ь старой липы, спиленной два года тому назад, но от волнения никак не мог отыскать его. Сумасшедшие с трупом бродили за ним, как привязанные на веревку.
     Наконец оказалось, что пень был просто присыпан кучей листьев. Грязнов разбросал их ногой и приказал:
     - Сюда.
     Труп прикрыли простыней, положили на пень, и Васька с готовностью вытянулся в струнку, мол, что еще надо? Если ничего, то они готовы вернуться.
     - Топор, - спокойно произнес Грязнов, показывая на пожарный щит, где висел сплошь выкрашенный в красную краску большой топор с широким лезвием.
     Васька, высоко поднимая ноги, словно шел не по траве, а по толстому-толстому слою поролона, приблизился к пожарному щиту, откинул сетку и торжественно снял тяжелый топор. Он нес его, прижимая к груди, словно боялся выронить и сделать ему больно. Вернувшись к пню, он застыл, все так же прижимая топор к себе.
     - Отдай топор Сникерсу, - Грязнов показал на сумасшедшего.
     - Это Марс, - уточнил Васька.
     - Один хер, отдай ему.
     Марс уцепился двумя руками в рукоятку и мелко-мелко задрожал.
     - Простыню сними.
     Васька, отвернувшись, стянул окровавленную простыню, и все, даже Грязнов, зажмурились. Под дождем на пне лежало голое тело, в боку зияла страшная окровавленная рана.
     - Пусть отрубят голову и кисти рук, - стараясь говорить бесстрастно, произнес Грязнов. Но даже у него голос дрогнул.
     - Нельзя, - запинаясь, произнес Васька.
     - Почему?
     - Это человек.
     - Это свинья! - зло проговорил Валерий. - Свинья, понял? Хрю-хрю - с рылом и копытами.
     - Свинья? - недоверчиво глядя на Грязнова, переспросил Васька и, покачав головой, добавил:
     - Копыт нет.
     - Отрубят ноги, тогда и не будет. Если спорить будешь, то сам топор возьмешь.
     - Свинья, свинья, - принялся втолковывать Васька, время от времени издавая звуки, очень похожие на натуральное хрюканье. Ему даже пришлось встать на четвереньки, чтобы изобразить свинью.
     Марс со Сникерсом с недоверием смотрели на своего собрата.
     - Сумасшедшие - одно слово, - пробормотал Грязнов. - Долго ты там еще кочевряжиться будешь?
     - Сейчас, сейчас... - Васька как ни был перепуган, но все же понимал, что отрубить голову, если труп лежит животом на пне, сложно.
     Он взял покойника за ноги и оттащил его так, чтобы голова оказалась на широком пне. Сникерс выставил вперед руку и принялся пятиться.
     - Что такое? - Грязнов уже собирался ударить сумасшедшего.
     - Говорит, что свинья смотрит.
     И в самом деле, один глаз у Конопацкого был открыт.
     - Смотрит, да не на тебя, - руки у Грязнова тряслись, дрожал и топор в руках у Марса. - Руби, - закричал Грязнов, - руби! - толкая Марса в плечо.
     Тот нерешительно подошел к пню и, высоко занеся топор, замер.
     - Да что такое, черт побери! А ну, бери сам топор! - Грязнов схватил Ваську за руку и потащил к пню.
     В этот момент топор просвистел в воздухе, с хрустом перерубил шею и глубоко вошел в пень. Голова, качнувшись, скатилась в траву. Грязнов удивился, какая сила таится в тщедушном с виду Марсе. Он бы сам не сумел так чисто перерубить шею и так глубоко вогнать топор в дерево.
     - Руки обкорнай, только не высоко, одни кисти.
     Грязнов действовал по накатанной схеме. Человека безошибочно можно идентифицировать по лицу и отпечаткам пальцев. Если уничтожить голову и руки, то считай, труп опознать уже невозможно, разве что приключится какая-нибудь случайность.
     Марс подошел, одной рукой легко вытащил топор из дерева и положил его на траву. Затем показал пальцем на Сникерса и замычал.
     - Правильно, - резюмировал Грязнов, - нечего ему без дела стоять, пусть и он поработает.
     На удивление, Сникерс абсолютно спокойно поплевал на ладони, взял топор и, даже высоко его не поднимая, отрубил трупу ладони, словно занимался этим каждый день. А затем, широко улыбнувшись, посмотрел на Грязнова, ожидая похвалы. Но даже у того язык не повернулся сказать что-нибудь вроде "спасибо" или "молодец".
     - Скажи им, чтобы притащили бак из нержавейки, который стоит на лестнице, с кислотой. Только пусть не обольются.
     - Что такое кислота, они знают, - принялся благодушно рассуждать Васька.
     К удивлению Грязнова, сумасшедшие боялись не просто трупа, а целого трупа. Расчлененный, он уже для них не был страшен: ни вцепиться, ни укусить не мог, лишь отрубленную голову и руки они обходили с опаской. Грязнов не мог удержаться, чтобы не закурить. Его поташнивало, хоть он в своей жизни насмотрелся всякого, но человеку с относительно нормальной психикой привыкнуть к виду размозженных костей и отрубленных конечностей практически невозможно.
     О чем-то по-своему мыча, Марс со Сникерсом не спеша отправились к черному ходу, а затем появились с большим, литров на двадцать, баком из нержавейки, закрытым герметической крышкой. Несли они его осторожно, боясь споткнуться. На этот раз Валерий не подгонял их, не хватало еще, чтобы психи облились кислотой, ведь она для другого нужна.
     - Открывай, - скомандовал Валерий, сам удивившись тому, как спокойно прозвучал его голос.
     Крышку отбросили, и тут же Грязнов почувствовал едкий запах кислоты. Не помогало даже и то, что дул свежий осенний ветер, влажный, бодрящий.
     - Голову и руки внутрь!
     - Кто? - спросил Васька, глядя на Грязнова невинными глазами.
     - Ты, урод!
     - А может, кто-нибудь из них?
     - Ты, я сказал!
     - Хорошо, только потом мне эта свинья сниться будет, - рассудительно заметил сумасшедший и, отыскав в траве две палки, подцепил ими сначала одну кисть, потом другую. А вот голову ему никак не удавалось взять двумя палками, та выскакивала и с глухим звуком падала на землю.
     Потеряв терпение, Грязнов выругался и, взяв отрубленную голову за волосы, осторожно опустил ее в кислоту.
     Жидкость уже бурлила, извергая из себя пар и нестерпимо едкий запах.
     - Скажи, пусть разрубят то, что осталось, и упакуют в мешки, - Грязнов вытащил из-за пазухи сверток черных мешков для мусора в заводской упаковке и моток капронового шнура. - Только скажи, чтобы аккуратно делали, на два узла завязывали, а не на бантик, психи долбаные!
     Марс со Сникерсом, даже не препираясь, принялись за дело. Грязнов слышал, как глухо опускается на мертвое тело топор, как хрустят кости, как с писком лезвие вытаскивается из мокрого дерева. А Васька стоял возле бака с кислотой и, с интересом заглядывая вовнутрь, помешивал содержимое кривой толстой палкой. Время от времени он доставал палку и смотрел на почерневшее от кислоты дерево, от которого поднимался едкий пар.
     Сперва в баке раздавался глухой мягкий стук, затем удары стали звонче.
     "Значит, мягкие ткани уже растворились, череп стучит, - отметил про себя Грязнов, - еще с полчаса, и от них следа не останется."
     Он обернулся. Марс со Сникерсом уже рассовали по пакетам расчлененное тело и теперь деловито опутывали черные пакеты капроновым шнуром. Завязывали, как и распорядился Грязнов, на два узла. Завязывая первый, Сникерс придерживал его пальцем, чтобы не расползался, а Марс тут же сверху затягивал второй.
     Одну за другой Грязнов выкурил четыре сигареты. Наконец Васек вынул палку из бидона с кислотой, та наполовину стала короче..
     - Вроде все, не стучит уже.
     Грязнов заглянул в чан: в мутной жидкости, все еще дымившейся', плавали на поверхности клочья волос.
     - Понесли! - распорядился он и повел Марса со Сникерсом, сгибавшихся под тяжестью бака, к асфальтированной дорожке. - Сюда, - показал он рукой на решетку ливневой канализации.
     Ловко, почти ничего не расплескав, сумасшедшие вылили дымящуюся кислоту в ливневый колодец. Марс заглянул на дно бидона и замычал, показывая туда пальцем. Сникерс попытался было сунуть туда руку, но Васька ударил его по пальцам.
     - Чего там?
     Васька присел на корточки и осторожно заглянул в бидон, придерживая рукой откидную крышку.
     - Зубы там золотые, два, - радостно сообщил он.
     - Вытряхивай и их.
     - Золото.., не надо, - покачал головой Васька.
     - Вытряхивай, я сказал!
     Жалобно звякнув о дымящуюся стальную решетку, коронки упали на дно колодца.
     - А теперь - носить сюда воду, двадцать бидонов, пока запах не исчезнет.
     Грязнов еще хотел сказать, чтобы убрали клочья волос с решетки, но потом понял, что вода смоет их. Психи - народ такой, что, если сказал им десять, значит, принесут десять бидонов воды. Скажешь двадцать - будет двадцать, а прикажешь всю ночь носить, будут таскать, пока не упадут от усталости, отлежатся и вновь примутся носить.
     Пока сумасшедшие таскали воду и сливали ее в ливневую канализацию, Грязнов подогнал машину к пню, и Васька загрузил в багажник мешки с расчлененным трупом. Предварительно Грязнов застлал багажник клеенкой, прихваченной из ординаторской.
     - Садись, Васька, прокачу.
     Сумасшедший недоверчиво поглядел на Грязнова. Мало кому из сумасшедших выпадало счастье не только проехаться на машине, но и покинуть территорию психиатрической лечебницы.
     - Правда? - радостно поинтересовался он.
     - Садись, с ветерком прокачу.
     Они проехали километров двадцать сперва по шоссе, затем свернули на проселок. Здешние места Грязнов знал отлично, ориентировался без карты. Тут сразу возле леса начинались заросшие мелиоративные каналы. Их уже давно никто не чистил, болото постепенно возвращало когда-то отвоеванную людьми у него территорию.
     Мешков с кусками человеческого тела Васька уже совсем не боялся, хватал по два, засовывал их под мышки и, ловко перескакивая с кочки на кочку, мчался по болоту.
     Мешки он рассовывал под коряги, чтобы их не скоро нашли, чтобы к ним раньше людей подобралась всякая плотоядная живность.

Глава 7

     Мир вокруг Бориса Рублева качнулся, вернее, ему показалось, что земля уходит из-под ног, а он сам превращается в микроскопическую песчинку, затерянную в бескрайнем мироздании. Но голос Сергея Никитина вернул его к реальности.
     - Можно еще чаю?
     - А, что... Чаю? Конечно можно, Серега! Извини, я задумался.
     Через полчаса Комбат негромко произнес:
     - Ну что, Сережа, ты, наверное, хочешь спать?
     - Нет, не очень, - осоловело ответил мальчишка.
     - Но ведь ты давно не спал.
     - Да, не спал, - невнятно пробормотал Никитин, - ну и что.
     - Я думаю, тебе не помешает отдохнуть. А я займусь делами.
     - Какими делами? - настороженно поинтересовался паренек.
     - Есть дела, дорогой. Помимо тебя есть дела. И так каждый день.
     От слова "дорогой" Никитин вздрогнул. Комбат это уловил, но он не понял, с чем связана такая реакция на вполне безобидное слово.
     - Пойдем, я тебя положу.
     Сережа выбрался из-за стола, еще раз на него глянул так, словно он видит в последний раз такое большое количество еды и такой богато сервированный стол. Комбат это заметил и лишь улыбнулся.
     - Идем, идем, - тяжелая рука Бориса Рублева легла на худенькое плечо мальчика. - Дай-ка я еще раз гляну.
     - Что? - вскинув голову, спросил парнишка.
     - Твой медальон.
     - Пожалуйста, - произнес Никитин и принялся возиться, отщелкивая крышечку.
     Ту заело, а затем произошло странное: крышечка щелкнула и упала на пол.
     - Вот, бля! - выругался парень.
     - Ну, не ругайся.
     - Да ведь сломалась крышечка, Борис Иванович!
     - Ничего, бывает, - участливо произнес Комбат, - бывает, не переживай. Крышечку мы починим.
     - Да нет, ее нельзя починить, я и так раза три чинил, и все напрасно. Иногда отскакивает, хорошо еще, что не потерялась, - паренек нагнулся, бережно поднял кусочек металла, сжал его в руке.
     - Тебе и ногти не мешало бы обрезать.
     - Потом когда-нибудь, не к спеху.
     - Так всегда говорят, - произнес Рублев, - а затем дело откладывается и откладывается. Давай снимай медальон, я поколдую, может, что-нибудь смогу сделать, отремонтирую.
     - Да нет, тут уже ничего не сделаешь, разве что клейкой лентой залепить и...
     - Не надо лентой, Сергей, я сделаю по-настоящему.
     Снимай.
     - Не сделать по-настоящему.
     - Всегда можно сделать.
     Никитин неохотно снял с шеи грязный черный шнурок, на котором болтался медальон. Комбат подошел к окну и принялся рассматривать украшение. Было сломано одно ушко, его, конечно же, можно отремонтировать, можно подпаять. Медальон Рублев бережно сложил и спрятал в нагрудный карман.
     - Идем, идем, ложись.
     Войдя в комнату, Никитин остановил взгляд на большой фотографии.
     - Это вы, Борис Иванович? - спросил он, взглядом остановившись на группе мужчин в военной форме.
     - Да, я с ребятами.
     - А где это вы?
     - Было дело, Сережа, но давно.
     - Понятно, - понимающе кивнул Никитин.
     - Давай ложись, я тебе сейчас здесь, на диване, постелю, прямо под фотографией. Выспишься, а потом поговорим как следует, подумаем, что делать.
     - А что здесь думать? - глаза у Сергея Никитина слипались, ему очень хотелось спать. Он разомлел в тепле, осовел от сытной еды, и единственным желанием было поспать.
     Борис Рублев постелил чистое постельное белье, уложил гостя, накрыл, вышел в кухню и принялся почти бесшумно убирать посуду. Затем взялся ее перемывать. А когда вернулся в комнату, паренек уже спал, засунув кулачок под голову. Время от времени худые плечи в огромном тельнике вздрагивали.
     Комбат вошел в ванную комнату и брезгливо посмотрел на одежду. Он понял, что единственным выходом разобраться с грязной одеждой гостя будет собрать ее и выбросить в мусоропровод. Одежда на самом деле была невероятно грязная и заношенная. Он собрал ее, вытряхнул карманы, в которых нашлись ключи, перочинный нож, какие-то бумажки с адресами, пару билетов, два жетона на метро, мелочь, аптечные резинки.
     Комбат посмотрел на все это богатство с грустной улыбкой, затем сложил в целлофановый мешочек. А всю грязную одежду вместе с разбитыми кроссовками сунул в большой пакет, завязал его. Затем вернулся в зал, подоткнул одеяло под мальчишкой.
     Гость на мгновение открыл глаза, но скорее всего происходящее показалось ему сном, и веки опять закрылись, а на Сережиных губах застыла улыбка.
     - Спи, - тихо сказал Рублев.
     Вместе с пакетом, в котором лежала грязная одежда, Комбат покинул квартиру. Старая одежда улетела в мусоропровод. Комбат спустился вниз и направился в магазин. Деньги у него лежали в кармане, как всегда, на всякий случай.
     "Сейчас я тебя одену. Ты проснешься, а одежда уже будет готова."
     Он добрался на машине до ближайшего магазина, припарковался на противоположной стороне и заспешил в торговый зал. Он долго не выбирал, купил джинсовую куртку на меховой подстежке, джинсы, хорошие добротные ботинки на толстой рифленой подошве, лыжную шапочку, свитер, рубашку, белье.
     И странное дело, все эти покупки, в общем-то дорогие, приносили Комбату радость, словно бы он покупал подарки близкому, давно знакомому и дорогому другу. Он расспрашивал у продавцов, какая куртка лучше, объяснял, какого размера одежда ему нужна, и продавцы были убеждены, что высокий сильный мужчина покупает одежду своему сыну или, в крайнем случае, племяннику, приехавшему в город из деревни.
     - Мне без дурацкой непонятной надписи. Есть такая нужного мне размера? - спрашивал Комбат, снимая с вешалки куртку и оглядывая ее с разных сторон.
     - Да-да, есть, - говорила девушка, - вам придется немного подождать, я принесу.
     Когда все было упаковано в большой темный пакет, Комбат рассчитался и с довольной улыбкой на лице заспешил к машине.
     "Ну вот, одно дело я сделал. А кстати, медальон, медальон..."
     Рублев знал одну мастерскую, кварталах в пяти от дома, и решил заехать туда. Но дверь в ювелирную мастерскую оказалась закрыта, на крыльце стояли двое уже немолодых мужчин в теплых куртках.
     - Извините, а когда тут откроется? - спросил Комбат, кивнув на дверь.
     - Сейчас же и откроется. Мастерская частная, он отскочил за прессой.
     - За прессой?
     - Да, он любит читать газеты. Мы сами его ждем.
     Комбат, сидя в машине, дождался, когда откроется ювелирная мастерская, и, уже войдя в нее, увидел ювелира, склонившегося над часами с мощной лупой в глазу.
     - Что вам, любезный? - ответив на приветствие, спросил ювелир.
     - Да вот какое дело... Тут у меня медальон сломался.
     - Сложный медальон? - сказал ювелир, вытаскивая лупу и кладя ее на чистый лист бумаги.
     - Да, медальон, - сказал Комбат и извлек из кармана черный шнурок с двумя половинками разломанного серебряного медальона.
     - Копеечная вещица, - сказал ювелир.
     - Да, недорогая, - согласился Комбат, - но надо, если возможно, ее исправить.
     - Невозможного в этом мире ничего нет, - ювелир посмотрел на групповую фотографию, улыбнулся. - Родственник? - спросил он.
     - Да, родственник.
     - Этот медальон уже раз пять ремонтировали.
     - Да, - сказал Комбат, - скорее всего ремонтировали.
     - Я сделаю ваш заказ, - сказал ювелир, - завтра зайдете.
     - А сегодня нельзя?
     - Нет, сегодня не получится. Здесь паять придется.
     Борис Рублев даже не спросил, сколько это будет стоить, уходя, он услышал, как за спиной ювелир закашлялся.
     "Ну вот, еще одно дело сделано. Так что все идет своим чередом."
     Когда он поднялся в свою квартиру, Никитин еще спал.
     Разложил одежду на спинке стула и отправился на кухню готовить еду.
     Сергей появился неожиданно. Он стоял в двери кухни босой, в длинной, почти до колен, тельняшке. Он выглядел обескураженно. Все, что с ним произошло этим днем, казалось ему не правдой, сном, чудом.
     - Борис Иванович, - сказал он, - здрасьте.
     - Здорово, Серега. Ну, как поспал?
     - А сколько я спал?
     - Три часа, - сказал Комбат.
     - Где мой медальон?
     - Где медальон? - Комбат улыбнулся глазами. - Я отдал его в ювелирную мастерскую, чтобы починили.
     - Точно, починят? И не потеряют ни одной части?
     - Да нет, что ты, Серега, как можно такую вещь потерять!
     - А если потеряют?
     - Нет, нет, не беспокойся, не потеряют. Пойдем, я тебе хочу кое-что показать. Ты какой размер носишь?
     - Размер чего?
     - Одежды, обуви. Я тут тебе кое-что купил.
     - Зачем покупать, мне и так есть в чем ходить.
     - Одежда у тебя грязная, стирать мне ее не хотелось, да и порвана она у тебя вся. Так что держи новую. Давай примеряй.
     Парнишка принялся примерять одежду. Огромный жизненный опыт Бориса Рублева все-таки свое дело сделал, сказался. Новая одежда пришлась впору. Комбат смотрел на Никитина примерно так, как когда-то он смотрел на новобранцев, примеряющих новую форму. Лишь куртка оказалась чуть-чуть велика. Но ни Комбат, ни Сергей Никитин не расстроились, ведь рукава у куртки можно немного подвернуть, и тогда она станет впору. А вот ботинки на толстой рифленой подошве, прошитые, с многочисленными заклепками и толстыми шнурками Сергею понравились.
     - Я давно такие хотел, - сказал он, глядя Комбату в глаза.
     - Хотел и получил, - улыбнулся Рублев. - Давай, давай примеряй.
     - Сейчас, - паренек согнулся и принялся обувать ботинки.
     - Не жмут? - Комбат даже недоверчиво потрогал твердый носок.
     - Нет, что вы, не жмут, впору.
     - Ну вот и славно. Носи на здоровье.
     Паренек не знал, что и сказать. Подобной щедрости он явно не ожидал. Мало того, что накормили, обогрели, вымыли и дали выспаться, так его еще и одели с ног до головы.
     - Ну как, все подошло?
     - Вот сейчас шапку примерю, - он натянул лыжную шапку и улыбнулся, глядя на свое отражение в зеркале. - По-моему, и шапка впору.
     - Тебе бы еще, Серега, ранец с книжками - ив школу.
     - В школу? Нет, в школу я не хочу.
     - А надо, Серега.
     - Не надо, Борис Иванович, не надо мне ходить в школу.
     - В школу надо ходить всем, - спокойно и многозначительно произнес Рублев, - причем обязательно.
     - Да ни к чему все это, Борис Иванович!
     - Ладно, потом об этом поговорим, придумаем кое-чего. А сейчас пойдем чай пить.