м оттуда  на  самом  быстроходном  корабле.  Но  прежде  чем
двинемся на восток, нам следует посетить храмы. Если мы рассчитываем  что-то
выиграть от визита в Турил, надо соблюдать предельную осторожность.
   Оставалось еще множество дел, которые следовало переделать до рассвета, и
Люджан с Сариком получили от госпожи разрешение удалиться, чтобы присмотреть
за приготовлениями к  путешествию.  Глядя  им  вслед,  Мара  в  который  раз
подумала, что они удивительно похожи - походкой, жестами... только у кровных
родственников можно увидеть такое сходство.
   Мара вздохнула.
   Без детей дом казался пустым и тихим.
   Отогнав гнетущее сожаление о том, что упустила возможность  проститься  с
ними как подобает, она направилась в сторону лестницы  и  прошла  к  себе  в
кабинет, куда обычно слуги приносили ей ужин.
   До  рассвета  оставалось  слишком  мало   времени,   чтобы   она   успела
успокоиться. Но  теперь,  когда  решение  было  принято  и  оставалось  лишь
приступить  к  его  исполнению,  Мара  уже  стремилась  как   можно   скорее
отправиться в путь.
   Она не могла, разумеется, предугадать, какая  судьба  ожидает  ее  по  ту
сторону границы, на землях народа, враждовавшего с Империей в течение многих
лет объявленных войн и случайных стычек.
   Мирный договор, подписанный давным-давно, отнюдь не  гарантировал  покоя:
горцы из Конфедерации  отличались  воинственным  нравом  и  в  любой  мелочи
усматривали оскорбление. Однако самый могущественный маг двух миров  одобрил
- хотя и косвенно -  выбранное  Марой  направление  поисков.  Властительница
Акомы чувствовала, что из всех посвященных в ее планы один лишь он полностью
понимает, сколь высоки ставки в игре. Более того, он знал, какие  чудовищные
препятствия ей предстоит преодолеть.
   Проходя мимо склонившихся в поклоне  слуг  к  своим  уютным  покоям,  она
гадала, каковы, по мнению Пага, ее шансы на успех. Потом ей в голову  пришла
другая мысль: а ведь с ее стороны было весьма умно, что она  не  задала  ему
этот вопрос. Если бы он ответил, у  нее  могло  бы  не  найтись  сил,  чтобы
взглянуть правде в глаза.

***

   Прозвучал  возглас  жреца,   подхваченный   многоголосым   отзвуком   под
массивными сводами. Расположившиеся по  кругу  младшие  священнослужители  в
красных хитонах ответили ритуальным речитативом, и звук металлического гонга
возвестил об окончании утренней церемонии. В затененной нише у задней  стены
храма безмолвно ожидала Мара в окружении почетного эскорта; рядом  находился
ее первый советник. Судя по виду, Сарик был погружен в мысли, весьма далекие
от богослужения. Он  непроизвольно  постукивал  пальцами  по  пластинкам  из
раковин коркара, украшающим его пояс. Волосы у него были взъерошены: уже  не
раз он в нетерпении запускал всю пятерню в шевелюру. Воины  Акомы  держались
так, словно не  ощущали  никакой  неловкости,  однако  их  напряженные  позы
свидетельствовали, что, находясь в колоннаде  храма  Красного  бога,  трудно
думать о чем-либо постороннем. Большинство из них мысленно возносили молитвы
божествам счастья и удачи, чтобы их окончательная  встреча  с  богом  смерти
состоялась как можно позже.
   И в самом деле, думала Мара, храм  Туракаму  вовсе  не  предназначен  для
того, чтобы посетители чувствовали себя уютно. На площадке посреди колоннады
возвышался   древний   алтарь,   где   некогда   приносились    человеческие
жертвоприношения - а если верить слухам, то приносятся  и  сейчас.  Площадку
окружали каменные уступы, стертые ногами множества  богомольцев;  желобки  в
каменных плитах  вели  к  углублениям  у  ног  статуй,  изваянных  несколько
столетий тому назад и стоявших в  своих  нишах.  Прикосновения  бесчисленных
рук, благоговейно касавшихся  ступней  статуй,  отполировали  до  блеска  их
поверхности,  некогда  бывшие  шероховатыми.  Стены  позади  этих  ниш  были
расписаны  изображениями  человеческих  скелетов,  демонов  и  полубогов   -
многоруких и многоногих. Они были  представлены  в  странных  позах,  словно
корчились в смертных муках или были вовлечены в  неистовую  пляску.  Но  при
всей их пугающей нелепости они напоминали Маре другие образы, украшающие Дом
Плодородия  -  одно  из  многочисленных  святилищ  Лашимы,  куда   приходили
помолиться бездетные женщины, жаждущие зачать ребенка.  Разница  состояла  в
том, что фрески в храме  Туракаму  были  лишены  даже  малейшего  намека  на
чувственные,  плотские  желания,  тогда  как  рисунки  в  святилище   Лашимы
порождали смутное томление,  ибо  сплетенные  фигуры  этих  ужасных  существ
наводили на мысль не о страданиях, а о наслаждении.
   Ожидая, пока настанет ее черед поговорить со  жрецом,  Мара  подумала  об
одном подмеченном ею противоречии: жрецы Красного  бога,  один  вид  которых
вселяет ужас, в беседах всегда настойчиво твердят, что  все  люди,  так  или
иначе, встречают свой конец у ног Туракаму; что смерть - это удел,  которого
никому не дано избежать,  и  потому  ее  следует  принимать  безбоязненно  и
безропотно.
   Кружок послушников перестроился,  образовав  двойную  колонну,  окутанную
клубящимся дымком фимиама. Мара  видела,  как  жрец,  выступавший  во  главе
процессии, задержался, чтобы обратиться к  просителю,  пришедшему  молить  о
милосердии богов к его  недавно  скончавшемуся  родичу.  Запечатанный  пакет
перешел из рук в  руки;  скорее  всего  это  было  письменное  обязательство
осиротевшей семьи,  готовой  внести  щедрое  пожертвование  храму,  если  их
воззвание не останется  безответным.  На  самой  отдаленной  от  жертвенного
алтаря  фреске  были  изображены  люди  с  блаженным  выражением  на  лицах,
склонившиеся  в  поклоне  перед  троном  Красного  бога,   чтобы   выслушать
божественное решение о возрождении к новой жизни: место, уготованное  им  на
Колесе,  определялось  соотношением  деяний,  послуживших  к  умалению   или
возвеличению их чести. Согласно цуранским верованиям  молитва  оставшихся  в
живых могла приумножить в глазах Туракаму достоинства недавно скончавшегося;
но, пока бедняк пешком добирался до храма, чтобы поклониться Красному богу и
возжечь дешевую поминальную свечу, богач прибывал на носилках, имея при себе
кругленькие суммы на совершение отдельных храмовых обрядов.
   Мара размышляла над тем, влияют ли подобные богослужения на  божественную
волю или же просто подстегивают рвение жрецов, не чуждых  земным  соблазнам:
ведь служителям Туракаму требовались новые рубины для мантий и более удобная
обстановка для трапезных и келий. Массивные золотые треножники  -  подставки
для ламп вокруг алтаря наверняка стоили целого королевства. Хотя в каждом из
храмов Двадцати Богов  имелись  дорогостоящие  украшения,  мало  было  таких
храмов, которые мог бы соперничать роскошью с самым неприметным из святилищ,
посвященных Туракаму.
   Мару вывел из раздумья голос:
   - Благодетельная, ты оказываешь нам честь.
   Процессия  послушников  достигла  задней  двери  и  медленной   вереницей
вытекала из колоннады, но верховный жрец отделился от  молодых  собратьев  и
приблизился к посетителям из Акомы. Если не принимать в расчет его раскраску
и украшенный перьями капюшон,  он  представлял  собой  всего  лишь  пожилого
человека среднего телосложения с живыми яркими глазами. Вблизи  было  видно,
что  появление  властительницы  застало  его  врасплох:  руки  жреца  нервно
блуждали вверх-вниз по костяному жезлу с черепами-погремушками,  которым  он
размахивал во время храмовых ритуалов.
   -  Я  знал,  госпожа  Мара,  что  ты  собираешься  в  паломничество,   но
предполагал, что ты посетишь главный храм в  Священном  Городе,  а  не  наше
скромное святилище в Сулан-Ку. Конечно, я не был готов к  такой  чести,  как
посещение столь высокой особы.
   Мара слегка поклонилась верховному жрецу Красного бога:
   - У меня не было намерения принимать участие в церемонии от ее начала  до
конца. И, по правде говоря,  меня  привела  сюда  не  только  набожность.  Я
нуждаюсь в совете.
   Брови верховного жреца изумленно поднялись и исчезли под  маской  в  виде
черепа, которая скрывала его лицо во время ритуала: по  окончании  церемонии
он сдвинул ее на макушку. Жрец не был обнажен и разрисован красной  краской,
как того требовали обряды, совершаемые вне освященной территории храма. Но в
волосы  у  него  были  вплетены  амулеты,  которые   выглядели   как   части
разрубленных птиц, а уж предметы, виднеющиеся под капюшоном из алых  перьев,
и подавно не вызывали желания вглядеться в них  более  пристально.  Понимая,
что его ритуальное облачение не слишком располагает к задушевным разговорам,
он передал  жезл  мальчику-послушнику  и  сбросил  мантию;  ее  с  почтением
подхватили двое подбежавших юных помощников. Они же сняли с плеч  наставника
сложную древнюю перевязь с привешенными к ней  символами  служения  Красному
богу. Монотонно распевая,  юноши  с  величайшей  осторожностью  отнесли  эти
регалии в шкафы,  где  им  полагалось  храниться  под  замком  до  следующей
церемонии.
   Жрец, оставшийся в простой набедренной повязке, выглядел намного  моложе,
чем казалось раньше.
   - Пойдем, - пригласил он Мару. Побеседуем в  более  удобном  месте.  Твой
почетный  эскорт  может  либо  сопровождать  тебя,  либо   подождать   твоих
приказаний в саду. Там сейчас тень и прохлада, а водоносы помогут им утолить
жажду.
   Мара подозвала к себе Люджана и Сарика и жестом показала,  что  остальные
могут удалиться. Воины, сохраняя строй, весьма  бодро  двинулись  к  выходу.
Люди воинских профессий никогда не  чувствовали  себя  уютно  в  присутствии
служителей Туракаму. Бытовало поверье, что солдат,  который  тратит  слишком
много времени на выражение преданности Красному  богу,  рискует  привлечь  к
себе милостивое внимание божества. А тот, кого возлюбил Туракаму, будет взят
в его чертоги с поля битвы молодым.
   Верховный  жрец  провел  паломников  через  низенькую  боковую  дверцу  в
темноватый коридор.
   - Когда на мне нет ритуального облачения. Благодетельная,  меня  называют
отец Джадаха.
   Слегка улыбнувшись, властительница откликнулась:
   - И ты зови меня просто Марой, отец мой.
   Ее проводили в простое помещение без каких-либо нарядных  драпировок  или
фресок на стенах. Молитвенные циновки были обтянуты красной тканью, во славу
бога; но те, что предназначались для сидения, сотканы из неокрашенной пряжи.
Маре были предложены самые мягкие из имеющихся  подушек,  которые  оказались
потертыми от частого употребления, но безупречно чистыми. С помощью  Люджана
Мара уселась и мысленно попросила прощения у  Туракаму.  Ее  недавние  мысли
были  несправедливы:  вне  всякого  сомнения,  в  Сулан-Ку  жрецы   Туракаму
расходуют  деньги,  полученные  от  просителей,  на  украшение  только   тех
помещений, что отводятся для самого бога.
   Как только Люджан и Сарик  уселись  по  обе  стороны  от  своей  хозяйки,
верховный жрец послал за напитками и закусками. Одноглазый  телохранитель  с
ужасным  шрамом  на  лице  позаботился  о  том,   чтобы   удалить   с   кожи
священнослужителя ритуальную раскраску, и принес ему белую хламиду с красной
каймой. После  того  как  были  доставлены  подносы  с  чокой  и  маленькими
хлебцами, верховный жрец обратился к посетительнице:
   - Мара, какую услугу может оказать тебе храм Туракаму?
   - Я сама не знаю этого точно, отец Джадаха. - Мара  из  вежливости  взяла
хлебец. Когда Сарик налил ей чоки, она попыталась объяснить свою цель:
   - Я ищу знания.
   Жрец ответил с жестом благословения:
   - Те скудные возможности, которыми мы располагаем, - твои.
   Мара не скрыла удивления: она не рассчитывала, что он так  быстро  пойдет
ей навстречу.
   - Ты  очень  великодушен,  отец.  Но  я  смиренно  предполагаю,  что  ты,
возможно, захочешь услышать о  моих  нуждах,  прежде  чем  давать  поспешные
обещания.
   Верховный жрец улыбнулся.  Его  одноглазый  слуга  почтительно  удалился.
Теперь, когда на лице жреца не было церемониального грима, Мара видела,  что
главный приверженец бога смерти - это приятный  пожилой  человек.  Гибкий  и
хорошо сложенный, он имел красивые руки писца; в его глазах светился ум.
   - Почему я должен опасаться,  давая  обещания,  властительница  Мара?  Ты
достаточно показала себя своим служением благу Империи. Я сильно сомневаюсь,
что твои побуждения на сей раз окажутся  предосудительно  своекорыстными:  в
это трудно поверить тому, кому известно твое  поведение  после  гибели  дома
Минванаби. Твои действия были не просто великодушными, они... это было нечто
неслыханное. Ты не только настояла на соблюдении должных форм при разрушении
молитвенных  ворот,  которые  возвел  Десио  в  подкрепление  своего   обета
покончить с тобой; ты самоотверженно позаботилась,  чтобы  не  причинить  ни
малейшего бесчестья храму, когда распорядилась убрать  эти  врата  из  своих
владений. Мы, жрецы, в долгу перед тобой за ту роль, которую  ты  сыграла  в
избавлении  нашего  сословия  от  тирании  Высшего  Совета.  Нам  возвращена
возможность оказывать подобающее влияние на весь ход повседневной жизни, и в
этом также твоя немалая заслуга. - Задумчиво покачав головой,  жрец  положил
себе очередной хлебец. - Перемены в образе правления  совершаются  медленно.
Властители, которые противятся нашему влиянию, сумели тесно сплотиться, дабы
давать нам отпор. Однако мы все-таки понемногу продвигаемся вперед.
   Теперь Мара припомнила слова  посланца  храма  Туракаму,  по  обязанности
присутствовавшего при разборке молитвенных ворот, которые были возведены для
утоления злобы Десио. В тот раз, находясь во власти бурных и  противоречивых
чувств, она пропустила мимо ушей замечания жреца,  усмотрев  в  них  обычную
лесть. Лишь спустя годы она оценила его искренность.  Встретив  понимание  и
поддержку в таком месте, где она  не  особенно  на  них  рассчитывала,  Мара
набралась храбрости и заявила:
   - Мне необходимо как можно больше узнать о природе магии.
   Верховный жрец так и застыл с чашкой  в  руках,  но  ненадолго.  С  таким
видом, как будто в вопросе  гостьи  не  было  ничего  необычного,  он  допил
содержимое чашки. Делал он это  неспешно;  возможно,  он  старался  выгадать
время,  чтобы  подобрать  нужные  слова  для  ответа  или  же,  как  мог  бы
предположить язвительный Сарик, чтобы не поперхнуться от неожиданности.
   Но каковы бы ни были причины медлительности жреца, он выглядел совершенно
спокойно, когда поставил чашку на место.
   - Что именно ты хочешь знать о магии?
   Мара немедленно перешла к делу, хотя и знала, сколь опасна тема:
   - Почему считается, что магические силы подвластны  только  Ассамблее?  Я
сама видела жрецов, которые владеют этим искусством.
   Верховный жрец с уважением взглянул  на  маленькую  решительную  женщину,
которая, по общему признанию, была второй по могуществу персоной  в  Империи
после Света Небес. Его глаза потемнели, и с холодком, которого минуту  назад
и в помине не было, он промолвил:
   -  Запреты,  наложенные  Ассамблеей  на  твои  распри  с  Джиро  Анасати,
общеизвестны, Мара. Если ты  хочешь  получить  в  свои  руки  оружие  против
черноризцев, то должна понимать, что вступаешь на гибельный путь.
   Он не употребил почтительное именование "Всемогущие", и этот  оттенок  не
ускользнул от внимания Мары. Возможно ли, что храмовые иерархи  без  особого
восторга относятся к магам? А ведь нечто похожее промелькнуло и в беседах  с
чо-джайнами.
   - Что заставляет тебя предполагать, будто я злоумышляю против  Ассамблеи?
- спросила Мара без всяких околичностей.
   Отца Джадаху, как видно, не покоробила такая прямота.
   - Госпожа,  служение  Туракаму  позволяет  нам  узнать  многое  о  темных
сторонах человеческой натуры. Люди, привыкшие к власти, не любят,  чтобы  им
показывали их слабые стороны. Лишь немногие проявляют  мудрость,  оказавшись
перед лицом перемен или обнаружив нечто новое в самих себе. Как ни печально,
большинство прежде всего  бросается  на  защиту  своих  позиций,  уже  давно
утративших всякий смысл. Они боятся взглянуть правде в глаза и увидеть,  что
устои их безопасности обветшали, хотя такое прозрение открыло бы им дорогу к
укреплению подорванного могущества и  к  улучшению  собственной  жизни.  Они
противятся переменам только потому, что предстоящие новшества находятся  вне
рамок их привычных представлений. Ты воплощаешь в себе счастье и надежду для
народов, населяющих Империю. Умышленно или невольно, ты была их  защитницей,
потому  что  выступала  против  тирании  и  жестокости,   когда   добивалась
упразднения поста Имперского Стратега. Ты  не  напрасно  подвергла  сомнению
прочность тех опор, на которых веками покоилось  государственное  устройство
Цурануани. В этом многие неизбежно должны были усмотреть вызов, в чем бы  ни
состояли твои подлинные цели. Ты достигла огромных высот, и те, кто видел  в
тебе соперника, почувствовали, что оказались в тени.  Две  такие  силы,  как
Ассамблея и Слуга Империи, не могут существовать,  не  вступая  в  конфликт.
Когда-то в прошлом, за тысячи лет до  наших  дней,  Черные  Ризы,  возможно,
заслужили свою привилегию - право  не  подчиняться  закону.  Но  теперь  они
воспринимают свое  всемогущество  как  неоспоримый  дар  свыше,  как  честь,
оказанную им богами изначально. В тебе воплощен дух перемен, а в них  -  сам
монолит  традиций.  Они  должны  низвергнуть  тебя,  чтобы  сохранить   свое
верховенство. Такова природа цуранской жизни.
   Отец Джадаха взглянул за дверные створки, слегка раздвинутые, чтобы  дать
проход свежему воздуху. С улицы послышались удары бича возницы,  а  потом  -
зазывный выкрик рыбака, предлагающего покупателям свой  утренний  улов.  Эти
звуки повседневной жизни, как видно, напомнили жрецу, что он еще не  ответил
на заданный ему вопрос. Вздохнув, он поспешил закончить свои рассуждения:
   - В былые времена, Мара Акома, мы,  служители  богов,  имели  возможность
влиять на ход событий и обладали большими богатствами. В  былые  времена  мы
были способны направлять наших властителей на верные пути,  которые  вели  к
исправлению нравов и развитию лучших качеств у всех людей, или,  по  крайней
мере, использовать  наше  влияние,  чтобы  обуздать  чрезмерную  алчность  и
порочность. - Он замолчал,  его  губы  сжались  в  тонкую  линию.  Когда  он
заговорил вновь, в его голосе послышалась горечь. -  Я  не  могу  предложить
тебе ничего такого, что помогло бы тебе воспротивиться Ассамблее. Но у  меня
есть для тебя небольшой подарок... на дорогу, в дальний путь.
   Мара была неприятно поражена, хотя и сумела это скрыть:
   - В дальний путь?
   Неужели все ее уловки были настолько прозрачны, что  даже  этот  жрец  из
храма в Сулан-Ку не поверил в легенду о паломничестве?
   Легкое прикосновение Сарика напомнило Маре, что не  стоит  выдавать  свои
мысли раньше времени. С застывшим лицом она безмолвно  наблюдала,  как  жрец
встал, пересек комнату и остановился у старинного деревянного ларца.
   - Чтобы найти то, что ты ищешь, Мара  Акома,  тебе  придется  отправиться
далеко. - Он освободил защелку ларца и откинул крышку.  -  Полагаю,  ты  уже
сама это понимаешь.
   Руками, которые казались неуместно изящными для человека его  звания,  он
шарил внутри ларца, перебирая его содержимое. Сквозь облако поднявшейся пыли
Мара смогла разглядеть пергаментные свитки с печатями. Жрец чихнул  в  рукав
хламиды, деликатно заглушив неподобающий звук.
   - Прошу прощения.
   Затем он помахал древним трактатом, чтобы  разогнать  пыль,  и  продолжил
незаконченное объяснение:
   - Как утверждают уличные собиратели слухов, ты везешь с собой  достаточно
поклажи, чтобы снова попасть в песчаные пустыни Потерянных Земель. Любой,  у
кого в кармане есть лишняя цинтия, может купить у них эту новость.
   Мара улыбнулась. Трудно было поверить, что жрец,  руководивший  утренними
обрядами в честь самого  страшного  из  богов  Келевана,  и  любопытствующий
прохожий, который покупае