довольную улыбку.
   - Опоры уже стоят на местах; сейчас  работники  сооружают  настил.  Джиду
Тускалора, верно, натер себе на пальцах  мозоли  -  что  ни  день  шлет  нам
прощения, чтобы ему было дозволено сплавлять лодки с урожаем чоки  по  нашей
реке. Однако от твоего имени, госпожа, ему было  вежливо  указано,  что  при
покупке этих земель ты дала разрешение исключительно на движение  сухопутных
повозок.
   - Вот именно. - Принимая от раба цветущую ветку, Мара  по  неосторожности
уколола палец острым шипом. Цуранское воспитание не позволило ей  вскрикнуть
от боли, но из ранки выступила  кровь,  а  это  считалось  дурной  приметой:
случайно пролитая кровь могла раздразнить Красного  бога.  Джайкен  поспешно
достал носовой платок, и Мара прижала его к глубокой царапине, не уронив  на
землю ни единой капли крови.
   Еще год назад властительница  Акомы  замышляла  изрядно  облегчить  казну
Тускалоры и подчинить его своему влиянию, однако эту затею пришлось отложить
из-за событий, последовавших  за  смертью  Джингу  Минванаби.  Теперь  жизнь
начала входить в  привычную  колею,  но  этот  план  уже  не  казался  таким
насущным, как прежде. К  тому  же  приятные  хлопоты,  связанные  с  визитом
Хокану, заставили госпожу на какое-то время забыть о хозяйственных делах.
   Накойя объясняла такую переменчивость отсутствием мужского общества.  Она
не уставала повторять, что жизнь молодой женщины не полна, если  в  ней  нет
места для здоровых развлечений. Но Мара была настроена  весьма  скептически.
Даже встречи с Хокану, к которому  она  питала  искреннее  расположение,  не
могли заставить ее и помыслить о том,  чтобы  вторично  выйти  замуж.  В  ее
представлении супружеский союз оставался выигрышной фишкой  в  Игре  Совета.
Любовь и наслаждение в расчет не принимались.
   - А где Кевин? - ни с того ни с сего спросил Джайкен.
   Мара даже вздрогнула от неожиданности:
   - Примеряет новую ливрею.
   Джайкен сверкнул глазами. Он был охоч до сплетен,  но  редко  отваживался
заговаривать с госпожой о делах, выходящих за рамки его обязанностей. Иногда
Мара потакала его слабости.
   - Вчера Кевин выезжал с егерями на охоту и ободрал о колючки ноги, спину,
а также то, что пониже спины. Я разрешила ему заказать мидкемийскую  одежду.
Он объяснит портным и кожевенникам, как шьются эти нелепые костюмы.  Правда,
ему запрещено носить яркие цвета - только серый и белый, как положено  рабу.
Надеюсь, он присмиреет, когда натянет... как же он называет  эту  вещь?  Ах,
да: шоссы.
   - Такой вряд ли присмиреет, - усомнился Джайкен.  -  Прикроет  ноги,  так
начнет изводиться от  жары.  -  Убедившись,  что  рабы  его  не  слышат,  он
приглушенно сказал:
   - Новые образцы  шелка  уже  в  пути,  госпожа.  -  Этого  известия  было
достаточно, чтобы полностью захватить внимание Мары. - Они надежно  спрятаны
на дне твоей посольской барки. Наши приемщики грузов в Джамаре получат их на
исходе этой недели, так что до начала торгов будет достаточно времени.
   Мара с облегчением вздохнула. В последние дни она не находила себе места,
опасаясь, что Минванаби узнают о  ее  вторжении  на  рынок  шелка  и  успеют
предупредить своих поставщиков с севера. Акома получала неплохие  доходы  от
скотоводства и торговли оружием. Однако в последнее  время  стала  ощущаться
нехватка   средств:   нужно   было   укреплять   гарнизон   и   обеспечивать
обмундированием воинов чо-джайнов, которых бесперебойно производила на  свет
новая  королева  улья.  Мара  рассчитывала,  что  торговля  шелком  даст  ей
возможность  поправить  пошатнувшееся  благополучие.  Но  промедление  могло
свести на нет все ее  замыслы.  Шелкоторговцам-северянам  ничего  не  стоило
организовать срочные поставки и сбить цены. На  их  стороне  было  очевидное
преимущество: налаженная, связь с гильдиями красильщиков и ткачей. Акоме еще
предстояло  искать  к  ним  подходы  и  платить  втридорога,  чтобы  наемные
мастеровые (своих пришлось бы обучать не один год) трудились не покладая рук
и при этом держали язык за зубами. Но, правильно выбрав момент,  Мара  могла
выручить большие деньги и в придачу нанести удар по торговым делам Минванаби
и их союзников.
   - Ты хорошо поработал, Джайкен.
   Управляющий зарделся от удовольствия.
   - Этими успехами мы обязаны Аракаси.
   Мара посмотрела вдаль, поверх цветущих кустарников.
   - Не будем раньше времени говорить об успехах. Подождем,  пока  Акома  не
начнет диктовать свои условия на шелковых торгах!
   Джайкен склонил голову в знак согласия:
   - Будем надеяться, что этот день  не  за  горами.  Оставшись  одна,  Мара
опустила корзинку  на  землю  и  огляделась.  Сад  окружал  восточное  крыло
господского дома. По рассказам властителя Седзу, это был любимый  уголок  ее
матери. Отсюда госпожа Оскиро наблюдала, как ее супруг  отбирал  щенков  для
охотничьей своры. Но псарня давно опустела - на  отцовских  гончих  Мара  не
могла смотреть без боли, а ее муж был равнодушен к псовой охоте. Кто  знает:
с годами он, возможно, и пристрастился бы к этой забаве, но ему был  отмерен
слишком короткий век.
   Мара отпустила рабов,  а  сама  помедлила,  чтобы  полюбоваться  вечерним
полетом птиц шетра.  Это  зрелище  всегда  приносило  ей  умиротворение,  но
сегодня навеяло только грусть. Она достала из  корзинки  благоухающую  ветку
кекали. Лепестки цветов, нежные и хрупкие, не выносили  холода  и  мгновенно
осыпались в жару. Они радовали глаз считанные  дни  в  году.  Зато  покрытые
шипами кусты были на редкость выносливы.
   Золотистый отблеск заката угасал с каждой минутой.  Босоногий  раб  зажег
фонари вдоль аллеи и поспешил в барак,  чтобы  не  пропустить  свой  скудный
ужин.
   Госпожа поймала себя на  том,  что  ее  мысли  постоянно  возвращаются  к
Хокану. Он гостил у нее несколько месяцев назад, но пробыл  совсем  недолго:
приехал к ужину, утром позавтракал и после недолгой беседы распрощался. В то
время  какой-то  поворот  в  Игре  Совета  требовал  его   незамедлительного
возвращения домой. От Мары  не  укрылось,  что  Хокану  мучился  угрызениями
совести: он должен был ехать прямиком в отцовское имение,  но  вместо  этого
сделал крюк, чтобы хоть мимолетом повидаться с ней.
   Разумеется, она не подала виду, что ей льстит  такое  внимание.  Общество
желанного гостя приятно волновало ей кровь, но Мара боялась  даже  подумать,
чем могут  завершиться  его  ухаживания.  Да,  она  признавалась  себе,  что
увлечена этим благородным юношей, но после кошмарных унижений,  пережитых  в
браке с  Бантокапи,  не  допускала  и  намека  на  продолжение  отношений  с
мужчинами.
   Скрип гравия на садовой аллее прервал ее размышления.  Обернувшись,  Мара
различила долговязую фигуру.
   - Вот ты где! - По одному лишь непочтительному обращению - не говоря  уже
о чужеземном выговоре - любой узнал бы дерзкого  мидкемийца.  -  Весь  вечер
тебя ищу, - продолжал Кевин. - Спросил у Накойи, да  эта  карга  молчит  как
пень. А слуги от меня шарахаются; пришлось  выследить  Люджана  после  смены
караула.
   - Вернее сказать, он позволил себя выследить. - Маре не хотелось  думать,
что чужеземец перехитрил ее лучшего воина.
   - Не спорю. - Кевин обогнул цветник и остановился перед ней. - Мы  с  ним
побеседовали о приемах боя на мечах. Наша тактика отличается от  здешней.  В
лучшую сторону, разумеется.
   Подняв голову, Мара увидела, что  мидкемиец  с  усмешкой  ждет  очередной
отповеди, и решила ни за что не вступать с ним в перепалку.
   В свете фонаря  вьющиеся  волосы  Кевина  отливали  медью.  В  портняжной
мастерской ему успели сшить белую рубаху с  длинными,  свободными  рукавами,
поверх которой была надета туго подпоясанная  куртка.  Мускулистые  ноги  от
бедер до самых щиколоток теперь скрывались  под  плотными  штанами.  Простой
серый цвет костюма выгодно оттенял его шевелюру, бороду и шоколадный  загар.
Впечатление  портили  только  стоптанные   сандалии,   которые   выдал   ему
надсмотрщик в самый  первый  день.  Проследив  за  взглядом  госпожи,  Кевин
рассмеялся:
   - Сапоги еще не готовы.
   Ни на кого не похожий, он  отличался  своеобразной  варварской  красотой.
Мара даже забыла сделать ему выговор за  непочтительное  обращение.  Правда,
невольник пошел на уступку: он  отвесил  поклон,  пусть  и  на  мидкемийский
манер.
   - Насколько я понимаю, так у вас  в  Королевстве  выражается  почтение  к
даме? - спросила властительница с некоторой долей ехидства.
   Кевин ответил с озорной улыбкой:
   - Не совсем так. Ты позволишь?..
   Мара склонила голову, но тут же вздрогнула от прикосновения к своей руке.
   - Мы приветствуем даму вот так. -  Кевин  уверенно  поднес  ее  пальцы  к
губам.
   Поцелуй был совсем легким, как дуновение ветерка, но Мара, опешив, хотела
сразу же отдернуть руку. Однако Кевина это не остановило. Привычная одежда и
теплая ночь подтолкнули его к новому безрассудству. Он покрепче сжал  узкую,
нежную ладонь, оставляя госпоже  возможность  вырваться  -  правда,  не  без
усилия.
   - Иногда мы приглашаем даму на танец, - произнес он, обнял ее за талию  и
закружил в желтом свете фонаря.
   От  неожиданности  Мара  рассмеялась.  Она  даже  не  успела  испугаться.
Негромкий смех Кевина и  упоительный  аромат  цветов  вывели  ее  из  пучины
мрачных раздумий.  Ощущение  его  силы  согревало  Мару.  Рядом  с  ним  она
выглядела  совсем  маленькой,  словно  кукла,  и  с  трудом   поспевала   за
незнакомыми движениями. В какой-то миг он едва не наступил ей  на  ногу,  но
его реакция была мгновенной.  Отпрянув  назад,  он  споткнулся  о  цветочную
корзину, оставленную на дорожке, однако и не подумал разжать объятия.  Падая
на спину, Кевин увлек за собой Мару и в последний  момент  развернул  плечо,
чтобы она при падении легла на него, как на подушку. Его руки скользнули  по
ее спине и остановились на талии.
   - Ты не ушиблась? - спросил он с непривычной теплотой.
   Мара не сразу нашлась что ответить. Кевин шевельнулся,  протянул  руку  и
поднял с земли цветок кекали. Потом он сжал стебель зубами, все той же рукой
очистил его от колючек и вставил в разметавшиеся волосы Мары.
   - У нас растут очень похожие цветы, только мы их зовем по-другому.
   У Мары поплыло  перед  глазами.  Кожа  на  шее,  в  том  месте,  которого
коснулась рука Кевина, горела как от ожога.
   - Как же они у вас называются? - негромко спросила она.
   - Розы. - Кевин почувствовал, как у нее  по  телу  пробежала  дрожь.  Еще
крепче прижав Мару к себе, он прошептал:
   - Только у них не бывает такой дивной синевы.
   Его бережные прикосновения не  внушали  страха.  Мара  даже  не  пыталась
высвободиться. Кевин застыл,  ожидая  хоть  какого-то  отклика.  Но  она  не
шелохнулась; только непокорные  волосы  рассыпались  волной  по  его  груди,
накрыв шнуровку белой рубахи. Тогда рука Кевина поднялась выше по ее спине и
скользнула вдоль ворота платья. Мара вспыхнула; ей показалось,  что  изнутри
ее пожирает пламя.
   - Госпожа? - вопросительно шепнул мидкемиец,  отводя  пряди  волос  с  ее
лица. - Можно, я тебе кое-что скажу? В наших краях розы преподносят  женщине
в знак любви.
   - Любовь - это не для меня, - отозвалась Мара  с  неожиданной  резкостью.
Кевин почувствовал, как она сжалась у него в объятиях. -  Благодаря  мужу  я
узнала о любви более чем достаточно.
   Кевин только вздохнул; он повернулся и, вставая, поставил Мару на ноги.
   Его недюжинная сила пробудила у Мары воспоминания детства: так же бережно
поднимали ее могучие руки отца, когда  она  была  совсем  маленькой.  Стоило
Кевину отстраниться, как  его  госпожу  обдало  холодом.  Он  усадил  ее  на
каменную садовую скамью, а сам отступил, ожидая приказаний.
   Мара старательно делала вид, будто ничего особенного  не  случилось.  Это
стоило огромных усилий. У нее в груди бушевал настоящий вихрь.  В  душе  еще
гнездился ужас перед жестокостью Бантокапи, а тело молило о  новых  и  новых
прикосновениях этих сильных и ласковых рук. Кевин стоял без движения.  Когда
молчание сделалось гнетущим, он понял, что должен сгладить эту неловкость.
   - Прошу прощения, госпожа, - сказал он с поклоном, прежде чем повернуться
к ней спиной.
   Нагнувшись, он принялся подбирать с земли  рассыпавшиеся  цветы.  Корзина
стала вновь наполняться душистыми ветками.
   - Мужчина также преподносит женщине розу в знак преклонения и восхищения.
Пусть у тебя в волосах останется этот цветок; он тебе к лицу.
   Мара дотронулась до кекали,  который  чудом  уцелел  у  нее  над  виском.
Несколько веток,  смятых  широкой  спиной  невольника  при  падении,  так  и
осталось  лежать  на  дорожке.  Кевин  протянул  властительнице  корзину   и
поежился:
   - Злые же у них шипы, будь они неладны.
   Повинуясь какому-то порыву, Мара дотронулась  до  его  руки  и  участливо
спросила:
   - Ты поранился?
   Кевин ответил ей лукавым взглядом:
   - Нет, госпожа. Только чуть-чуть расцарапал спину, оберегая тебя.
   - Дай-ка посмотреть, - заявила Мара.
   Варвар уставился на нее, едва сумев скрыть изумление, а потом  ответил  с
широкой улыбкой:
   - Как будет угодно моей повелительнице.
   Он развязал шнурки на манжетах, ловко сбросил рубаху и уселся  верхом  на
скамью спиной к Маре. Кожа была исполосована глубокими  царапинами;  кое-где
торчали впившиеся шипы. Мара пришла в смятение. Ее  дрожащая  рука  нащупала
тонкий носовой платок, принесенный Джайкеном, и осторожно  приложила  его  к
одной из кровоточащих  ссадин.  Кевин  не  шелохнулся.  Его  спина,  вопреки
ожиданиям Мары, оказалась гладкой, как атлас. Платок зацепился  за  колючку.
Мара осторожно извлекла ее, провела пальцами вверх-вниз по лопаткам Кевина и
вытащила все остальные шипы. Но и тогда ей не хотелось убирать руки. Под  ее
ладонью бугрились железные мускулы, и тут Мара  неожиданно  отпрянула  -  ей
померещилось, что это Бантокапи сидит с нею на скамье.
   Кевин мгновенно перебросил ногу через каменное сиденье и повернулся лицом
к хозяйке.
   - Что с тобой, госпожа?
   В его голосе было столько неподдельного  участия,  что  у  Мары  дрогнуло
сердце. Она попыталась сдержать слезы, но оказалось, что это ей не под силу.
   - Госпожа, - зашептал Кевин, - почему ты плачешь?
   Он привлек ее к себе, и  Мара  сжалась  в  ожидании  привычной  грубости,
треска  разрываемой  одежды,  бесцеремонного   ощупывания.   Однако   ничего
подобного не  случилось.  Кевин  сидел  неподвижно  и,  судя  по  всему,  не
собирался применять силу; его спокойствие постепенно передалось Маре.
   - Что тебя тревожит? - повторил он свой вопрос.
   Мару обволакивало его тепло. Она пошевелилась и прильнула к его груди.
   - Воспоминания, - чуть слышно ответила женщина.
   Услышав это, Кевин с легкостью оторвал Мару от скамьи и пересадил к  себе
на колени. Она вспыхнула от стыда и едва не  вскрикнула.  Впору  было  звать
Люджана. Но Кевин разжал объятия, нежно погладил ее по  волосам,  и  у  Мары
снова хлынули слезы.
   - Видно, эти воспоминания не из приятных, - выдохнул Кевин ей  в  ухо.  -
Где это слыхано, чтобы прекрасная женщина содрогалась от проявлений мужского
внимания? Можно подумать, вместо поцелуев и ласк тебе доставались побои.
   - Его звали Бантокапи, - всхлипнула Мара. До сих пор  она  изливала  душу
только Накойе. -  Он  считал,  что  первым  делом  нужно  наставить  женщине
синяков. А его наложница Теани ему подпевала. - Помолчав, она добавила:
   - Я так и не смогла  привыкнуть.  Наверное,  это  малодушие.  Пусть  так.
Ничуть не жалею, что у меня больше нет мужа. По крайней мере, могу  спокойно
спать в своей постели.
   Кевина поразило это признание.
   - У нас в стране тот, кто бьет жену, считается отпетым негодяем.
   Мара слабо улыбнулась:
   - Здесь другие нравы. Женщина - если только она не  властительница  -  не
хозяйка своей  судьбы.  Мужчина  может  помыкать  женой,  как  рабыней.  Чем
безропотнее жена, тем больше люди уважают мужа.
   Кевин больше не пытался скрыть негодование:
   - Значит, ваши господа ничем не лучше дикарей.  Мужчина  должен  окружать
женщину добротой и вниманием.
   У Мары застучало в висках. Накойя много раз повторяла, что не все мужчины
похожи на Бантокапи, и все же их неотъемлемое право быть тиранами заставляло
Мару с опаской относиться к каждому, включая обходительного Хокану. При этом
с Кевином ей было на удивление спокойно.
   - Значит, для  вас  жены  и  возлюбленные  -  это  цветы,  которые  нужно
лелеять?
   Мидкемиец кивнул, легко поглаживая ее волосы,  словно  это  были  перышки
птенца.
   - Покажи мне, как вы это делаете, - шепнула Мара. От его прикосновений  у
нее по коже то и дело пробегала сладостная дрожь, и вдобавок  она  явственно
ощущала его желание, которое не мог спрятать даже новый наряд.
   Варвар изумленно поднял брови:
   - Прямо здесь?
   Мара была не в силах выносить это томление.
   - Прямо здесь, - эхом ответила она. - Немедленно, я приказываю. - Заметив
его колебания, она добавила:
   - Нас никто не потревожит. Ведь я - властительница Акомы.
   Но даже теперь она не могла отделаться от тягостных  предчувствий.  Кевин
чутко уловил ее тревогу.
   - Госпожа, - мягко произнес он, - сейчас в твоей власти не только  Акома.
- Он наклонился, чтобы накрыть ее рот поцелуем.
   Его губы были такими же ласковыми, как  любовный  шепот.  Настороженность
Мары  рассеялась  как  дым.  Легкость  его  прикосновений  будоражила  ее  и
заставляла требовать большего. Но его руки сохраняли все ту же нежность.  Он
гладил ее грудь через воздушную ткань платья и сводил ее с ума. Мара жаждала
ощутить его  ладони  на  своем  обнаженном  теле;  столь  страстное  желание
нахлынуло на нее впервые в жизни.
   Кевин не сразу подчинился ее порыву. При всей своей  варварской  дерзости
он вел себя так, словно ее платью не  было  цены.  Шелк  медленно  и  плавно
скользил вниз с ее плеч. У Мары вырвался стон нетерпения. Она потянула  край
его рубашки, но запуталась в незнакомой мидкемийской одежде. Когда ее пальцы
наконец-то коснулись его тела, она в нерешительности замерла, не  зная,  что
делать дальше.
   Кевин сомкнул пальцы у нее  на  запястьях  -  и  снова  с  такой  великой
осторожностью, будто  она  была  сделана  из  тончайшего  фарфора.  От  этой
бережной трепетности ее желание переросло в муку; она и не подозревала,  что
перед ней может разверзнуться такая бездна чувств. Мара  даже  не  заметила,
как платье соскользнуло на землю, а губы Кевина оказались у ее груди.  Перед
ней открылась бесконечность.
   Мидкемийская одежда таила  многочисленные  препятствия.  Кевину  пришлось
приподнять Мару, чтобы освободиться от  штанов.  Каким-то  образом  они  оба
переместились со  скамьи  на  траву,  освещенную  неярким  светом  фонаря  и
золотистым сиянием келеванской луны. В урагане желания, в  облаке  цветочных
ароматов, увлекаемая страстью рыжего варвара, Мара  открыла  для  себя,  что
значит быть женщиной.

***

   Было  уже  совсем  поздно,  когда  Мара,  разрумянившаяся  от  радостного
волнения, как на крыльях влетела в свои покои. Там ее уже поджидала Накойя с
донесением о важной торговой сделке  в  Сулан-Ку.  Одного  взгляда  на  лицо
госпожи ей было достаточно, чтобы напрочь забыть о содержании  доставленного
свитка.
   - Хвала святой Лашиме! -  провозгласила  она,  верно  истолковав  причину
такого оживления. - Наконец-то ты познала женские радости!
   Властительница рассмеялась, закружилась как девочка и рухнула на подушки.
Кевин был тут как тут,  растрепанный,  но  вполне  владеющий  собой.  Накойя
придирчиво осмотрела его  с  ног  до  головы,  неодобрительно  скривилась  и
обратилась к Маре:
   - Госпожа, прикажи-ка рабу убраться за дверь.
   Мара подняла глаза, и ее удивление сменилось досадой.
   - Благодарю, советница, но я сама решу, как мне поступить с рабом.
   Накойя  уважительно  поклонилась,  признавая  правоту  властительницы,  и
повела разговор так, словно Кевин исчез неведомо ку