могла  не  засмеяться.  Бесхитростная
искренность Гиттании  была  приятной  переменой  после  неожиданных  скачков
настроения и ожесточенной угрюмости Камлио.  Хотя  властительницу  и  мучили
опасения относительно встречи с турильскими чо-джайнами, она надеялась,  что
предстоящий переход по горам даст время успокоиться  и  обдумать,  как  себя
вести  на  аудиенции  у  королевы   заморских   чо-джайнов.   Жизнерадостная
общительность Гиттании наверняка послужит целительным бальзамом, облегчающим
ожидание грядущих событий.
   Калиани молча наблюдала за их беседой, пока на одну из  квердидр  грузили
узлы со съестными припасами и бурдюки, наполненные водой.
   - Чо-джайны скрытны и недоверчивы, - дала она Маре последнее  напутствие.
-  Раньше  было  по-другому.  Их  Мастера  свободно  встречались  с  нашими,
обменивались идеями и знаниями. И скажем прямо,  основы  нашего  обучения  в
искусстве магии были  некогда  заложены  с  помощью  чо-джайнов.  Но  война,
разгоревшаяся столетия назад между чо-джайнами и Цурануани,  оставила  в  их
памяти твердое убеждение, что люди, владеющие магическим даром, способны  на
предательство. С  тех  пор  ульи  замкнулись,  и  теперь  чоджайны  неохотно
вступают с нами в какие-либо отношения, предпочитая вообще не иметь  с  нами
никаких дел. - Она сделала несколько шагов и остановилась прямо перед Марой.
- Я не знаю, что тебя ждет. Благодетельная. Но предупреждаю в последний раз:
для этих существ любой цурани  -  лютый  враг.  Они  не  прощают  того,  что
случилось с ульями внутри вашей Империи, и могут возложить вину на тебя, как
будто именно ты навязала им подлый договор.
   Заметив, как удивлена Мара, Калиани жестко пояснила:
   - Верь мне,  госпожа  Мара.  Чо-джайны  ничего  не  забывают,  и,  по  их
понятиям,  добро  не  терпит  присутствия  угнетения  или  зла.  Они  обычно
рассуждают так: здравомыслящие люди должны отменить так называемый  договор,
который лишает цуранских чо-джайнов права на применение магии. Каждый  день,
который уходит в прошлое, оставляя все как есть, следует  рассматривать  как
заново совершенное преступление; для них оскорбление, нанесенное хоть тысячу
лет назад, - это оскорбление, нанесенное сегодня. Может статься, что в ульях
Турила ты найдешь не союзников против Ассамблеи, а лишь быструю смерть.
   Сколь ни мало обнадеживающими были эти слова, Мара не передумала:
   - Не пойти - значит признать поражение.
   Кивнув Люджану и взмахом руки дав Гиттании понять, что она  готова,  Мара
повернулась к городским воротам.
   Широко открытыми глазами Камлио издалека наблюдала за  отбытием  госпожи.
Она прониклась к Маре восхищением. Если бы властительница оглянулась  назад,
то могла бы увидеть, как шевелятся губы бывшей  куртизанки,  которая  в  эту
минуту давала небесам обет:  если  она  останется  в  живых  и  вернется  во
владения  Акомы,  то  непременно  выполнит  пожелание  Мары   и   попытается
подружиться с Аракаси. Когда Мара пропала из виду и плюмаж Люджана  исчез  в
тумане, Камлио склонила голову. Сейчас она не могла не  думать  о  том,  что
страхи, переполняющие ее, не  идут  ни  в  какое  сравнение  с  опасностями,
навстречу которым Мара уходила твердой  походкой,  гордо  выпрямившись  и  с
высоко поднятой головой.

***

   Дорога через высокогорные  перевалы  Турила  оказалась  в  сущности  едва
проходимой звериной тропой.  После  дня  пути  поросшие  травой  плоскогорья
сменились неприступными вздыбленными скалами, с которых даже мох был  сорван
ветрами. Солнце пряталось за быстро несущимися облаками; над  долинами,  где
пролегали русла ручьев и речек, туман казался вдвое плотнее.
   Хождение по камням давалось Маре с трудом; самые тяжелые  отрезки  дороги
она преодолела  лишь  благодаря  надежной  руке  Люджана.  Подошвы  сандалий
стерлись, и  у  нее  уже  не  оставалось  сил,  чтобы  принимать  участие  в
разговорах.
   Гиттанию тяготы пути, похоже, волновали так же  мало,  как  и  квердидру,
которая несла припасы и все, что нужно для ночлега.  Девушка  болтала  почти
непрерывно. Из замечаний, которые она отпускала, когда они проходили той или
иной долиной, мимо маленькой деревушки или скопления пастушеских хижин, Мара
узнала много нового о жизни в Туриле. Горцы отличались горячим  нравом;  они
стояли насмерть, защищая свою независимость, но вопреки мнению, разделяемому
большинством цурани, люди Турила не были воинственными или драчливыми.
   - Для наших юношей сражение - это игра,  -  признала  Гиттания  во  время
недолгого привала, опираясь на высокий пастуший посох;  Люджан  догадывался,
что она умеет применять этот посох и в качестве оружия,  а  может  быть,  он
служит ей заодно  и  магическим  жезлом.  Впрочем,  последнее  предположение
пришлось отбросить, когда Гиттания  случайно  сломала  посох  и  без  всяких
церемоний купила другую палку  у  человека,  который  натаскивал  сторожевых
собак. Теперь она с мастерской сноровкой очищала палку от шероховатой  коры,
чтобы не натереть мозолей во время следующего  перехода.  При  этом  она  не
прекращала повествования:
   - Но в набегах и вылазках они участвуют  охотно:  им  же  надо  набраться
опыта, чтобы впоследствии похитить невесту для себя. Некоторые бахвалы - их,
правда, немного - отваживаются вторгаться в имперские земли.  Многие  оттуда
не возвращаются. Если их схватят, а они окажут сопротивление, считается, что
они нарушили договор, и их объявляют вне закона.
   Ее лицо потемнело, когда она произнесла последние слова.
   Мара вспомнила пленников, которых  приговорили  к  смерти  на  арене  для
развлечения  цуранских  аристократов,  и  испытала  жгучий   стыд.   Неужели
устроителям этих жестоких игр  было  невдомек,  что  пленники,  которых  они
посылают сражаться на потеху публике, это всего  лишь  мальчишки  и  все  их
преступление не более чем шалость? Побеспокоился ли хоть один имперский воин
или чиновник допросить нарушителей границы, нагих и разрисованных?  Как  это
ни прискорбно - вряд ли, подумала Мара.
   Гиттания, казалось, не замечала грустной задумчивости властительницы. Она
указывала посохом то на один, то на другой  склон  долины,  поросший  низким
кустарником, где паслись стада квердидр, которых здесь разводили ради молока
и шерсти.
   - Мы, главным образом, нация торговцев и пастухов. В  наших  краях  почва
слишком  бедна  для  земледелия,  и  основное  занятие  здешних  жителей   -
ткачество. Конечно, краски для шерсти  очень  дороги  -  нам  приходится  их
покупать у торговцев из вашей страны или в Цубаре.
   Упрекнув сама себя за  бессвязную  болтовню,  Гиттания  предложила  снова
тронуться в путь и сразу же  задала  довольно  быстрый  ход.  В  горах  день
короче: каменные громады загораживают горизонт и закат наступает  раньше.  И
вскоре они устроили стоянку для  ночлега  в  небольшой  лощине  между  двумя
холмами, где вода переливалась через  край  родника,  давая  начало  горному
ручью, а невысокие, согнутые ветром деревья могли  послужить  хоть  каким-то
укрытием.
   - Хорошенько завернитесь в одеяла, - настойчиво  рекомендовала  Гиттания,
когда они вместе с Марой после ужина мыли посуду в ледяной воде. - Здесь, на
вершинах, ночи холодные.
   Когда настало утро, оказалось, что листья  и  трава  покрыты  серебристым
узором из кристалликов  льда.  Мара  не  могла  налюбоваться  этим  чудом  и
восхищалась хрупкой красотой, когда в случайном солнечном луче края травинок
загорались,  словно  покрытые  позолотой.  Может  быть,  эта  земля   и   не
плодородна, но ей присуща своя особенная, дикая красота.
   Тропа становилась все круче, и Люджану чаще и чаще  приходилось  помогать
Маре взбираться по склону: подкованные боевые сандалии давали  ему  заметное
преимущество. Пелена облаков была столь  плотной,  что  казалась  осязаемой.
Стада квердидр попадались реже: здесь  для  них  было  слишком  мало  корма.
Журчание и плеск горных потоков сливались в  гул,  заглушавший  иногда  даже
вздохи и завывания ветра.
   Дорога через перевал представляла собой каменный карниз,  что  лепился  к
крутому синевато-серому склону, отсвечивающему черным в тех местах,  где  из
земли сочилась вода. Мара несколько раз глубоко вдохнула разреженный  воздух
и поделилась со спутниками новым ощущением: она уловила  какой-то  странный,
неведомый запах, который, казалось, доносили порывы ветра.
   - Это снег, - пояснила Гиттания, щеки которой разрумянились от холода, но
ее улыбка по контрасту стала еще теплее.  Она  подтянула  вниз  красно-белые
рукава и спрятала в них мерзнущие руки, а потом добавила:
   - Если бы облака были не такими густыми, вы увидели бы лед  на  вершинах.
Непривычное зрелище для цурани, могу поручиться.
   Мара покачала головой;  ей  было  трудно  дышать  и  не  хватало  сил  на
разговоры. Более закаленный Люджан сообщил:
   - В большом горном хребте, который мы называем  Высокой  Стеной,  имеются
ледники.  Говорят,  что  богатые  господа  из  северных  провинций  посылают
скороходов  в  горы,  чтобы  набрать  и  принести  лед  для  прохладительных
напитков. Но сам я никогда не видел, чтобы вода затвердевала от холода.
   - Это магия природы, - сказала Гиттания и,  заметив  плачевное  состояние
Мары, предложила устроить еще одну короткую остановку для отдыха.
   Перевал остался позади, и дорога пошла под уклон. По эту  сторону  хребта
местность  была  не  столь  суровой;  горы  заросли  колючим  кустарником  с
серебристо-серой  листвой.  Из  объяснений  Гиттании  следовало,  что  здесь
выпадает больше дождей.
   - Немного погодя облака рассеются, и тогда  мы  сможем  издалека  увидеть
город чо-джайнов - Чаккаху.
   Стада квердидр не паслись на этих склонах: ветки, покрытые  шипами,  были
несъедобны. Лишь несколько семей обитали здесь и сводили  концы  с  концами,
собирая растительные волокна и свивая из них веревки.
   - У них тяжелый труд, - вздохнула Гиттания.  -  Сучильщики  веревок,  как
правило, люди крепкие и живут долго, но  эта  долина  расположена  уж  очень
далеко от приморских рынков, да и дорога туда неудобная.  Тележки  не  могут
пройти по горным тропам, так  что  весь  груз  должен  доставляться  или  на
вьючном животном, или на спинах сильных мужчин.
   Маре пришло в голову, что чо-джайнам было бы  куда  легче  управляться  с
подобной поклажей на неровных каменистых тропах, чем любому человеку; однако
она понятия не имела, как отнеслись бы чоджайны из  ульев  Турила  к  людям,
которые явились бы к  ним  с  таким  предложением.  Но  все  подобные  мысли
улетучились, когда за следующим  поворотом  дороги  тропа  нырнула  вниз,  а
облака  поредели  и  разошлись,  открывая  взгляду  долину   внизу,   ковром
раскинувшуюся под высоким бледно-зеленым небом Келевана.
   - Ах! -  воскликнула  Мара,  позабыв  о  хороших  манерах.  Ибо  картина,
явившаяся взорам ее,  была  чудом  еще  более  ошеломляющим,  чем  волшебная
красота Доралеса.
   Горы расступились; колючие кустарники и  голые  каменные  стены  уступили
место  пышной   тропической   долине.   Ветер   доносил   аромат   джунглей,
переплетенных лианами,  экзотических  цветов  и  плодородной  земли.  Пальмы
возносили веерообразные кроны к небесам, а за ними,  более  изысканные,  чем
золотая  филигрань   лучших   императорских   ювелиров,   поднимались   ульи
чо-джайнов.
   - Чаккаха, - сказала Гиттания. - Это хрустальный город чо-джайнов.
   Словно скрученные из стекла, стреловидные спирали вырастали  из  куполов,
сверкающих всеми цветами радуги, как драгоценные камни на короне. Между ними
были переброшены  розовые,  аквамариновые  и  аметистовые  арки  немыслимого
изящества. По узким подвесным мостам  перебегали  чо-джайны,  поблескивающие
черными панцирями, очевидно работники; издалека  их  цепочки  выглядели  как
ожерелья из обсидиановых  бусинок.  Мара  не  могла  наглядеться  на  город,
сплетенный  из  сверкающей  воздушной  паутины,  но  ее  ждало   еще   более
неожиданное потрясение. В воздухе над городом пролетели крылатые  чо-джайны.
Они были не угольно-черными, к каким привыкла Мара, а бронзовые и  синие  да
еще с золотисто-коричневыми полосками.
   - Какие они красивые! - ахнула она. - У нас в Цурануани королевы  выводят
только черных чо-джайнов. Единственный намек на какой-то  цвет  я  видела  у
новорожденной  королевы,  и  то  она  потемнела  и  стала  как  все,   когда
повзрослела.
   Гиттания вздохнула:
   - Маги чо-джайнов всегда нарядно расцвечены. У вас в Империи  таких  нет,
потому что они там под запретом... к нашему прискорбию. Благодетельная, и на
вечную вашу беду. Их сила неразлучна с мудростью.
   Завороженная  зрелищем  Чаккахи,  Мара  ответила  не  сразу.  Вдали,   за
стеклянными шпилями, виднелась синяя гряда гор, сверкающие  вершины  которых
выделялись белизной на фоне неба.
   - Лед! - догадался Люджан. - На тех вершинах лед! Ах,  как  бы  я  хотел,
чтобы Папевайо был сейчас здесь и мог увидеть это чудо! И Кейок... Старик ни
за что не поверит, что мы видели  лед  на  горах,  когда  вернемся  домой  и
расскажем...
   - Если вы вернетесь домой,  -  поправила  Гиттания  с  несвойственной  ей
резкостью. Она пожала плечами, словно извиняясь перед Марой. - Госпожа,  мне
нельзя  идти  дальше.  Вам  придется  спуститься  по  тропе   в   долину   и
самостоятельно искать свой путь в Чаккаху. На дороге вам встретятся патрули.
Они перехватят вас задолго до того, как вы достигнете хрустальных ворот.  Да
пребудут с вами боги и да помогут они  вам  получить  аудиенцию  у  королевы
чо-джайнов. - Будущая волшебница смолкла,  явно  чувствуя  себя  неловко,  и
достала из складок своей накидки некий малый предмет, продолговатый по форме
и черный, как обсидиан.
   - Это гемма памяти, - пояснила она. - На ней запечатлены те воспоминания,
которые совет Калиани вызвал из твоей  души  в  золотом  круге  истины.  Она
показывает, почему мы дали тебе разрешение на  проход  по  нашим  землям,  и
содержит наш совет ульям Чаккахи.  Маги  чо-джайнов  сумеют  ознакомиться  с
записью, если сочтут нужным. - Холодными от волнения  пальцами  она  вложила
магический камень в руки Мары. - Госпожа, я надеюсь, что  твои  воспоминания
сослужат тебе добрую службу. Калиани рассказывала о некоторых  из  них.  Они
красноречиво  свидетельствуют  о  твоей  правоте.   Но   главная   опасность
заключается в том, что этих чо-джайнов трудно вовлечь в разговор. Они  могут
убить без предисловий.
   - Спасибо тебе. -  Мара  приняла  камень  и  спрятала  его  под  одеждой.
Обрадованная уже хотя бы тем, что военачальнику был возвращен меч -  ибо  ей
отнюдь не доставляла удовольствия мысль, что придется брести безоружными  во
враждебный лагерь, - она распрощалась с Гиттанией, сказав напоследок:
   - Прошу тебя передать от меня благодарность также и  Калиани.  Если  боги
будут к нам благосклонны и удача от нас не отвернется, мы еще увидимся.
   С этими словами она кивнула Люджану и двинулась к лежащей  внизу  долине,
где их ожидал город Чаккаха. Гиттания видела, что ни властительница,  ни  ее
красавец военачальник не бросили взгляда назад. Это ее опечалило, потому что
за  три  дня,  проведенных  вместе  в  пути,  она   успела   привязаться   к
Благодетельной, в чьей любознательности скрывалось такое глубокое сочувствие
к другим людям и чья надежда  заключалась  в  перемене  судеб  всей  Империи
Цурануани.

***

   Тропа круто спускалась к долине; иногда путь преграждали свободно лежащие
валуны, через  которые  приходилось  перебираться  с  осторожностью.  Люджан
поддерживал госпожу за локоть, и, хотя его рука была  твердой  и  уверенной,
Мара не могла отделаться от ощущения шаткости их нынешнего положения. Каждый
шаг приближал встречу с неведомым.
   Воспитанная в многолюдье усадьбы Акома,  привыкшая  к  тесноте  цуранских
городов и к присутствию слуг, рабов и многочисленных офицеров,  составляющих
домашний штат любого аристократа, она не могла припомнить такой поры в своей
жизни, когда была бы настолько отрезана от человеческого общества.
   Ее молитвенную келью в храме Лашимы отделяла  от  других  только  толщина
стены, а дома в вечерние часы,  отведенные  для  благочестивых  размышлений,
одного ее слова было достаточно, чтобы в тот же миг вбежали слуги или воины,
готовые выполнить любое приказание.
   Здесь же было лишь дикое пространство окутанных туманом каменных  склонов
позади, а впереди - джунгли,  населенные  местными  чо-джайнами,  чей  образ
жизни имел мало  общего  с  безопасной,  скрепленной  договором  коммерцией,
которая служила основой отношений Мары с инсектоидами в ее поместьях.
   Никогда в жизни она не ощущала себя такой маленькой, а окружающий ее  мир
- таким огромным. Потребовалась вся сила воли, чтобы не повернуть назад,  не
окликнуть Гиттанию и не попросить, чтобы та проводила их обратно,  на  земли
Турила, который уже не казался ни чуждым, ни угрожающим: в нем обитали люди.
Но позади, в турильском  селении,  ожидали  воины  ее  почетного  эскорта  и
Камлио; их судьба зависела от результатов ее  усилий,  а  еще  -  судьба  ее
семьи, и детей, и всех  обитателей  трех  обширных  поместий,  принадлежащих
Шиндзаваи и Акоме. Она не может  их  подводить;  ее  долг  -  обеспечить  им
безопасное убежище, чтобы спасти от гнева магов. Мара  решительно  взглянула
вперед и возобновила беседу:
   - Люджан, скажи: когда вы были серыми воинами и не надеялись, что сможете
когда-нибудь снова вернуться к жизни по законам чести... что давало вам силы
это переносить?
   Люджан взглянул на нее искоса, и у него в глазах она прочла, что он  тоже
чувствует необъятность и  пустоту  окружающего  ландшафта  и  что  его  тоже
подавляет одиночество. "Как же хорошо мы научились понимать  друг  друга,  -
подумала Мара. - Насколько же трудности жизни сплели наши  усилия  в  единый
жгут взаимной привязанности - необычной и драгоценной для обоих!" Его  ответ
прервал размышления властительницы:
   - Госпожа, когда человек  теряет  все,  что  его  начальники  и  товарищи
считают важным; когда он ведет жизнь, которая не имеет смысла - ведь  именно
так ему внушали с детства, - тогда все, что ему остается, - это его мечты. Я
был очень упрям. Я держался за свои мечты. И однажды утром,  проснувшись,  я
вдруг обнаружил, что мое существование не столь безрадостно. Я осознал,  что
еще могу смеяться. Могу испытывать какие-то чувства. Могу  найти  упоение  в
охоте, а когда выпадет часок в постели с женщиной, щедрой на ласки, -  кровь
быстрее бежит по жилам и Душа поет. Может быть, человека, у которого  отнята
честь, ждут страдания в будущем, когда Туракаму возьмет  его  дух  и  Колесо
Жизни размелет его судьбу в прах. Но... честь не добавляет радости.
   Человек, который  предводительствовал  войском  Ако-мы  чуть  ли  не  два
десятка лет, неловко пожал плечами и добавил:
   -  Госпожа,  я  был  вожаком  воров,  разбойников  и  всяческого  сброда.
Возможно, что мы не имели права  на  честь,  которое  неразрывно  связано  с
геральдическими цветами знатных домов. Но мы не жили без веры и убеждений.
   Он  снова  замолчал,  и  Мара  догадывалась,  что  смущение  мешает   ему
высказаться до конца. Понимая, что речь  идет  о  чем-то  очень  важном  для
Люджана да и  ею  самой  движет  не  праздное  любопытство,  она  мягко,  но
настойчиво попросила:
   - Расскажи мне. Ты же знаешь, я не цепляюсь за традиции ради них самих.
   Военачальник коротко рассмеялся:
   - В этом, госпожа моя, между нами больше общего, чем  тебе  известно.  Но
будь по-твоему. Люди, которыми я  верховодил,  заключили  со  мной  договор,
скрепленный клятвой. Хотя мы и вели жизнь изгоев, которых отвергли боги,  от
этого мы не перестали быть людьми. Мы создали  для  себя  нечто  такое,  что
можно было бы назвать нашим собственным домом, присягнули на  верность  друг
другу и решили: что выпадет одному, должны разделить все.  Так  что  видишь,
Мара, когда ты явилась и призвала нас  всех  на  честную  службу,  мы  могли