ривели?
     Марья Парменовна (проходя во внутренние  комнаты).  Нечего  тебе  здесь
детей вспоминать.
     Молчанов (Колокольцову). А вы! вы... голова, товарищ мой, вы с учеными,
с поэтами водили дружбу. Социалист вы были, народник...  славянин  вы...  вы
из-за чего подличаете? Из-за  того,  что  Фирсовым  радетельством  попали  в
головы... Простите вы меня, вы... вы не голова...  а  черт  вас  знает,  что
вы... (забываясь) вы мерзавец!

         Колокольцов быстро нагинается под стол и шарит там рукою.

     Князев (Колокольцову). Чего вы ищете?
     Колокольцов.  Бумага,  кажется,  одна  упала;  да  это  ничего...   (Не
разгибаясь, выбегает на двор.)

             За головою один за другим выходят остальные купцы.

     Молчанов. Вы расточители!.. Вы расточили  и  свою  совесть  и  у  людей
расточили всякую веру в правду, и вот за это расточительство вас все свои  и
все чужие люди честные - потомство, бог, история осудят...

           Князев уходит в среднюю дверь и запирает ее за собою.

Не расточителем, а стяжателем великим буду... если бог поможет мне хоть все,
хоть  до  последнего  алтына  все  отдать  тому, кто бы сумел вдохнуть живую
душу в грудь моим, открытым всякому пороку, детям!..
     Анна Семеновна (проходя во внутренние комнаты). А для чего же  сказано:
остави останки младенцам своим? (Уходит.)
     Молчанов. Они богаче будут, оставшись  нищими,  да  не  с  такой  волей
слабой и не с таким ничтожным сердцем, какое тут (бьет себя в грудь) - какое
тут у их несчастного отца! (Бледнеет и падает без чувств в кресло.)
     Дробадонов (сидевший до сих  пор  с  опущенною  головою  во  все  время
монолога Молчанова, быстро вскакивает). Что это?  (Испугавшись.)  Все  ушли!
(Вскакивает и сильно хватает Молчанова.) Иван Максимыч! Не время  спать!  (В
ужасе.) Он сомлел... Что делать, господи! (Бросается к двери.) Га!  заперта!
(Толкает дверь, но она  не  подается.)  Мы  здесь  в  ловушке!  (Кидается  к
Молчанову, схватывает его, бесчувственного, и тащит  перед  собой  к  окну.)
Приди, приди в себя! Через минуту кончат суд и нет спасенья!
     Молчанов (растрепанный). А!.. что такое? лес...
     Дробадонов (открывает окно,  через  которое  тотчас  же  врывается  гул
большой толпы; он держит Молчанова под плечи перед окном и  кричит  громко).
Народ! мир! люди, на ком  есть  крест!  кто  в  бога  верует!  глядите:  это
человек... (Замечая, что его не слышат,  бросает  Молчанова  в  кресло.)  Не
слышат! (Бежит с размаху в запертые двери и растворяет их. Пауза.)


ЯВЛЕНИЕ 10

     Молчанов (один, приходя в себя). Что?.. Где Калина Дмитрич? Все ушли...
(Схватывает себя в отчаянии за голову.) Что  это  было?  (С  увеличивающимся
ужасом.) Я их бранил, я вел себя как мальчик...

  За сценой слышен голос Дробадонова: "Спросите совесть: что кому он злое
                                  сделал".

Пойду  им  в  ноги кинусь... ведь осудят... (Прислушивается.) Калина Дмитрич
говорит!  (Падает  на  колени.)  Великий господи! когда судили Гуса, соловей
запел, и чье-то сердце дрогнуло от этой песни, - неужто же их и человеческое
слово не тронет!

Слышен  вдруг  громкий шум снаружи и голоса: "Врешь! знаем мы! ты не учитель
нам:  нас  Фирс  Григорьич не обманет". Свист, гам и озлобленные крики: "Вон
мускательщика!   Вон   Дробадонова!"   Несколько   рук   вталкивают   сильно
               растрепанного и помятого Дробадонова в двери.


ЯВЛЕНИЕ 11

                           Молчанов и Дробадонов.

     Дробадонов (в  совершенно  разорванном  сюртуке  влетает  на  сцену  от
сильного толчка сзади). Ух! (Оправляется.)
     Молчанов (быстро вставая и схватывая Дробадонова за руку). Что?
     Дробадонов. Опека.

Молчанов падает в обморок. Дробадонов поднимает Молчанова, расстегивает его
                   жилет и дает ему со стола стакан воды.


ЯВЛЕНИЕ 12

                             Те же и служанка.

     Служанка (вбегая на стук от падения Молчанова), Что  это  здесь  упало,
Калина Дмитрич?
     Дробадонов. Что упало, то подняли.
     Служанка. Что ж тут случилось?
     Дробадонов. Деревня мужика  переехала.  Пошла,  принеси  мне  иголку  с
ниткою, да поздоровее.

                              Служанка уходит.


ЯВЛЕНИЕ 13

  Те же и Князев (входит с палочкою) и все, которые выходили с ним на суд,
                               кроме женщин.

     Князев (тихо Колокольцову). Обирайте руки-то, не расходившись.
     Колокольцов.  Не  расходитесь,  господа!  Прошу  сейчас  же   подписать
приговор!

Минутка  кладет  бумагу  на  стол,  и начинается подписыванье. Подписавшиеся
отходят и садятся. Молчанов в это время поднимается, открывает глаза и сидит
                              в остолбенении.

     Князев (на авансцене). Про что ведь говорил?.. Молчанов-то,  я  говорю,
про что говорил? Смех! Ха-ха-ха! Только задень их, сейчас дурь замелят. Даже
про историю... Ну скажите вы, пожалуйста, кто же этой парши  у  нас  бояться
станет?.. Сам себя  осудил!  (Вынимает  из  кармана  маленькую  бонбоньерку,
достает из нее пастилку, и сосет.)  А  Дробадонов-то  как  было  вырвался...
Хи-хи-хи...  Нет,  это,  брат,  не  то!  Тебя  за   добродетели   твои,   за
справедливости могут чтить, кто хочет... а  тут  на  голодном  брюхе  музыка
построена, а не на справедливости... Хе-хе... Я слово чуть  одно  сказал,  а
подголоски подхватили, что ты корысть имеешь в том, чтоб стали  фабрики,  ну
и... на кулачьях вынесли... Но он уж начал не жалеть и  самого  себя:  такие
люди в обществе негодны. (Сердито  оборачивается  и  громко.)  Купец  Калина
Дробадонов!
     Дробадонов (подписываясь). Пишет.
     Князев (с иронией). Что? от мира, видно, не прочь.
     Дробадонов (кладя перо). На мир не челобитчик.
     Князев. А? (Подходит и смотрит в  бумагу.)  Опять  "кипец".  (Минутке.)
Читай!
     Минутка (берет бумагу). "1867 года, мая..."
     Князев. Не все, а суть одну читай.

Входит  служанка  и  подает  Дробадонову  иголку  с  длинной  белой  ниткой.
Дробадонов  садится  на  видном  месте  и начинает зашивать свой разорванный
                              народом сюртук.

     Минутка. Мм... м... м.  "А  посему  приговорили:  признать  его,  Ивана
Молчанова, на основании всего вышеизложенного, злостным расточителем

                      Молчанов быстро приподнимается.

и,  в ограждение разрушаемого им благосостояния жены своей и двух малолетних
детей,  устранить  его от права распоряжения своим имуществом и сдать оное в
опеку благонадежным людям..."
     Молчанов (перебивая). Что? что такое?
     Князев. В опеку. В опеку тебя приговорили,
     Молчанов. Нет! Этого не может быть!
     Князев (сося пастилку). Ну да, не может.
     Молчанов. Да где ж был этот суд?
     Князев. Вот видишь, за руганьем-то ты не видел, как и овин сгорел.
     Молчанов. Тут разговоры одни шли.
     Князев. А разве в чем же суд, как не в разговоре?  Ты  все  парламентов
смотришь; а у нас это просто.
     Молчанов (перебивая). За что же, господа!.. За что в опеку?  Помилуйте!
мне тридцать лет...
     Князев (ворочая во рту пастилку). Хотя б и триста; а мир тебя  ребенком
признал.
     Молчанов. Господа!

                     Все тупятся и смотрят на Князева.

Фирс Григорьич! За что ты целый век меня преследуешь? Пусти меня на волю - я
уйду!  Или  ты,  может  быть,  униженья  моего хотел?.. (Падает перед ним на
колени.)  Смотри,  я здесь при всех перед тобою на коленях... прости меня...
прости меня... в моей перед тобою невинности! прости! (Кланяется в землю.)
     Князев  (проглатывая  конфетку).  Вот  так-то  бы  давно,   сынок!   Не
гордыбаченьем у старых людей берут, а почтением. А вы все,  молодость,  цены
себе нынче не сложите. Мы, дескать, честь свою и гордость выше всего ставим;
а все это вздор, ваши и честь и гордость! Пока лафа вам - ходите, как  павы,
хвост раскинувши, а сунет вас клюкою хороший старичок - и поползете  жабами.
Нехорошо так, друг!.. Ведь вот теперь смирился  пылкий  Шлипенбах  -  стоишь
передо мною на коленях, и в этом умный человек тебя не покорит.  Ты  знаешь,
перед кем стоишь; не пню почтенье отдал. (Кладя ему на голову руки.) Ну, бог
тебя простит. Теперь вот попроси людей, чтобы тебя простили за грубости.
     Молчанов. Простите. Я себя не помнил!
     Все (разом). Бог простит.
     Князев. Нельзя так, друг, не помнить. Ну да уж это прощено.  (Минутке.)
Читай, Минутка!
     Минутка. "И опекунами к  имению  Молчанова  назначить  жену  его  Марью
Парменовну и с нею вместе соопекуном отца ее, купца Пармена Мякишева; а  как
сей  Мякишев  на  сходе  от  такой  обязанности  отказался,  то  вместо  его
(откашлявшись)  поручить  сию  должность  с  полною  за  целость   имущества
ответственностию

            Молчанов встает с колен и остро смотрит на Князева.

купцу  Фирсу  Григорьевичу  Князеву".  Иван  Максимыч,  подпишитесь, что вам
объявили! (Подает Молчанову перо.)
     Молчанов (не принимает пера и вовсе не замечает Минутки). Ты! ты!.,  ты
мой опекун! (Бросается  с  азартом  на  Князева.  Общее  движение  в  защиту
Князева.)
     Князев  (поднимая  палочку  против  лица  Молчанова  и  позируя).  Иван
Максимыч, не шали!..  У  нас,  дружок,  для  этаких  хватов  есть  упокойчик
темненький,  в  смирительном.  (К  обществу  решительно.)  С  согласия  моей
соопекунши, сегодня объявляю  всем  словесно,  а  завтра  пошлем  в  газетах
напечатать, чтобы Молчанову ни от кого никакого доверия не  было  и  никаких
его долгов, ни векселей и ни расписок мы принимать не будем.


ЯВЛЕНИЕ 14

                          Те же и Анна Семеновна.

     Анна Семеновна. Господа, прошу покорно закусить! (Все кланяются.)
     Князев (спокойно). Адмиральский,  господа,  ударил.  Пора  и  закусить.
(Уходит. За ним уходят все, оставляя в комнате Дробадонова и Молчанова.)
     Молчанов. Калина Дмитрич! что ж это?
     Дробадонов. А ты б поболее бесился.
     Молчанов. Неужто ж это не во сне, а вправду?
     Дробадонов (окончив пришивание, закалывает в спинку кресла иголку). Да,
Фирс Григорьич молодец! И не один я  его  похвалю,  а  и  черт,  и  тот  его
похвалит. (Идет к  дверям,  куда  все  вышли  во  внутренние  покои.)  Пойду
смотреть, как запивает мир, поевши человечины.
     Молчанов (останавливая его восклицанием). Калина Дмитрич!
     Дробадонов (оборотясь). Что?
     Молчанов. И ты... и ты... ты, честный человек...  один,  которому  я  с
детства верил... и ты своей рукой подписал!
     Дробадонов. Иван Максимыч, ты вправду, знать, не знаешь, что такое мир?
Спроси о нем мои бока. Редко я на него хожу, а все ж это им не  первый  снег
на голову... Один на мир не челобитчик. Тверез ты или пьян, все говорят, что
пьян: ступай и спать ложись, а то силком уложат.
     Молчанов. Ты подписал! ты подписал!
     Дробадонов (возвращаясь к Молчанову на  авансцену  и  показывая  обеими
руками  на  свою  фигуру).  Велик  и  силен  кажется   тебе   купец   Калина
Дробадонов?.. а  мир  ядущ:  сожрет,  сожрет  и  этого  с  кишками.  (Быстро
поворачивается и уходит.


ЯВЛЕНИЕ 15

Молчанов  и  Марина  (которая входит со двора, тщательно закутавшись большим
платком, осматривается и, сбросив одним движением платок, быстро подбегает к
                                Молчанову).

     Марина. Иван Максимыч!
     Молчанов (вздрогнув). Марина! Бог с тобой! Зачем  ты  здесь?  (Стараясь
выпроводить ее.) Беги отсюдова! беги скорей! беги!
     Марина. Не бойся. Я видела в окно: все за  столом  сидят.  Я  за  тобой
пришла, чтобы ты не оставался здесь.
     Молчанов (тревожно и как бы  не  сознавая,  что  говорит).  Нет...  мне
отсюдова нельзя... Я Фирса жду...
     Марина (решительно). Вздор говоришь! Иди! Тебе не нужно  больше  видеть
Фирса!.. Идем!.. идем!..


ЯВЛЕНИЕ 16

Те  же и Марья Парменовна (очень раскрасневшаяся, с алыми губами, выходит из
внутренних  покоев;  она полупьяна. Увидев Марину, она тихо крадется к ним и
        становится сбоку Гусляровой, не замеченная ни ею, ни мужем).

     Марина (Молчанову). Не будь ребенком. Не злобься и не ползай... Скорей,
одной минуты не теряя, в Петербург,  ищи  суда...  В  судах,  в  сенатах  не
найдешь защиты, - к царю иди... пади к его ногам, скажи ему:

                 Молчанов, слушая ее, поднимается со стула.

Надежа, защити! я умален до возраста младенца! будь бог земной - создай меня
во  человека...  Идем!  Я  буду стоять перед тобой и молиться, чтобы господь
управил  сердце государя. Идем, идем! что бы ни встретилось, живые в руки не
дадимся!
     Молчанов (дрожа повторяет). Я умален до возраста младенца...  Будь  бог
земной - создай меня во человека!.. (Бежит.)
     Марья Парменовна (хватаяся за платье мужа).  Куда?  иуда?  Я  ведь  все
слышала... Нет, я его не отпускаю.

Марина  быстро  выпроваживает  Молчанова  одним  движением  за двери, а сама
схватывает  Марью  Парменовну сзади за локти и, перекружив ее три раза около
                       себя, сажает на пол и убегает.


ЯВЛЕНИЕ 17

   Марья Парменовна и Анна Семеновна (входит совсем пьяная и красная, как
                                   пион).

     Марья Парменовна (сидя на полу,  с  улыбкою).  У-у-ух,  как  вся  земля
закружилась!
     Анна Семеновна (покачнувшись). Это тебе с хересу... У меня  и  у  самой
кружится...

                              Занавес падает.


ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Парк при загородном доме Молчанова. Между множеством деревьев вправо в одной
куртине  заметно  старое,  толстое  дерево,  в  котором  сбоку  виден  лаз в
                          большое дупло. Вечереет.

ЯВЛЕНИЕ 1

      Марина и Дробадонов (сидят на дерновой скамье под старою липою).

     Марина. А ты думаешь, я сама спокойна? Знает про то только грудь моя да
подоплека, как я верю в хорошее.
     Дробадонов. А я опять скажу, не про что много  и  беспокоиться.  Я  для
того и приговор подписал, чтобы и спора из пустого не заводить. Сегодня вы с
Иваном Максимычем выедете; через четыре дня в Питере, и дело это нам  только
за смех вспоминаться станет.
     Марина. Все не про то ты говоришь.  Опеку  снимут,  разумеется.  Ну,  а
дальше что ж?
     Дробадонов. Да дальше то ж, что было...
     Марина. Славное житье!.. А все я виновата: сколько любила,  вдвое  того
погубила.
     Дробадонов. Не было в его жизни  и  до  тебя  много  путного:  души  он
честнейшей, да не строитель, по правде сказать. Так бы, прямою дорогой, да с
прямыми людьми, он бы еще жил ничего; а  тут,  чтобы  у  нас,  промеж  нашим
народом жить, надо,  чтоб  шкура-то  у  тебя  слоновая  стала.  Тогда  разве
вынесешь. А ему где это вынесть: с  него  со  всего  кожа-то  совсем  словно
содрана; к нему еще руку протягивают, а уж ему больно -  кричит.  Наш  народ
деликатности не разбирает, и этак в нем жить невозможно,
     Марина. А главней всего, что все спуталось да перепуталось. Чтоб в  нем
душу поднять, я его тешила тем, потому что имя государя в такую минуту много
значит. А просить - как просить? (Конфузясь.) Это хорошо с чистой совестью и
к царю и к богу, а мы... Как он против своего закона,  как  и  я...  (Махнув
рукой.) Где еще тут и рот разевать!
     Дробадонов (вздохнув). То-то пузо-то у нас все в жемчуге, а сзади-то  и
у тех, которые чище-то, и то на аршин грязи налипло. О-их-хе-хе-хе-хе... Ну,
да нечего и беспокоить государя: уповаю несомненно, что все это  и  так,  по
закону сделается.
     Марина (задумчиво).  Надо  уж  было  ему  одному-одинешеньку  жить;  не
путаться, не запутываться, чтобы не за что брать его было.
     Дробадонов. Разумеется, так бы лучше было; да ведь и одному с горем тож
нерадостно.
     Марина (живо). А ты думаешь, что когда б не горе его,  так  промеж  нас
что-нибудь сталось бы? Ни в жизнь жизненскую! Горе это его меня ко  всему  к
этому и вывело. Все было слышу, такой он, сякой, негодящий. Жена сама корит:
уж что ж тут - стало быть, либо жена непутящая, либо это все правда?  Вот  и
пойдет вспоминаться, как мы  детьми,  бывало,  играем...  В  мужа  с  женой,
бывало, все играли (сквозь горькую улыбку)... не знали, что не муж  с  женой
из нас будет, а чертово радовище... (Утирает тихо слезу.) Ах,  какое  чудное
было дитя! Я такой доброты, такой нежности с той поры ни в одном ребенке  не
видела.
     Дробадонов.  А  вот  эта  нежность-то  на  нашем  народе,  видишь,  чем
сказывается. Сам нежен, да и от других все нежности ждет. А  нету  ее  -  он
сейчас на дыбы.
     Марина. Он простодушный.
     Дробадонов. Простодушный!.. А это тоже не везде кстати. Нас  ведь  этим
не удивишь. У нас будь прост, рубашку  скинь,  -  скажут,  может  еще  крест
серебряный есть на шее - его подай. У нас требуется, чтобы  человек  был  во
всеоружии своем, а не простоквашею да нетерпячкою. Это  все  ему  еще  белою
соской рыгается.
     Марина. А все, будь у него в семье все как следует... Не таких, да и то
берегут, ни до срама, ни до позора ни до какого не допускают,,
     Дробадонов. Разумеется. Если бы ты бы жена-то его была, ну  ты  бы  его
сберегла и понежила и не допустила до этой несносливости. Так что ж,  и  тут
ведь опять, и в этом деле ему его белая соска  мешала.  На  тебе  надо  было
жениться, надо было половину гамзы потерять. Он женился на  той,  которая  у
него все взять норовит.
     Марина (не слушая). Чудное было дитя!.. Я, как оса, так и  росла  такая
ехидная. Бесстыжая была я девчонка, заведу его, бывало,  куда-нибудь  в  ров
или в сад далеко и прибью. (Утирает глаза.) Ежели есть что у него -  отниму,
- он все было терпит... А раз покойница мать увидела, как я  его  толкла  на
грядах, да есть не дала мне за это, и  он  есть  не  стал...  ну,  скажи  ты
пожалуйста!..  (Плачет.)  Взрыдался,   всплакался:   "Мою   Маринушку!   мою
Маринушку! не обижайте мою Маринушку!.." Ах, чудное было дитя! ах, дитя было
чудное!.. Ах! (ударяя себя в грудь) ах! когда  б  знали...  вы,  как  я  его
любила!.. Мне десятый годочек ишел, когда его в Петербург увозили... я  себя
не помнила, что со мной было. Фирс с ним в карете сидел; а я все догнать  их
хотела... бежала, бежала, пока ямщик кнутом чуть глаза  все  не  выстегал...
ножонки подкосились, как цыпленок в пыль и упала.
     Дробадонов. То-то, дитя, не след, видно, нам,  пешеходам,  гоняться  за
теми, что ездят в каретах.
     Марина. Милый! хороший мой! смысл-то во мне какой в ту пору  был?  Я  и
через шесть-то лет, когда их венчали с Марьей Парменовной,  не  умнее  была:
сквозь народ в церковь пролезла, да о бок с ним становлюсь, чтобы будто  мне
с ним это венчание пето... Да и, кроме того, я скажу тебе, я  ведь  какая-то
порченая, что ли: ни жизни, ни смерти мне нет, пока не добьюсь того,  что  в
голову вступит. Из чужих краев когда он вернулся, я ведь уже тогда три  года
замужем была... В эту пору мы мельницу в Балках держали... Услыхала  я,  что
он вернулся, что его здесь все злосудят  опять,  -  вот  словно  могилу  мою
разрывать начали: так встосковалася. О полудне, как жар,  бывало,  нахлынет,
разморит всех, спят, а я уйду тихонько под скрынь, где вода бьет с колес,  -
и веришь ли - кто-то со мною  там  все  говорил...  и  я  не  боялася  этого
говора... я сама говорила о чем-то... Чародейкою стала... в грозу с  серебра
умывалась, чтобы ему полюбиться... в страшную бурю бегала  в  степь  его  по
ветру кликать... (в экстазе) и один раз... Это  ночью  случилось  под  Ивана
Купала... мужа не было дома... о полуночи буря такая поднялась, что  деревья
с кореньями на землю клала... Темень и грохот этот душили меня.  Я  горькими
слезами плакала, о чем - и сама я не знала... и тут в лицо  мне  все  что-то
из-за плеч, то с одной, то с  другой  стороны,  взглянет...  Я  сорвалась  с
постели. Не помню, куда бежала, а только его все звала и... (вздохнув) и тут
он пришел... На охоту ходил; сбился с дороги... (Поникая головою.) Ни жизни,
ни  смерти  себе  не  чаяла,  пока  с  ним,  как  хотела,  не   свиде