я них, судя по всему, закон не писан".
   И  вообще  подобных  клиентов  седовласый  мужчина  никогда  еще   не
встречал.
   "И откуда их только занесло? Но, судя  по  всему,  богат  этот  мужик
бешено, хотя  разбогател  недавно,  если  деньги  носит  наличкой.  Явно
приехал из провинции".
   - А вы откуда будете, господа?.. -  вежливо  заглядывая  в  глаза,  с
подобострастной улыбкой осведомился распорядитель.
   - Тебе дело? Не бойся, деньги не ворованные, банки я не граблю.  Чего
там сейчас возьмешь? - и Комбат загоготал.
   А затем, обойдя часы, поманил распорядителя  указательным  пальцем  к
себе и постучал ногтем по крупному бриллианту в перстне:
   - Слушай, любезный, мне надо что-нибудь такое...
   Ну, такое... - и  Комбат  принялся  вертеть  перед  лицом  опешившего
мужчины  растопыренными  пальцами.  -  Ну,  такое,  чтобы  все   отпали.
Представляешь, приходят ко мне гости...  Чучело  медведя  у  меня  есть,
белый медведь, все как положено, стоит на задних лапах. Такой  величины,
как мы с тобой вместе взятые. Глаза горят, в лапах  поднос  с  бокалами,
пузырьки идут... В общем, все чин-чинарем. Все у меня есть - и тачки,  и
бабы, и брюликов вагон и денег не мерено. Но ты знаешь,  я  хочу  такое,
чтобы ни у кого не было - ни здесь, ни заграницей, только у меня. Есть у
вас такое?
   - Я не совсем понимаю. Конкретизируйте, пожалуйста...
   - Я же тебе  конкретно  говорю,  цена  меня  не  интересует.  Ты  мне
показываешь вещь, если она мне люба - забираю, а  если  не  люба  -  нет
разговора. Понял?
   - Да-да, кажется, я понял что вас интересует. Может, хотите подлинник
старых голландцев?
   - А что это такое? В Голландии я был. Это что, картину, что ли?
   -   Ну   да,   картину.   Настоящая,   подлинник,   вторая   половина
восемнадцатого века.
   - Э, браток, ты,  наверное,  меня  не  понял.  Картины  меня  уже  не
интересуют, у меня их двенадцать штук и все подлинники,  -  Комбат  чуть
выговорил непривычное для его  языка  слово.  -  За  них  я  кучу  бабок
вывалил. Больше картины и машины меня не интересуют.
   Еще меня не интересуют брюлики, этим я сам торгую.
   У меня их, как грязи у золотаря под ногтями.
   - А что вас интересует?
   Комбат пожал широкими плечами.
   - Если бы я знал, к тебе не пошел бы. Я думаю,  ты  знаешь,  раз  тут
стоишь.
   -  Погодите,  погодите...  Может,  вы  завтра  зайдете?  Я   подумаю,
поразмыслю,  с  друзьями  посоветуюсь  и  тогда  что-нибудь  смогу   вам
предложить. Вы же понимаете, в зале у нас выставлено не самое ценное.
   - Так показывай самое ценное, о чем речь?
   - Самое ценное в коллекциях, на  руках.  И  может,  кто-нибудь,  если
предложить хорошую цену, согласится продать.
   - Хорошую - это какую?
   - Смотря что... - развел руками распорядитель.
   - Значит так, - остановил его  Комбат,  -  слушай  сюда.  Запиши  мой
телефон. Я буду пока в Москве, кое-какие дела надо  утрясти.  Живу  я  в
"Космосе". Дай ему визитку, - бросил он Подберезскому.
   Андрею опять пришлось лезть  во  внутренний  карман  куртки  и  опять
показывать кобуру с пистолетом.
   Когда визитка  оказалась  в  руках  распорядителя,  он  с  удивлением
прочел: "Борис Иванович Рублев. Бизнесмен".  Кроме  номера  телефона  на
визитке  больше  ничего  не  было.  Но  визитка  сияла  золотом  и  была
напечатана не на бумаге, а на пластике. Причем номер стоял гостиничный.
   "Ничего  себе,  специально  для  нескольких  дней  в  Москве  визитку
напечатал".
   - Я вам обязательно позвоню, Борис Иванович.
   - Можно просто Борис. Имя-то хорошее, как у вашего президента.
   - Почему вы говорите "у вашего"?
   - А у нас в Якутии свой есть.
   - Вы из Якутии?
   - А ты что думал, под Москвой можно алмазов накопать?
   Распорядитель вновь замялся.
   - Ты когда-нибудь такой видел?  У  вас  когда-нибудь  такие  в  лавке
продавались? - и Комбат показал перстень.
   Там действительно был бриллиант с большой буквы.
   Подобные распорядитель видел только на выставке в Грановитой палате.
   - Из моего прииска. В Израиле гранили. Де Бирсу я не доверяю,  лопухи
они все, хотят присвоить наши якутские алмазы. Вот им! - и Рублев сложил
фигу, показав ее  в  окно,  в  сторону  Кремля.  -  Мы  все  держим  под
контролем, Де Бирс Де Бирсом, а  Якут  Саха  сама  по  себе.  Ладно,  мы
поехали. Вечером звони. Кстати, как тебя зовут?
   Мужчина тоже подал визитку. Комбат не глядя сунул ее в карман.
   - До встречи. В общем, подбери что-нибудь этакое.
   Не зря же я в Москву летел? Да и грузовой отсек в  самолете  заказал,
так что давай, старайся. Я  тебя  не  обижу,  Рублев  вообще  никого  не
обижает, кроме, конечно, врагов - своих и отечества. Мальчики, пошли!  -
Комбат дал отмашку рукой и направился к выходу, с презрением  поглядывая
на иностранцев, которые приценивались к дешевым иконам  и  кузнецовскому
фарфору.
   Уходя,  он  еще  раз  взглянул  на  бронзовую  скульптуру   нимфы   и
распорядителю показалось, что сейчас  этот  крепкий  мужик  остановится,
махнет пальцем и скажет:
   "Заверни-ка  мне  эту  бабу.   И   хорошенько   заверни,   чтобы   не
поцарапалась, а мальчики возьмут". Но этого не случилось.
   - Так, куда мы едем? - громка, на весь магазин спросил Комбат.
   Садясь в машину Альтов сказал:
   - Вроде бы вы, Борис Иванович, - все сделали как положено.
   - Да меня чуть не вырвало прямо на галстук  этому  ублюдку.  То-то  у
него глаза заблестели, когда баксы увидел!
   - Ну, Борис Иванович, ну. Комбат! - захохотал Подберезский. - Вот  уж
не думал, что ты такого крутого сможешь  изобразить!  У  меня  временами
даже дух захватывало.
   - Брось, Андрюша, не век же мне бедным быть! Да и дураков  не  сложно
изображать. А вот если бы по-настоящему, если бы там в горах Афгана  или
на этом долбанном  подпольном  заводе  такой  распорядитель,  как  этот,
оказался, он бы, наверное, в штаны наделал. Помнишь, как мы с тобой  там
шустрили, как этих гавриков в погонах на уши поставили?
   - Помню, Комбат, помню. Век бы не вспоминать.
   - Брось, Андрюха, ведь в горах еще хреновее было!
   Скользко, холод, нигде не спрячешься. А тут сидим в тепле,  жрем  что
захотим, правда, чаю хорошего нет.
   Машина у нас, как автобус, телефон и все  прочее.  Неужели,  Андрюха,
они на самом деле так живут?
   - Кто они?
   - Эти самые "новые русские".
   - Нет, Борис Иванович, не так. Ты круче их будешь.
   - Ты это серьезно, Андрей? Альтов, он не шутит?
   - Нет, серьезно, - заулыбался Альтов.
   - Ты же у меня дома, Андрюха, сто раз  был,  водки  Сколько  перепил,
неужели я живу как "новый русский"?
   - Ты, Борис Иванович, живешь как бомж.
   - Вот и я говорю. А меня не обижай. Альтов, он меня  обижает,  сейчас
мы его высадим и пускай валит к чертовой матери. И  в  гости  больше  не
позову, и в тир к тебе ходить не стану. И всем  ребятам  скажу,  что  ты
меня, Андрюха, обижаешь.
   Комбат явно вошел в роль и остановить его было уже тяжело.  Андрей  и
Альтов хохотали. А Комбат разошелся  до  такой  степени,  что  казалось,
сейчас  нажмет  клавишу  автоматического   стеклоподъемника   и   начнет
разбрасывать, как листовки, баксы на московских улицах.
   Но Рублев вовремя остановился. Он перевел дыхание и сразу же сделался
угрюмым и сосредоточенным.
   - Вези, Альтов, в следующую лавку,  может,  там  кто-нибудь  на  меня
клюнет. Хотя я, честно говоря, думаю, клюнут опять  какие-нибудь  мелкие
бандиты, как в ресторане - мелюзга всякая,  а  по-настоящему,  наверное,
ничего не получится. Если только тот хмырь на самом деле  своих  дружков
не обзвонит и они вместе не придумают, как из меня деньги выжать.
   - Думаю, обязательно обзвонит, - уверенно ведя машину, сказал Альтов.
   - И я думаю. Мужик он прожженный, по всему видать  -  сволочь.  Морда
воровская, клейма ставить негде, хоть и под приличного косит.
   Еще три магазина объехал Комбат со своими друзьями. Во всех магазинах
его появление вызывало вначале шок,  а  затем  восхищение.  А  провожать
Рублева выходила вся обслуга. Совали визитки, раздавали  телефоны,  хоть
Комбат умудрялся не потратить ни доллара, а лишь только показывал пачки,
шелестел купюрами, перебрасывал их через плечо и тыкал антенной телефона
то в картину, то в колье с бриллиантами,  то  в  какую-нибудь  старинную
книгу.
   Но самым впечатляющим оказалось то,  как  комбат  намеревался  купить
большое полутораметровое распятие, сделанное  из  сандалового  дерева  и
инкрустированное перламутром. Весь  магазин  слушал  Рублева,  когда  он
объяснял как повесит распятие над своей кроватью.
   "Главное, - импровизировал Рублев, - оно  должно  висеть  так,  чтобы
женщина не могла зацепить его ногами".
   В конце концов распятие тоже не было куплено, но  ощупал  его  Рублев
тщательно. Когда  ему  объяснили,  что  это  очень  знаменитая  вещь  из
немецкого готического собора и сделана из ценного  дерева,  Комбат  даже
принялся обнюхивать крест.  Действительно,  распятие  пахло  пряностями.
Комбат засомневался, что оно сделано  из  сандала  и  попытался  уличить
обслугу магазина в том, что его обрызгали  одеколоном,  натерли  амброй.
Его пытались как  могли  разубедить  и  показали  маленького  индийского
слоненка, тоже сделанного из сандала. Принялись объяснять, что такого же
слоненка индусы подарили художнику Рериху.
   Слово  Рерих  для  Комбата  было  такой  же  загадкой,  как  и  слово
"репродукция". Словом,  шума  в  московских  антикварных  лавках  Рублев
наделал изрядного. Перемещения и  хождения  по  магазинам  заняли  почти
целый день. Так что вернулся Комбат в свой отель уставший, но довольный.
   Ужин он заказал в номер. Малиновый  пиджак  с  золочеными  пуговицами
успели за день ему опостылеть, а галстук  так  натер  шею,  что  на  ней
появилась красная полоса.
   - Как у висельника, - шутил Комбат.
   В номере он расхаживал в трусах и тельняшке. Ели они все вместе.  Чай
кипятить самодельным кипятильником Подберезский  запретил.  Единственным
приобретением, сделанным за день, был маленький кипятильник.
   Его купили в киоске за один доллар. И то рассчитались не долларами, а
русскими рублями. Но этому приобретению  Комбат  радовался  больше,  чем
если бы он купил распятие из сандалового дерева или  бронзовую  нимфу  с
кувшином на плече.
   Словом, вечер прошел  весело.  Настроение  Рублева  улучшилось  и  он
рассказывал Альтову случаи из своей богатой на всякие приключения жизни.
А если Альтов не верил, делал  удивленные  глаза,  Комбат  бил  в  плечо
Подберезского и громко говорил:
   - Ты что, не веришь? Андрюха, подтверди, товарищ капитан не верит!
   Подберезский кивал и говорил:
   - Чистая правда. Все, что говорит Борис Иванович, на самом деле  было
еще страшней. Я еле заставлял себя голову от земли приподнимать,  а  ему
хоть бы что! Стоит, рукой машет.  Пули,  осколки  свистят,  дым,  смрад,
скалы рушатся. А он хохочет, матом кроет и все ему нипочем!
   - Хватит тебе, Андрюха, преувеличивать.
   Альтов понял, что перед ним действительно  мужик,  настоящий  русский
мужик, который ничего не боится, которого на испуг не возьмешь.
   И тут, когда все забыли о телефоне  и  увлеклись  воспоминаниями,  он
ожил.
   - Черт побери, - буркнул Комбат, - послушай, Андрюха.
   Подберезский взял трубку.
   - Звонит Дмитрий Исакович из антикварного магазина отеля "Метрополь".
   Он осведомился на месте ли Борис Иванович Рублев, не отдыхает ли он.
   Андрей взглянул на Комбата. Тот протянул руку и трубка легла  на  его
широкую ладонь.
   - Рублев слушает, говорите, - бросил в трубку Комбат.
   - Это я, Борис Иванович. Тут я встретился кое с кем и у меня для  вас
кое-что есть.
   - Хорошее? - спросил Комбат.
   - Думаю, да.
   - Большое?
   - Очень большое.
   - А у кого-нибудь еще такое есть?
   - Могу сказать - нет, и быть не может.
   - А что такое?
   - Не телефонный разговор. Если хотите, сейчас я к вам подъеду.
   - Прямо сейчас, что ли? Так я уже раздет.
   - Давайте, назначьте встречу на завтра.
   - Я к тебе заеду. Скажи сколько денег с собой брать?
   - Я думаю, вначале надо встретиться и поговорить.
   Но дело стоящее.
   - Точно стоящее? Не старых голландцев вдувать будешь?
   -  Нет-нет,  что  вы!  Совсем  иная  вещь.  Вы  говорили,  новый  дом
построили.
   - Конечно построил и не один. Их у меня три.
   - Так вот, как раз для вашего интерьера кое-что.
   - Для чего?
   - Для внутреннего убранства.
   - Ах, для убранства? Тогда совсем другое дело.
   Убранство я люблю. Завтра в одиннадцать буду в магазине.
 
Глава 13 
 
   Когда Дмитрий Исакович Пигулевский, работающий  в  антикварной  лавке
отеля  "Метрополь",  позвонил  своему   старому   знакомому   Станиславу
Борисовичу Шеришевскому, с которым провернул не один десяток  дел  и  ни
разу не прокололся, тот озабоченно и тяжело вздохнул:
   - Ну, знаешь ли, Дмитрий Исакович, ты меня ставишь в  затруднительную
ситуацию. У меня в конце концов не склад.
   - Нет, но ты понимаешь, Станислав Борисович,  можно  сорвать  большой
куш, такой большой...
   - О ком ты говоришь в конце концов? Объясни.
   - Какой-то лох - самый настоящий. С двумя громилами ввалился ко мне в
лавку и сам не знает чего хочет. И это ему не  так,  и  то  не  этак.  И
бронза ему не нужна, и голландцы не нужны.  А  хочется  ему  чего-нибудь
такого... Ну, сам понимаешь этих "новых русских", мать их...
   - Всем теперь хочется, - сказал Станислав Борисович. - А ты конкретно
выяснил?
   - Я же тебе говорю, он машет руками, тычет мне в пузо  своим  сотовым
телефоном, блестит перед глазами кулаками  -  огромными  с  перстнем,  в
котором такой алмаз, за который посадить мало.
   - Так  слушай,  погоди,  Дмитрий  Исакович.  Послушай  меня,  старого
человека, откуда этот твой "новый русский", этот твой лох? Неприятностей
с ним не произойдет?
   - А вот этого уж я не знаю. Но то, что он  богат,  даю  на  отсечение
правую руку.
   - Ох, не делал бы ты этого!
   - Я тебе точно говорю! -  тяжело  дышал  в  трубку  Дмитрий  Исакович
Пигулевский. - Главное, что он за деньги не держится, швыряет их направо
и налево.
   У него три дома где-то там, в Якутии.  Наверное,  наворовал  алмазов,
нагреб целый мешок. И Де Бирс для  него  ничто  и  все  ему  нипочем.  И
громилы его вооружены.
   И у одного пистолет под мышкой, и у другого.
   - Где живет твой лох и как его зовут?
   - Фамилия у него простецкая - Рублев Борис Иванович.
   - Ни хрена себе простецкая! А может, он предок того Рублева?
   - Не предок, а потомок, - уточнил Пигулевский. - - Я  это  и  имел  в
виду.
   От волнения Пигулевский даже начал путаться в, словах.
   - Так что он хочет в конце концов?
   - Ну, чего-нибудь этакого... Ты же всегда умел с людьми работать.
   - А я и теперь умею, - не без гордости сказал Станислав Борисович.
   - Так у тебя есть что-нибудь  на  примете?  Может,  инструмент  какой
старинный, может, коллекция оружия, орденов... Ну, что-нибудь необычное.
   - Иконы его не интересуют?
   - Нет. Иконы, доски его не  интересуют.  Картины  тоже.  Он  говорит,
картин у него аж двенадцать штук на всех стенах и больше ему не надо.
   - Мог бы предложить поставить у него дома орган, но думаю, ему это ни
к чему.
   - Ты бы видел его пальцы! Один палец на три  клавиши.  Одним  словом,
громила, медвежатник самый настоящий.
   - Не люблю я с такими связываться,  -  задумчиво  произнес  Станислав
Борисович,  но  в  его  уме,  словно  молния,  блеснула  мысль:  "А   не
попробовать  ли  поймать  этого  "нового  русского",  этого   лоха   для
Чурбакова?"
   Хотя  очередного  заказа  тот  ему  не  делал.  И  насколько  понимал
Шеришевский, "Янтарная комната" все-таки существует в одном  экземпляре,
а продавал ее Чурбаков по его сведениям уже в третий раз.
   - Значит, так,  слушай,  может,  ему  подойдут  рыцарские  доспехи  -
Германия, шестнадцатый  век  и  Испания  -  Толедо?  Тоже  замечательная
работа.
   - Да не нужны ему, скорее всего, доспехи.  Хотя,  черт  его  знает...
Давай.
   - Погоди, погоди, - остановил приятеля Шеришевский, -  давай  сделаем
так: я кое с кем свяжусь, переговорю, а ты мне позвонишь часа через три.
Но двадцать процентов моих.
   - Хорошо, - Шеришевский положил трубку и быстро заходил  по  кабинету
от одного шкафа к другому.
   "Что же делать?  Что  делать?  Уходит  клиент,  уходит.  Что  бы  ему
предложить? Что бы ему вдуть? А  может,  стоит  переговорить  с  Вадимом
Семеновичем? Да, стоит!"
   Шеришевский налил в стакан немного коньяка, но не самого  лучшего,  а
так, средненького, армянского, коллекционного.  Он  не  спешил  звонить,
потому что знал:
   "Чурбаков инициативу не поощряет. Но другого выхода  не  предвидится.
Все-таки "Янтарная комната" - это  "Янтарная  комната"  и  о  ней  знает
каждый "новый русский" каким бы лохом и неучем он не был. Все слышали  о
существовании какой-то "Янтарной комнаты".
   Вот если ее предложить ему, то скорее всего, это то, что надо. Значит
так", - немного опасливо Станислав Борисович взял  телефонную  трубку  и
принялся набирать номер.
   Его указательный палец вздрагивал и пару раз ошибся, ткнув  не  в  ту
клавишу. Он  тут  же  испуганно  бил  по  рычагам  своего  старомодного,
инкрустированного перламутром аппарата.
   "Еще не хватало номер МУРа набрать с перепуга!"
   Номер  МУРа  Станислав  Борисович  знал  -  и  не  один.  Ведь   даже
следователи обращались к нему время от времени для консультации или  для
экспертизы  какой-нибудь  ценности,  конфискованной  на  таможне  или  в
аэропорту. Да  и  самому  ему  приходилось  сдавать  кое-кого  из  своих
клиентов. Но делал он это очень ловко, и на него никто не думал. Хотя  в
общем-то слухи о его деятельности ходили не самые лестные.
   "Ну да бог  с  ними!"  -  наконец-то  Станислав  Борисович  умудрился
набрать номер, прижал к уху  трубку  и  вдохнул  полную  грудь  воздуха,
готовясь выслушать недовольную тираду Вадима Семеновича Чурбакова.
   Но тот на удивление заговорил довольно вежливо:
   - Ну, чего тебе? В чем дело? Какие проблемы? Кто на тебя на этот  раз
наехал?
   - Нет, Вадим Семенович, что вы! Никто не наезжал.
   Но у меня появился один клиент.
   - Откуда появился, из воздуха, что ли?
   - Нет, не из воздуха. Из Якутии.
   - Кто такой? Почему не знаю?
   - Из "новых русских", придурок какой-то, лох.
   - И что надо твоему лоху?
   - Деньги потратить хочет и деньги у него немалые.
   - Ты что, считал чужие деньги?
   - Нет, я не считал. Но верный человек сказал, он к нему обращался  за
антиквариатом.
   - Что ты говоришь, Станислав Борисович, опять какое-нибудь  копеечное
дело? Может, какую безделушку для своей бабы  хотел  купить  человек,  а
понту напустил, шуму наделал?
   -  Вроде  бы  нет,  Вадим  Семенович,  мужик   похоже   солидный.   С
охранниками, с пушками, все как положено. И туп, как сивый мерин.
   - Ты мне про тупость  "новых  русских"  не  рассказывай.  Они  только
прикидываются простачками, а в уме считают почище макинтоша.
   - Чего-чего? - не понял Шеришевский.
   - Лучше компьютера считают.
   - А, да, да, -  согласился  коллекционер-посредник.  -  Так  что  ему
сказать?
   - Погоди, подумаю.
   Вадим Семенович уже  знал  о  Рублеве.  Верные  люди  уже  трижды  за
сегодняшний день ставили его в известность о появлении какого-то лоха из
Якутии с огромными деньгами, желающего купить что-нибудь этакое.
   Ведь все-таки Комбат напустил пыли изрядно, и вся Москва, вернее, вся
антикварная Москва уже  о  нем  знала.  Но  все,  что  не  предлагалось,
якутского бизнесмена - Рублева не устраивало напрочь.
   - Знаешь что...
   - Что? - спросил Станислав Борисович.
   - Давай сделаем так. Ты с ним встреться. Сейчас  кто-нибудь  из  моих
ребят привезет кусок "Янтарной комнаты" - ту панель. Ты ему ее  покажешь
и скажешь, что ее в принципе можно купить, но стоит она...
   - Сколько называть? - опередил Чурбакова Шеришевский.
   - Если он согласится, заинтер