зью этот цвет вызывал острую головную боль, и Борис Иванович отвернулся от окна. Легче ему от этого не стало, поскольку он сразу же увидел то, от чего отвернулся минуту назад, а именно захламленный бумагами стол, на краю которого скромно примостился компьютер, несгораемый шкаф в углу, ободранную полировку стенных панелей, портрет президента на стене, а под портретом, в скрипучем вращающемся кресле, сухопарого человека с пышной седеющей шевелюрой и недовольным бульдожьим лицом. На человеке был милицейский китель с погонами подполковника.
     Тогда Борис Иванович стал смотреть на Подберезского, но и это не принесло ему долгожданного облегчения. У Подберезского был вид отпетого пьяницы, дебошира и мелкого уголовного элемента: белая рубашка лопнула под мышками и испачкалась землей, зеленью и еще какой-то бурой дрянью, похожей на кровь, светлые брюки разодрались по шву, галстук выглядит так, словно в него сморкались, чумазая физиономия исцарапана и распухла от комариных укусов, волосы всклокочены, под глазом - фонарь"
     Подполковник наконец закончил изучать доставленные вместе с задержанными бумаги, отложил их в сторону, неодобрительно покашлял в кулак и, подняв голову, уставился куда-то в пространство между Борисом Ивановичем и Подберезским. Он смотрел в одну точку так пристально, что Борис Иванович не выдержал и обернулся. Позади него ничего не было, кроме голой стены.
     Подполковник встрепенулся, словно пробудившись ото сна, и сказал неожиданно приветливым тоном:
     - - Ну-с, господа, давайте знакомиться. Ваших имен не спрашиваю, они тут у меня записаны, а меня зовут Иваном Ивановичем. Подполковник Пискунов, прошу, так сказать, любить и.., гм.., жаловать.
     - Простите, подполковник, - очень вежливо спросил Подберезский, - а ваша фамилия пишется с мягким знаком или без?
     Подберезский был сильно зол и своими глупыми вопросами хотел насолить подполковнику.
     Подполковник Пивкунов спокойно пропустил этот не слишком остроумный выпад мимо ушей. "Привык, наверное, - не без злорадства подумал Комбат. - Наверняка подчиненные за глаза Писькуновым зовут.
     А начальство, может, и в глаза так величает."
     - Итак, - спокойно продолжал подполковник, - поговорим без протокола.
     - Жаль, - опять перебил его Подберезский. - Я бы с удовольствием внес в протокол тот факт, что ваши молодчики в бронежилетах вшестером обрабатывали меня автоматными прикладами.
     - Не нужно было оказывать сопротивление при задержании, - огрызнулся Пискунов.
     - Они как-то не стали меня спрашивать, стану я оказывать сопротивление или не стану, - возразил Подберезекий. - Они, знаете ли, сразу перешли к делу.
     - Ay меня записано, что все было наоборот, - возразил подполковник. - А что написано пером... Ну, вы сами понимаете.
     - Несомненно, - сухо подтвердил Подберезский.
     - Итак, поговорим без протокола, - вернулся подполковник к тому самому месту, на котором его прервали. Комбат уставился на него с неподдельным интересом. У него вдруг возникла уверенность, что подполковник Пискунов - еще тот фрукт.
     - Я очень рад, - продолжал подполковник, - что досадное недоразумение благополучно разрешилось.
     Приношу вам свои извинения за не совсем корректное поведение моих сотрудников. Но вы должны понять, - подполковник театральным жестом приложил ладонь к левой стороне груди, накрыв ею два ряда орденских планок, - что сейчас такое время... Разгул бандитизма, коррупции, даже, я бы сказал, терроризма... Ребята ежедневно рискуют жизнью. Тут, сами понимаете, немудрено озлобиться и иной раз слегка перегнуть палку. И потом, на момент задержания при вас не было никаких документов, да и вид у вас."
     - Я ведь уже объяснял, - вскипел Подберезский, - что документы остались в машине, которую сожгли эти молодчики...
     Подполковник выставил перед собой ладонь, словно пытаясь сдержать бешеный напор эмоций, исходивших от Подберезского. Борис Иванович громко зевнул.
     - Минуточку, - сказал подполковник. - Я бы все-таки попросил вас не перебивать... Я же сказал, что все разъяснилось. Документы ваши в порядке, деньги целы, а что до машины... Вы уверены, что она была?
     - Не понял, - сказал Подберезский. Борис Иванович склонил голову к правому плечу и поднял бровь, разглядывая подполковника Пискунова, как экзотическое насекомое. - Не понял, подполковник, - повторил Андрей. - Как это - уверен ли я? Если мои документы у вас, то там должен быть регистрационный талон, сертификат, водительское удостоверение, наконец...
     - Гм, - с сомнением сказал подполковник. Он выдвинул ящик стола, порылся в нем и вынул бумажник Подберезского. Он немного покопался в бумажнике пальцем и пожал плечами. - Права действительно здесь, - сказал он. - Права, паспорт, но никаких документов на автомобиль. Ни-ка-ких. Зато у меня здесь имеется заявление от гражданина Зараева, в котором говорится, что на прошлой неделе из гаража по улице Клары Цеткин был похищен принадлежащий ему автомобиль "нива" белого цвета, госномер" В общем, тот самый автомобиль, за рулем которого на момент задержания находились вы, гражданин Подберезский.
     - Ай-яй-яй, - сказал Борис Иванович. - Как же это ты, Андрюха?
     Подберезский открыл рот, чтобы в десятый, наверное, раз объяснить, каким образом он очутился за рулем угнанной у гражданина Зараева "нивы", но Пискунов опередил его.
     - А вы, гражданин... - он замялся, припоминая, заглянул в лежавшие перед ним бумаги и удовлетворенно кивнул, - гражданин Рублев, воздержитесь пока от реплик. До вас тоже дойдет очередь. У меня здесь целый ворох заявлений от граждан, которым вы нанесли телесные повреждения различной степени тяжести.
     - А ты фрукт, Писькунов, - сказал Борис Иванович.
     Подполковник снова пропустил оскорбление мимо ушей.
     Лицо его оставалось бесстрастным, а голос ровным.
     - Какие граждане? - встрял Подберезский, - Это же обыкновенные бандиты, и если кто-то из них потерял пару зубов, то это было сделано исключительно в целях самозащиты.
     Подполковник снова поднял руку, заставляя его замолчать.
     - Все это мне известно, - сказал он. - В отношении этих лиц возбуждены уголовные дела. Более того, я уполномочен выразить вам благодарность за то, что вы помогли нам обнаружить склад фальшивой ликероводочной продукции...
     - Да уж, - иронически вставил Комбат, - найти его было куда как сложно.
     - Тем не менее, - продолжал Пискунов так, словно его никто не прерывал, - вы совершили ряд деяний, мягко говоря, противоправного характера.
     Нанесение телесных повреждений, угон автотранспорта, повреждение личного имущества граждан, нарушение правил дорожного движения и общественного порядка...
     - Стоп, стоп, стоп, - остановил его Борис Иванович. - Какое еще повреждение личного имущества?
     Пискунов покопался в расползающейся груде бумаг у себя на столе, вынул оттуда какой-то листок и вяло помахал им в воздухе.
     - Вот здесь у меня заявление гражданки Оглодковой Марьяны Егоровны, в котором говорится, что вы повредили ворота принадлежащего ей дома по улице Пригородной, нанеся ей материальный ущерб, сумма которого в данный момент уточняется.
     У Бориса Ивановича на мгновение отвисла челюсть, но он тут же взял себя в руки, откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и, сильно прищурившись, стал разглядывать Пискунова в упор.
     - Позвольте-позвольте, - сказал Подберезский, - какие такие ворота? Как это мы их повредили?
     Подполковник поднес заявление поближе к глазам и тоже прищурился, разбирая почерк.
     - Здесь написано, - заявил он, - что вы, находясь в нетрезвом состоянии, врезались в ворота на автомобиле марки "тойота".
     - Так и написано? - ухмыляясь, спросил Подберезский.
     - Черным по белому, - ответил подполковник.
     - Так ведь не было никакой "тойоты", - с удовольствием сказал Андрей. - Вы же сами десять минут назад сказали, что она мне привиделась. И потом, подполковник, уважаемая гражданка Оглодкова, по моим наблюдениям, не способна отличить "мерседес" от "запорожца".
     - Нокдаун, - тихо произнес Борис Иванович, продолжая смотреть на Пискунова с добрым прищуром.
     Пискунов, впрочем, явно не чувствовал себя поверженным. В ответ на блестящий выпад Подберезского он только пожал плечами.
     - Так или иначе, - сказал он, - в данный момент я не намерен давать этим заявлениям ход. Повторяю, вы оказали нам услугу, найдя склад и изобличив преступников, так что я намерен просто отпустить вас.
     Но я сделаю это при одном условии: выйдя отсюда, вы сразу же направитесь на вокзал и сядете в ближайший поезд на Москву. Если возникнут проблемы с билетами - звоните. Я лично помогу.
     - Жаль, - начал Борис Иванович.
     - Увы, - присоединился к нему Подберезский. - Мы не закончили здесь кое-какие дела.
     - Если вы имеете в виду исчезновение Бакланова, - сказал подполковник, - то должен вам сказать, что мы занимаемся этим делом вплотную. Найденный в его квартире Макарьев при жизни был довольно темным типом, и мы сразу же заподозрили, что все не так просто, как это изложил старший лейтенант Чудаков.
     Так что вы своим вмешательством только создаете нам лишние трудности. Кстати, по имеющимся у меня оперативным данным, вы напрасно теряете время. Бакланов скорее всего погиб. Спокойно! Я знаю, что вы хотите сказать. Но вы должны понять три вещи. Первое: я никогда не выдаю источника поступающей ко мне информации.
     Второе: возмездие преступникам - это прерогатива органов охраны правопорядка. И наконец, третье: если вы немедленно не покинете город, мне придется взять вас под стражу и возбудить против вас уголовное дело по целому ряду статей. Мне придется, понимаете?
     - Что же тут непонятного? - сказал Комбат. - Придется так придется.
     - Вот именно, - сказал Пискунов. - Вас просто упекут за решетку. Это все, чего вы добьетесь своим упрямством.
     - Боюсь, это будет не так просто, - сказал Подберезский.
     - Боюсь, это будет проще, чем вы думаете, - парировал Пискунов. Он снова полез в ящик стола и вынул оттуда очередную бумажку. - Знаете, что это?
     Это ордер на ваш арест.
     - Прямо на двоих? - удивился Андрей.
     - У нас, в провинции, на всем приходится экономить, - вздохнул подполковник. - В том числе и на ордерах, и на содержании заключенных. СИЗО переполнен, и сидеть вам скорее всего придется в одной камере с теми, кто будет проходить по этому водочному делу. Я знаю, так не положено, но все переполнено до такой степени... Заключенные болеют, дерутся, иногда даже убивают друг друга... Вы меня понимаете?
     Причем бывают умельцы, которые ухитряются протащить в тюрьму самые невероятные вещи: ножи, кастеты, даже огнестрельное оружие...
     - Кошмар, - сказал Борис Иванович.
     - Ужас, - откликнулся Подберезский.
     - Так как мне быть? - спросил Пискунов. - Вернуть вам документы и деньги или позвать конвой?
     - Имей в виду, подполковник, - жестко произнес Борис Иванович, вставая со стула, - мы с тобой еще встретимся.
     - Вряд ли, - сказал подполковник. - Если вы останетесь, вами будут заниматься другие. Скорее всего ваш старый знакомый - Чудаков. У него в сейфе хранится столько "глухарей", что он будет просто счастлив повесить пару-тройку на вас. Распишитесь вот здесь. Пересчитайте деньги, нам чужого не надо.
     И последнее. Народная пословица гласит: "В чужой монастырь со своим уставом не суйся". Вы люди современные, сильные и уверенные в себе, но не стоит забывать народную мудрость.
     - Плетью обуха не перешибешь, например, - сказал Борис Иванович.
     - Вот именно! Я очень рад, что вы наконец это поняли. Да, вот еще что. Возможно, у вас появятся всякие мысли... Ну, например, не уезжать вовсе, или уехать, но вернуться с ближайшего полустанка.., кого-то найти, кому-то отомстить, что-то такое самостоятельно выяснить... Так вот: не советую. Город у нас маленький, все на виду, и чужой человек заметен, как муха в тарелке с супом. Ваше счастье, если первым до вас доберусь я и просто возьму под стражу. Все может обернуться гораздо хуже. Деньги все?
     - Те, что были в бумажнике, все на месте, - ответил Андрей. - А те, что лежали в бардачке...
     - В каком бардачке?
     - Ах, ну да, конечно... В самом деле, откуда какой-то бардачок, если не было никакой машины?
     Подполковник не ответил, с головой уйдя в изучение каких-то бумаг. Борис Иванович заметил, что на столе рядом с правой рукой Пискунова лежит взведенный пистолет.
     "Козел, - подумал он о подполковнике. - Завинтить бы тебе эту штуковину в зад и спустить курок..."
     Видимо, его мысли проступили у него на лице, потому что Подберезский взял его за рукав и решительно потащил к выходу.
     - Привет Чудакову! - сказал на прощание Борис Иванович, но Пискунов снова сделал вид, что не услышал.

Глава 12

     Драматические события минувшего дня, как и следовало ожидать, никоим образом не коснулись Анны Баклановой. Она до двенадцати часов просидела в райотделе, дожидаясь Чудакова. Наконец какой-то деловитый и озабоченный хлыщ в штатском снизошел до того, чтобы сообщить ей, что Чудакова сегодня уже не будет; он на операции и вряд ли освободится раньше восьми вечера.
     Из райотдела она с тяжелым сердцем отправилась туда, где накануне оставила машину. Анна почти не сомневалась, что "гольф" угнали или разобрали до винтика, но, к ее удивлению, Варечка оказалась на месте и выглядела как всегда. Думая о своем, Анна механически отперла дверцу, села за руль и вставила ключ в замок зажигания. На приборной панели лежала забытая ей в спешке пачка сигарет. Бакланова вытряхнула из нее сигарету и чиркнула колесиком зажигалки. Сигарета в ее дрожащих губах прыгала, как живая, и Анна не сразу попала ее пляшущим кончиком в огонек зажигалки. Ей все время чудилось, что, пока она вот так бесцельно сидит, никуда не двигаясь и ничего не предпринимая, откуда-нибудь непременно вынырнут двое вчерашних здоровяков на своей темно-синей "тойоте", вытряхнут ее из машины, заткнут рот и увезут в какое-нибудь тихое местечко, где ее можно будет без помех допросить, а потом и прикончить.
     Представив себе эту картину во всех леденящих кровь подробностях, Анна поспешно потянулась к ключу зажигания и тут же бессильно уронила руку на колени, вспомнив, что Варечка объявила забастовку.
     Нужно было выбираться из машины и искать буксир.
     Анна тяжело вздохнула, уже в который раз за последние полгода подумав, что пора менять машину. Варечка послужила ей хорошо, но теперь срок ее службы, похоже, подошел к концу.
     Она наудачу повернула ключ. Стартер закудахтал, пытаясь вдохнуть жизнь в мертвое железо.
     - Давай, Варечка, - попросила Анна, вдавливая педаль газа в пол кабины, - давай, милая!
     Словно вняв ее просьбам, Варечка вдруг глухо чихнула, содрогнувшись всем корпусом и выбросив из выхлопной трубы сизое облако дыма, пропустила один цилиндр, снова вздрогнула и завелась, огласив окрестности победным ревом. Анна поспешно сняла ногу с педали газа, чувствуя, что вот-вот расплачется. Она захлопнула дверцу, включила указатель левого поворота и отчалила от бордюра, чуть не угодив при этом под колеса проносившегося мимо тяжелого самосвала.
     Водитель самосвала, отчаянно сигналя, круто вильнул влево. Анна похолодела, уверенная, что тот сейчас остановится, выйдет из машины и сделает с ней то, что не удалось сделать бандитам - вытрясет душу.
     Но водитель самосвала, по всей видимости, сильно спешил: вернувшись на свою полосу, он сильно газанул, окутавшись непрозрачным черным облаком, и исчез за поворотом.
     - Возьми себя в руки, чертова истеричка! - выкрикнула Анна, обращаясь к себе самой.
     Она взяла себя в руки и стала жить как обычно: объехала свои киоски, составила список того, что следовало заказать у оптовиков, и направилась в налоговую, где ей надо было утрясти один щекотливый вопрос.
     Но на полпути туда на нее вдруг навалилась такая черная и беспросветная тоска, что стало трудно дышать.
     Визит в налоговую показался ей бессмысленной, никому не нужной и смертельно скучной затеей. Анна развернула машину там, где было пошире - на автобусной остановке, и во весь дух погнала домой.
     Она бросила Варечку у подъезда, с трудом заставив себя запереть дверцу. Каждое движение вызывало отвращение, граничившее с физической тошнотой.
     Анна никогда не вынашивала ребенка, но по описаниям знакомых ее теперешнее состояние очень напоминало токсикоз. "Я отравлена, - подумала она, стоя на площадке в ожидании лифта. - Отравлена страхом.
     Подумать только, множество людей с удовольствием смотрят фильмы ужасов, занимаются экстремальными видами спорта или сигают вниз головой с пятидесятиметровой высоты, обвязав лодыжки резиновым жгутом. Черт подери! Приехали бы сюда, и я бесплатно поменялась бы с любым из них местами..."
     Она простояла в ожидании лифта добрых пять минут, прежде чем заметила, что оранжевая лампочка на вмонтированной в стенку шахты квадратной панельке не горит. Лифт опять не работал, и значит, ей нужно было карабкаться на седьмой этаж пешком.
     Дома она переоделась в халат, накрошила огромную миску салата, вынула из холодильника бутылку водки и попыталась напиться. Все эти действия она производила механически, через силу, словно и вправду была отравлена.
     Черный страх корчил жуткие рожи у нее за спиной, она почти физически ощущала его присутствие у себя за плечами, словно там пряталось какое-то злобное существо, которое поспешно отступало влево, стоило ей повернуть голову вправо, постоянно оставаясь вне поля зрения. Ей чудились шаги в пустой квартире, и она то и дело с бешено колотящимся сердцем выходила в прихожую, чтобы проверить, надежно ли заперт замок. Тонкий железобетон стен прогрелся насквозь, в квартире было душно, но она боялась открыть форточку.
     После четвертой рюмки она перестала поминутно срываться с места. Она не опьянела, но унизительная дрожь в руках улеглась, и Анна смогла более или менее спокойно обдумать ситуацию, в которой оказалась.
     Обдумывание не дало никаких результатов: все, кто мог бы ей что-нибудь рассказать, таинственным образом исчезли, словно испарились в сыром знойном воздухе. В мозгу, как жирные навозные мухи, роились обрывки безумных мыслей и еще более безумных слухов о похитителях людей, которые, по словам одних рассказчиков, пьют из своих жертв кровь, насмотревшись фильмов про вампиров; другие с пеной у рта доказывали, что в городе и его окрестностях орудует банда, которая похищает людей, пытками заставляет их передать похитителям свое имущество, а потом пускает несчастных жертв на котлеты и мясные консервы, которыми бойко торгует в городских магазинах В эти знойные дни, казалось, сам воздух насквозь пропитался безумием, и подобные бредовые речи можно было услышать не только на рынке или в зале ожидания автовокзала, но и в коридорах налоговой инспекции, и даже в мэрии.
     Со сторонниками этих идей спорили, да так, что дело порой доходило до драки. Говорили о маньяке, о чеченском следе, а самые здравомыслящие заявляли, что нечего приплетать чеченцев ко всему, что происходит в России: здесь всегда хватало своих отморозков, которые были бы не прочь организовать торговлю людьми. В этой последней версии Анне упрямо чудился какой-то проблеск, какой-то неясный намек на то, что в действительности произошло с Баклановым, его двоюродной сестрой Зойкой и десятками других пропавших без вести.
     Анна курила сигарету за сигаретой, время от времени смачивая горло водкой, к которой Валентин Петрович Макарьев заведомо не имел никакого отношения, и упорно пыталась думать. Торговля людьми - весьма доходный бизнес. Это сверхприбыли почти без затрат, почти как в случае с выпуском поддельной водки. Что делает в таком случае умный человек?
     "Стоп, - сказала она себе. - Стоп. Хватит вертеть хвостом. Хватит прятать голову в песок. "Что делает в таком случае умный человек..." Именно так ты поставила вопрос перед Баклановым - буквально теми же словами. Тогда, между прочим, ты держалась уверенно и с превосходством - этакая прожженн