ься:  свет  действовал  гипнотически.   Затем   загадочная   полоса
преобразилась в ужасающее видение. Проявились мерцающие  глаза,  клиновидная
голова и сужающийся хвост, судорожно дергающийся на полу.
   Едва слышно Хоппара прошептал:
   - Релли!
   Кевин знал ядовитых змей Келевана с таким названием, но эта была размером
больше самой большой из виденных им речных гадюк.  Гнусная  тварь  длиной  в
целых два фута искрилась мертвенным зеленым светом, который придавал  любому
предмету в комнате угнетающе-зловещий вид. Призрачная змея проскользнула  по
полу вперед на несколько дюймов, слегка подняв голову; ее  раздвоенный  язык
высовывался из бронированных челюстей, словно пробуя воздух на вкус.
   Кевин взглянул на Люджана, который сжимал сильными пальцами рукоять меча:
даже этот искусный фехтовальщик не  мог  вытащить  оружие  из  ножен  и  был
вынужден беспомощно ожидать нападения.
   Все еще сидя на циновке, Мара шепотом скомандовала:
   - Никому не двигаться!
   Сразу вслед за этим - словно звук ее голоса возымел какое-то  действие  -
воздух задрожал от низкого гула. Голова змеи развернулась  к  властительнице
Акомы.
   Из глаз вырвались два зеленых луча - и уперлись в  тело  солдата,  так  и
стоявшего на коленях около умывальной чаши перед Марой с мокрой салфеткой  в
руке.
   Магическое видение стало клониться на  один  бок.  Голова  повернулась  в
сторону  Мары,  а  хвост  резко  свернулся  в  кольцо.  Голова  поднялась  и
отклонилась назад.
   Люджан кивнул Кевину, и тот медленно, бесшумно отступил назад,  освободив
место, чтобы военачальник мог размахнуться. Молниеносное движение запястья -
и клинок, вылетев из ножен, устремился вниз, к шее невиданной твари.
   И все-таки ни одно движение  человека  не  могло  застать  врасплох,  это
порождение колдовства. Змееподобное создание поднялось во всю свою длину,  а
потом нанесло ослепительно быстрый удар.
   Меч Люджана рассек воздух, и Мара  в  ужасе  вскрикнула.  Воин,  стоявший
сбоку от нее, рванулся вперед, чтобы заслонить ее своим  телом,  и  вода  из
чаши разлилась по полу; светящаяся тварь промахнулась. Стреловидные клыки  с
легкостью прокусили доспехи воина, и  остроконечная  голова  исчезла  в  его
теле, словно жидкость, всасываемая в дыру. Зловещее  сияние  втянулось  туда
же.
   На несколько мгновений комната погрузилась в темноту.
   Потом воин закричал. Его руки сжимались и дергались в агонии, а в  глазах
замерцал зеленый свет. Свечение становилось все более ярким, оно лилось  уже
через кожу зеленым потоком, набирающим силу, и скоро стало  невыносимым  для
глаз. Комната наполнилась ослепительным светом - для тени не осталось места.
Потом тело воина начало сморщиваться и съеживаться. Белки глаз выкатились, а
зубы засверкали изумрудами в деснах, которые дымились и чернели.
   Хоппара и Илиандо отпрянули в безмолвном ужасе;  Мара  сидела,  оцепенев,
словно чары приковали ее к месту. Только Кевин, движимый  любовью,  нашел  в
себе волю к действию. Он шагнул вбок, перегнулся над  содрогающимся  вопящим
комом плоти и, схватив Мару за плечи, не то перенес, не то  протащил  ее  за
пределы досягаемости агонизирующего воина, издающего пронзительные крики.  А
потом заслонил Мару своим телом.
   Но к этому моменту и Люджан обрел  привычную  быстроту  действий.  Точный
удар меча прекратил душераздирающие вопли. Из  трупа  повалил  дым;  зеленое
свечение замелькало и погасло. Комнату  заполнил  обычный  унылый  полумрак;
только мерцающее пламя лампы мешало воцарению полной темноты.
   Не скрывая дрожи, властитель Бонтуры сотворил  знамение  защиты  от  злых
сил.
   - Кто-то из магов желает твоей смерти, госпожа Мара. Эта  нечисть  искала
тебя по звуку голоса!
   Кевин вытер вспотевшие руки полой рубахи, забыв, что его одежда уже давно
промокла. Он покачал головой:
   - Не думаю.
   Возражение вызвало новый прилив досады у  властителя  Илиандо,  но  Мара,
ничуть не чувствуя себя уязвленной, поднялась с пола:
   - Почему?
   Мидкемиец спокойно ответил:
   - Если бы твоей смерти хотел кто-то из Черных  Хламид,  ты  уже  была  бы
мертва, и никакие наши усилия не могли бы тебя спасти.  Достаточно  было  бы
забросить сюда один из тех светящихся шаров, которые мы видели на  Играх,  и
все было бы кончено. Но если этот кто-то хотел запугать тебя насмерть... так
сказать, ради предупреждения, то, надо признать, эта гнусная кобра выполнила
заказанный фокус наилучшим образом.
   - Кобра? - переспросила Мара. Потом села, обхватив руками колени. - О, ты
имеешь в виду релли. Может быть, ты прав.
   - Тут возможно и другое объяснение, - включился в обсуждение и Хоппара. -
Маги низших рангов и жрецы способны применять магию, но, в отличие от членов
Ассамблеи, они могут польститься на подкуп.
   - Кто?.. - Кевин старался унять дрожь в голосе. -  Кто  настолько  богат,
чтобы оплатить такие представления?
   Хоппара взглянул  на  труп  воина,  убитого  колдовством,  на  его  лицо,
застывшее в последней судороге боли.
   - Если некто способен потратить достояние нации, чтобы нанять банду убийц
из Камои, почему бы ему не расщедриться заодно на  оплату  услуг  жрецов  из
знаменитого храма или на подкуп захудалого мага?
   - Ты обвиняешь Минванаби? - спросил Илиандо, все еще вцепившись  пальцами
мясистых рук в собственные рукава.
   - Возможно. Или тех умников, которые  послали  нам  солдат  в  черном.  -
Хоппара вскочил на ноги, словно не в силах был усидеть на месте.  Облаченный
в доспехи, окровавленный, осунувшийся от всего пережитого, он казался точным
подобием Чипино. - Мы сможем узнать это завтра, если выживем и  вернемся  на
Совет.
   Никто не сказал ни слова.

Глава 4
ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

   Им пришлось выдержать еще четыре штурма.
   В течение ночи солдаты Акомы и ее союзников отбивали атаки черных воинов.
Братство Камои больше не напоминало о себе, но солдаты  в  доспехах  волнами
накатывались на временное жилище Мары.
   Последняя  из  этих  волн  заставила  защитников  отступить  в  маленькую
спальню,  не  имевшую  наружной  двери.  Они   отбрасывали   назад   врагов,
предпринимавших очередной набег от главной двери, и других, которые наседали
со стороны проломленного окна. Кевин не покидал занятой им позиции - впереди
Мары; он сражался как  одержимый.  К  началу  третьей  атаки  уже  почти  не
осталось воинов, не получивших ранений. Самые  заядлые  поборники  цуранских
традиций слишком устали, чтобы обращать внимание на этого рыжего  горластого
варвара, который не  выпускал  из  рук  ни  меча,  ни  щита  даже  в  минуты
передышки, между очередными атаками. Его  клинок  работал  в  бою  не  менее
успешно, чем клинки лучших воинов Акомы, и пусть боги  решают  судьбу  раба,
который отказывается знать свое место. Ночь была на исходе, солдаты гибли, и
нельзя было отвергать ни одной руки, еще способной держать оружие.
   После четвертой атаки Кевин едва мог двигаться. Руки болели от усталости;
колени дрожали, и унять эту дрожь было невозможно.  Когда  последний  черный
воин рухнул на пол, сраженный его мечом, ноги Кевина подогнулись, и  он  сам
свалился рядом: нервное возбуждение,  которое  удерживало  его  на  ногах  в
течение всей ночи, разом иссякло.
   Мара принесла ему чашку с водой, и он рассмеялся: его позабавила перемена
их ролей. Он жадно приник к чашке, а она тем временем отошла,  чтобы  помочь
тем, кто еще был способен  пить.  Кевин  осмотрелся.  Пол,  подушки,  стены,
каждая щель в комнате - все  было  залито  красным,  и  исковерканные  тела,
застывшие в самых нелепых  позах,  громоздились  повсюду.  Комната,  некогда
бывшая уютной и приятной на вид,  теперь  выглядела  как  склеп  в  бредовом
ночном  кошмаре.  Из  тридцати  солдат  Акомы  и  двух  десятков  гвардейцев
Ксакатекаса и Бонтуры,  прошлой  ночью  объединивших  свои  силы,  на  ногах
держались десять бойцов Акомы,  пятеро  -  Ксакатекаса  и  трое  -  Бонтуры.
Остальные - убитые или тяжело раненные  -  лежали  среди  множества  трупов,
одетых в черное, и ни у кого уже не осталось сил, чтобы выбросить эти трупы.
   - Мы их штук сто положили, не иначе, - угрюмо сказал Кевин.
   -  Может  быть,  и  больше,  -  послышался  рядом   голос   Аракаси,   по
необходимости вызванного из буфетной.
   Перевязь, поддерживающая его руку, была забрызгана красным,  а  кинжал  в
левой руке словно намертво приклеен к пальцам из-за засохшей крови.
   - Рука не болит? - спросил Кевин.
   Аракаси покосился на руку в лубке и кивнул:
   - Конечно болит. - Он бросил взгляд на дверь. - Утро уже почти наступило.
Если они собираются еще разок  попытать  счастья,  их  следует  ждать  очень
скоро.
   Кевин с трудом поднялся на ноги. Он выронил бы меч, если бы не  опасение,
что при этом поранит собственные колени.  Смертельно  усталый,  все  еще  не
сумевший преодолеть дрожь от пережитого напряжения,  он  нетвердой  походкой
дошагал до того места, где Мара, опустившись  на  колени,  пыталась  оказать
помощь раненому военачальнику Хоппары. Когда приблизился Кевин, она  подняла
глаза.  В  свете  единственной  лампы,  которая  еще  горела,  она  казалась
болезненно-худенькой, а ее глаза - слишком большими на бледном лице.  Пальцы
у нее были содраны в кровь.
   - Ты... не ранена? - спросил Кевин.
   Она покачала головой и попыталась встать.
   - Так много... потерь, - сказала она наконец.
   Каким-то образом Кевину удалось совладать с  желанием  протянуть  руку  и
поднять ее на ноги.
   - Не позволяй никому услышать  тебя,  любимая.  Они  под  барабанный  бой
изгонят тебя из Совета за нецуранский образ мыслей.
   Мара была слишком обессилена, чтобы изобразить хотя бы подобие улыбки.
   - Здесь для тебя небезопасно, - добавил он. - Мы пришлем  кого-нибудь  из
слуг, чтобы он позаботился об офицере Хоппары.
   - Слишком поздно, - ответила она, уткнувшись лбом в грудь возлюбленного.
   Кевин взглянул вниз и увидел, что военачальник Ксакатекаса уже не  дышит.
От спокойной силы и уверенности  прирожденного  вожака,  которые  удерживали
людей в тяжелых переходах сквозь обжигающие пески  Цубара,  теперь  осталось
лишь воспоминание.
   - Боги!.. - с сожалением воскликнул Кевин. - Он был великий воин!
   Кевин  проводил  свою  госпожу  обратно  в  маленькую  комнату,   которая
оказалась наиболее подходящей для обороны. Там Люджан с двумя воинами и всей
оставшейся домашней прислугой пытались  убрать  валяющиеся  на  полу  трупы.
Верных  солдат,  павших  в  битве,  уносили  в  другую  комнату  в  ожидании
подходящего времени для почетного  сожжения;  трупы  в  черных  доспехах  не
удостаивались  подобного  обращения:  их  пинали  ногами,   выпихивали   или
перекатывали в сторону наружной перегородки, а затем сбрасывали в сад.
   Мара прильнула к Кевину со словами:
   - По-моему, зловоние этой комнаты будет преследовать меня вечно.
   Кевин неловко погладил ее по волосам:
   - Смрад поля боя нелегко забыть.
   Со стороны входной двери донесся грохот.
   - Лашима! Они не унимаются!.. - выкрикнул Хоппара.
   На этот раз у него  в  голосе  прозвучало  отчаяние.  Властитель  Илиандо
сгорбился, опершись на свой меч и хрипло дыша. Люджан знаком  приказал  двум
солдатам занять позицию близ госпожи. Затем военачальник Акомы  рванулся  на
галерею; Кевин бросился за ним. В их отряде уже не  оставалось  достаточного
количества боеспособных защитников, чтобы он мог  позволить  себе  неотлучно
находиться  при  Маре.   Едва   его   объял   сумрак   галереи,   послышался
бархатно-мягкий голос:
   - Не беспокойся за нее. Просто сражайся так, как ты  способен,  Кевин  из
Занна.
   Варвар успел лишь кивнуть через плечо  затаившемуся  в  темноте  Аракаси:
двое черных воинов уже прорывались через баррикаду, торопливо возведенную  в
прихожей солдатами Ксакатекаса; других пока еще задерживала груда  обломков,
наваленных в соседнем дверном проеме.
   Думать не было времени; теперь все решали доли мгновения. Первый же  удар
металлического клинка Кевина  отсек  нападающему  руку,  но  место  упавшего
тотчас занял другой. Натиск атаки не  ослабевал.  Удар  сплеча,  шаг  назад,
снова удар... сказывалась давняя боевая выучка Кевина. Он ощущал, что  рядом
Люджан и еще. кто-то, монотонно выкрикивающий проклятия. Но  потом  воины  у
боковой двери пробились  через  ненадежный  барьер,  и  защитникам  пришлось
совсем туго. Кто-то упал под ноги Кевину, и он споткнулся,  но  его  тут  же
подхватили и помогли устоять липкие от крови руки одного из воинов  Бонтуры.
Только коротким кивком  он  поблагодарил  за  выручку:  еще  один  противник
готовился вышибить из него дух. Совсем некстати мелькнула нелепая мысль: где
же кто-то сумел раздобыть такое множество черных доспехов? Или  этот  кто-то
просто выкрасил черным лаком доспехи своего гарнизона,  чтобы  натравить  на
Акому подобную армию?
   Атакующие ворвались в первую комнату, когда силы сопротивления защитников
заметно истощились. Сказывалось огромное численное превосходство.  Люджан  и
последние его солдаты поневоле пятились назад, еще назад... И  все-таки  они
не были разбиты.  Им  не  изменило  цуранское  упорство,  и,  отступая,  они
заставляли противника дорого расплачиваться за каждую завоеванную пядь.
   Кевин  уложил  очередного   черного   воина.   Позади   него   властитель
Ксакатекаса, сам едва держась на ногах, помог властителю Бонтуры перебраться
во вторую спальню. Пожилой правитель с трудом ловил ртом воздух  и  припадал
на одну ногу. Кевин почувствовал, что  близок  к  отчаянию.  Но  стоило  ему
представить себе жуткое видение - меч, пронзающий сердце  Мары,  -  и  вновь
вспыхнувшая ярость придала ему сил. Он развернулся,  занес  меч  и  атаковал
неприятеля.  Этот  неистовый  рывок  подарил  двум  властителям   достаточно
времени, чтобы успеть отступить. Еще пара живых тел между Марой  и  смертью,
подумал Кевин с безжалостной практичностью. Он  почти  рассмеялся,  вспомнив
напутствие  Аракаси.  Его  меч  взлетал  и  обрушивался,  отражал  удары   и
устремлялся  вперед.  Теперь  и  ярость  выдохлась,   осталась   лишь   боль
изнеможения. В какой-то момент,  не  рассчитав  силы  размаха,  он  ударился
плечом о дверную раму, и  эта  секундная  неловкость  дорого  ему  обошлась:
вражеский меч проехался лезвием по его ребрам. Своим  металлическим  клинком
Кевин отбросил назад хрупкое слоистое орудие, а затем всадил острие прямо  в
изумленное лицо, видневшееся из-под  шлема;  однако,  споткнувшись  о  тело,
приземлился на одно колено по ту сторону двери.
   Кевин не сумел подняться достаточно быстро. За ним рванулся черный  воин,
готовый поразить варвара ударом в незащищенную спину. Боль обожгла кожу,  но
Люджан подоспел вовремя: он безошибочно парировал выпад. Кевин  стремительно
развернулся и изо всех сил пырнул врага в  живот.  Сложившись  пополам,  тот
испустил дух.
   За ним стоял Аракаси, сжимая меч в  левой  руке...  как  мальчик,  грозно
потрясающий дубинкой.
   - Сильно досталось?
   Кевин с трудом вдохнул воздух.
   - Все дьявольски болит, но я это как-нибудь переживу. - В  жемчужно-сером
свете, который начал просачиваться через разломанные перегородки, он  увидел
на террасе  скопище  черных  воинов,  изготовившихся  к  атаке,  и  едва  не
расхохотался безумным смехом. - Кажется, я сказал "переживу"?
   Позади уже слышались звуки боя: глухие удары и лязг мечей  давали  знать,
что Люджан снова вынужден обороняться от врагов, пробравшихся через пролом в
стене соседних апартаментов.
   - Охраняйте эту дверь! - буркнул Кевин и  ринулся  туда,  где  находилась
Мара.
   Госпожу защищали два солдата, но положение у них было безнадежным: на них
наседали с полдюжины черных воинов.
   - Ублюдки!.. - прохрипел Кевин и, не теряя ни секунды, бросил  свое  тело
живым тараном на тех, что были позади. Проехав от  толчка  по  полу,  задние
налетели на передних, и весь этот ком человеческих  тел  грохнулся  на  пол.
Кевин скользил и перекатывался на липком полу, заставляя  онемевшие  мускулы
совершить еще одно усилие... и еще одно, а потом поднялся во  весь  рост  и,
шатаясь, сделал шаг вперед. Из шести  противников  в  живых  остались  трое.
Ударом сбоку Кевин подрубил  у  ближайшего  коленные  сухожилия,  а  другого
полоснул по шее, но всей его силы хватило лишь на то,  чтобы  ранить.  Когда
двое солдат Акомы перешли в наступление, чтобы прикончить  последнего,  Мара
вскрикнула:
   - Кевин! Сзади!..
   Кевин круто развернулся,  успев  краем  глаза  заметить,  что  человек  с
перерубленными сухожилиями еще сжимает в руке нож. Пришлось оставить это  на
произвол судьбы, потому что чей-то меч, с пением рассекая воздух,  опускался
на голову раба. Он резко  уклонился  вправо,  споткнулся  о  вытянутую  ногу
мертвеца и тяжело упал поверх трупа.  Меч  чужака  прочертил  длинную  линию
вдоль левой руки Кевина - от локтя до плеча. Взвыв от боли и  злости,  Кевин
извернулся, и его клинок вонзился в живот врага точно над чреслами. Стряхнув
кровь, заливающую глаза, Кевин бросил взгляд вокруг. Один  из  солдат  Акомы
прыжком приблизился к нему, ударив ногой по щиту  умирающего,  и  тот  снова
задергался на полу в узком проходе, преграждая путь другим своим соратникам.
   Кевин едва перевел дух:
   - Силы небесные! Когда же им будет конец?
   Он  услышал  ужасный  ревущий  звук,  невыносимый  для  слуха.  Труба,  -
безрадостно сообразил он. Спина  у  него  горела,  и  левая  рука  бессильно
повисла вдоль тела. Влага капала с пальцев. Однако он выпрямился и потащился
следом за одним из солдат к входной двери. Второй солдат  остался  на  посту
перед Марой. Кевин сумел  улыбнуться  ей  на  прощание,  хотя  улыбка  вышла
кривая.
   Когда Кевин добрался до  прихожей,  ему  стало  ясно:  конец  близок.  Ни
Люджана, ни Аракаси, ни Илиандо с Хоппарой не было в пределах видимости,  но
из второй спальни доносились звуки борьбы. Без помощи извне защитникам Акомы
не устоять - слишком мало их осталось.
   Достигнув последней  двери,  Кевин  увидел,  как  двое  солдат  в  черных
доспехах вылезли из дыры в стене и помчались к саду. Это зрелище  показалось
ему забавным, но вместо смеха вырвался  всхлип.  И  снова  раздался  трубный
звук, еще громче.
   И внезапно в оскверненном жилище наступила тишина, нарушаемая лишь стоном
раненого  воина  и  -  неизвестно  откуда  доносящимся  -  хриплым  дыханием
властителя Бонтуры. Из-за двери показался Люджан. Шлема на нем не было, и по
лицу стекала кровь из  раны  на  голове.  Он  улыбнулся  Кевину  с  каким-то
глуповатым видом и остановился, будучи уже не в силах шевельнуть  ни  ногой,
ни рукой.
   -  Император!  Он  здесь!  Это  трубы  дворцового  гарнизона.   Вернулись
Имперские Белые!
   Кевин упал, где стоял, и только стенка, о  которую  он  ударился  плечом,
помешала ему растянуться на полу. Люджан опустился рядом с ним. Из  раны  на
виске обильно текла кровь;  его  доспехи  были  изрублены  на  куски.  Кевин
отлепил пальцы от меча, на ощупь отыскал истерзанную подушку и с помощью  ее
клочков  остановил  кровотечение  у  военачальника.  Тем  временем   к   ним
присоединились Хоппара  и  Илиандо,  тяжело  опирающийся  на  руку  молодого
властителя. Но Кевин не видел никого, кроме Мары. Столь же  усталая,  как  и
все остальные, она опустилась рядом с ним на колени и спросила:
   - Император?..
   Люджан не успел еще овладеть своим голосом для ответа, когда  в  прихожую
торжественно вступили два воина в белых доспехах. Один из них  требовательно
вопросил:
   - Кто занимает эти апартаменты?
   Мара заставила себя выпрямиться. Растрепанная, в красной от крови одежде,
она приняла надменную осанку, подобающую властительнице ее ранга.
   -  Я,  Мара  из  Акомы!  Это  мои  апартаменты.  Властители  Хоппара   из
Ксакатекаса и Илиандо из Бонтуры - мои гости.
   Если имперский воин и усмотрел что-нибудь странное  в  словах,  выбранных
хозяйкой жилища, он не выразил никаких сомнений.
   - Госпожа властительница, - обратился он к ней с