оржествую  победу  любви  моей  над
упрямством капризной Мелиты.
     - Прекрасно! Но воздержись - не спеши с торжеством. Я у тебя не отнимаю
надежды, но впереди будут три дня испытания... Три только дня!.. Но  зато  в
эти три дня ты должен мне повиноваться во всем.
     - Очень рад... только, однако, когда же начнешь ты свои испытания?..  Я
желаю, чтобы это было скорее.
     - Сейчас, если хочешь.
     - Я замираю в восторге.
     - Прекрасно: теперь вечереет, а через три дня в  эту  же  пору  я  буду
твоею женою... или...
     - Кончай же!
     - Или я ею не буду.
     - В каком же то случае?
     - В том случае,  если  ты  сам  от  меня  не  откажешься  и  что-нибудь
предпочтешь моим ласкам.
     - О, сделай милость! Это одно, чего я никогда для тебя не сделаю,  хотя
бы на меня восстали все демоны ада и все "силы природы".
     - Ну вот уж: "все силы природы!" Зачем такой смелый вызов! Быть  может,
и одной "силы природы" будет довольно.
     - Начинай испытанье! Говори, что я сейчас должен делать.
     - Во-первых, ты от меня удалишься сию же  минуту  в  свое  помещенье  в
верхней пещере.
     - Ну! и что мне там делать?
     - Пока ничего.
     - Как это пока?
     - Пока тебе станет хотеться думать более о самом себе, чем обо мне.
     - Ну, оставь это!.. Никогда этого не будет.
     - Всходи же в пещеру.
     - Ну, хорошо, - я всхожу.
     Пруденций стал подниматься по лестнице и, достигнув  до  входа  в  свою
верхнюю пещеру, обернулся и с веселою улыбкою вскрикнул:
     - Эвое! Я уже начал мое испытание и на один миг стал ближе к  обладанью
Мелитой.
     - Обладай же сначала собою,  -  отвечала  Мелита,  отнимая  лестницу  и
спуская ее по откосу на вторую площадку.
     - Я заперт! - смеялся Пруденций.
     - Теперь жди, пока я тебя позову, стоя в ожиданье тебя у брачного ложа.
     И с этим Мелита скрылась в своей нижней пещере.

XVIII

     Вскоре после того, как скрылась  Мелита,  по  тропинке  от  моря  стала
подниматься Марема. Пруденций издали ее заметил и стал говорить ей:
     - Ах, - порадуйся за меня, Марема! Мелита уже начала мое  испытание,  и
через три дня она должна будет сдержать свое  слово  -  она  сделается  моею
женою.
     - Это славная вещь! А в чем же будет состоять твое испытание?
     - А вот в точности я этого до сих пор не знаю, право; до  сих  пор  она
мне ничего не сказала, кроме того, чтобы я думал о ней  и  ожидал  терпеливо
какого-то ее слова; а уж какое это будет слово - не знаю.
     "Что за затеи у этой Мелиты?" - подумала, покачав  головою,  Марема  и,
войдя в пещеру, тотчас же хотела расспросить Мелиту:  что  далее  будет?  Но
Мелита лежала, закрывши глаза, и спала, или притворилась  спящей,  и  Марема
будить ее не решилась; а  когда  она  снова  вышла,  чтобы  взять  несколько
хвойных веток и выкурить их дымом  насекомых,  она  увидала,  что  Пруденций
стоял наверху во входе своей пещеры и на него светила луна, а он улыбался  и
сказал ей:
     - Скажи привет мой Мелите, Марема.
     А Мареме не хотелось ему отвечать, -  так  ей  сделалось  его  жалко  и
грустно видеть его, как птицу в клетке.
     До полуночи Марема не могла сомкнуть глаз, а за  полночь  она  слышала,
как Мелита вышла и возвратилась не скоро, а когда возвратилась,  то  прежде,
чем лечь, подошла и нагнулась над изголовьем Маремы и, увидав, что Марема не
спит, откинулась вновь и сказала сурово и твердо:
     - Ни во что не мешайся и ни о чем меня не расспрашивай...  Поверь  мне,
что я не жестокая женщина и не хочу ничьих напрасных мучений, а я делаю  то,
что нужно для нашего общего счастия. Умоляю тебя: верь мне, как верила, и ни
о чем не расспрашивай больше.
     - Пусть будет так, как ты хочешь.
     И едва забрезжился свет, Мелита разбудила Марему и позвала ее вместе  с
нею идти, чтобы докончить выгрузку лодки; а когда они туда сошли, то  Марема
увидела, что Мелита одна здесь работала ночью, а теперь они взялись за  дело
вдвоем и трудились так безотступно, что к вечеру все, что привезено  было  в
лодке, было втащено на берег, и облегченная ладья поднялась и  закачалась  в
своей маленькой бухте.
     Во весь день Мелита с Маремою не возвращались в пещеру, и  когда  стало
темнеть, они еще оставались у моря. Марема не раз порывалась уйти, но Мелита
ее удерживала, и они стали  подниматься  наверх  только  тогда,  когда  луна
утонула за скалы и вокруг сделалось темно.
     Тогда они тихо проникли в свою пещеру, не замеченные Пруденцием,  и  не
зажигали огня, чтобы выгонять насекомых, а улеглись каждая  на  своем  месте
впотьмах...
     И Мелита, казалось, сейчас же заснула, но Марема начала что-то  искать,
и потом стала есть, и, сделавши несколько глотков, вдруг вскрикнула, как  бы
приняла что-то пронзительное или острое.
     Тогда оказалось, что и Мелита не спала, потому что она живо вскочила  и
спросила в испуге:
     - Что с тобою случилось?
     Марема сразу ничего не отвечала, но когда Мелита повторила  вопрос,  та
ей ответила как бы из какого-то отдаленья:
     - Со мной ничего не случилось... но я не  хочу  более  есть,  потому...
что... я все теперь поняла... Пруденций без пищи!..
     Мелита ей не отвечала ни слова.
     Ночь прошла беспокойно, в прерывистых грезах. Обеим женщинам  казалось,
как будто они видят Пруденция и слышат его шаги,  и  вот  он  весь  исхудал,
глаза его округлились... он  глядит  беспокойно...  Мелита!  Мелита!  скорей
задавай ему дело!
     А оно уже было задано.
     Утром на третьи сутки Мелита вовсе не вышла. Из пещеры показалась  одна
только Марема, и Пруденций сторожил ее появление.
     - Здравствуй! Здравствуй, Марема! - закричал он ей пострадавшим, но еще
веселым голосом. Прошли уже две ночи и  день,  как  я  ожидаю  здесь  своего
заслуженного права прижать к моему верному сердцу милую Мелиту.  Теперь  уже
недолго осталось мне ждать, но зачем она медлит, - зачем до сих пор  мне  не
скажет: в чем я должен выдержать мое испытанье. Или ты, может  быть,  с  тем
теперь вышла, чтобы сказать мне, что я должен сделать? Говори же  скорее:  я
утомился здесь ожидать приказанья Мелиты...
     - Мелита мне ничего не сказала, - отвечала Марема, стараясь не  глядеть
на Пруденция,  который  при  самом  беглом  взгляде  на  него  показался  ей
изнуренным и страшным.
     - Куда же идешь ты?
     - Я иду... чтобы поймать удою рыбу  и  поискать  в  расщелинах  птичьих
яиц... Завтра ведь к вечеру Мелита готовит свадебный пир...
     - Ax, она уж готовит!  Прекрасно,  прекрасно...  Иди  же  скорей,  лови
рыбу... и яйца есть по утесам... А Мелита, верно, выйдет сама и скажет  мне,
что должен я сделать... Мне, кстати, очень хочется есть.
     - Я ворочусь и скажу ей, что ты хочешь есть.
     - Нет, не надо, Марема. Я ей дал  слово,  что  не  буду  ее  ни  о  чем
просить, пока  она  меня  кликнет...  Уходи,  куда  ты  идешь...  мне  нужно
терпенье.
     И Марема ушла, а  Пруденций  остался  один  и  снова  весь  целый  день
протомился в затворе; он то поджидал Мелиту, то ее кликал, но все  это  было
напрасно - Мелита не показалась ему ни на  мгновение  ока.  Она  целый  день
безустанно разбирала все перенесенные с ладьи вещи и с таким  вкусом  убрала
пещеру, что ее можно было принять за очень благоустроенное  жилище  человека
со  вкусом.  В  переднем,  большом  помещении  был  накрыт   большой   стол,
уставленный множеством дорогой и прекрасной  посуды,  а  вдали  за  столбом,
обвитым цветными  тканями,  возвышалось  пышно  убранное  ложе  под  голубою
завесой и с лампами у изголовья.
     Все это требовало много искусства и вкуса,  и  трудно  было  произвести
такое превращение в один день;  но  Мелита  не  жалела  труда,  и  он  один,
вероятно, помог ей не слыхать жалобных стонов Пруденция, который  с  полудня
уже утратил терпение и звал Мелиту, крича ей, что он  чувствует  мучительный
голод.
     - Мелита! - кричал он, - Мелита! для чего ты забываешь, что я человек и
что голод желудка дает знать о себе беспрестанно... Говори мне скорее, какое
я тебе должен дать доказательство, что я ни с чем не сравню  твою  любовь...
или я здесь умру от голода.
     Но Мелита все убирала покои и не пришла к нему на его зов, и  Пруденций
так протомился до вечера, когда увидал возвращающуюся Марему и закричал ей:
     - Мои мучения превзошли уже всякую меру...
     - Ты старайся не думать...
     - Ах, не могу! не  могу  я  не  думать  -  голод  жесточе  всевозможных
мучений... Я боюсь, что я не доживу до утра...
     - Старайся уснуть... пусть во сне тебе снится Мелита.
     - Ах, я уже пробовал спать... и во сне то же самое снится... Есть хочу,
есть хочу! Страшно, Марема, мне, страшно! У тебя там где-нибудь, верно, есть
птичьи яйца - брось мне одно из них, я умираю.
     - Не смею, - отвечала Марема и скоро скользнула в пещеру, которая  была
освещена многими огнями и поразила Марему своим неожиданным великолепием.
     - Что это будет? - спросила Марема.
     - Завтра здесь будет свадебный пир, - отвечала Мелита.
     - Свадебный пир!.. О Мелита! остерегись, чтобы это  не  был  похоронный
обед.
     И, сказав это, Марема присела и, опустив руки и голову, зарыдала.
     - О чем ты так плачешь? - спросила Мелита.
     - Я сейчас видела Пруденция и слышала его стоны... Его мучает голод,  и
он умирает.
     - Но ведь его раньше мучил еще иной голод...
     - Нет, голод желудка страшнее всякого другого томленья.
     - Полно, Марема. Ведь и я тоже не ем. Марема достала из-за туники  яйцо
морской птицы и сказала:
     - Я целый день провела безуспешно и  насилу  достала  всего  два  яйца.
Одно, - признаюсь тебе, - съела  сырое,  и  оно  мне  от  голода  показалося
вкусно. Съешь ты это другое. Его просил у меня Пруденций, но я не дала ему.
     - И мне оно тоже не нужно: я терплю то же, что терпит Пруденций! - и  с
этим словом Мелита взяла из рук Маремы яйцо и бросила его об пол.
     - Здесь есть много  съестного,  -  добавила  она,  -  но  я  ничего  не
касалась. Я по себе размеряю, что он может снести без вреда для  его  жизни.
Ляг и усни, а завтра с утра станем готовить обед, и ввечеру разрешится  все,
что так долго и мучительно длилось.

XIX

     И вот прошла ужасная ночь, которая всем показалась долга  бесконечно  и
всех истомила. Настало тяжелое утро. Обе женщины рано проснулись,  и  Марема
тотчас же выбежала, чтобы взглянуть на  Пруденция.  Юноша  изменился  в  эту
последнюю ночь сильнее, чем во все протекшее время: лицо его сделалось серое
и маленькое, оба глаза ввалились и  казались  совершенно  круглыми,  а  губы
почернели, и из-за них виднелись два ряда белых зубов, как будто ослабнувших
в деснах, и воспаленный язык и гортань... Голод его  догрызал,  -  Пруденций
уже не имел сил и стонать; он сидел, прислонясь ко входу,  и  тихо  качался,
придавливая исхудалыми руками опустошенный живот.
     Напрасно Марема хотела его утешить и говорила ему о близости счастья  в
обладанье Мелитою, - Пруденций не отвечал ей ни слова.
     Когда же Марема сказала об этом Мелите, та отвечала:
     - Это так должно быть! Когда зло не хотят победить  рассудком,  то  оно
побеждается страданиями. Но не  будем  говорить  об  этом,  а  давай  скорее
приготовлять все лучшие кушанья, какие умеем.
     И они отобрали из всех запасов все, что было лучшего, и стали  готовить
все блюда, какие умели. Это требовало немало трудов, и приготовления еще  не
были совсем кончены, когда солнце стало спускаться за  скалы.  Тогда  Мелита
сказала Мареме:
     - Оставим на время мяса и плоды - пусть хорошенько томятся на углях,  а
мы пойдем под ручей - омоемся  свежей  струею  воды  и  оденем  лучшие  наши
одежды.
     Марема пошла с нею и удивилась, что когда они вышли  из-под  обливанья,
то Мелита открыла принесенную скляницу драгоценных духов и неожиданно вылила
всю ее поровну на свои волосы и на волосы Маремы, и при этом сказала:
     - Я хочу  сделать  так,  чтобы  мы  обе  имели  вид  невест.  И  затем,
возвратившись в пещеру, Мелита стала  спешить  уборкой  стола  -  расставила
кувшины с разноцветным вином; разложила  фрукты  на  листьях,  и  подливы  к
мясам, и загородки из теста в  глиняных  блюдах;  а  потом  засветила  огни,
открыла постель и стала между ней и столом, одетая в самые пышные платья,  а
Мареме сказала:
     - Приставь скорей  лестницу  и  поди  и  скажи  Пруденцию,  что  я  его
приглашаю сойти.
     Марема исполнила это в одно мгновение, но когда  она  вошла  в  верхнюю
пещеру к Пруденцию, то увидала его в ужасном изнурении - он уже не сидел,  а
лежал и на вопросы мог отвечать очень не скоро и очень невнятно.  Он  только
тихо махал рукою и давал чувствовать, что для него  ничто  не  важно,  кроме
голода, которым он истомился.
     Долгоожидаемое  приглашение  Мелиты  нимало  его  не   оживило   и   не
обрадовало.
     - Ведь это настал час твоей радости!  -  говорила  ему  Марема,  но  он
только отмахнулся рукою и, обратясь в сторону, прошептал:
     - Куда... же... ты дела... яйцо... морской чайки?
     - Что тебе теперь до яйца чайки... тебя ожидает роскошный стол и... еще
больше роскошные ласки Мелиты!.. Встань скорее на ноги - я помогу тебе сойти
с лестницы.
     Он стал подниматься, но закачался, упал и сказал:
     - Я не в силах.
     Тогда живая Марема схватила Пруденция, как дитя, на свои сильные  руки,
снесла его с лестницы, опустила на землю и, дав ему оправиться, подвела  его
под руки ко входу в освещенную пещеру, где в сиянье огней  стояла  блестящая
красотой и убором Мелита. Она  встретила  Пруденция  с  ласковой  улыбкой  и
сказала ему ласковым голосом:
     -  Привет  мой  тебе,  господин  мой  Пруденций!  Входи  и  будь  здесь
властелином всего, что ты видишь. Ты перенес испытанье, и зато  я  даю  тебе
надо мною всякое право... Пир изготовлен... последние блюда скоро поспеют на
тихом огне, и брачное ложе готово... и я жду моего господина!
     - При этом Мелита протянула обе руки к Пруденцию, но он  отвернулся  от
нее и,  поведя  вкруг  как  бы  утратившими  зоркость  глазами,  нетерпеливо
воскликнул:
     - Подожди!.. и скажи мне: где же это яйцо дикой птицы?
     - Я разбила его, - отвечала Мелита. - Поди отдохни,  господин  мой,  на
ложе... Ведь я сама его стлала для  тебя,  моего  господина...  А  после  ты
будешь есть самые вкусные кушанья.
     - Ax, это все пустяки!.. Подавай мне сейчас  все,  что  там  кипит  или
печется!
     - Кушанье все еще не готово.
     - А это же что здесь такое дымится в глиняном блюде?
     - Это подлива к бобам и загородки из теста для разваренного мяса...
     - Вот я и съем сейчас всю эту подливу и все загородки из теста...
     И он потянул к себе блюдо  с  подливой  и  начал  лакать  ее  и  грызть
загородки, не обращая никакого внимания на Мелиту, которая этим временем все
удалялась тихо назад  и,  наконец,  вовсе  исчезла,  так  что  с  этой  поры
Пруденций и Марема напрасно искали ее на утесе. С нею вместе ушла  и  ладья,
которая была спрятана в бухте, и теперь Пруденций с Маремой были отрезаны от
всего остального мира.
     Они напрасно обегали со всех сторон скалу и искали Мелиту, -  она,  без
сомнения, оставила их и скрылась, а они остались вдвоем и не  видели  никого
третьего до тех пор, пока возле  Маремы  сразу  раздались  два  голоса  двух
новорожденных ею  близнецов...  В  этот  день  Пруденций,  сошедший  вниз  с
свертком белья, которое он должен был вымыть для своих двух близнецов и  для
Маремы, - заметил на море точку, которая как будто переменяла свое  место...
А еще через несколько дней Пруденций увидал, что на глине  скалы  над  самою
бухтою было начертано чем-то острым: "Мелита приветствует Пруденция и Марему
с детьми их и желает им согласия и добродетельной жизни". Еще же через месяц
Пруденций увидел ладью еще ближе и видел, что на ней были две женщины и  что
к ней из-за скал подошла другая ладья и на эту перешла одна из двух  женщин,
и теперь та лодка, на которой сидели две женщины, стала удаляться, а та,  на
которой осталась одна, - приближалась к утесу.
     Пруденций скоро узнал по окраске, что эта лодка его  и  Алкея,  которая
исчезла с той ночи, как удалилась Мелита... Пруденций сказал об этом Мареме,
которая сидела тут же, возле него, на берегу моря и  держала  на  каждом  из
своих колен по здоровому смуглому ребенку, из которых каждый завладел  одной
грудью своей матери и так жадно сосал, что молоко выбегало у него обратно из
уст и крупными белыми каплями скользило по смуглой груди Маремы... Но Марема
теперь этого не  замечала,  потому  что  она  следила  за  лодкой,  и  вдруг
вскричала:
     - Радуйся, милый Пруденций!..  К  нам  приближается  мать  твоя,  вдова
Ефросина... Мы не останемся одни здесь, и наши дети не будут жить дикарями.
     - Да, - отвечал ей Пруденций, - и я теперь вижу:
     это мать моя, вдова Ефросина!.. Кто передал ей нашу ладью и кто  указал
ей путь к нам?
     - Конечно, Мелита. Это она удалилась на другой  ладье  с  своим  другом
Эрминией... Они христианки.
     Пруденций задумался и, следя за приближением лодки,  которою,  несмотря
на свои годы, хорошо еще правила вдова Ефросина, сказал, склоняясь к Мареме:
     - Вот все, кто страстно любит наслаждения жизни, всегда рассуждают, что
будто галилейское учение не годится для жизни... А припомни-ка все, что было
с нами, и выйдет, что вперед дальше всех видела одна Мелита. Я перед нею так
малодушен, что не мог бы идти с нею рядом. Как хорошо, что  она  не  связала
себя узами брака с таким посредственным человеком,  как  я!..  При  разности
взглядов и мыслей мы не нашли бы в союзе согласья  и  мира,  а  с  тобой  мы
счастливы... Ее дух  слишком  высок  и  серьезен  -  он  слишком  беспощадно
побеждает плоть. Ты же и я...  мы  смотрим  проще...  Я  не  знаю,  как  это
случилось, как я все любил  так  сильно  Мелиту,  и  теперь  вижу,  что  она
несродна мне, а ты мне гораздо милее  Мелиты...  Я  хотел  скрываться  здесь
вечно с Мелнтой, - потом мне так хорошо было здесь же с тобой, и теперь... я
однако же радуюсь, что мать моя нас разыскала и мы  не  останемся  в  вечной
разлуке с людьми... Весь круг мыслей во мне перешел, -  все  переделалось  с
нами именно так, как говорила Мелита. Верно, надо ей верить во всем.
     - Да, она умная женщина.
     - Надо считать дух, а не плоть владыкою жизни и жить не для тех чувств,
которые научают нас особиться от всех прочих людей...
     - Правда, Пруденций.
     - Пусть так и будет, и когда мы уклонимся от этого... пусть мы сами  не
будем на своей стороне. Если мы погрешим,  то  не  станем  извинять  себя  и
делать себе пояса из листьев, потому что прятаться  -  это  хуже  чем  несть
порицание, которого заслуживаешь.
     - Я согласна, - отвечала Марема.
     - Да, всегда мы с тобою согласны! Какое это счастие для обоих нас!..
     - И для наших обоих детей, - показала Марема  на  близнят,  которых  уж
издали увидала бабушка их, вдова Ефросвна,  и  начала  улыбаться  всем  и  в
конце, бросив весло, закричала:
     - Вот так ребята! Этаких я еще не встречала.



ПРИМЕЧАНИЯ

     Печатается  по  тексту:  Н.  С.   Лесков.   Собрание   сочинений,   том
одиннадцатый, СПб., 1893.
     Впервые - в газете "Родина", 1891, ээ 1-6, перепечатан отдельной книгой
в издании "Посредник", М., 1892. В издании 1893 года подзаголовок "сказание"
Лесков изменил на "легенда". При подготовке к этому изданию писатель внес  в
текст  многочисленные  поправки.  В  основу   рассказа   положен   материал,
заимствованный из "Пролога", но Лесков существенно изменил этот материал.  В
"Прологе" говорится, как купец собирался жениться на вдове. Вдова  приказала
ему ничего не есть, пока она не позовет его к себе. Когда на четвертый  день
пришли за купцом, он уже не мог двигаться от голода. По предложению вдовы  -
выбрать трапезу или постель, купец выбирает  трапезу.  Уверовав  в  мудрость
вдовы, он раздал бедным свое имущество и ушел в мона