я лист из
блокнота вдвое и пряча его во внутренний карман пиджака.
   Петров свое дело знал, деньги от Сундукова получал не за просто так.
   Естественно, тому пришлось раскошелиться, но по сравнению с гонораром
Сундукова траты Петрова были просто смешными: три бутылки коньяка, букет
цветов, две  коробки  конфет,  флакон  французских  духов  и  бесплатное
приложение к подарку  -  десяток  незатертых  комплиментов,  на  которые
Петров был большим мастером. Все, что хотел, он  узнал  в  течение  дня,
естественно, не в киоске  горсправки.  Что-то  в  министерстве  обороны,
что-то в ФСБ, что-то в МВД, что-то в Генштабе.
   Бумаг на Рублева и Порубова набралось немного, они все  уместились  в
тоненькой пластиковой папочке  голубого  цвета.  На  папочке  золотилось
тисненое изображение собора в Кижах. Один из крестов был потерт. С  этой
папочкой в кейсе ровно в десять утра следующего дня  Петров  появился  в
приемной хозяина фирмы "Свой круг".
   - Скажи боссу, Петров пришел, - улыбнувшись  во  весь  рот  немолодой
секретарше, проговорил посетитель.
   - Сейчас доложу.
   Дверь распахнулась мгновенно, будто Сундуков только Петрова  и  ждал,
словно ради этой встречи он и приехал в фирму.
   - Проходи. Вижу по глазам, что не с пустыми руками появился.
   - Это будет стоить дорого. Я разорился неимоверно. Офицеры  обнаглели
жутко, дерут нещадно,  невзирая  на  звания  и  заслуги.  Представляешь,
капитан требует больше, чем полковник?
   - Представляю, - глаза Сундукова нервно поблескивали.
   Зачем такая информация Сундукову, Петров, естественно,  не  знал.  Но
если человек выкладывает большие деньги, значит, это ему нужно. А совать
свой нос в чужие дела Петров давным-давно отвык, жизнь отучила.
   Он щелкнул кодовым замком и подал папку:
   - Вот и весь послужной  список  на  двух  орлов,  на  двух  настоящих
героев, обиженных властью.
   - С чего ты взял, что они обижены?
   - Почитай. Это документы, выписки из приказов и из личных дел. В  ФСБ
на них ничего нет. И в МВД на них тоже ничего нет, кроме пары драк. Я бы
удивился, если бы они не дрались, с таким прошлым только в гладиаторских
боях выступать.
   Знаешь, Антон Михайлович, честно тебе скажу, на Рублева  поставил  бы
косарь вслепую, не задумываясь, и уверен, он не подвел бы.
   Сундуков сидел и  читал  суховатый  казенный  текст,  надерганный  из
разных документов. Иногда возвращался к  прочитанному,  поправлял  очки,
иногда хмыкал, вздыхал, улыбался.
   - Как думаешь, Петров, опыт у тебя большой, эти двое с органами могут
быть связаны?
   - Не похоже, - сказал Петров, -  во  всяком  случае,  по  бумагам  не
похоже.
   Будь Рублев связан с органами, уверен, орден  бы  ему  дали.  Видишь,
приказ о награждении Звездой отменили, есть, за что на власть  обижаться
и злобу затаить.
   - Как ты думаешь, Петров, - задал следующий вопрос  Сундуков,  -  они
серьезным теневым бизнесом могут заниматься?
   - Порубов - вполне, а Рублев наскоками. Связи у него,  скорее  всего,
остались в военной среде, может наркотиками торговать,  причем  большими
партиями. Но это все предположения, я отвечаю  лишь  за  документы.  Они
полностью соответствуют тому, что лежит в сейфах Министерства обороны. А
кто их туда положил, меняли их, извлекали, я тебе не скажу.
   - Хорошо.
   Сундуков, как всегда, выдвинул левый ящик письменного стола  и  отдал
Петрову причитающиеся ему деньги.
   - Думаю, это покроет твои издержки?
   - Если не считать  протертых  штанов,  истоптанных  ботинок,  боли  в
пояснице, то вполне.
   - Вот видишь! - Сундуков положил документы туда, где до  этого  лежал
конверт с деньгами, проводил гостя до двери. Затем вернулся  и  еще  раз
пересмотрел  принесенные  Петровым  бумаги,  на  этот  раз   чрезвычайно
внимательно, выискивая, к чему бы придраться, за что зацепиться.
   Изготовить подобную фальшивку было практически невозможно. Информацию
Петров  почерпнул  из   разных   источников,   а   зная   о   российской
расхлябанности и неразберихе,  Сундуков  понимал:  где-нибудь  получится
прокол, возникнет нестыковка. Но информация была практически  идентичной
даже в мелких деталях.
   И постепенно в голове  Сундукова  сложились.  два  портрета.  Первый,
человека, который, будь менее своенравным,  наверняка  носил  бы  сейчас
генеральскую   папаху.   А   так,   оставался   лишь   майором   запаса.
Десантно-штурмовой батальон особого назначения - не шуточки,  человек  с
весом в армии. Судя по наградам, с огромным боевым опытом, а если  взять
во внимание и характеристики, то даже люди, не любившие его,  отзывались
о нем исключительно как о герое. Но по документам он  героем  так  и  не
стал.
   Награждение  Звездой  отменили  в  самый   последний   момент   из-за
написанного  Рублевым  рапорта,   в   котором   он   не   согласился   с
командованием. Из армии его тогда отпустили. Зачем иметь  несговорчивого
командира, зачем иметь головную боль, когда даже министру обороны  тогда
казалось, что чеченскую  проблему  может  решить  один  полк  в  течение
нескольких недель?
   "Подумать у него время было, - усмехнулся Сундуков, - никуда не  лез,
восстановиться в армии практически не пытался. Зол,  наверное,  был  как
собака, зол и сейчас. Думал, думал и решил теперь взять от властей  все,
что недополучил. Отыскал  своего  приятеля,  с  которым  геройствовал  в
Афганистане, но который, в отличие от него, круто поднялся. Круто  -  по
смоленским меркам,  а  по  московским  Порубов  -  заурядный  бизнесмен.
Десяток киосков в Москве дают больший доход, чем два ресторана в  центре
Смоленска".
   Сундуков представил себе схему, по которой могли действовать  Порубов
с Рублевым в одной связке. У Порубова были деньги,  тысяч  двести-триста
он со скрипом мог достать, наскрести, заложить все, что имел. Рублев для
Порубова - непререкаемый авторитет. У Рублева же оставались связи, еще с
афганской войны.
   Может, кто-то, где-то, какой-нибудь полковник имеет доступ к складам,
к оружию, вот и предложил он Рублеву, зная, что тот не  сдаст,  толкнуть
партию оружия.
   "И Рублева, и Порубова сразу же после сделки надо ликвидировать. Да и
Толстошеева заодно, слишком много он  обо  мне  знает.  Давно  уже  пора
обрезать все концы здесь, в России. Буду брать!"  -  наконец  решил  для
себя Сундуков.

Глава 11

   Сразу же после визита в автосервис Рублев  и  Порубов  встретились  с
полковником Бахрушиным, естественно, перед этим поколесив  по  городу  и
спалив почти бак бензина, чтобы удостовериться - слежки за ними нет.
   Бахрушина разговор устроил.
   -  Значит,  вначале  Толстошеев  хочет  убедиться,  что  вы  его   не
собираетесь кинуть, что вы не подставные, а настоящие торговцы.  Что  ж,
это мы сделаем.

***

   В семь часов вечера джип "чероки", за  рулем  которого  сидел  Мишаня
Порубов, а рядом с ним Борис Рублев въехал  на  территорию  автосервиса.
Приезд предварил лишь телефонный звонок Рублева.
   - Бабки достал? - грубовато спросил Рублев у Толстошеева.
   - Достал, - только и успел ответить тот.
   - Тогда жди, приезжаем, - и телефон отключился.
   "Что за лажа?" - подобного Толстошеев не ожидал.
   Сколько ждать, куда потом ехать,  он  себе  не  представлял.  Но  раз
ввязался, пришлось сидеть и ожидать.
   Ожидание было недолгим. Толстошеев выбежал к джипу.
   - Куда ехать? - опустив стекло, спросил Рублев.
   - Где товар?
   - Где, где... - Рублев показал большим пальцем себе  через  плечо.  И
только тут до Толстошеева дошло, что  эти  двое,  как  настоящие  психи,
привезли изделие с собой.
   Заднее сиденье было снято, а на  полу  джипа  лежал  свежевыкрашенный
деревянный ящик. Толстошеев засуетился. Он приказал  выгнать  из  одного
гаража недоремонтированный автомобиль  и  загнать  туда  джип  "чероки".
Наконец, закрыв ворота, Толстошеев рукавом куртки вытер вспотевшее лицо.
   - Вы что, с ума сошли? Какого хрена его сюда притащили?
   - Ты по-другому хотел?  Мы  с  Мишаней  всегда  так  работаем.  Бабки
готовы?
   - Готовы, готовы, - с придыханием ответил Толстошеев.
   А Мишаня с Рублевым уже вытаскивали ящик.
   - Вот, смотри. Дай гвоздодер.
   Гвоздодера не нашлось, и  Мишаня  монтировкой  вскрыл  ящик.  В  этот
момент Толстошеев сидел, зажмурив глаза, боясь,  что  сейчас  громыхнет.
Темно-зеленый  длинный  цилиндр,  похожий  на  ствол  толстого  бамбука,
поблескивая смазкой, покоился в  ящике.  Все  остальные  причиндалы  для
наведения "Иглы" лежали рядом в специально оборудованных отсеках.
   - Вот она, - веско  произнес  Рублев  и  отвел  полу  курки,  как  бы
случайно, словно пытаясь достать пачку сигарет.
   Толстошеев увидел рукоятку тяжелого пистолета, заткнутого за  ремень,
безошибочно определил марку - это был пистолет Макарова. У Мишани из-под
брючного ремня торчала рукоятка "Магнума". Он, как бизнесмен,  мог  себе
позволить заграничное оружие.
   Для порядка Толстошеев осмотрел "Иглу", хотя от волнения мало что мог
понять.
   - Исправная? - спросил он, непонятно к кому обращаясь.
   - Хочешь, продемонстрирую? Самолеты здесь низко не летают, правда, но
могу в какую-нибудь тачку садануть.
   - Не надо, - всполошился Толстошеев, одновременно и понимая, что  это
шутка, и в то же время опасаясь двух психов, которые  через  всю  Москву
провезли на джипе стратегическое оружие. На ящике не было ни пломбы,  ни
каких-либо надписей и этикеток, все уничтожено.
   - Погодите, сейчас принесу деньги.
   - Нет, так не пойдет, - взяв за  локоть  Толстошеева,  остановил  его
Комбат. - Пойдем вместе. Знаешь, Матвей, всякое  в  жизни  бывает.  Если
что, - Комбат запустил руку в карман  куртки,  вытащил  боевую  лимонку,
указательным пальцем левой руки выдернул чеку, даже не  отгибая  усиков,
и, взяв правой рукой за локоть Толстошеева,  Сжимая  в  кулаке  лимонку,
повел его к  вагончику,  даже  не  поинтересовавшись,  там  ли  спрятаны
деньги.
   Толстошеев шел,  боясь  споткнуться.  Рублев  же  шел  рядом  с  ним,
улыбаясь, словно у него были не пальцы, а безотказные  кузнечные  тиски,
из которых ничто не может вырваться.
   - Не волнуйся, Толстошеев, если ты с нами честно,  мы  с  тобой  тоже
честно. Мишаня плелся сзади.
   - Вот и порядок, - оказавшись в вагончике, ласково произнес Комбат.
   Толстошеев  подошел  к  урне  и  вытащил   из-за   нее   непрозрачный
полиэтиленовый пакет с надписью "Универсам Юбилейный".
   - Мишаня, посчитай, - обратился Рублев к своему напарнику.
   Мишаня преспокойно вытряхнул  деньги  на  стол.  На  столе  оказалось
десять пачек в банковской упаковке.
   - Сто штук, как договаривались.
   Мишаня потряс каждую пачку, пять засунул себе в  карман,  пять  отдал
Комбату. Тот, продолжая  держать  гранату  в  кулаке,  сунул  деньги  за
пазуху.
   - Теперь пошли, Толстошеев, проводишь. Кстати, до завтрашнего  вечера
я могу  принять  рекламации.  Если  что-то  где-то  неисправно,  мы  все
устраним.
   Гарантийный срок - десять лет, если,  конечно,  доживешь,  или  мы  с
Мишаней не подохнем, - Рублев  нахально  расхохотался.  -  Ты  не  тяни,
Матвей, за нами девятнадцать штук, а они не в Москве. Ты  уж  извини,  в
джип больше двух не влезает.
   - Вы все девятнадцать собираетесь ко мне сюда перевезти?
   - Нет, что ты, зачем? Скажешь куда, мы доставим, а на чем и как - это
наши проблемы. Будет надо срочно, вертолетом привезем, - то ли шутя,  то
ли всерьез бросил Комбат.
   Прямо при Толстошееве Комбат вытащил из кармана чеку, заправил  ее  в
гранату, любовно разогнул усики и хмыкнул:
   - Хочешь, подарю, Матвей? Только так не храни,  запал  выверни.  Она,
между прочим, настоящая, не фуфел.
   Толстошеев был рад, когда за джипом закрылись ворота автосервиса.
   Подаренная граната  неприятно  оттягивала  карман  плаща.  Толстошеев
позвал двух своих людей, и  они  перетащили  закрытый  ящик  в  укромное
место, в один из подвалов. Толстошеев собственным навесным замком закрыл
железную дверь и только после этого понял, что не может  унять  дрожь  в
коленях. Если сейчас он не выпьет стакан водки, ему станет совсем  худо.
Он видел за свою жизнь много отвязанных мужиков, но таких - впервые.
   "Сущие дьяволы! Хорошо еще, что я им не заказал несколько танков, они
бы на них, наверное,  по  кольцевой  приехали  с  транзитными  номерами.
Разворотили бы мне весь асфальт на площадке и машины помяли. Уроды!"
   Но выбора у Матвея Толстошеева не было. Бывшие десантники  сказали  -
сделали.
   Комбат и Мишаня Порубов ехали в джипе. Мишаня спросил:
   - Борис Иванович, а если бы нас гаишники тормознули?
   - За что? Мы же правил не нарушаем, документы у нас в порядке.  Разве
что, накладных на груз нет, но может, я его с одной квартиры  на  другую
перевожу? Не требуют же бумаг на перевозку холодильника!
   Порубов рассмеялся, понимая, что их бы, конечно, повинтили. Но  в  то
же время он знал, что за ними следовали две машины ГРУ, и  недоразумение
тотчас бы устранили. И сейчас за  ними  неотступно  следовала  гээрушная
машина.
   Мишаня вытащил деньги, разложил их на коленях.
   - Солидно выглядят. Ты, Комбат, такие деньги в руках держал?
   - Держал, Мишаня, и больше держал. Только не мои это были  деньги,  и
эти не наши. Вынь-ка из моего кармана.
   Все доллары сложили в  полиэтиленовый  пакет  с  надписью  "Универсам
Юбилейный", и Мишаня бережно поставил его между  сиденьями,  как  ставят
пакет с бутылками, чтобы не побились.
   Через час Мишаня Порубов и Комбат уже  были  у  Бахрушина.  На  столе
ровными стопочками лежали деньги, и  Комбат  лаконично  докладывал,  как
прошел разговор и о чем договорились с  Толстошеевым.  Запись  разговора
имелась, но Леониду Васильевичу было  важно  знать  то,  как  оценивает,
встречу сам Комбат.
   Ведь малейшее движение глаз, поднятая бровь, дрожь в  пальцах  иногда
могут рассказать больше, чем самые многословные признания.
   - Как тебе показался Толстошеев?
   - Мерзавец, - тут же поставил диагноз Комбат, -  Это  сразу  ясно,  -
улыбнулся Бахрушин, - но мерзавцы случаются разные.
   Среди  них  встречаются  и  храбрые,  и  принципиальные,  гнусные   и
трусливые.
   - Немного труслив, - задумавшись, произнес Комбат, - но в меру.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Если речь зайдет об его собственной жизни или о благополучии, горло
перегрызет. Осторожен.
   - Располагает к себе? - поинтересовался Бахрушин как бы между прочим.
   - Ни в малейшей степени. Я таких людей на дух не переношу.
   - А тебе он как, Мишаня?
   - Мужик как мужик, -  ответил  десантник.  -  Сейчас  все  бизнесмены
такие.
   Я тебе, Комбат, по секрету скажу, что, когда сам между ними  кручусь,
таким же становлюсь, во всяком случае, вид на себя напускаю.
   - Э, нет, - покачал головой Комбат, - ты, Мишаня, не такой.  Нутро-то
у тебя не гнилое, ты не из того теста слеплен.
   - Все люди из одного теста испечены, - возразил Порубов.
   - Ты на себя не наговаривай. Был бы ты таким, не ездил бы со мной.
   Тебе, Мишаня, какой интерес  во  всем  этом  деле?  Никакого,  только
деньги в Смоленске теряешь. Ты хоть звонил, интересовался,  как  у  тебя
бизнес дома идет?
   - Гори он гаром, - беззаботно воскликнул Мишаня Порубов, потом  вдруг
удивился своей бесшабашности и захотел немедленно позвонить в  Смоленск,
потому как знал, что без него дела могут завалить.
   - А ты говорил, из такого же теста! - засмеялся Комбат. - До этого ты
не своим делом занимался!
   Бахрушин слушал перепалку друзей и улыбался. Пока все шло так, как он
и  предполагал.  Единственной  головной  болью  на  этот   момент   было
оставленное на автосервисе оружие. За  него  Бахрушин  отвечал  головой,
собственноручно расписался.
   Выстрелить на поражение из этой штуки было  невозможно,  оружие  было
умело выведено из строя. Но понять это можно, лишь  стреляя  по  летящей
цели. И еще Леонид Васильевич понимал  психологию  покупателя:  ни  один
сумасшедший не станет испытывать оружие в Подмосковном  лесу  -  слишком
дорогое удовольствие.
   Один выстрел - и сто тысяч долларов вылетело на ветер.
   Это не из пистолета пострелять недалеко от дачи. Кроме всего прочего,
за автосервисом было установлено наблюдение по всему периметру, а в саму
"Иглу"  был  вмонтирован  небольшой  радиомаячок,  замаскированный   под
электронный чип. Так что если бандиты и захотят вывезти оружие, то  путь
его будет отслежен,  расстояние  действия  радиомаяка  было  равно  пяти
километрам, более мощный передатчик могли засечь.
   Бахрушин смотрел на стопки денег и  думал.  Слишком  быстро  и  легко
Толстошеев расстался с деньгами. Но не  это  удивляло  полковника,  ведь
Толстошеев всего лишь посредник, отдает чужие деньги. Чем меньше держишь
чужие деньги в руках, тем меньше риск, что ты к ним привыкнешь и уже  не
сможешь расстаться. Но человек, у которого он вырвал сто тысяч, был  или
патологически щедр или имел очень много денег.
   Странное дело...  Глядя  на  пачки  денег,  на  сто  тысяч  долларов,
Бахрушин не испытывал никаких чувств, хотя даже когда получал  зарплату,
то волновался.
   Сейчас же он смотрел на них, как на резаную бумагу, ни  волнений,  ни
переживаний. Лежат себе посреди стола аккуратно сложенные, можно из  них
даже домик построить, забор, невысокую башню.
   Он вытащил купюру,  новенькую,  хрустящую,  казалось  даже,  что  она
пахнет типографской краской, хотя запаха  никакого  не  было.  Рельефные
надписи, волоски, металлическая полоска с  мелкими  надписями  -  купюра
выглядела идеально. Чисто из интереса Бахрушин просмотрел номера купюр в
одной пачке. Номера и серии были разными.
   "Деньги не пользованы, - подумал Бахрушин, - и как он знал, обычно  в
таких случаях номера купюр  идут  по  порядку.  -  Наверное,  специально
подбирали, потому что настоящий продавец на  месте  Комбата  никогда  не
согласился  бы  взять  номера  по  порядку.  Такую  партию  денег  легко
отследить. Значит, учли и этот момент".
   - Комбат, как ты думаешь, деньги настоящие? - резко  вскинув  голову,
поинтересовался Бахрушин.
   - Нет, - убежденно ответил Комбат.
   - С чего ты взял?
   - На настоящие деньги купить что-то можно, а на эти деньги ни  я,  ни
Мишаня даже бокал пива не купим.
   - Я про другое спрашиваю: слишком уж легко они достались.
   Комбат пожал плечами:
   - Деньги как деньги. Был бы здесь мой брат банкир, он бы вам  сказал.
У него чутье на купюры. А насчет того, что он легко с ним расстался, так
это бредни. Я думаю, вы тоже, Леонид  Васильевич,  сунь  вам  гранату  с
выдернутой чекой под мышку, быстренько зарплату свою отдали бы.
   Бахрушина передернуло. Ему показалось, что под  мышкой  у  него  и  в
самом деле зажата граната. Порубов сидел невозмутимый и гордый за своего
бывшего командира.
   - Михаил, это правда, что Комбат его гранатой пугал?
   - Правда. Он потом ему еще ее и подарил.
   - Погоди, погоди, - призадумался Бахрушин, -  я  же  гранаты  вам  не
давал, только "Иглу".
   - Подумаешь, граната... -  возмутился  Рублев.  -  Ну,  была  у  меня
граната, я их в комоде держу. Вы же сами видели!
   Бахрушин не мог припомнить. Он-то помнил, что при нем Комбат  не  раз
выдвигал нижний ящик комода, где лежала чистая тельняшка  и  как  клубок
змей  -  выстиранные  носки.  Вполне  могло  оказаться,  что  среди  них
затесался и пяток гранат.
   - Не надо было - простодушно поинтересовался Комбат. -  Если  что,  я
поеду, заберу.
   - Не надо, - мрачно ответил Бахрушин. Порубов потянулся к деньгам.
   Все-таки из троих людей, сидевших в кабинете,  он  доллары  держал  в
руках каждый день. С видом знатока Мишаня  поднял  сотку  за  уголок  и,
щелкнув по ней  пальцами,  поднес  к  уху,  словно  глуховатый  музыкант
камертон.
   - Звенит, - резюмировал он.
   - Правильно звенит или не правильно?
   - Я же не Шаляпин, чтобы по звуку определить?
   - Ты бы такие деньги взял?
   Мишаня задумался:
   - Я не люблю,  когда  купюры  непользованные.  Самое  надежное,  если
бумажка немного по свету похо