление.  Соперничество,   ненависть   и   даже   кровавые
междоусобицы не простирались за пределы, очерченные смертью, и все то время,
пока длился ритуальный танец, властитель Минванаби и  все  знатные  гости  в
молчании отдавали должное славе покойного.
   Но никакая воинская доблесть не  обеспечивает  бессмертия.  Наконец  Мара
дошла до ночи, когда клинок вора прервал этот блестящий жизненный путь. Жрец
Чококана замер перед  костром  в  земном  поклоне,  а  властительница  Акомы
повернулась  на  запад,  где  в  таком  же  небольшом  проходе  стоял  жрец,
облаченный в красное. Мара  поклонилась  посланцу  Красного  Бога,  и  жрец,
посвятивший себя служению богу смерти, сбросил плащ.
   На нем была маска в виде красного черепа, так как  ни  один  смертный  не
должен знать лицо смерти, пока не наступит его час  приветствовать  Красного
Бога Туракаму. Кожа жреца  также  была  окрашена  в  алый  цвет,  а  широкие
браслеты сплетены из змеиной кожи. Снова властительница возвысила  голос.  И
поскольку теперь жизнь Мары напрямую зависела от ее способности  участвовать
в Великой Игре, она заставила себя довести речь до конца и выполнила  это  с
безупречным самообладанием. Звенящим голосом она описала смерть  воина  и  с
истинно цуранским пониманием законов театра  и  церемониала  завершила  этот
хвалебный гимн в честь Папевайо.
   Жрец бога смерти  воплощал  в  движениях  смерть  воина,  прославляя  его
смелость, славу и честь, которые сохранятся в памяти. Завершив пантомиму, он
черным ножом разрезал алый  шнурок,  связывавший  запястья  Папевайо.  Время
плоти ушло, и следовало освободить от уз душу  для  ее  перехода  в  царство
смерти.
   Мара проглотила комок в горле, но ее глаза оставались  сухими,  а  взгляд
твердым. От жреца Туракаму она приняла  факел,  который  до  этого  горел  у
основания погребального костра. Молча подняла  она  факел  к  небу,  вознося
молитву Лашиме, богине  Внутреннего  Света.  Теперь  настало  время  назвать
преемника Папевайо - человека, который примет на себя его обязанности, с тем
чтобы душу умершего не тяготил долг перед смертными. В печали  прошествовала
Мара к изголовью костра и дрожащими пальцами прикрепила тростниковый стебель
к шлему воина. Затем отстегнула офицерский плюмаж и обернулась  к  застывшим
рядам солдат Акомы, замыкавшим кольцо с севера.
   - Аракаси, - позвала она, и хотя  это  было  произнесено  почти  шепотом,
мастер тайного знания услышал свое имя.
   Он вышел вперед и склонился в поклоне.
   - Молю богов, чтобы мой выбор  оказался  мудрым,  -  тихо  сказала  Мара,
передавая в его руки факел и плюмаж.
   Аракаси выпрямился и  пристально  взглянул  на  нее  темными  загадочными
глазами, а потом повернулся  и  громко  выкрикнул  имя  своего  товарища  по
оружию, Папевайо. Жрец Чококана  снова  вошел  в  круг,  держа  тростниковую
клетку с белой птицей тирик, символом духовного возрождения.  Языки  пламени
коснулись поленьев, уложенных под мускулистым телом Папевайо, и  жрец  ножом
рассек тростниковые стенки клетки. Мара смотрела, и глаза  ее  затуманились,
когда белая птица взмыла в небо и исчезла в пелене дождя.
   Огонь шипел, дерево трещало и влажно  чадило.  Из  уважения  к  покойному
гости постояли еще некоторое время, а затем потянулись назад, к  господскому
дому. Мара осталась вместе со своими пятьюдесятью воинами и  новым  почетным
стражем, ожидая, когда догорит костер и жрецы Чококана  и  Туракаму  соберут
пепел Папевайо. Пепел запечатают в урну и захоронят  в  Акоме,  под  стеной,
окружающей Поляну Созерцания, - последняя из  заслуженных  им  почестей.  На
время Мара осталась наедине с Аракаси, вдали от испытующих глаз гостей.
   - Ты не привела с собой Накойю, - проговорил он, и  его  голос  был  едва
слышен из-за треска костра. - Ты поступила мудро, госпожа.
   Он точно выбрал слова, которые были нужны, чтобы вывести ее из горестного
оцепенения. Мара сразу насторожилась и пытливо посмотрела на мастера тайного
знания, стараясь определить, чем вызвана нота сарказма, которая  послышалась
в его тоне.
   - Накойя осталась в доме; она больна. - Мара помолчала. Когда  ответа  не
последовало, она добавила:
   - Мы присоединимся к ней не  позже  чем  через  час.  Как  по-твоему,  ты
сможешь сделать так, чтобы мы остались в живых до вечера?
   Остаток дня следовало посвятить размышлениям и воспоминаниям о  Папевайо.
Однако Мара понимала: как только гости покинут мыс с полыхающим погребальным
костром, они снова займутся постоянными интригами Игры; а  Аракаси,  хотя  и
великий знаток своего дела, не очень-то хорошо умеет управляться с мечом. Он
понял скрытый смысл сказанного и чуть заметно улыбнулся:
   - Воистину мудро, госпожа.
   И по его тону, в котором  прозвучало  облегчение,  она  поняла,  чего  он
опасался. Он думал, что Мара намеревалась бежать от Минванаби  сейчас,  пока
она была вместе со своими солдатами.
   Ради успеха  такого  замысла  Накойя  согласилась  бы  остаться,  она  бы
пожертвовала собой, лишь бы ввести в заблуждение Минванаби, лишь  бы  он  не
разгадал планов ее госпожи: вырваться на свободу и бежать домой. Снова  Мара
проглотила комок в горле, снова горе обожгло душу. Эта  старая  женщина  без
колебаний пошла бы на такую  уловку,  покинутая  в  доме  врагов...  гамбит,
обеспечивающий продолжение рода Акомы.
   - Достаточно того, что в  жертву  принесли  Папевайо,  -  довольно  резко
сказала Мара, давая понять, что не допускала и мысли о побеге.
   Мастер тайного знания коротко кивнул:
   - Правильно. Тебе все равно не удалось бы  остаться  в  живых.  Минванаби
окружил свои владения войсками как бы для защиты гостей. Но за вином и игрой
в кости его солдаты говорят о том, что за границами этих  владений  стоят  и
другие отряды, изображая банды разбойников и грабителей,  хотя  их  истинная
цель - захватить властительницу Акомы.
   Глаза Мары расширились от удивления:
   - Откуда тебе это известно? Или ты позаимствовал у них оранжевую тунику и
смешался с врагами?
   Аракаси коротко засмеялся:
   - Не совсем так, госпожа. У меня есть осведомители. - Он смотрел на  свою
хозяйку, изучая ее лицо, лишь слегка разрумянившееся от жара костра.  Глаза,
хотя и испуганные, выражали решимость.  -  Если  мы  остаемся  и  собираемся
побороться с властителем Минванаби, то я хотел бы тебе кое-что сообщить.
   В тоне Мары прозвучали нотки торжества.
   - Мой верный Аракаси, я выбрала тебя, потому что верю: твоя  ненависть  к
властителю Минванаби не уступает моей. Мы хорошо понимаем друг друга. Теперь
скажи мне все, что тебе известно, если твои  знания  помогут  мне  посрамить
человека, который погубил и  мою  семью,  и  воина,  самого  близкого  моему
сердцу.
   Аракаси не задержался с ответом:
   - В его домашнем окружении есть слабое звено: в гнезде прячется  змея,  о
которой он не подозревает. Мне стало известно, что Теани - шпионка Анасати.
   У Мары от неожиданности перехватило дыхание.
   - Теани?!
   Наконец до нее дошел смысл сказанного, и ей стало холодно  не  только  от
моросящего дождя. Ведь Накойя все время твердила: прекрасная куртизанка куда
более опасна, чем предполагала властительница Акомы.  Мара  отмахивалась  от
предостережений  советницы,  и  эта  ошибка  могла  погубить  все,  что  она
стремилась осуществить. В круг приближенных властителя Минванаби  затесалась
женщина, которая не станет горевать, если за смерть  Мары  господину  Джингу
придется поплатиться собственной жизнью и честью.
   В самом деле, Текума был бы вполне доволен  таким  исходом.  Ведь  он  бы
достиг сразу  двух  целей:  отомстить  самой  Маре  за  смерть  Бантокапи  и
избавиться от Минванаби - человека, который представлял наибольшую опасность
для маленького Айяки.
   Не теряя времени на самобичевание, Мара немедленно  стала  прикидывать  в
уме, каким о