многое  старалась  "смотреть  мимо",  и
потом вдруг перестала бояться крыс, мертвых и грозы и ничего  решительно  не
желала, кроме тихого уединения, которого ищут околевающие животные.
     Она сдала свое заведение и на вырученные маленькие деньги  купила  себе
маленькое хозяйство в Финляндии,  где  обмывала  и  обшивала  выкармливаемых
крестьянами подкидышей воспитательного дома.
     От здешней ли тишины или от чего другого, в уме Праши стали проявляться
понятия, каких прежде не было: сообразно перемене  понятий  она  изменяла  и
свои отношения к тому, до чего это касалось. Так, например, она не только не
хотела говорить что-либо в о вред людей того края, где  стала  жить,  -  это
делают и другие, кому законность и порядок приятнее произвола и  беспорядка,
- но она утратила всякий вкус к похвальбе и неохотно приезжала из своей избы
в Петербург. Зато она имела то, чего разумно искала: по кой.
     Одной  неугомонной  Зинаиде  Павловне  суждено  было  делать  последние
испытания духовного и умственного роста Праши.  Престарелая  красавица  была
угнетаема  потребностью  делиться  своими  успехами  в  свете  и  неожиданно
прислала неграмотной Праше письмо,  в  котором  извещала  ее,  что  из  двух
киевских старцев Зинаиды Павловны один, Слепой,  вышел  из  их  компании  и,
найдя себе в Киеве племянницу, уехал с нею жить в  Воронеж,  а  зато  другой
старец, "кривоустый", так Зинаиде покорился, что "поженился на ней  законным
браком". Зинаида Павловна, с одной стороны, была очень рада, что теперь  она
опять замужняя, а с другой - она боится, как бы ей не было наказания от бога
за то, что она поклялась не выходить замуж после своего первого мужа.
     Праша не хотела ей отвечать на это.
     - Если б я сама умела писать, я бы ей написала, что уже как мне  теперь
сорок лет, то мне в это время все источники жизни должны затвориться.
     Соседние сироты-дети и чухны Прашу скоро узнали и полюбили,  и  она  их
тоже.

XXI

     Из чухон у Праши даже завелся один приятель; это был  беднейший  старик
Авель. Они жил как гном, в. какой-то земляной норе, и Праша его спервоначалу
даже немножко пугалась. Низенький, кривоногий  и  косматый  и  притом  очень
старый, но черноволосый без седины; одет всегда  в  овечьей  куртке,  черною
шерстью вверх, а штаны из кожи. Днем он сидел над своею ямкой и плел кошели,
а сам пел. Все что-то пел, а ночью опять выползал и долго-долго бродил между
большими каменьями, а потом взлезал на камень и дремал. Праша скоро  узнала,
что старый Авель человек не страшный,  и  перестала  его  бояться.  А  потом
спросила его: что он поет?
     Он отвечал:
     - Сальми.
     - А зачем сидишь наруже ночью?
     - Лушаю.
     - Что же ты слушаешь?
     - Чего усами услыхать нельзя,
     "Должно быть, он помешанный, - подумала Праша, а выходить из избушки  и
сидеть наруже и ей понравилось. - Сидишь в тишине и до  того  утихнешь,  что
вдруг что-то слышишь: точно как будто Апрель Иванович Пеленака читает".
     - Авель! - говорит Праша, - я у вас научилась сидеть на дворе ночью.
     - Хоросо... сити!
     - А для чего вы, Авель, вокруг камня ходите? Авель не понял  и  замотал
головою.
     - Для чего вы на другую сторону все смотрите? Авель понял, как хотел, и
отвечал:
     - И ты смотри на другую сторону!
     И Праше понравилось, что Авель говорит о  небесном:  как  смотреть  "на
другую сторону жизни".
     Ей стало приятно  смотреть,  как  чухонский  лохматый  Авель  старается
услыхать слухом неслышное и заглянуть на  сторону  невидимую,  и  она  стала
выходить ночью и подолгу сидеть с Авелем здесь между камнями. Сурово, строго
и свежо как в воздухе, так и на душе. И капитанская труба с судна нет-нет да
и раздастся, раз от разу зычнее.
     Наконец была даже Праше  наивысшая  радость:  от  нее  совсем  отступил
бледнолицый страх смерти. Но жизнь иногда еще трогала.

XXII

     Раз Праша получила письмо; она отгадала, что это от Зинаиды Павловны, и
спрятала его до свидания со мною. Письма Зинаиды Павловны Праша понимала  за
небезопасное по своему содержанию,  соблазнительное  чтение,  которое  могло
смущать неопытные души. И то, которое находилось теперь  в  ее  руках,  было
такое же: отцветшая красавица начинала его приветом "Паше-Праше-Пашенции", а
потом извещала, что, бог дал, она овдовела  и  теперь  уже  "по  батюшкиному
благословению определилась в монастырь", где начальницею та  самая  дама,  у
которой Праша "мужа отбила".
     Праша побледнела и вздрогнула. Я хотел прочесть далее про себя, но  она
оправилась и просила читать вслух.
     Зинаида описывала, как эта дама стала теперь "жизни  высокой"  и  может
обо всем говорить по-христиански, и сын у нее грубиян, живет с актерами,  но
она его простила и Прашу простила. Но тут Праша перебила и сказала:
     - Ну вот, и я ее простила,
     - Это хорошо, - Я ее давно  простила.  Она  тогда  мне  за  три  месяца
жалованья не отдала. Это бы нам на хлеб годилось, но я это-то ей и простила,
но только не стоило бы нам с нею об этом вспоминать нынче.
     Кроме начальницы, Зинаида писала, что  "есть  у  них  в  обители  много
разных святынь, "о много  и  искушений",  так  что  Зинаида  Павловна  "днем
молится, а ночью иногда котомку шьет и бежать хочет, но как только ударяют к
заутрене, дьявол от нее отлетает", а "скоро она уже примет ангельский чин, и
тогда ей уже нет и не будет возврата в мир земной, где  все  искушение".  Но
хотя сама Зинаида и спаслась, но она еще не спокойна за  нее,  Прашу,  и  по
любви своей к ней увещает ее, чтобы она скорее одумалась  и,  отложи  в  все
заботы, укрылась в обитель. "Здесь станем жить  с  тобою  в  одной  келье  и
вместе умолять всевышнего за весь грешный род человеческий".
     - Ня! - воскликнула Праша и еще сильнее побледнела.
     - Что вы хотите сказать?
     - Не читайте больше.
     Но тут старушка  Праша  живо  взяла  из  моей  руки  письмо  красавицы,
разорвала его на мельчайшие части и бросила их в топившуюся печку. Потом  мы
просидели несколько минут тихо, и после я ей сказал:
     - Не надо сердиться.
     - Я и не сержусь, - отвечала Праша, - а то она мне советует замуж, то к
монаху, то самой в монахини. Какой беспокой! А мне хорошо.
     И она сама рассказала мне, как она ходит  в  темноте  между  камнями  и
говорит с Авелем или читает одна "Отче наш". Теперь уже она вовсе не  боится
смерти и всегда чувствует одну радость.
     Авель ей натолковал:
     - Ты нецего-та не пойса-та!.. Он-то тебя посовет-та! Де  тэбе  нато-то,
ты там-то и будес!
     - И знаете, - закончила Праша, - я так и чувствую, что я там,  где  мне
надо.
     Она ласково улыбалась и как бы ждала, чтобы я ей  что-нибудь  возразил,
но я молчал.
     Вскоре после этого Праша и совсем "ушла  в  другое  место".  Раз  утром
нашли дверь ее избушки широко открытою, а тело хозяйки лежало на камне, и на
устах у нее было несколько капель крови,  с  которою  жизнь  улетела  из  ее
разорвавшегося сердца.
     Так кончила свой воспитательный курс на земле эта фефела,  которая  мне
кажется довольно обыкновенною русскою женщиной, которая никого не погубила и
себя усовершила в земной жизни, но в этом ей ничего не помог  ни  литератор,
которого она любила, ни про стой человек, который  ее  любил.  Но  она  была
хороша для всех, ибо каждому могла подать сокровища своего  благого  сердца.
Если бы писатель жил долго, я думаю, что он бы ею наскучил и она окончила бы
свою жизнь гораздо хуже.

     Комментарии

     Печатается  по  тексту:  Н.  С.   Лесков.   Собрание   сочинений,   том
двенадцатый, СПб., 1896.
     Впервые  -  с  подзаголовком:   "Рассказы   кстати.   Из   литературных
воспоминаний" - напечатан в журнале "Русская мысль", 1894, э 12.  При  жизни
писателя не  перепечатывался.  При  подготовке  двенадцатого  тома  Собрания
сочинений рассказ дополнен рядом сцен и эпизодов (том напечатан после смерти
писателя).
     Произведение построено как достоверный  рассказ-воспоминание  из  жизни
литературного собрата. Но, по словам А.  Лескова,  "Дама  и  фефела"  -  это
художественное произведение "всего менее мемуарного" характера.

     Boufflers - Станислав Буффлер (1737-1815), французский  государственный
деятель и писатель.

     Незадолго перед переходом "Отечественных записок" из  рук  Дудышкина  и
Краевского под редакцию Некрасова и Салтыкова... -  "Отечественные  записки"
перешли под редакцию Некрасова и Салтыкова в январе 1868 года;  с  этих  пор
журнал стал боевым органом демократического направления.

     Я зазнал этого  человека  в  1865  году,  когда  Дудышкин  напечатал  в
"Отечественных записках" одну его статью... - О рассказе "Дама и фефела" и о
прототипе писателя-критика А. Лесков пишет: "С годами я отвык вспоминать, по
правде  сказать,  не  лишенную  замечательных  достоинств  Пашу   (горничную
Лескова. - А. Г.). Но вот, почти в канун смерти отца,  появился  боевой  его
рассказ с едким и вызывающим заглавием - "Дама и  фефела".  Дан  был  ему  и
подзаголовок - "Из литературных воспоминаний". Последний оказался далеко  не
отвечающим действительному содержанию  этого  частию  полемического,  частию
беллетристического и всего менее мемуарного произведения".
     Знакомым Н. С. Лескову  писателем,  терпевшим  семейные  невзгоды,  как
предполагает А. Лесков, мог быть Н. И. Соловьев. Но Соловьев умер  4  января
1874 года в Москве, "куда переселился за несколько лет до своей кончины.  Ни
о  какой  "фефеле",  оставшейся  с  ребенком  от  него,  у  нас  никогда  не
поминалось. Во всяком случае, если она и существовала, все противоречило  ее
появлению  в  Петербурге.  Это  надо  было  обойти.  Воспоминания   невольно
перестроились в свободное творчество. Так было удобнее и для завязки, и  для
гибкости композиции, и для умножения лиц, положений, событий. В основе  была
задача  противопоставить   зловредной   "даме"   добросердечную,   пусть   и
апокрифичную "фефелу". В лепке последней неожиданно я узнал кое-что,  взятое
от полузабытой уже Паши" (А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 422-423).
     Это было  вскоре  после  достопамятной  лекции,  прочитанной  в  бывшем
художественном клубе г-жою Якоби, которая тогда только  что  возвратилась  в
отечество и  много  сообщала  о  гарибальдийском  движении...  -  Александра
Николаевна Якоби (1842- 1918) - известная детская писательница (псевдоним  -
А.  Толиверова.  С  1887  года  -  издательница-редактор  детского   журнала
"Игрушечка". А. Н. Якоби в 1860-х годах  жила  с  мужем,  художником  В.  И.
Якоби, в Риме. Здесь проявилось ее  горячее  сочувствие  к  гарибальдийскому
движению. Она ухаживала за ранеными гарибальдийцами, среди которых был Артур
Бенни (его называли прототипом героя романа "Некуда" - см. т. 2 наст. изд.).
По возвращении в конце  1860-х  годов  в  Петербург  Якоби  читала  в  клубе
художников лекции о Гарибальди и  гарибальдийцах  и  проводила  сборы  в  их
пользу.  О  своих  встречах  с  Гарибальди  написала  воспоминания   ("Между
гарибальдийцами. Воспоминания русской". - "Неделя", 1870, э 22-24;  "Италии.
Литературный сборник в пользу  пострадавших  от  землетрясения  в  Мессине".
СПб., 1909; "На Капрере у Гарибальди". - "Исторический вестник", 1882, VIII;
"На Капрере". - "Игрушечка", 1883, XII-XIII.

     Гарибальдийское движение. - Гарибальди Джузеппе (1807- 1882) - народный
герой Италии, борец за национальное освобождение и объединение Италии.

     Профессор  Якоби,  В.  И.  (1834-1902)  -  русский  живописец.  Вначале
выступил  как,  представитель  критического  реализма,   затем   перешел   к
историческим композициям, часто носившим салонно-академический характер.

     Микешин, М.  О.  (1836-1896)  -русский  скульптор  и  живописец,  автор
"памятников "Тысячелетие России" в Новгороде, Екатерине II  в  Петербурге  и
мн. др.

     Петр Соколов - см. прим. к "Загону", стр 624.

     Зичи, М. А. (1829-1906) - русский художник; большая часть его  рисунков
посвящена изображению быта и различных событий царского семейства,  а  также
придворных церемоний.

     Сверчков, Н. Е. (1817-1898) - русский художник.

     Клевер. - Вероятно, Лесков имеет в виду Ю. Ю. Клевера  (1850-  1924)  -
русского художника-пейзажиста. Однако Клевер стал известен своими  картинами
позднее упоминаемых здесь событий.

     ...все  эти  уважаемые  лица  были  напоены  одним   духом   художников
Александра и Дмитрия, о которых упоминается в книге "Деяний апостольских"...
- Книга "Деяний апостольских" составляет часть Нового завета; Дмитрий  видел
в своем искусстве только источник материальных выгод: "...от  этого  ремесла
зависит благосостояние наше", -  говорил  он  (гл.  XIX,  ст.  26).  В  этой
аналогии  проявилось  пристрастное  отношение  Лескова   к   упомянутым   им
художникам.

     ...держит  в  руке  волюмчик  Таухницского  издания.   -   К.   Таухниц
(1761-1836) - немецкий типограф и книгопродавец;  фирма  "Таухниц"  издавала
вначале греческих и римских классиков, словари, библии; затем, в 1841  году,
было предпринято  издание  серии  английских  авторов,  с  1866  года  стали
выпускаться произведения немецких авторов; волюмчик - томик (от фр. volume -
том.

     С переходом "Отечественных записок"  к  Некрасову...  -  "Отечественные
записки" перешли к Некрасову в 1868 году; с  этих  пор  журнал  стал  боевым
органом демократического направления.

     ...скоро  был  приглашен  во  "Всемирный  труд"  к  доктору  Хану...  -
"Всемирный труд" издавался ежемесячно с 1867 года доктором Э.  А.  Ханом.  С
1869 года при нем  выходило  бесплатное  приложение  "Домашняя  библиотека".
Журнал имел консервативный характерен примыкал  к  лагерю  противников  идей
1860-х годов. В 1872 году издание перешло к С. С.  Окрейцу,  летом  того  же
года журнал был закрыт.

     Г р. П. Данилевский  навестил  его.  -  Григорий  Петрович  Данилевский
(1829-1890) - русский писатель, автор многих  романов.  Среди  них  наиболее
известны; "Беглые в Новороссии" (1862), "Беглые воротились"  (1863),  "Новые
места" (1867), "Мирович"  (1879),  "Княжна  Тараканова"  (1883),  "Сожженная
Москва" (1866).

     ...кто хочет лучше с этим познакомиться, пусть прочтет переписку Д.  И.
Писарева с Г. Е. Благосветловым. - Д. И. Писарев  (1840-1868)  -  выдающийся
русский  критик  и  философ-материалист,  революционный  демократ.   Г.   Е.
Благосветлов (1824-1880)  -  русский  публицист-демократ,  редактор  журнала
"Русское слово", а затем журнала "Дело".  Письма  Писарева  к  Благосветлову
были напечатаны в журнале "Русское обозрение", 1893, кн. 3, 6, 8, 10 и 12.
     Пальм, А. И. (1823-1885) - русский  беллетрист  и  драматург,  писавший
подпсевдонимом ,  П.  Альминский;  наиболее  известны  его  романы  "Алексей
Слободин" и "Больные люди".

     Тимирязев, В. А. (1840-1912) -родной брат знаменитого ученого, с самого
начала  своей  литературной  деятельности   попал   в   редакционную   среду
"Отечественных  записок".  Щедрин  отдал   в   его   распоряжение   переводы
иностранной беллетристики; иногда о н писал статьи  о  переводимых  авторах;
ему же принадлежит статья "Босния и Герцеговина во время восстания".

     Всев. Крестовский (1840-1895) - писатель; широкую известность  доставил
ему роман "Петербургские трущобы" (1864).

     Костомаров, Н. И. (1817-1885) -известный русский историк.

     Кожанчиков -книгопродавец и издатель (ум. в 1877  году).  Поппея-Сабина
(I  в.  н.  э.)  -любовница,  а  затем  жена  римского  императора   Нерона,
славившаяся как своей красотой, так и безнравственностью.

     ...он  ползал  по  полу  настоящим  санкюлотом...  -   Санкюлот   здесь
употреблено в буквальном значении (фр. sans culotte - без штанов).

     ...читал  всем   "Телемака".   -   Телемак   -   сын   Одиссея,   героя
древнегреческого эпоса;  история  Телемака  рассказывалась  с  вариантами  в
послегомеровских  сказаниях;  приключения  Телемака  послужили   темой   для
получившего  широкую  известность  романа  французского  писателя   Фгнелона
(1651-1715) "Les aventures de Telemaque"; в  этом  романе  Фенелон  проводит
мысль о необходимости ограничить королевскую власть; "Телемак" был переведен
на многие языки, на русском языке "Телемак" был широко известен  в  переводе
Захарова (1786) и  в  стихотворном  переводе  Тредиаковского  под  названием
"Телемахида".

     "Павел и Виргиния" - роман  французского  писателя  Бернардена  де  Сен
Пьера  (1737-1814);  из  русских  переводов  широко  известен  был   перевод
Подшивалова 1806 года.

     "Слово похвальное Марку Аврелию". - Имеется в виду, по-видимому, "Слово
похвальное  Марку  Аврелию,  сочиненное  Г.  Томасом,   членом   Французской
академии. Переведено с французского, СПб., 1777; перевод этого сочинения был
сделан также в 1801 году И. Лопухиным,



    Н.С.Лесков.
    Административная грация


     Собрание сочинений в 11 томах. Т. 9
     Государственное издательство художественной литературы, М.: 1958
     OCR Маханов Т.Т.



                (Zahme dressur...* в жандармской аранжировке)
                {* Мягкая, ручная дрессировка (нем.).}

                                        Оскверни   беззаконие   всю  землю и
                                   наполнена суть дела их вредная.

                                                   Ездры III кн., гл. XV, 6.

     В наши смрадные дни даже в тиши меррекюльских песков никуда не уйти  от
гримас и болячек родной политики: минувшим летом  среди  тамошних  генеральш
ужасно много было тревог и смущения  из-за  их  "неопытных  мальчиков".  Так
зовут  одни  из  них  своих   сыночков,   другие   племянников,   достаточно
сомнительной марки, а третьи просто жоли-гарсонов,  при  взгляде  на  мощные
плечи которых начинают согреваться пламенем былых страстей их увядшие сердца
и потухающие взоры. Волнует генеральш то, что теперь опять стало неспокойно,
и молодому человеку легко так оступиться, что "этого потом и не  поправить".
Особенно  трепыхали  те,  у  кого  их  жоли-крошки   учатся   в   Московском
университете, откуда армянский просветитель  России  рукою  властной  изверг
профессоров  Муромцева  и   Ковалевского.   Большинство   "крошек"   лекциям
предпочитают катки, танцклассы, но  задор  требует  отважного  геройства,  и
когда начальство отняло этих "властителей дум",  крошки  стали  волноваться,
делать бетизы и этим огорчать генеральш.
     Одна из них  волновалась  особенно  пылко  и,  тряся  пучком  фальшивых
кудерок над подмазанным лобиком, взвизгивала:
     - Я не стерпела и у cousine Barbe самому  Михаилу  Никифоровичу  так  и
отрезала: pas de zele, pas de zele {Не усердствуйте (франц.).},  но  он  все
боится, что нас от Европы отмежуют  по  Нарву,  и  только  потирал  руки,  а
путного ничего сказать так и не сумел...
     Услыхав нападки на  Каткова,  отдыхавший  среди  тех  же  меррекюльских
песков директор гимназии с Волыни, не  то  из  хорватов,  не  то  из  чехов,
вскипел священным патриотизмом и восстал на защиту достолюбезного хорватским
сердцам апостола от Страстного бульвара и, взвизгивая  не  хуже  генеральши,
стал кричать на нее, что она не разумеет  предуказаний  державной  политики,
ради которой надо изъять не только Муромцева и Ковалевского, но и всех иже с
ними.
     - Корень зла да извержен будет, - вопил директор,  вздымая  к  тусклому
чухонскому небу свой тощий перст.
     - Но это значит дразнить Европу, - вопила генеральша.
     - И будем дразнить Европу, и будем, но зато не оставим дома  нечисти  и
злоучений, - твердил директор.
     Когда они, неистово  споря,  удалились  от  скамейки  возле  памятника,
хранивший  дотоле  молчание  сановник  из  весьма  заслуженных  презрительно
поглядел им вслед и наставительно подвел итог их спору:
     - И злоучений оставлять не след, но и дразнить Европу тоже не  годится,
а всему беда в том, что люди сегодняшнего дня  не  умеют  вест