Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
от тут-то и прозвучало:
- Спасибо.
- Не за что.
Роман и девушка вместе вышли на улицу из дома культуры, носившего теперь громкое название "Культурный центр".
Оказавшись среди людей, среди суеты, они избегали говорить о делах секты. Познакомились. Его соседку звали Мариной, фамилию он не спросил, как, впрочем, не назвал и свою. Оказалось, что она живет неподалеку от него, всего лишь в пяти минутах ходьбы. И вместо того чтобы воспользоваться транспортом, они пошли пешком.
Ни о родителях, ни об учебе они не говорили, весь разговор свелся к прощупыванию почвы, на которой они выросли: любимая музыка, книги, которые прочли, фильмы, просмотренные за последние месяцы. Оказалось, точек соприкосновения много, так что их даже не угнетало то, что К концу их путешествия оба они молчали. Лишь у ее дома договорились встретиться и завтра, чтобы вместе пойти на собрание.
Они ничего не обещали друг другу в следующие дни, не признавались в своих чувствах, хотя другие на их месте слово "любовь" употребляли бы чаще других. Хватало взглядов и намеков.
И вот однажды, в воскресенье, когда вновь в арендованном зале курились благовония, проповедник заговорил о святых местах, где живет сам верховный Учитель-гуру, чей портрет перед каждым собранием вывешивался на заднем занавесе сцены. Узкие прорези глаз, сквозь которые не рассмотреть зрачков, одутловатое, свидетельствующее о внутренних болезнях лицо, наголо бритая голова, то ли кореец, то ли японец неопределенного возраста.
По словам проповедника в прибайкальских лесах стояло три деревни переселенцев-сектантов., и возводился храм, на который, естественно не хватало средств. И тут же стало ясно, ради чего проповедник завел этот запретный раньше разговор. Оказывается, две семейные пары, входившие в секту, продали свои квартиры и перебирались из столицы в святые деревни, поближе к верховному учителю, обещавшему всем, поверившим ему, близкое спасение. Ведь по его словам конец света должен был наступить в обозримом будущем, а спасенными считались лишь те, кто живет на святой земле, рядом с Учителем, где сходятся силовые линии божественной воли всевышнего.
Деньги на приобретение домов и на строительство храма переселенцы торжественно, передали проповеднику прямо на сцене, после чего тот торжественно вручил им нечто вроде почетных грамот, отпечатанных на мелованной бумаге, в которых свидетельствовалось, что все свое имущество они передают в распоряжение секты, а в обмен обретают вечное спасение после светопреставления. На лицах людей Роман увидел слезы радости, почувствовал огорчение многих собравшихся с зале тем, что они не могут последовать примеру избранных. Не каждый мог позволить себе продать квартиру при живых родственниках, а значит, и бесповоротно терял шанс спастись при наступлении конца света.
Но и о таких людях не забыл проповедник. Руководствуясь брошюркой гуру, изданной в святой прибайкальской деревне, он сообщил страждущим спасения, что всего за две тысячи долларов реально приобрести место в просторном бараке, возведенном верующими. И как привилегия таким переселенцам даровалось право участвовать в строительстве храма. Под эту категорию, правда, попадали только здоровые люди обоих полов не старше сорока лет. О возможности потом покинуть "святые деревни" проповедник и словом не обмолвился, молчанием давая понять, что такого желания и возникать не должно.
- И это только сейчас, - звучал, напоминающий голос шоумена, баритон проповедника, - потом цены возрастут. Вы первые, вы ближе других находитесь к спасению и можете воспользоваться предоставленной возможностью за меньшие деньги.
- Я могу!
- Я...
- Да посмотрите же на меня.
Потянулись руки, и проповедник, как заправский ведущий аукциона, выхватывал людей взглядом из зала, поднимал их и, не спрашивая фамилий, имен, бросал в толпу:
- Вы получаете номер четыре, вы - пять, вы - шесть. Номера действительны в течение трех дней. Деньги только наличными, можно по курсу.
Роман смотрел на сцену и не сразу заметил, что Марина, сидевшая рядом с ним, тоже тянет руку. Он не успел ни одернуть ее, ни попытаться уговорить, как услышал проповедника:
- Девушка в джинсах в пятом ряду, вы получаете номер девять.
От отчаяния Роман сам вскинул руку.
- А вы, молодой человек, номер десять. Две тысячи долларов и билет - за ваш счет.
Марина посмотрела на него с благодарностью.
- Мало кто решается так быстро, я-то думала долго прежде чем...
- Может тебе дать на билет?
- Я найду у кого одолжить.
- Возьми у меня...
Деньги у Романа были, к тому же, собственные, полученные от матери с отцом.
Вот так он и оказался вместе с Мариной в так называемой святой земле, долетев до Иркутска самолетом. Потом на катере их доставили вверх по Ангаре, а там уже неширокой речкой Улой почти до самых истоков.
Глава 15
ТУ-154, следующий рейсом Москва-Екатеринбург, опоздав на сорок минут, коснулся шасси взлетно-посадочной полосы. Комбат, порядком заскучавший за время полета, недоуменно посмотрел на Андрея Подберезского, когда тот захлопал в ладоши, как, впрочем, и все пассажиры лайнера.
- Чего они аплодируют? - поинтересовался Борис Иванович и для приличия несколько раз хлопнул в ладоши. - Не концерт все же...
- Принято так, - пожал плечами Подберезский.
- Если каждому за его работу хлопать... - проворчал Комбат, нагибаясь и вытаскивая из-под сиденья брезентовый рюкзак, - то руки отобьешь.
- Не ворчи, Борис Иванович, летели мы ровно, сели отлично.
Комбат расстегнул ремень и выбрался в проход. Самолет еще не остановился, подруливая к стоянке.
Стюардесса бросилась к Комбату:
- Пассажиры, оставайтесь на своих местах,. самолет еще не остановился!
Это замечание позабавило Рублева, будто бы какой-то толчок или внезапное торможение могло сбить его с ног. Знала бы эта девочка, сколько раз ему приходилось прыгать из самолетов с парашютом в кромешную ночь, то не лезла бы со своими глупыми замечаниями. Но настолько испуганной выглядела стюардесса, что Комбат пожалел ее и нехотя сел в кресло, стоявшее ближе к проходу.
Андрею Подберезскому тоже пришлось опуститься.
- Не спеши - успеем.
- Только девочку испугал.
Комбат выглянул в иллюминатор. Летное поле везде одинаковое и, глядя из самолета, черта с два поймешь, где ты находишься, если бы не огромные буквы на здании аэропорта, извещавшие, что ты очутился именно в Екатеринбурге, там, куда стремился.
- Вот мы и на месте.
- А то где же?
Самолет вздрогнул и замер. Подкатили трап.
Комбат с Подберезским, как самые габаритные из пассажиров, вышли последними. Не к лицу им было участвовать в общей давке, словно бы пара минут, на которые опередишь соседей, могут решить твою жизнь.
Да и ехать к терминалу пришлось всем на од" ном автобусе. Так что и те, кто спешил, и те, кто не рвался вперед, прибыли одновременно.
Грохотал транспортер, поблескивая пока еще пустой резиновой лентой, на которой вскоре начали появляться чемоданы.
- Говорил я тебе, Андрюха, не сдавай чемоданы в багаж.
- Да как ты его не сдашь, - усмехнулся Подберезский, - это тебе хорошо, рюкзак за плечи, ручная кладь - и пошел.
- Может быть, выйти одному из нас? - предположил Комбат. - Небось, Гриша заждался, высматривая нас.
- Заждался, так сюда бы пришел. Небось, не из другого государства прилетели, паспортного контроля здесь нет.
На ленте транспортера чемоданы появлялись с завидной регулярностью, но чемодана Подберезского пока не было. Чемодан был приметный, темно-зеленый, с кожаными накладками, золотыми замочками. И вот наконец из-за резиновой занавески выпрыгнул, перевернулся и лег на ленту чемодан Андрея.
Пробираться сквозь толпу пассажиров Андрей не решился. Он легко перескочил через изогнутый транспортер, подбежал к своему багажу, подхватил его и так же легко вернулся назад.
Теперь они шли рядом - Комбат и его бывший подчиненный, а теперь бизнесмен Андрей Подберезский. Бывший сержант катил за ручку объемный чемодан на колесиках, а бывший командир батальона тащил выцветший увесистый рюкзак, совсем не чувствуя его тяжести. Оказавшись в зале ожидания, мужчины осмотрелись. Они понимали, Бурлаков где-то рядом, не может такого быть, чтобы он не приехал их встречать, хотя точной договоренности на счет этого не существовало. Погода выдалась отличная, солнце заливало зал сквозь огромную застекленную стену. Искрились витрины многочисленных киосков.
И все же Бурлакову удалось провести их. Гриша подкрался к Комбату сзади и крепко обхватил его, попытавшись оторвать от пола.
- Батяня, Комбат! А я уже думал, посинею от нетерпения.
- Опоздал-то борт всего минут на сорок, - взглянув на часы и сделав резкое движение руками, освободился от объятий, а затем, изловчившись и сам схватил Бурлакова, так и не сумевшего приподнять его, и тут же оторвал от земли.
- Хитрый ты, черт!
- Не на таких нарвался, нас все-таки двое.
Затем пришла очередь Подберезского. Они с Бурлаковым мяли друг друга, хлопали по плечам, словно испытывали кто из них крепче стоит на ногах.
- Ни хрена ты, Бурлак, не изменился.
- Настоящего человека ни деньги, ни слава не испортят, - заключил Комбат, осмотрев Гришу с ног до головы.
- Это он притворяется, - предостерег Андрей, - снял костюмчик, рубашку, галстук, в шкаф все повесил. Вытащил то, в чем уже год не ходит, тебя порадовать.
- Это ты у себя в Москве в полном прикиде ходишь, а у нас тут люди попроще, не по одежке встречают.
- Рассказывай! Везде теперь одинаково.
И тут взгляд Комбата упал на большую спортивную сумку и рюкзак, стоявшие возле облицованной искусственным мрамором колонны. Рюкзак он хорошо знал, принадлежал тот Грише Бурлакову. Именно с ним тот отправился в Таджикистан, когда его позвал Комбат.
- Твое, что ли, Гриша?
- А то чье же. Помнишь, помнишь... Комбат.
- Что-то не пойму, - засомневался Рублев, - кто из нас прилетел - мы или ты? Какого черта шмотки с собой таскаешь?
- - Сюрприз, - усмехнулся Бурлак" - Вы-то думали, что у меня здесь гостить станете, в Екатеринбурге?
- А то где же?
Гриша взглянул на часы, расположенные под самым потолком терминала.
- Тут от знакомых не отобьешься, каждая собака в городе знает когда у меня день рождения.
Придут и те, кого хотел бы видеть, и те, кого лучше бы на порог не пускать. Наш самолет через чае улетает.
- Какой еще к черту самолет? - Подберезский машинально глянул на расписание, пытается понять, куда именно тащит их Гриша.
В ближайшее время отправлялось два рейса.
Один на Петербург, второй на Пекин. Ни тот, ни другой вроде бы не подходили.
- Бурлак, а ну, выкладывай, что задумал!
А то мы сейчас с Комбатом вещички в руки - и в Москву. Если в Питер, то мне там делать нечего, а в Пекине и подавно. К тому же, у Комбата и загранпаспорта нету, да и мои два дома остались.
- Дурак ты, Андрюха, хоть и хороший парень.
Давайте сюда паспорта, - Бурлак протянул руку-.
В его ладонь легли два паспорта. Он согнул пальцы. Даже края книжечек не виднелись из его огромного кулака.
- Ждите здесь, ребята, я мигом.
- Вечно ему какая-нибудь блажь на праздник в голову взбредет! - сказал Комбат, усаживаясь на корточки так, как это обычно делают десантники в ожидании вылета.
- Делать нечего, согласились прилететь, теперь никуда не денешься, - проворчал Подберезский, присаживаясь рядом. Слушай, Комбат, такое чувство, будто мы перед вылетом, перед прыжками. Вот только подсумка с рожками не хватает, да автомата.
- А ты глаза закрой, да представь.
Бурлаков вернулся, держа паспорта с торчащими в них корешками билетов на самолет.
- Пошли, регистрация скоро кончается.
Билеты и паспорта он не отдавал, будто боялся, что друзья убегут, когда узнают, куда он их тащит. Над входом в накопитель горел номер рейса и название города: Пекин.
- Очумел, Бурлак? К китайцам нам не надо.
- Китайскую водку не любите?
- А я даже не знаю, есть она у них или нет.
- Думаете, в плохое место вас потащу? - рассмеялся Бурлаков. - Рейс-то не прямой, а с посадкой по дороге, выйдем, а остальные пусть летят.
- Предупреждать о таких вещах надо.
Бурлаков положил паспорта и билеты на столик проверяющего и подмигнул девушке в форме. Та смотрела на компанию, представшую перед ней, затаив дыхание. Трое крепких высоких мужчин, способных свернуть горы, если потребуется.
- Что-нибудь не в порядке? - усмехнулся Гриша Бурлаков.
- Наоборот, все в полном порядке, - ответила ему улыбкой девушка и отметила билеты, - Видел, как она на тебя, Комбат, смотрела? - толкнул локтем в бок Рублева Подберезский.
- Смотрела, смотрела... Ты помоложе, на тебя и пялилась.
- Эх, жаль, - вздохнул Андрей, - нет с нами Бахрушина.
- Чего же вы его не прихватили?
- У него дел по горло. Вон, Комбат ему даже не позвонил, хотя тот его на службу устроил.
- На какую службу?
Рублеву не хотелось вспоминать о неудачной попытке поработать инструктором на полигоне ГРУ под Москвой.
- Слушай ты его больше. Бурлак, он еще тебе и не такого расскажет.
Когда мужчины устроились в длинном ряду фанерных кресел, расположенных вдоль батареи парового отопления, Гриша Бурлаков вытащил из рюкзака топографическую карту и разложил ее на коленях. Взгляд Комбата тут же уперся в то место на карте, где имелись карандашные пометки, сделанные красным и синим, как обыкновенно делают на военных картах.
- Значит, в Иркутске посадка?
- Точно, Иркутск.
- А дальше?
- Вот, - Гриша прочертил ногтем на карте линию, стараясь попасть в русло Ангары, а затем резко свернул влево. - Вот сюда. Дикие места, посмотрите.
- Это недалеко от города, - с разочарованием протянул Подберезский.
- Это по карте недалеко, а там места такие, что если дверь на защелку не запереть, то и медведь может в дом ввалиться.
Пассажиры уже собирались возле выхода, хотя посадку еще не объявляли. Публика собралась самая разношерстная. Были и китайцы, и русские челночники, умудрившиеся протащить в накопитель не только ручную кладь, но и огромные сумки, набитые барахлом.
- А я-то думал, что продавать везут только из Китая к нам, - сказал Комбат, с трудом находя себе место между сумок.
- Черт их знает! Одни тащат оттуда, другие - туда. Честно говоря, я не в курсе, - Бурлаков потеснил пару китайцев, которые без лишних споров тут же уступили ему место в очереди.
К самолету повели пешком, благо, стоял он не так уж далеко, метрах в трехстах от здания аэровокзала.
Уже вечерело, солнце лишь краем возвышалось над горизонтом и отбрасывало от идущих по летному полю длинные призрачные тени.
"И хорошо, что так получилось, - думал Комбат, вышагивая по бетонным плитам, как в свое время вышагивал по плацу военной части. - Пропаду, забурюсь поглубже в лес. Авось, в Москве все и уляжется. Бахрушин меня поймет. Главное, окажусь подальше от дрязг".
Нестерпимо хотелось курить. Так случалось всегда, когда Комбат оказывался в месте, где курение запрещено. Возле трапа вновь образовалась пробка. Мешочники пытались пролезть вперед, чтобы занять своими сумками все свободное пространство в салоне самолета.
- Наши места не займут, - спокойно сказал Подберезский, заходя под трап и доставая запечатанную пачку сигарет.
Комбат огляделся, взял одну сигарету, и, закурив, спрятал ее в кулак, как делал, куря под дождем. Дым они выпускали против ветра, чтобы тот тут же рассеивался.
Наконец, когда толпа перед трапом поредела, мужчины загасили сигареты и поднялись в самолет. Их места оказались в середине салона. Комбат и Бурлаков тут же засунули под сиденья свои. объемные рюкзаки, Подберезский же оставался с легкой сумкой, на дне которой болталось что-то тяжелое. Сзади послышалось недовольное ворчание, но стоило Комбату обернуться, как оно тут же смолкло. Один из мешочников вызволял ноги из-под своей сумки, которую Комбат ненароком отодвинул своим рюкзаком.
"Нечего совать под чужие сиденья", - подумал Рублев, устраиваясь поудобнее.
Пришлось поднять подлокотники, потому что трое крепких мужчин не вмещались в рассчитанные на среднего человека сиденья. Трап уже откатили, гудели двигатели, стюардесса проходила по салону, проверяя, надежно ли застегнуты у всех ремни.
- Застегнитесь, - обратилась она к Подберезскому, который напрочь забыл о ремнях безопасности.
- А то что произойдет? - спросил Андрей, пытаясь заигрывать с девушкой.
- В прошлый раз летели одни, не пристегнулись, так их по стене размазало, - принимая правила игры, ответила девушка.
- А что случилось с теми, кто сидел пристегнутыми? - поинтересовался Подберезский.
- А те сидели, ну, совсем как живые!
Не удержавшись, Андрей засмеялся и тут же напустил на себя серьезный вид.
- - А если я боюсь высоты?
- Примите снотворное.
- Лучше уж я напьюсь до бесчувственности.
- Ваше дело, - стюардесса заспешила в хвост самолета, поскольку лайнер уже двинулся по летному полю, а она еще не проверила и половины пассажиров.
Самолет дрожал, стоя в начале взлетной полосы. Комбат сидел, прикрыв глаза. Ему чудилось, что вернулись прежние годы, и он сидит не в пассажирском лайнере, а в транспортном самолете, готовом к взлету. Рядом с ним его друзья и им предстоит выпрыгнуть с оружием в ночь над незнакомой местностью, изученной только по картам.
Самолет рванулся, запрыгал на неровностях и мягко оторвался от бетона. Подберезский тут же нажал на клавишу вызова стюардессы. Та, понимая, что скорее всего, ее разыгрывают, не спеша подошла к Андрею и, не глядя на него, поинтересовалась:
- Кто меня вызывал?
Комбат, очнувшись от мыслей, ткнул пальцем на Подберезского.
- Он. Ему, наверное, плохо без вас.
- Боюсь высоты, - сказал Андрей, хватая стюардессу за руку, - вам придется держать меня все время полета, иначе голова закружится.
Девушка попробовала мягко высвободить руку из пятерни Подберезского, но тот держал крепко.
При этом он улыбался так искренне и незлобно, что поднимать скандал было бы глупо.
- В самом деле, он очень пугливый, - поддержал игру Бурлаков, - и мама, когда ему было страшно в детстве, всегда держала его за руку.
Помогите, пожалуйста!
- А в постель она вас к себе не пускала?
- Нет, я сам приходил.
- Пустите, я принесу вам три стакана.
- Вот это дело, - рассмеялся Подберезский, - молодец, нашлась-таки как выкрутиться.
- У мужчин в голове или женщины, или выпивка.
Она скоро вернулась, неся вставленные один в один пластмассовые стаканчики, в которых обычно разносят минералку. А Бурлаков уже доставал из рюкзака бутылку водки и завернутые в фольгу бутерброды.
- Может, присоединитесь? - показал он на свободное кресло в соседнем ряду.
- Нет уж, не мой напиток и не мои емкости.
Комбат взял в руки тонкий пластиковый стаканчик, боясь ненароком его помять, подставил к горлышку бутылки и дождавшись, пока водка дойдет до половины, приподнял его:
- Хватит.
В этот момент как раз погасло табло, призывающее пассажиров не курить и пристегивать ремни.
- Поздравляем, - Комбат подмигнул Бурлакову. - За твой день рождения!
- Чтобы ты запомнил его надолго, - поддержал Комбата Подберезский.
Пластиковые стаканчики сошлись, хрустнули вместо звона и мужчины выпили. И тут и Комбат, и Подберезский одновременно вспомнили о том, что на день рождения принято дарить подарки и что подарки у них есть, а застолье вроде бы, началось. Они как бы в гостях, хоть и летят на высоте нескольких километров.
- Ни за что не догадаешься что я тебе припас на день рождения, - Комбат заерзал, вытаскивая из-под сидения рюкзак и, путаясь в завязках, стал его расстегивать.
- Ты и насчет моего подарка не догадаешься, -