такая вкусная.
   На этот раз Бахрушин выпустил дым через нос, махнул рукой и  разогнал
голубоватое облачко. По телу разлилось  блаженство.  Бахрушин  прекрасно
понимал, что блаженство, скорее всего, вымышленное, оно  есть  плод  его
самовнушения. Но тем не менее, полковнику сделалось хорошо и спокойно.
   Он откинулся на  спинку  вращающего  кресла.  Тяжелые,  набрякшие  от
усталости веки опустились, закрыв поблекшие с возрастом голубые глаза.
   - Ради таких приятных моментов и стоит жить, - сказал себе полковник,
продолжая разминать в кончиках пальцев горящую сигарету.
   Возможно, он и докурил бы ее до самого фильтра, находясь в  состоянии
эйфории, но дверь его кабинета открылась, и на пороге появился  один  из
помощников.
   - Извините, Леонид Васильевич, что  вот  так,  не  предупредив...  Но
дело, мне кажется, срочное.
   - Ты уверен в этом?
   - Потом можно от вас нагоняй получить...
   - Значит, спокойствие любишь?
   - Кто его не любит?
   Полковнику Бахрушину страшно нравилось, когда к  нему  обращаются  не
называя звания, а вот так, по имени отчеству, по-граждански. Может быть,
его беспокоило то, что он до сих пор не генерал, но  это  обстоятельство
волновало его не сильно. Ведь он прекрасно знал себе цену и понимал, что
его ценят на службе, а если что и случится, то не променяют  и  на  трех
генералов.
   Со  своим  начальством  Бахрушин   уже   давным-давно   разговаривал,
обращаясь по имени и отчеству,  а  иногда  и  запросто,  называя  своего
непосредственного шефа всего лишь по имени и позволяя себе в  его  адрес
всякие колкости. А иногда он разрешал себе  даже  и  непристойности.  Но
делал это настолько умело и изящно, что придраться было не к чему.  Даже
матерные слова с его уст слетали, как ласковые прозвища.
   - Ну так что у тебя, снова у кого-то задница зачесалась?  -  Бахрушин
пристально, но по доброму взглянул на  своего  почти  лысого  помощника,
хотя лет тому было еще немного.
   И тут же подумал:
   "Тебе бы борода пошла. Но в нашей конторе, к сожалению, носить бороды
не принято".
   - Вот.
   - Клади на стол, черт с тобой.
   Помощник подошел к своему шефу и  положил  перед  ним  четыре  тонких
листа бумаги.
   Вверху каждого  виднелся  гриф  "Совершенно  секретно",  не  заметить
который было невозможно.
   - Что это такое? - не глядя  в  бумаги,  не  вдаваясь  в  содержание,
спросил полковник, посмотрев на своего подчиненного.
   - Там все написано, Леонид Васильевич.
   Гляньте своим опытным глазом.
   - А человеческим языком ты мне рассказать не можешь?
   - Могу, товарищ полковник.
   "Вот и началось, - подумал Бахрушин. - Значит,  действительно  что-то
из ряда вон.
   Всякую бюрократическую  херню  человеческим  языком  не  перескажешь.
Одни: "во исполнение", "в усиление", "в укрепление", "в  организационных
целях" и т.п. и т.д."
   - Короче, что здесь?
   - Какая-то дребедень, Леонид Васильевич.
   - Я это уже понял и без тебя.  Хорошего  чего-нибудь  ты  бы  мне  не
принес.
   - А что вы имеете в виду под словом "хорошее?
   - Ну, например, билеты в театр, на стриптиз...  Или  представление  к
генеральскому званию, - Да зачем оно вам, Леонид Васильевич?
   И так ведь хлопот хватает.
   - Что хватает, так это да. Но и генеральские льготы не помешали бы.
   Сигарета,  зажатая  в  пальцах,  не  казалась  уже  полковнику  такой
приятной и желанной.
   Но тем не менее, он бережно подвинул пепельницу к себе,  а  бумаги  с
грифом отодвинул чуть подальше.
   - Прочтите.
   - Потом, - решил подразнить своего подчиненного Бахрушин.
   - Думаю, это дело срочное.
   - Все у нас срочное или "срачное". Ну, что мне с ними делать?
   - С чем? - спросил помощник.
   - С бумагами и с теми, кто их приносит.
   - Не знаю. Делайте что хотите, но эти бумаги лично вам, - и он  ткнул
пальцем в шапку.
   Полковник поморщился, зло раздавил недокуренную  сигарету,  вынул  из
пачки следующую, энергично раскурил и только после этого водрузил на нос
очки в массивной оправе с толстыми линзами. Очки  сразу  же  преобразили
его до этого добродушное лицо, скрыли лукавые глаза. Уголки рта  тут  же
опустились книзу, и он стал немного похож на бульдога.
   Тем более, что голову он втянул в плечи,  и  сразу  же  его  большой,
гладко выбритый подбородок выпятился вперед.
   - Можешь идти, - Бахрушин ударил пальцами по крышке стола.
   Майор кивнул и покинул кабинет своего шефа.
   - Так, посмотрим, что же здесь такое срочное, секретное и лично  мне?
Ага, материалы проверки, начатой по моей инициативе.  Приятно,  когда  с
тобой хотят посоветоваться. Недвижимость и деньги...
   Но уже по прочтении первой страницы полковник почувствовал неприятный
холодок, словно бы кто-то открыл одновременно окно  и  дверь  и  по  его
кабинету потянуло ледяным сквозняком. Он  даже  поджал  ноги,  а  руками
вцепился в край стола, скрежетнув при этом зубами.
   - Ну и бл....во!  -  единственное,  что  сразу  пришло  в  голову  по
прочтению последней страницы.
   Это слово абсолютно точно и исчерпывающе передавало  то,  что  сейчас
творилось на душе у  полковника  Главного  разведывательного  управления
Генерального штаба вооруженных сил России.
   "Ну и подонки! Ну и мерзавцы!" эти слова  он  не  произнес  вслух,  а
подумал.
   А затем испуганно оглянулся, не стоит ли кто у него за спиной. А рука
сама собой прикрыла текст на первом листе документа.
   А под широкой ладонью с короткими пальцами было действительно  такое,
от чего могла  взять  оторопь  даже  человека  привыкшего  к  невеселому
всероссийскому бардаку последних лет.
   Полковник приподнял ладонь. Его движение было  похоже  на  то,  каким
пользуется картежник, когда смотрит на карты, или когда берет  карту  из
прикупа или поднимает ту, которую к его рукам бросает  крупье.  На  этой
мысли Бахрушин сам себя и  поймал.  Он  был  заядлым  преферансистом,  а
иногда ради развлечения  и  чисто  психологических  экспериментов  любил
развлечься в очко с такими же полковниками и генералами  ГРУ  как  и  он
сам. В преферанс большинство полковников и генералов играть не умело.  И
как правило, всегда выигрывал, абсолютно четко чувствуя психологию своих
сослуживцев-начальников - соперников.
   - Перебор, - пробормотал Бахрушин,  -  настоящий  перебор.  Никак  не
меньше двадцати пяти.
   По цифрам, которые фигурировали в бумагах, по тем кратким пояснениям,
которые относились к каждой колонке цифр, было понятно, что это не  липа
и что дело действительно очень серьезное.
   Тот отдел, которым он руководил последние пять лет,  занимался  очень
важным и чрезвычайно сложным  делом,  относящимся  к  торговле  оружием.
Полковнику  были  известны  почти  все   сделки,   которыми   занималось
Росвооружение, а также Минобороны, как сами, так и через посредников. Но
то, что он увидел сейчас, не хотело  укладываться  в  его  привыкшей  ко
многому голове.
   "Вот это да! Ну и цифры! Если это правда, то тогда скандал. И не  дай
бог эти цифры, эти фамилии узнают за стенами нашего учреждения".
   Хотя напрямую все описанное в этих  бумагах  ни  к  Бахрушину,  ни  к
Главному развед-управлению отношения не имело.
   Полковник  выбрался  из  кресла.  Его  низкорослое  тело,  как   мяч,
заскакало по кабинету.
   Он держал голову наклоненной вперед так, словно хотел  разогнаться  и
пробить лбом стену или кого-то боднуть.  Такая  уж  привычка  имелась  у
Бахрушина, когда он злился и не знал, что предпринять.
   "В общем, это дело как бы не наше. Могу забыть и ничего не делать. Но
если эти бумаги всплывут повторно, то меня спросят: "А где  же  был  ты,
Леонид Васильевич? Куда ты, старый хрен, смотрел? Ведь ты на этом собаку
съел, а тут пропустил такое!"
   А с другой стороны Бахрушин понимал, что может быть, для дела было бы
и лучше, если бы эти бумаги всплыли  в  какой-нибудь  газетенке  или  на
телевидении, а еще лучше в Госдуме. Скандал был бы  огромный,  и  многие
генералы лишились бы служебных  машин  и  даже,  может  быть,  звезд  на
погонах. Но передавать их по назначению - в военную  прокуратуру  или  в
Министерство обороны, бессмысленно. Вор вора ловить не станет  Пока  еще
Бахрушин не владел  всей  информацией.  А  он  имел  привычку  принимать
решение лишь тщательно ознакомившись с делом во всех  его  подробностях,
тщательно прикинув, что к чему и какие могут быть последствия.
   "Хорошо бы проучить всех этих мерзавцев!
   Но  боюсь,  может  не  получиться"  -  размышлял   Бахрушин,   быстро
передвигаясь из одного угла  кабинета  в  другой,  оказываясь  то  перед
окном, то перед большими напольными часами.
   И тогда из блестящего золотого маятника  на  него  смотрело  странное
лицо, похожее на морду диковинной глубоководной рыбы, которую посадили в
круглый аквариум, да еще зачем-то надели на нее очки.
   - Так, так, так, - бормотал Бахрушин.
   И вдруг он остановился, как вкопанный, застыл  как  мячик,  мастерски
прижатый к полу. И если  бы  кто-нибудь  сейчас  увидел  этого  хитрого,
многоопытного полковника, который прошел  огонь  и  воду,  то  наверное,
расхохотался бы. А полковник Бахрушин стоял, вертя головой из стороны  в
сторону, словно у него болела шея или зудело между лопатками.
   А   между   лопатками   действительно   зудело,   и   Бахрушин    уже
предчувствовал, что это дело  принесет  ему  очень  много  хлопот.  Ведь
фамилии, которые имелись в бумагах и цифры, давали ясное представление о
том размахе, с каким ведется дело.
   "Так в чем же здесь  суть"?  -  принялся  размышлять  Бахрушин,  стоя
посреди  большого  свекольно-красного  ковра,  на   котором   уже   была
протоптана диагональная дорожка, соединяющая окно и часы.
   Даже его не склонный к шуткам шеф однажды пошутил, увидев  полосу  на
ковре:
   - А что это ты, Васильевич, тропу пробил на ковре?
   - Какую тропу? - словно не поняв, спросил тогда Бахрушин.
   - Как у зверей к водопою.
   - А, вы, генерал, ковер имеете в виду?  -  глядя  на  вытертый  ворс,
спросил Бахрушин.
   - Да, именно его. Одни убытки от  тебя,  полковник!  Сколько  ты  уже
ковров испортил?
   - Не испортил, а истоптал, и с пользой для дела, - заметил  Бахрушин,
зло махнув своей лысой головой. - Все лучше, чем обивку кресла  задницей
протирать.
   -  Оно-то  так...  -  глубокомысленно   заметил   генерал,   любивший
размышлять сидя.
   "Интересно, а генерал уже знает обо всех этих делах?"
   Но тут же полковник ответил сам себе:
   "Конечно же не знает. Если бы узнал, то уже было бы шуму и  гаму  как
по поводу выбросившегося  из  окна  на  людную  улицу  пьяного  офицера,
прихватившего с собой в дорожку еще и секретные документы - россыпью".
   О том, что большие деньги от торговли оружием уходят налево,  конечно
же, полковник Бахрушин прекрасно знал. В России всегда воровали,  воруют
и, скорее всего, будут заниматься этим прибыльным делом в дальнейшем.
   Но даже при воровстве следует знать меру.
   Одно дело - десятая часть процента, пусть даже  один  процент.  Такие
деньги можно списать, можно даже и не заметить их от широты душевной. Но
когда речь шла о суммах, сравнимых с  бюджетом  небольшого  государства,
дело приобретало другой оборот. А из этих бумаг следовало...
   Полковник Бахрушин опять принялся ходить Одна  фамилия  в  списке  не
давала ему покоя.
   "И что же это за такой странный подполковник с чисто русской фамилией
Борщев?
   Или украинской... Но тогда было бы Борщенко или просто-напросто Борщ.
И был бы он, скорее всего, прапорщиком".
   А этот Борщев Валентин Витальевич стоял почти в самом начале  списка,
состоявшего сплошь из генералов, причем, эти генералы занимали  не  лишь
бы какие должности.
   Из докладной записки на имя полковника  Бахрушина  следовало,  что  у
подполковника Борщева Валентина Витальевича, вдруг при проверке, причем,
абсолютно случайной, не нацеленной на него лично, оказалось на Кипре,  у
самого берега синего-синего моря, есть дом и земельный участок  на  семь
гектаров.   Дом,   по   мнению   независимого   эксперта   по   торговле
недвижимостью, тянет самое малое на двести пятьдесят тысяч долларов,  не
говоря уж о  земельном  участке.  Так  же  у  подполковника  Борщева  по
результатам другой проверки обнаружился  счет  в  одном  из  швейцарских
банков. И есть подозрение, что этот счет не единственный. К тому  же  на
его имя абонирована ячейка в депозитарии этого же банка и не маленькая.
   "Грязные носки,  естественно,  он  там  не  хранит.  Тогда  возникает
закономерный вопрос: что в сейфе - бриллианты, наличка?"
   Но бриллианты, как прекрасно понимал Бахрушин, столько места занимать
не могут.
   Значит, скорее всего, антиквариат. Может, картины,  может,  старинные
книги, а  может,  наличка.  Хотя  с  фамилией  Борщев  да  еще  с  таким
образованием, как  у  Валентина  Витальевича,  антиквариат  собирать  не
станешь.
   Значит, скорее всего, наличка.
   "Естественно, о сумме, хранящейся в депозитарии, никому, кроме самого
хозяина, не известно".
   А подполковник Борщев был всего лишь заместителем  начальника  одного
из законсервированных полигонов неподалеку от Смоленска,  откуда,  самое
большое, что можно украсть - это машину досок, несколько ящиков  гвоздей
да пару бочек солярки. Вот  и  все,  собственно  говоря.  Ведь  на  этом
полигоне имущество, как знал полковник Бахрушин, не прибавлялось  уже  с
конца пятидесятых годов, ну - максимум, с начала  шестидесятых.  Там,  в
огромных подземных хранилищах, были спрятаны авиационные бомбы,  которые
не успели сбросить на Берлин,  не  успели  взорвать  на  полигоне  после
войны, сняв их с винтомоторных бомбардировщиков.  И  еще  хранились  там
артиллерийские снаряды, к которым все боялись подходить, наверное еще  в
семидесятых  годах.  Это  были   хранилища   со   старым,   давным-давно
просроченным, вышедшим из употребления оружием, до уничтожения  которого
ни у кого не доходили  руки.  Да  и  хлопотное  это  дело,  как  понимал
Бахрушин. Стоит уничтожение всего этого металлолома  и  тротила  намного
больше, чем теперешняя себестоимость этих бомб и гранат,  если  найдется
идиот, который пожелает их купить.
   "А денег, обнаруженных у подполковника Борщева, хватило бы на  это  с
избытком" - усмехнулся Бахрушин, почесывая гладкую лысину.
   Он даже снял очки и принялся протирать стекла. Делал это так,  как  в
фильмах  бармен  обычно  протирает  стаканы  у  стойки  -   привычно   и
бесстрастно, даже не обращая внимание на то, чем заняты руки.
   Были в  этом  деле  кое-какие  факты,  которые  полковника  Бахрушина
просто-напросто обескураживали. Борщев Валентин Витальевич  появился  на
законсервированном полигоне  вместе  со  своим  начальником  полковником
Иваницким не очень  давно,  сразу  же  после  того,  как  начался  вывод
западной группы войск.
   А до этого и он,  и  его  начальник  Иваницкий  служили  в  Германии,
заведовали там другим полигоном  -  действующим,  на  котором  проходили
учения войск стран Варшавского договора. В  те  времена  по-крупному  не
крали, офицеры и так были прекрасно обеспечены и возили из  Германии  по
тем меркам предостаточно. Везли на поездах и даже  на  военных  грузовых
самолетах контейнеры со  всевозможным  барахлом:  коврами,  аппаратурой,
шубами и прочей дребеденью, за которую теперь никто и ломаного гроша  не
даст. Но квартиры кооперативные построить успели и с начальным капиталом
в десяток тысяч рублей пооткрывали собственные дела.
   "Ну, десять тысяч долларов, ну, двадцать...
   Это еще куда ни шло. Но чтобы двести пятьдесят тысяч,  чтобы  счет  в
швейцарском банке, депозитарий, участок земли на Кипре - для этого  надо
продать как минимум  с  десяток  танков,  причем,  последней  модели.  А
сделать это такой человек  с  такой  должностью,  естественно,  не  мог.
Возникал вопрос: откуда  у  человека,  не  имеющего  доступ  к  торговле
оружием по большому счету, такие огромные деньги? И  почему  имея  такие
деньги, этот Борщев все еще находится в России, держится  за  незаметную
должность заместителя начальника законсервированного полигона?"
   Получалась какая-то чушь.
   "Нестыковок   более   чем    надо.    На    полковника    Иваницкого,
непосредственного шефа Борщева, никаких порочащих его документов нет.
   Проверка ничего не дала. Трехкомнатная квартира прямо на  полигоне  в
военном городке, жена бухгалтер  в  автокомбинате.  А  вот  подполковник
Борщев на сегодняшний день холост,  с  женой  развелся  сразу  же  после
возвращения из  Германии.  Развелся  тихо,  без  скандалов.  Оставил  ей
квартиру и старую "Волгу". Естественно, будучи подполковником,  служа  в
Германии, на "Волгу" заработать смог.
   Хотя и эта деталь вызывает  подозрения  -  в  смысле,  что  жене  все
оставил, себе ничего не взял".
   Но чтобы такие деньги...
   Полковник Бахрушин  уже  давным-давно  привык  к  суммам  со  многими
нулями, привык к астрономическим цифрам, которые  сопровождали  торговлю
оружием. Но это были суммы, которые Росвооружение  запрашивало  за  свой
товар или суммы, которые просили покупатели. Но чтобы такие деньги  были
на руках у одного человека  -  у  кадрового  военного,  у  обездоленного
офицера,  как  сейчас  пишут  во  всех  газетах,  бесквартирного.   Хотя
служебная квартира у Борщева все-таки  имелась  нее  в  том  же  военном
городке, в соседнем подъезде  с  шефом.  ,  "Да,  тут  много  получилось
странного. Надо будет сделать вот что", - решил про себя  полковник  ГРУ
Леонид Васильевич Бахрушин.
   И, подойдя к селектору рядом  с  письменным  столом,  глубоко  вдавил
красную кнопку, вызывая одного из своих подчиненных. Из динамика тут  же
раздался спокойный уверенный голое:
   - Слушаю, Леонид Васильевич.
   - Зайди-ка ко мне поскорее. Есть разговор.
   - Прямо сейчас? - послышался немного искаженный динамиком голос.
   - Можешь и криво. Но через шестьдесят секунд ты должен стоять на моем
ковре.
   -  Шнурки  погладить,  Леонид  Васильевич?  -  вольности   начальника
передавались и подчиненным.
   - Я тебя сейчас так поглажу, что ты надолго запомнишь,  -  дружелюбно
проворковал Бахрушин, отключая связь.
   Сам он уселся за стол, вытряхнул из пепельницы два окурка и блестящий
шарик, протер ее мягкой салфеткой, поставил  на  стол  и  позволил  себе
закурить третью за этот  день  сигарету,  понимая,  что  она  далеко  не
последняя. Бумаги, лежащие на  столе,  он  перевернул  лицевой  стороной
вниз. Из-под стекла на Леонида Васильевича  с  лукавой  улыбкой  смотрел
мальчишка в пионерском галстуке и в несуразно большой пилотке.  Это  был
его сын, и улыбка предназначалась отцу. Ведь именно тот держал  в  руках
фотоаппарат и он же сам печатал фотографию.
   Бахрушин подмигнул сыну, словно ожидая, что тот ответит ему тем же  с
расстояния в двадцать лет.
   Ровно через шестьдесят секунд - Бахрушин это засек - в  его  кабинете
появился  молодой  подтянутый  майор   и   стал   на   середину   ковра,
предусмотрительно не наступая на  протоптанную  дорожку,  зная  привычку
своего шефа двигаться одним и тем же маршрутом, маячить  перед  глазами,
время от времени останавливаться и замирать, как вкопанный,  и  смотреть
на своего подчиненного снизу вверх. При низком росте полковника смотреть
на подчиненных по-другому и не получалось.
   Люди в ГРУ служили конечно же  не  такие,  как  в  десантно-штурмовом
батальоне или в спецназе, но тоже не маленькие.
   Майор Кудин стоял, полковник молчал.
   - Значит, так, - наконец-то проронил первую фразу Леонид Васильевич и
принялся разминать сигарету.
   Майор дернулся, извлек из кармана зажигалку и поднес огонь к сигарете
своего шефа.
   Бахрушину это понравилось, но он, тем  не  менее,  съязвил.  Съязвил,
скорее, по привычке, чем со зла.
   - Может, мне  оставить  тебя  здесь  в  кабинете,  а?  Будешь  огонек
подносить, сапоги чистить. А когда жарко  -  станешь  журналом  "Огонек"
махать.  Только  не  новым,  маленьким,  а  старым,  как  при  Владимире
Коротиче. Ты