распустила завязки
занавесок, и тонкие полотнища упали, отгородив ее  от  мира.  Понимая,  что,
возможно, она плачет, Кейок выступал рядом с паланкином, глядя только  перед
собой. Выжить, не утратив чести, - это казалось  недостижимой  мечтой  после
гибели властителя Седзу и его сына. И все-таки ради хозяйки,  чью  жизнь  он
оберегал,  старый  воин  не  хотел  поддаться  уверенности,  которой  успели
проникнуться его соратники: что немилостью богов отмечен этот дом  и  судьба
Акомы неотвратимо близится к концу.
   От этих печальных мыслей  военачальника  отвлек  голос  Мары,  в  котором
звучала неожиданная решимость:
   - Кейок, вот если я умру, а ты переживешь меня... что тогда?
   Кейок указал назад, в сторону холмов, где укрылись  разбойники  со  своей
добычей.
   - Если я не получу от тебя, госпожа,  разрешения  покончить  с  собой,  я
стану таким, как те люди. Бродяга, не имеющий хозяина, одинокий, без цели  и
смысла... серый воин, который не вправе носить цвета никакого дома.
   Мара немного отодвинула занавеску:
   - И таковы все бандиты?
   - Некоторые. Другие - мелкие преступники, воры и грабители; иногда  среди
них попадаются и убийцы, но большинство  -  это  солдаты,  пережившие  своих
хозяев.
   Носилки приближались к крыльцу господского дома, где томились в  ожидании
Накойя и несколько слуг. Мара поспешила задать новый вопрос:
   - Это люди чести, Кейок?
   Во взгляде, который военачальник бросил на властительницу, не было и тени
упрека.
   - У бездомного солдата не может быть чести, госпожа. Но прежде,  до  того
как погибли их  хозяева...  Я  полагаю,  что  серые  воины  были  достойными
людьми... И все-таки, пережить своего хозяина... это знак немилости богов.
   Паланкин был уже у крыльца, и носильщики  опустили  его  на  землю.  Мара
раздвинула занавески шире и с помощью Кейока выбралась из паланкина.
   - Военачальник, когда твои разведчики вернутся с холмов, зайди ко мне.  У
меня есть план, который нужно обсудить, пока весь дом спит.
   - Как прикажешь, госпожа.
   Кейок поклонился, прижав кулак к груди, как  полагалось  по  этикету.  Но
когда слуги, высоко поднимая фонари, двинулись  вперед,  чтобы  осветить  ей
путь, Мара подумала, что уловила искру одобрения  на  изборожденном  шрамами
лице старого воина.
   Беседа Мары с Кейоком затянулась до глубокой ночи. Звезды искрились,  как
льдинки.  Медно-золотой  профиль  луны  Келевана  стоял  в   зените,   когда
военачальник поднял с пола свой шлем.
   - Госпожа, твой план рискованно дерзок. Но от  газена  никто  не  ожидает
нападения, и потому этот план может сработать.
   - Он должен сработать!  -  Мара  выпрямилась  в  темноте.  -  Иначе  наша
гордость сильно пострадает. Просить о безопасности в обмен на брак - это  не
прибавит нам чести и только порадует тех, кто строит против нас  козни.  Наш
дом уже не будет одним из  главных  участников  Игры  Совета,  и  духи  моих
предков не смогут обрести покой. Нет, я думаю,  что  по  этому  поводу  отец
сказал бы: "Безопасный путь не всегда самый лучший".
   Кейок надел и закрепил шлем столь тщательно, словно готовился к сражению.
   - Как пожелает моя госпожа. Но я не завидую тому,  кто  возьмет  на  себя
задачу объяснить Накойе, что именно ты задумала.
   Он поклонился, повернулся и зашагал к двери; отодвинув засов, он вышел  в
сад. Лунный свет золотил  цветочные  клумбы.  Мара  следила  за  удаляющимся
силуэтом военачальника, и ей казалось, что плечи у  него  сейчас  развернуты
шире,  чем  обычно,  а  в  легкой  походке  чуть  меньше   напряжения.   Она
чувствовала, что  Кейок  одобряет  военный  способ  преодоления  трудностей,
стоящих перед  Акомой,  и  его  молчаливая  поддержка  принесла  ей  немалое
облегчение. Он предпочитал попытать счастья, выполняя ее  рискованный  план,
но не быть свидетелем того,  как  она  в  поисках  защиты  заключит  брак  с
кем-либо из более могущественного рода и тем самым  поставит  свою  семью  в
унизительную зависимость от семьи мужа.
   Мара расцепила чуть вспотевшие пальцы,  испытывая  одновременно  страх  и
воодушевление.
   - Я выйду замуж на моих условиях или вообще не выйду, - пробормотала она,
а потом вернулась на свои подушки. Сон пришел не сразу. Воспоминания о  Лано
перемежались мыслями о молодых заносчивых  сыновьях  из  знатных  семей,  на
одном из которых ей рано или поздно придется остановить свой выбор.

***

   Утро выдалось жаркое. С юга дули сухие  ветры,  и  влагу,  оставшуюся  от
сезона дождей, можно было найти лишь в низинах между холмами. В такие  места
и перегоняли сейчас пастухи многочисленные стада  нидр,  поднимающих  облака
желтой  пыли.  Мара  завтракала  в  саду  внутреннего  дворика,   сидя   под
спасительной тенью деревьев и  прислушиваясь  к  мирному  журчанию  воды  из
фонтана. Одетая в яркое платье с высоким воротом, она казалась  сейчас  даже
моложе своих семнадцати лет, хотя глаза ее блестели  подозрительно  ярко,  а
лицо слегка осунулось после бессонной  ночи.  Однако  ее  голос,  когда  она
приказала позвать Накойю, звучал твердо и властно.
   Старая няня явилась, настроенная весьма сварливо; с ней это часто  бывало
по утрам. Вызов хозяйки застал Накойю в тот момент, когда она одевалась:  ее
волосы были в спешке заколоты  на  затылке,  а  поджатые  губы  красноречиво
свидетельствовали о раздражении  и  досаде.  Отвесив  короткий  поклон,  она
спросила:
   - Что угодно госпоже?
   Властительница Акомы жестом разрешила ей сесть. Этим  разрешением  Накойя
не воспользовалась: колени болели, а час был  слишком  ранний,  чтобы  вести
споры со своевольной девчонкой, упрямство которой могло  погубить  честь  ее
славных предков.
   Мара ласково улыбнулась бывшей няне:
   - Накойя, я еще раз обдумала твой совет и поняла, что это и в самом  деле
разумно: выйти замуж, чтобы  расстроить  планы  наших  врагов.  Прошу  тебя,
подготовь список женихов, которых ты считаешь приемлемыми:  мне  понадобится
твое руководство, чтобы сделать правильный выбор. Теперь ступай. Мы с  тобой
все обсудим... в свое время.
   Накойя моргнула, удивленная  столь  разительной  переменой  в  настроении
госпожи. Потом глаза ее сузились. Она догадывалась, что такая  сговорчивость
просто маскирует какое-то другое намерение,  но  пуранская  этика  запрещала
слугам  задавать  вопросы  господам.  Заподозрив  неладное,   но   не   имея
возможности остаться, после того как ей было приказано уходить, Накойя  была
вынуждена подчиниться:
   - Как прикажешь, госпожа, и пусть направляет тебя мудрость Лашимы.
   Шаркая ногами и что-то бормоча  себе  под  нос,  Накойя  удалилась.  Мара
отхлебнула глоток чоки, являя собой живой портрет образцовой властительницы,
которой некуда спешить. Через пару минут она подозвала мальчика-посыльного и
негромко приказала:
   - Позови ко мне Кейока, Папевайо и Джайкена.
   Она еще не успела допить свою чашку чоки, когда явились оба воина:  Кейок
в отшлифованных до  блеска  боевых  доспехах  и  Папевайо,  также  в  полном
вооружении; его черная головная повязка смертника была  прилажена  столь  же
аккуратно, как оружейный пояс с привешенным к  нему  мечом.  Догадка  Накойи
оказалась  верной:  Папевайо  держался  как  человек,  удостоенный  почетной
награды за доблесть. В остальном же вид у него был такой, как всегда. Многое
меняется в жизни, но преданность Папевайо остается, подумала Мара.
   Кивком головы она подозвала служанку с кувшинчиком чоки, и  на  этот  раз
Папевайо принял кубок с дымящимся напитком.
   Кейок отхлебнул чоку, не снимая шлема - верный знак, что сейчас его мысли
целиком посвящены стратегии задуманной вылазки.
   - Все готово, госпожа. Вайо проверил, как распределено оружие и  доспехи,
а сотник Тасидо руководит тренировкой. Пока не начнется стычка, твои солдаты
будут выглядеть внушительно.
   - Вот и прекрасно. - Слишком взволнованная, чтобы допить свою чоку,  Мара
уронила руки на колени. - Теперь нам нужен только Джайкен, чтобы приготовить
наживку.
   В этот самый момент появился Джайкен. Он поклонился, едва  переводя  дух:
было очевидно, что он очень спешил. Его одежду покрывала пыль, и  в  руке  у
него была та же счетная табличка, на которой он делал отметки, когда пастухи
выгоняли на пастбище гурты нидр.
   - Умоляю простить мне этот неподобающий вид, госпожа. По  твоему  приказу
пастухи и рабы...
   - Я знаю, Джайкен, - перебила  его  Мара.  -  Твою  честь  это  никак  не
задевает, а твоя преданность делу достойна восхищения. Скажи теперь, есть  у
нас на складах зерно и другие товары, чтобы хватило на торговый караван?
   Сбитый с  толку  похвалой  и  совершенно  неожиданным  поворотом  беседы,
Джайкен расправил плечи:
   - У нас наберется шесть фургонов тайзы. невысокого качества,  которую  мы
придержали, чтобы подкормить стельных нидр, но сейчас уже видно, что это  не
понадобится: последние телята были отлучены от матерей два дня назад. Еще  у
нас  есть  несколько  шкур,  которые  можно  продать  шорникам.  -   Джайкен
переступил  с  ноги  на  ногу,  стараясь  скрыть  растерянность.  -  Караваи
получится более чем скромным. Ни зерно,  ни  шкуры  не  принесут  серьезного
дохода. - Он почтительно поклонился. - Моя госпожа могла бы  получить  более
ощутимую прибыль, если бы подождала, пока  телята  наберут  вес;  а  к  тому
времени и урожая будет собран, Мара пренебрегла деловым советом:
   - Я хочу, чтобы был приготовлен маленький караван.
   - Слушаю, госпожа. - Хадонра сжимал в руках табличку с такой  силой,  что
даже пальцы побелели. - Я составлю послание к нашему агенту в Судан-Ку...
   - Нет,  Джайкен.  -  Мара  резко  поднялась  и  подошла  к  фонтану.  Она
подставила руки под струю и смотрела, как капли воды  скатываются  у  нее  с
ладони. - Я хочу, чтобы этот караван был отправлен в Холан-Ку.
   Джайкен обратил изумленный взгляд на  Кейока,  но  не  увидел  в  суровых
чертах военачальника даже тени неодобрения. Не на  шутку  встревоженный,  он
чуть ли не взмолился:
   - Госпожа, я повинуюсь твоей воле,  но  эти  товары  все  равно  придется
отправить в Сулан-Ку, оттуда вниз по реке, а уж потом погрузить на корабль в
порту Джамар.
   - Нет. - Мара сжала пальцы в кулак, и  капли  водах  упали  на  мраморные
плитки, которыми была вымощена площадка у фонтана. -  Путь  нашего  каравана
должен пролегать по суше.
   Джайкен снова покосился на Кейока, но военачальник  и  его  телохранитель
стояли как столбы, глядя прямо перед собой. Пытаясь совладать  с  волнением,
Джайкен снова воззвал к хозяйке:
   - Госпожа, дорога через горы чрезвычайно опасна. В лесах полно  бандитов,
а у нас не  хватит  воинов,  чтобы  их  оттеснить.  Снабдить  такой  караван
надежной охраной...  да  ведь  для  этого  придется  оставить  все  поместье
беззащитным. Я просто обязан возразить!
   Улыбнувшись совсем по-детски, Мара отошла от фонтана.
   - Нет, наша оборона не настолько  пострадает.  Папевайо  возглавит  отряд
специально отобранных солдат. Дюжина наших лучших бойцов - этого должно быть
достаточно, чтобы держать бандитов на расстоянии. Они  уже  захватили  наших
нидр, так что еда у них есть; а караван  с  такой  немногочисленной  охраной
должен навести их на мысль,  что  товары  в  фургонах  никакой  ценности  не
представляют.
   Джайкен поклонился; его худое лицо оставалось неподвижным.
   - Тогда мы поступили бы совсем мудро, если бы  отправили  караван  вообще
без охраны.
   Продолжая спор, Джайкен рисковал, но он был готов даже  навлечь  на  себя
неудовольствие хозяйки, лишь бы заставить ее отказаться от нелепого каприза.
   - Нет. Мне требуется почетный эскорт.
   Джайкен был потрясен настолько, что  у  него  исказилось  лицо;  впрочем,
через секунду оно снова приняло обычное бесстрастное выражение. Если госпожа
намеревается сама пуститься в это бессмысленное  путешествие,  значит,  горе
лишило ее рассудка.
   - Иди же, Джайкен, - сказала Мара, - выполняй, что тебе приказано.
   Хадонра еще раз покосился на Кейока, как будто надеялся,  что  требование
властительницы вызовет у того протест.  Но  старый  военачальник  лишь  едва
заметно пожал плечами, как бы говоря: ну что тут можно поделать!
   Джайкен помедлил, хотя честь запрещала ему возражать. Суровый взгляд Мары
заставил его покориться. Еще  вчера  он  удостоился  похвалы  властительницы
Акомы за разумное ведение хозяйства, а сейчас, похоже, у нее не  осталось  и
крупицы природного чутья, которым Лашима наделила даже нидру!
   Присутствующие служанки, как им и полагалось, помалкивали;  у  Кейока  на
лице не дрогнул ни один мускул.  Только  Папевайо  встретил  взгляд  молодой
хозяйки. Складки около уголков его рта прорезались чуть глубже, чем  обычно.
На какое-то мгновение могло показаться, что он вот-вот улыбнется, но во всем
остальном он оставался таким, как всегда: подтянутым и непроницаемым.

Глава 3
НОВОВВЕДЕНИЯ

   Над дорогой клубились пыльные вихри. Легкий ветерок не мог  справиться  с
угнетающей жарой, но поднятые им песчинки, попадая то в глаза, то в  ноздри,
заставляли нидр недовольно фыркать. На дорожном гравии  скрипели  деревянные
колеса трех фургонов, составлявших караван Мары. Они медленно  передвигались
между холмами, оставив позади плоские равнины... и границы  поместья  Акома.
Солнечный свет отражался от покрытых ярко-зеленым лаком колесных спиц, и  на
ровных участках казалось,  что  колеса  кому-то  подмигивают;  там  же,  где
приходилось переваливать через рытвины и объезжать камни,  возникали  долгие
заминки. Погонщики резкими выкриками понукали нидр, а те закатывали глаза  с
мохнатыми ресницами и пытались  упираться  в  надежде  на  то,  что  удастся
вернуться к себе на пастбище. Рабы, которые несли паланкин Мары, сначала шли
мерным уверенным шагом, но потом им тоже пришлось сбавить скорость, чтобы  и
на каменистой  дороге  оберегать  госпожу  от  толчков  и  рывков.  Им  было
неизвестно, по каким причинам их хозяйка,  обычно  столь  благоразумная,  на
этот раз требовала от них изматывающей  скорости.  Мара  сидела  неподвижно.
Деревья на обочинах дороги могли  послужить  прекрасным  укрытием  для  кого
угодно:  тенистые  густые  заросли  за  толстыми  стволами  казались  просто
созданными для  устройства  засады.  Фургоны  давали  ощутимое  преимущество
любому злоумышленнику. Самый острый слух не уловил бы шорохов в чаще на фоне
мычания нидр и скрипа колес, и самый зоркий глаз оказывался бессильным из-за
густой пелены пыли. Даже закаленным в сражениях воинам было не по себе.
   Солнце медленно приближалось к  зениту.  Над  оставшейся  позади  долиной
мерцало  знойное  марево.  Длиннохвостые  чешуйчатые  кетсо  разбегались   и
прятались, когда караван громыхал, приближаясь к скалам, где они гнездились.
Передний фургон, а затем и паланкин приблизились к гребню  холмистой  гряды.
По сигналу Кейока все остановились. Носильщики опустили паланкин на землю  в
тени скалы, молча вознося благодарственные молитвы, но погонщики и воины под
бдительным оком военачальника сохраняли положенный строй.
   Впереди находилось узкое и глубокое ущелье, рассекавшее восточные  склоны
гор Кайамака. Дорога, которая вела вниз, не была ровной: повороты и  пологие
подъемы на ней чередовались с крутыми спусками; затем она становилась  более
гладкой и поднималась на  противоположный  склон  ущелья.  Внизу  был  виден
родник, дававший начало небольшому горному ручейку.
   Подойдя к паланкину и поклонившись Маре, Кейок протянул  руку  в  сторону
лощины на склоне ущелья, где не росли деревья, а земля была явно утоптана:
   - Госпожа, следопыты,  которых  мы  посылали  в  разведку  после  набега,
обнаружили в этом месте теплую золу и остатки туш. Они проследили весь  путь
похитителей  и  нашли  место  стоянки,  но  сами  бандиты  успели  скрыться.
Несомненно, они все время кочуют с места на место.
   Мара оглядела ущелье, прикрыв глаза ладонью от солнца. Она была  одета  в
богатый наряд с узорной вышивкой на манжетах и с поясом, сплетенным из ярких
перьев редких  птиц.  Шелковый  шарф  скрывал  кровоподтеки  на  шее,  а  на
запястьях звенели тончайшие нефритовые браслеты, отполированные мастерами из
народа чо-джайнов  -  разумных  существ,  по  виду  напоминающих  гигантских
муравьев. И хотя ее одежда  была  легкомысленной  и  подходящей  скорее  для
какой-нибудь избалованной девочки, Мара  выглядела  серьезной  и  собранной,
когда спросила:
   - Ты ожидаешь нападения?
   - Не знаю. -  Кепок  снова  обвел  ущелье  пристальным  взглядом,  словно
надеясь различить спрятавшихся разбойников. - Но мы  должны  быть  готовы  к
любому повороту судьбы.  Все  время  нужно  помнить,  что  враги,  возможно,
наблюдают за каждым нашим движением.
   - Правильно, - сказала Мара. - Пусть водовоз откупорит бочонок  с  водой.
Солдаты и носильщики могут промочить горло на ходу.  А  когда  доберемся  до
родника, сделаем вид, будто останавливаемся для того, чтобы напиться.  Тогда
мы будем казаться более уязвимыми, чем на самом деле.
   Кейок отсалютовал властительнице:
   - Как прикажешь, госпожа. А я  подожду  здесь  тех,  кто  идет  за  нами.
Начальника каравана будет изображать Папевайо. - В его  обычно  бесстрастных
глазах засветилась забота, и он тихо добавил:
   - Будь осторожна, госпожа. Ты очень рискуешь.
   Мара спокойно выдержала его взгляд:
   - Не больше, чем рисковал отец. А я его дочь.
   Ответом ей была одна из его редких  и  быстрых  улыбок.  Без  суеты,  без
липшей торопливости он отдал  необходимые  распоряжения.  И  вот  уже  юркий
водонос, позвякивая флягами, которыми был увешан, протискивался сквозь  ряды
солдат, предоставляя каждому возможность утолить жажду, причем делал  это  с
таким проворством, которое достигалось лишь долгими годами  походной  жизни.
Потом Папевайо по сигналу Кейока дал команду трогаться  с  места.  Закричали
погонщики, заскрипели колеса и тучи  пыли  поднялись  над  дорогой.  Фургоны
двинулись к перевалу, миновали его и начади  утомительный  спуск  в  ущелье.
Только очень опытный разведчик сумел бы заметить, что в  отряде,  покинувшем
место привала, стадо одним солдатом меньше, чем до остановки.
   Мара держалась с безмятежной величавостью, но ее маленький расписной веер
трепетал  в  тонких  нервных  пальцах.  Каждый  раз,  когда  кто-нибудь   из
носильщиков перехватывал поудобнее шест, чтобы можно было на ходу отхлебнуть
воды из фляжки водоноса, Мара едва заметно вздрагивала.
   Наконец она закрыла глаза и  мысленно  помолилась  Лашиме,  чтобы  та  не
оставляла ее своей милостью.
   Дорога  за  перевалом  была  неровной  и  каменистой.  Людям  и  животным
приходилось ступать крайне осторожно, все время глядя под ноги.  То  и  дело
кто-то оступался на неустойчивой глыбе; мелкие  камешки  выскакивали  из-под
сандалий и с шумом катились по склону. Рабы  с  трудом  одолевали  неудобный
спуск, и Мара поймала себя на  том,  что  невольно  задерживает  дыхание  от
напряжения. Она прикусила губу и запретила себе оглядываться назад и  вообще
проявлять какие бы то ни было  признаки  тревоги:  со  стороны  должно  было
казаться, что ее караван совершает самое обыденное путешествие.  Хотя  Кейок
не стал упоминать об этом, она знала, что следующие за ними солдаты Акомы не
могли пройти той же дорогой и остаться незамеченными:  им  придется  сделать
крюк и добраться сюда под прикрытием леса. Пока они не займут  позицию  чуть
позади передового отряда, караван Мары остается столь  же  беззащитным,  как
джайга на птичьем дворе, когда к ней приближается повар с мясницким ножом.
   На дне ущелья лесная чаща  казалась  еще  более  плотной.  Влажную  почву
устилали черные мхи, буйно разросшиеся  между  толстыми  мохнатыми  стволами
пайн. Рабы-носильщики вздохнули с облегчением, войдя  в  прохладу  леса.  Но
лесной воздух, насыщенный ароматами смолы и цветов, показался Маре душным  и
безжизненным после переменчивых ветров вершин. Или,  может  статься,  просто
ожидание  опасности  делает  тишину  т