ь! - закричал Колян. - Двинь этой сучке!
     - За что? - пожал плечами Толик. - Я же тебя предупреждал? Предупреждал же?
     - Предупреждал, - неохотно согласился Колян. - Лучше ты мне на глаза больше не показывайся.
     - Не хочешь - не смотри. Моя штучка для таких, как ты, не предназначена.
     - Пошли отсюда.
     - Перевязочная внизу, - напомнила Анна.
     - Заткнись! - Толян, понимая, что еще немного - и его приятель наделает глупостей, схватил его за плечи и потащил по аллейке подальше от корпуса, где они могли столкнуться с главврачом или с Грязновым. Не хватало к сегодняшним неприятностям заиметь еще одну.
     Почему-то в том, что Анна не станет жаловаться никому на Коляна, он был уверен. Не та женщина, привыкла защищать себя сама - это вызывало у него уважение.
     - Все хозяйство мне разворотила! - цедил сквозь зубы Колян. Он шел на широко расставленных ногах, боясь сделать резкое движение.
     - Радуйся, что там костей нет, иначе бы гипс накладывать пришлось.
     - Да уж...

***

     А тем временем в подземной клинике шел другой, довольно странный, разговор.
     - Меня не должны касаться твои проблемы, - пытался убедить Грязнова главврач.
     - Это не мои проблемы, а наши.
     - Ты отвечаешь за безопасность, и о том, что ты творишь, у меня нет ни малейшего желания знать.
     - Если бы я не остановил его, он бы добрался и до клиники.
     - Но приволок его сюда ты! - врач покосился на Рублева: даже привязанный к столу, тот вселял в него ужас.
     - Если бы я его убил, это был бы плохой выход.
     - Я ничего не хочу знать, - замахал руками главврач Хазаров, - я хочу только одного: чтобы на территорию лечебницы не попадали посторонние, чтобы никто не знал о подземной клинике, которая кормит и меня и тебя вместе с твоими мордоворотами. Сегодня же его не должно быть здесь!
     - Убить? - глядя на главврача немигающими глазами, спросил Грязнов.
     - Меня не интересует, каким образом ты это выполнишь, мне нужен ре-зуль-тат! - последнее слово он произнес по слогам.
     - У меня есть к нему свои счеты.
     - Меня это не касается.
     - Не думай, что ты такой крутой, - Грязнов взял Хазарова за плечо, - и не ты здесь главный, а я. Мне нужна палата.
     - Где?
     - Здесь, под землей.
     - Ты с ума сошел!
     - Я не спрашиваю разрешения, я ставлю в известность, - взгляд у Грязнова стал абсолютно сумасшедший.
     Главврач попробовал сбросить с плеча руку собеседника, но тот даже не подумал разжать пальцы.
     - Мне нужна палата, последняя в коридоре, с защелкой.
     - Зачем?
     - Не твое дело.
     - Но он не должен выйти отсюда живым, - прошептал главврач.
     - Предоставь это мне. Способов убить человека множество, но каждый из людей заслужил свою собственную смерть.
     - Что ты хочешь делать?
     - Потом узнаешь.
     - А если... - начал было Хазаров.
     - Никаких если, - остановил его Грязнов. - Благодаря мне ты заработал много денег и проколов с обеспечением безопасности ни разу не случалось. Доверься и на этот раз.
     - Тогда было другое дело, - вздохнул главврач, - тебе не мешали эмоции. А тут, как я понимаю, что-то личное.
     - Да, вот именно, очень-очень личное. И, чем быстрее я получу то, что мне надо, тем быстрее окончится твоя головная боль.
     - Черт с тобой, - махнул рукой главврач, понимая, что Грязнов не успокоится, пока не получит требуемого, - можешь занимать палату в самом конце, возле вентиляционной, мы ее все равно никогда не используем. Но только с одним условием: твои мордовороты сюда больше никогда без моего разрешения ходить не станут, они грязные, как бродячие собаки.
     - У каждого свои недостатки, - согласился Грязнов. - Подержи-ка дверь, - и он взялся за край стола на колесиках, выкатил его в коридор, резко толкнул перед собой.
     Дребезжа металлом, стол покатился по узкому коридору, в конце которого гудел воздуховод вентиляционной.
     Грязнов катил стол так, словно на нем лежал не человек, а груда кирпичей. Ударил торцом в дверь, распахивая створку. В палате, лишенной, как и все остальные помещения клиники, окон, царил полумрак. Медицинская послеоперационная кровать стояла у самой стены, прикрытая белой простыней.
     - Ты доволен?
     - Вполне.
     - Я пошел, - Хазаров двинулся к выходу.
     - Погоди, - остановил его Грязнов.
     - Тебе чего? - медик уже терял терпение, понимая, что его детище - клиника, которую он создал с нуля, благодаря Грязнову постепенно превращается во что-то другое, в то, что не приносит деньги, а сулит большие неприятности.
     - Хер Голова еще в санитарах числится?
     Хер Голова - это была кличка одного из санитаров, работавших здесь с самого начала. Уже давно Хазаров собирался выгнать его, поскольку тот стал наркоманом, пристрастившись к героину, но выгнать санитара, который знал многие тайные вещи, не так-то просто, чего доброго, потом начнет шантажировать или, того хуже, заложит в органы.
     И поэтому до последнего времени главврач мирился с практически уже ни на что не годным бывшим десантником, к которому прилипла дурацкая кличка.
     Убирать же его так, как он привык поступать с донорами, было не с руки. Хер Голова числился в штате, стали бы допрашивать других санитаров, персонал, в клинике появились бы криминалисты. И главврач справедливо решил, что лучше откупаться небольшой зарплатой раз в месяц, чем накликать беду на свою голову. Он даже смирился с тем, что Хер Голова, лишь только представлялась возможность, крал в клинике все, что хоть отдаленно напоминало наркотик.
     В этом смысле он был всеяден: его устраивали и морфий, и каллипсол, даже димедролом в таблетках он не брезговал, но главной его страстью, конечно же, оставался героин.
     - Работает, - мрачно ответил главврач. - Тебе-то он на хрен сдался?
     - Не мне, - покачал головой Грязнов, - а моему клиенту. Пришли-ка его сюда.
     Хазаров потихоньку начал понимать, что замыслил Грязнов.
     - Прислать-то можно, но Хер Голове твои секреты знать не следовало бы, я его в последнее время и близко не подпускаю к подземной клинике.
     - Вам он мешает?
     - А ты можешь предложить выход?
     - Через месяц я его устраню так, что и следов не останется.
     - А если я сейчас все переиграю, откажу тебе?
     - Вы правильно делаете, что сперва проигрываете ситуацию и только потом отдаете распоряжения. Не стоит этого делать, без меня вы никогда не наладите систему жизнеобеспечения подземного объекта.
     Это было чистой правдой. Никто, кроме Грязнова и его людей, понятия не имел, как запускается подземная резервная электростанция, каким образом функционирует вентиляция.
     - Если я захочу, то будет достаточно отключить один-единственный насос, который откачивает отсюда канализационные сбросы, и через пару дней вся клиника заплывет дерьмом.
     - Хорошо, я согласен, - тяжело вздохнув, ответил главврач. - Но ты пообещай, что долго это не протянется. Пойми, я не против того, чтобы ты с кем-то сводил счеты, в конце концов это твое дело, но я переживаю за дело. Не хотелось бы ставить под удар то, чему отдано несколько лет жизни, то, что способно кормить меня и тебя еще не один год.
     - По рукам. Мне будет достаточно месяца, - и Грязнов, шагнув вперед, протянул доктору свою широкую ладонь.
     Тот, не ожидая подвоха, скрепил договор рукопожатием. Но Грязнов и тут проявил своенравие, он так сильно сжал пальцы главного врача, что у Марата Хазарова потемнело в глазах.
     - Я буду ждать здесь, - Грязнов ослабил хватку и выпроводил доктора за дверь.
     Встал возле Рублева, нащупал пульс. Сердце уже билось ровно, и он понял, что при желании можно привести Рублева в чувство.
     "Но зачем? Пусть оклемается сам, так интереснее."
     Грязнов хотел растянуть удовольствие. Он знал наверняка, что после страшных ударов, которые получил Комбат, тот легко придет в норму. Своего бывшего командира он знал отлично, тот выбирался и не из таких передряг.
     "Но я тебе приготовил ловушку покруче, - подумал Грязнов, - ту, из которой мало кому удавалось выбраться.
     Тут не помогут ни сила, ни тренировка, ни умение стрелять, прыгать с парашютом, тут подключены совсем другие механизмы, о которых ты и не подозреваешь."
     Борис Рублев вздрогнул и открыл глаза. И на этот раз пробуждение было не менее болезненным, чем в прошлый.
     К прежней боли в голове добавилась боль в области груди, Комбату даже показалось, что поломано несколько ребер.
     Молнией пронеслись в голове последние события: безумные лица сумасшедших, удары, которые сыпались на него слева и справа, а затем короткий удар в затылок.
     "Куда все это исчезло или оно привиделось?" - подумал Комбат.
     Он видел над собой только плоскость потолка. Попытался пошевелить рукой, но та даже не сдвинулась с места. Он смог лишь повернуть голову, и увидел сидящего на спинке кровати, как петух на насесте, Грязнова. Он далеко не сразу узнал его, такой неожиданной была встреча, да и Грязнов сильно изменился за последние годы. Если бы на Валерии был камуфляж, тельняшка, а не дорогое пальто и начищенные до зеркального блеска ботинки, Рублев признал бы его мгновенно.
     - С возвращением, Комбат, - спокойно проговорил Грязнов, доставая сигарету и прикуривая. Глубоко затянувшись, он выпустил дым через узкий разрез неплотно сжатых губ. Голубоватая струйка потянулась к вентиляционной решетке.
     И это короткое слово "Комбат" все расставило на свои места: так Рублева мог называть лишь человек, прошедший с ним войну.
     - Грязнов? - проговорил Комбат, и тут же кровь тонкой струйкой потекла из его разбитых губ.
     - Да-да, - подтвердил Валерий, сбивая пепел в целлофановый пакетик, снятый с сигаретной пачки. - Наверное, ты не ждал такой встречи?
     Рублев никак не мог понять, где находится. Из всех звуков, доносящихся снаружи, различимым оставался лишь шум вентиляционной установки. Тут было тепло, но все равно не покидало ощущение сырости, присущей подземным помещениям.
     - Значит, не забыл. Это хорошо, - радостно проговорил Грязнов, загасив окурок о подошву ботинка. - Значит, и ты помнишь, что расстались мы далеко не друзьями и у меня к тебе есть кое-какие счеты.
     Грязнов говорил это спокойно, но в его голосе чувствовалась затаенная злоба, которой не позволяло пробиться на поверхность торжество победителя. Ему хотелось, чтобы Комбат начал умолять его отпустить, клялся бы, что в прошлом не мог поступить по-другому и если бы ему вновь позволили решать судьбу Грязнова, то поступил бы иначе.
     Ему мало было заполучить в свои руки пленника, лишенного возможности сопротивляться, ему требовалось еще и унизить его.
     Комбат чуть приподнял голову и увидел, что к столу его приковывают толстые ремни, которые не так-то легко будет порвать. Но попытаться стоило. Он изготовился и рванулся. Заскрипела кожа, металл, но от этого резкого движения ремни лишь сильнее впились в тело.
     - Бесполезно, - покачал головой Грязнов, - но это ненадолго, скоро тебя отвяжут.
     "Вот тогда и посмотрим, кто кого", - подумал Комбат, решив, что не стоит пока демонстрировать силу, лучше прикинуться изможденным и потерявшим волю к сопротивлению.
     Дверь открылась, и в палату вошел странный субъект.
     Белый мятый халат с коротковатыми рукавами, из-под которых торчали поросшие густыми бесцветными волосами руки с короткими узловатыми пальцами. Над воротником-стойкой возвышалась яйцеобразная, абсолютно лысая голова, из-за которой санитара и прозвали Хер Головой.
     Длинные белесые ресницы окаймляли серые, лишенные всякого выражения глаза навыкате.
     Хер Голова вошел и остановился. Ни о чем не спрашивал, в его душе никаких чувств не вызвал вид привязанного к столу сильного мужчины. И если бы Грязнов не обратился бы к нему, он мог бы простоять в пороге неподвижно и час, и два.
     - Как живешь, Хер Голова?
     - Не жалуюсь, - бесцветным голосом ответил опустившийся санитар.
     - А мне говорили, ты совсем плох стал, а посмотреть, так красавец, да и только.
     Безобразная улыбка появилась на лице Хер Головы, обнажив неестественно белые зубы.
     - Не жалуюсь, - проскрипел он.
     - Клиент у нас новый появился, приятель мой старый, обслужить его надо по полной программе.
     Санитар потряс головой, так и не поняв, что от него требуется - то ли избить, то ли сделать перевязку.
     - Ты сам на иглу сел или тебя кто-то подсадил? - в лоб спросил Грязнов.
     Хер Голова помрачнел, но, поняв, что спрашивают не для того, чтобы читать нотации, вновь улыбнулся.
     - Конечно же подсадили.
     - Жалеешь?
     - Нет.
     - И моего приятеля на иглу подсадить следует. Знаешь, как случается в компании: хочешь попробовать наркоты бесплатно, скажи, что ни разу не пробовал, сразу же найдутся доброхоты.
     Грязнов подошел к столу и склонился над Комбатом.
     - Ты думал, я тебя бить стану, убивать? Нет, все куда проще, безболезненно, а главное, с кайфом. Введут в тебя одну дозу наркотика, потом вторую, третью... А четвертую ты уже сам будешь у меня на коленях вымаливать. А я же, Комбат, ничего в этой жизни не прощаю, всем долги раздаю - и хорошие, и плохие. Только вот ты как-то не попадался у меня на дороге, но судьба знает, кого свести вместе. Вот и свела меня с тобой, грех было бы не воспользоваться. Если бы ты, Комбат, человеком был, я бы тебе на выбор предложил - от чего загнуться, но, поскольку ты упрямый, для тебя одна дорога - героин внутривенно. К нему с первого раза привыкают, как к молоку матери. Подтверди, Хер Голова.
     - Точно.
     - Пройдешь у меня курс лечения, и больше тебе ничего в жизни не надо будет, и мысли твои станут об одном: где бы новую дозу раздобыть. Вещи продашь, квартиру, воровать пойдешь, опустишься, бомжом сделаешься и сдохнешь где-нибудь в канаве. Правильно я говорю? - Грязнов повернулся к Хер-Голове.
     Тот стоял, глупо улыбаясь. Он, как каждый наркоман, считал: стоит лишь захотеть - и он бросит пагубную привычку. Ведь это так просто - не взять в руку шприц, не ввести пару кубиков отравы в организм.
     В самом деле, чего проще? На такое, как кажется, способен всякий. Но попробуй устоять перед соблазном, когда отрава уже вошла в обмен веществ, когда ты больше не можешь без нее обходиться! Стоит не принять вовремя дозу, и кажется, что свет померк, будто бы во вселенской люстре вместо яркой стоваттной лампочки кто-то вкрутил мерзкую двадцатипятку.
     Комбат тяжело дышал, он с трудом сдерживал эмоции.
     Его правилом было: никогда не угрожай, если не можешь привести угрозу в исполнение, не говори, а действуй. А сейчас он не мог двинуть ни руками, ни ногами, не мог ответить угрозой на угрозу.
     - Сволочь ты, Грязнов.
     - Слабо сказано, - осклабился Валерий, - сволочей много, а я один. Если ты скажешь, что я последний подонок в Москве, это будет комплиментом, - годы работы рядом с психиатром научили его переключать любой разговор в свою пользу.
     И Рублев, поняв, какую участь готовит ему Грязнов, предпринял отчаянную попытку освободиться. Он рвался, пытаясь вызволить руки, ноги. Железный стол ходил ходуном, казалось, еще немного, и жестяная столешница согнется. Но трубы каркаса были толстыми и крепкими, ремни надежными.
     Комбат скрипел зубами, чуть ли не смалывая их в порошок. От натуги его лицо сделалось багровым, он уже не обращал внимания на кровь, текущую из разбитых губ, на то, что кисти рук, передавленные ремнями, налились синевой.
     Грязнов спокойно стоял в стороне, опустив руки в карманы пальто, и наблюдал за этими отчаянными попытками.
     Ему важно было, чтобы Рублев сам понял, что не сможет освободиться. Пленник, испытавший надежность решетки, вряд ли попытается ее перепилить, зная безнадежность таких попыток.
     Наконец Борис Рублев, тяжело дыша, опустил голову.
     Грудь его часто вздымалась, в горле раздавался хрип.
     - Ну прямо-таки пляска святого Витта! - проговорил Грязнов. - Ты тут, Хер Голова, постой немного и не обращай внимание, если он тебя материть начнет. А я минут через пять вернусь, - Грязнов плечом открыл дверь и вышел в коридор, в котором уже со швабрами в руках вовсю орудовали двое сумасшедших. Резко пахло дезинфицирующим раствором.
     Грязнов, не останавливаясь, прошел, оттолкнув невнимательного сумасшедшего, который норовил проехаться тряпкой ему по ботинкам. Возвращался он, неся в руках упаковку прозрачных шприцев и прозрачный полиэтиленовый пакетик с ампулами. При виде знакомых вещей у Хер Головы засветились глаза и задрожали руки, ему казалось, что даже сквозь запаянные ампулы он слышит аромат героина.
     Грязнов смотрел на него пристально, такая реакция его приободрила, значит, человек не просто будет выполнять порученное, а возьмется за дело с рвением, с чувством, так, как художник рисует выстраданную картину, уже представив ее в голове во всех подробностях. Он положил ампулы на кровать, те чуть слышно звякнули.
     Но этот звук, как набат, ударил в уши Комбата. Он, конечно, не представлял еще себе всех ужасов, которые его ждут, но понимал, что ему предстоит бороться с новой напастью, с новым врагом, появления которого он не ожидал и чьих повадок он не знает. Не о Грязнове шла речь, а о наркотиках.
     - Вот он, миленький наркотик, - Валерий, сжимая между двумя пальцами прозрачную, похожую на большую слезу ампулу, поднес ее к самому лицу Рублева. - Вроде бы ерунда, несколько капель героина, но какая в них сила!
     Один находит в ней успокоение, другой, чувствовавший до этого себя ничтожеством, становится суперменом. А ты, который считал, что все, что нужно в этой жизни, уже имеешь, найдешь ужас, страх, которого ты никогда не испытывал, - и Грязнов щелкнул ногтем по тонкому стеклу ампулы.
     Хер Голова даже вздрогнул, ему казалось, Грязнов вот-вот упустит ампулу из пальцев и та разобьется. У него был взгляд алкоголика, наблюдающего за тем, как бутылка водки падает на каменные плиты перрона метрополитена.
     - Посмотри, посмотри, - зашептал Грязнов Комбату в самое ухо, - ты видишь его безумный взгляд? Он уже не может жить без этого зелья, скоро не сможешь жить и ты.
     Пригоршня ампул - и последнюю из них ты уже сам станешь вымаливать у меня.
     - Грязнов, ты ублюдок!
     - Можешь называть меня кем хочешь, твое мнение меня уже не волнует, наркоман! - это было произнесено с чувством и врезалось Комбату в память, все до мельчайших мелочей. Он заметил даже не до конца сбритый волосок на верхней губе Грязнова. Он видел, как тот передал ампулу Хер Голове, как тот бережно взял ее в ладони, словно та согревала озябшие руки. - Введи ему дозу.
     - Всю?
     - Да, всю, - подтвердил Грязнов, следя за санитаром.
     Тот из бесчувственного истукана мгновенно превратился в предельно внимательного чувственного человека, прикасался к ампуле так, как если бы это была его любимая женщина, внезапно уменьшившаяся до размера мизинца.
     Да, он любил ее, но чтобы получить удовлетворение, вынужден был убить.
     Словно лезвие по горлу, прошлась пилочка по цилиндру ампулы. Хрустнуло стекло, отломившееся ровно по надрезу.
     Хер Голова блаженно прикрыл глаза, словно бы дозу наркотика предстояло получить ему самому, крылья ноздрей затрепетали, он будто улавливал не ощущаемый другими запах кайфа. Такое счастье разыграть было невозможно.
     Комбат похолодел, ощутив неизбежность того, что должно произойти.
     - Пройдет совсем немного времени, - услышал он шепот Грязнова, - и ты превратишься в такого же урода, как он. Тебя нельзя разрушить снаружи, но изнутри...
     Плавно пошел поршень шприца, ампула опустела до последней капли.
     - Смотри, воздуха ему в вену не напусти, сдохнет еще.
     - Нет... - Хер Голова провел ладонью по лбу, будто бы поправлял несуществующие волосы.
     Он перевернул шприц иглой вверх и практически незаметным движением перевел поршень. Над иглой появилась маленькая капелька, но и ее Хер Голове жаль было терять, он готов был слизнуть ее языком.
     - Это пострашнее СПИДа, его ты подхватишь позже, когда станешь колоться дрянью, купленной п