шку,
отколупал и слез вниз. Там два  прохода,  бля...  Я  слез,  светил  себе
спичками и добрался до цистерн. А там кран...
   - Ох, бля, - с облегчением вздохнул полковник Иваницкий, понимая, что
по такой вот досадной оплошности все его хозяйство,  все  его  несметное
богатство могло взлететь на воздух.
   Спичка, спирт, пары, идиот новобранец. Это какой же был бы взрыв!
   "Но слава богу, пронесло!"
   И теперь дело оставалось за малым.
   Наконец новобранец остановился перед ржавой металлической  лестницей,
ведущей наверх, и ткнул пальцем в перекрытие склада.
   - Вот здесь.
   Подполковник Борщев, оттолкнув его, вскарабкался наверх и увидел  над
головой  у  себя  диск  люка,  какими  обычно   в   городах   прикрывают
канализационные шахты. Упершись в него плечами, он  приподнял  крышку  и
увидел над собой звездное небо. Люк выходил на поверхность неподалеку от
складов авиационных бомб. За  шиворот  ему  тут  же  посыпались  комочки
земли, сухие травинки вместе с прицепившимися к ним жучками.
   Борщев вжал голову в плечи и осторожно опустил люк на место.
   "Придется заварить, - подумал он, - и снова все самому. Никому нельзя
доверять!
   Теперь придется разбираться с этим недоумком,  ведь  он  мог  кому-то
разболтать о том, что в подземелье спирт".
   Борщев быстро спустился по  лестнице  и  заглянув  в  глаза  солдату,
ласково поинтересовался:
   - Скажи, сынок, сколько раз ты здесь бывал?
   - Бля, всего один раз - один. Бля... Товарищ подполковник.
   - Один раз?
   - Бля буду!
   Иваницкий на всякий случай показал поднятый указательный палец.
   - Один раз, один...
   - Ты здесь не был ни разу. Вообще ни разу, и ни о чем не знаешь.
   - Понял, объект секретный, молчать буду.
   А ведь это пострашнее атомной бомбы будет, - захихикал солдатик.
   Иваницкий прекрасно понимал, даже не настолько страшно будет, если  о
спирте в подземном хранилище узнают солдаты, куда страшнее, если об этом
узнают младшие офицеры и прапорщики. Тогда всей секретности каюк,  тогда
конец прибылям. Тогда остановится зеленый  ручеек,  и  баксы  перестанут
капать.
   - Так ты точно никому не рассказывал?
   - Бля буду, никому, полковник... Товарищи...
   - Это хорошо, - Иваницкий даже потрепал по щеке молодого солдата.
   - Что я дурак кому-то говорить? Они же все сюда полезут, как  муравьи
на сахар. Всем же, бля, полковник, товарищ, выпить хочется... Вот  и  вы
пришли, - он глупо улыбнулся, но постепенно начинал трезветь.
   "Его придется продержать здесь до утра.
   Потом завезти в санчасть и упрятать в изолятор  на  неделю-другую.  А
дальше подумаем, что  с  ним  делать.  Тем  более,  большой  проблемы  с
новобранцем не существует. Позвонил, договорился и солдата переведут  из
их части куда-нибудь в Смоленск или вообще на Курилы.  А  там  он  пусть
рассказывает басни о цистернах со спиртом. Там ему никто не  поверит,  а
если и поверит, то и пусть".
   Решение было принято правильное. Иваницкий прекрасно знал, что  самым
лучшим выходом было бы убить солдата. Скинуть в цистерну  со  спиртом  и
пусть себе лежит заспиртованный - месяц, два, три, год. А можно  скинуть
в реку, столкнуть с обрыва.
   Но он же тогда,  мерзавец,  всплывет  где-нибудь  внизу  по  течению.
Найдут сельские жители, приедет военная прокуратура, то, да се...
   "На хрена мне неприятности? Лучше отправим его куда-нибудь подальше -
за Урал или на Курилы. Там ему, щенку и мерзавцу, самое место.  И  пусть
там рассказывает про составы со спиртом, пусть хвалится. Это  будут  уже
его проблемы, а не мои с Борщевым и, самое главное  -  не  Гапона  и  не
людей из штаба и Министерства обороны. В общем, слава богу,  что  Борщев
нашел какую-то дрянь на подошвах этого гээрушника,  и  мы  пришли  сюда.
Если бы этого не случилось..." - полковник  резко  повернулся  к  своему
заму.
   - Слушай, а если мы  сейчас  с  тобой  сюда  не  пришли  бы,  что  бы
началось, а?
   - Не дай бог, полковник, не дай бог... Они прорыли бы тоннели к  этим
цистернам, сосали бы из них, как пиявки кровь из жопы,  до  посинения...
Все бойцы ходили бы пьяные. Хотя и это не страшно, спирта здесь на  всех
хватит, торговать бы им начали, в окрестные деревни продавать начали бы.
А это для нас - смерть.
   В общем, в санчасть его, полковник, и пусть там  лежит.  И  чтобы  на
окнах стояли решетки.
   - Там, в изоляторе, решетки,  кажется,  есть.  А  фельдшеру  скажешь,
Борщев, что этот мерзавец два дня без перерыва блюет, что у него холера.
Пусть проверяют. Пусть везут в гарнизонный госпиталь, а я позвоню  и  со
всеми там договорюсь. В общем бояться нечего.
   Хорошо, что отловили его. А люк заваришь, понял?
   - Понял, полковник, заварю, куда я денусь.
   - И как только мы его с тобой пропустили? А может еще где-нибудь есть
люки? План у нас с тобой старый, синьки последних  лет  на  изгибах  все
затертые...
   - Был бы план подробнее.
   - Нам с тобой, Борщев, еще год продержаться. За этот  год  Гапон  все
отсюда вывезет, ничего не останется, кроме железа. А потом в самом  деле
затопим водой, как  Гитлер  метро  в  Берлине,  заложим  ворота,  зальем
цементом и пусть там цистерны ржавеют, наше дело маленькое.
   Солдат спал, уткнувшись лицом в изгиб  локтя.  Время  от  времени  он
вздрагивал, сопел, будто на него садились мухи, судорожно дергал ногой.
   - Ух, мерзавец! Ух, проныра! Ух, шустрый! - сказал Иваницкий на  этот
раз  почему-то  взглянув  на  солдата  с  неподдельной   любовью   и   с
восхищением. - Давай его отсюда вытащим. Кати вагонетку.
   Загремели металлические колеса на стыках рельсов и  вскоре  вагонетка
остановилась шагах в десяти от мирно спящего солдата.
   - Спит?
   - Спит, скотина.
   Полковник и подполковник, боясь разбудить бойца, аккуратно взяли  его
за руки  и  за  ноги,  отнесли  в  вагонетку  и,  как  два  раба  своего
повелителя, покатили вагонетку  к  эстакаде,  упираясь,  тяжело  дыша  и
потея.
   А солдат спал.  Наверное,  ему  снилась  родная  деревня,  колодец  с
холодной водой и большое железное, немного помятое ведро. Он пил во  сне
воду, не отрываясь, но жажда не проходила, хотя в ведре становилось  все
меньше и меньше.
   "Надо будет еще раз опустить ведро в глубокий колодец, вытащить  воды
и опять припасть к холодному шершавому железному краю и хлебать, хлебать
до ломоты в зубах".
   Досмотреть сон солдат не успел. Подполковник Борщев перевернул поддон
вагонетки, и солдат плюхнулся на бетон. Он вскрикнул, ойкнул  и  вскочил
на ноги, думая, что это старослужащие сбросили его с кровати на пол.
   Замахал перед собой руками, словно отгоняя назойливых мух или пчел.
   - Стоять!
   Голос своего командира солдат мог узнать из тысяч других.  Он  открыл
глаза и прижал руки к потертым карманам галифе.
   - Борщев, - сказал полковник Иваницкий, - доставь бойца  в  часть,  в
санчасть и пусть там его подержат до моего распоряжения.
   Борщев, махнув солдату рукой, приказал  тому  идти  вперед.  И  когда
подполковник  Борщев,  его  подопечный  в  помятой  грязной  гимнастерке
исчезли, растворились в  темноте  тоннеля,  полковник  Иваницкий  увидел
удивительную вещь, которая потрясла  его  до  глубины  души.  Он  увидел
отпечатки протекторов "Урала",  который  проехал  по  луже  со  смазкой.
Именно здесь машина приостанавливалась, когда он вскакивал на подножку.
   И так же он увидел четыре четких следа ботинок, ведущих от колонны  к
машине. И он абсолютно ясно вообразил  себе  и  представил,  как  майор,
спрятавшись за колонной, улучил момент, когда машина идет медленно, и  в
четыре прыжка преодолел расстояние между ним и цистерной.
   "Наверняка,  сволочь,  уцепился  за  лесенку",  -  подумал  полковник
Иваницкий.
   Теперь у него сомнений не оставалось - где именно провел  часть  ночи
майор ГРУ Петр Кудин.
   - Все  ясно,  -  с  какой-то  горечью  и  одновременно  с  сожалением
пробормотал полковник Иваницкий.
   "Вот ведь ловкий мужик! А так прикинулся, что даже я  поверил,  будто
он в задницу пьяный. Ну ничего, на каждую хитрую жопу есть хер с винтом.
И тебе, майор, на этот раз несдобровать. Это уже не моя проблема, не мое
желание, тобой займутся, скорее всего, другие люди, а я на свою  задницу
приключений искать больше  не  буду.  Солдата  отправлю  в  какую-нибудь
Сибирь, а с тобой, майор, и с твоими шустрыми ребятами  разберутся  люди
Гапона. И зря ты сломал телефон в своем номере, зря... Теперь  тебе  уже
никуда не дозвониться".
   Сразу от складов, благо было недалеко, полковник Иваницкий отправился
в свой кабинет.  Солдат,  несущий  караул,  отдал  ему  честь,  доложил,
немного удивленный тем, что  начальник  полигона  появился  в  неурочное
время на службе. Но скоро нашел этому  приемлемое  объяснение:  приехала
проверка.
   О проверке на полигоне уже знали все.
   Обычно такие посиделки с девочками, с музыкой, выпивкой  затягивались
до самого утра, несколько  нарушая  плавное  течение  солдатской  жизни.
Вообще-то солдатам  на  полигоне  служить  нравилось.  Это  не  то,  что
какая-нибудь действующая часть: никто их здесь не дрючил, никаких учений
и стрельб, никаких кроссов. Только следи за тем, чтобы  территория  была
чистая, да никто из посторонних не проник через трехрядную колючку.
   Иваницкий с тяжелым сердцем открыл  своим  ключом  дверь  кабинета  -
тяжелую, обитую дерматином, тщательно прикрыл ее и  опустился  в  мягкое
старомодное кресло.
   Над   ним   висел   портрет   президента,   по   совместительству   -
главнокомандующего.  Почему-то  именно  сейчас  это   лицо   вызвало   у
начальника полигона приступ раздражения.  Он  даже  скривил  недовольную
мину и придвинул  к  себе  телефонный  аппарат.  Трубка  показалась  ему
неимоверно тяжелой, прямо-таки неподъемной, поэтому полковник  Иваницкий
опер локоть о подлокотник кресла  и  приложил  холодную,  как  могильная
плита, трубку телефона к горящему огнем уху.
   Он дрожащим указательным пальцем быстро набрал номер. Это был  номер,
по которому всегда можно  было  найти  Гапона.  И  действительно,  через
десять секунд послышался недовольный вздох:
   - Ну, я слушаю.
   -  Говорит  Иваницкий,  -  упавшим  голосом,  с   нотками   извинения
пробормотал полковник.
   - Ну, слушаю тебя, говори, что стряслось?
   - ЧП, Матвей Гаврилович!
   - С машиной что-нибудь?
   - Нет, машину отправили как всегда. Ваш человек принял, все нормально
устроили.
   Но тут у меня проверка приехала...
   - Знаю, звонил же ты мне уже один" раз, - сказал Гапон.
   - Новые обстоятельства... Офицеры из ГРУ проверяли склады.  Не  знаю,
что искали, говорили, якобы, считали авиабомбы.  Но  я  выяснил,  искали
никакие не бомбы.., а один из них добрался до склада.
   - Погоди, не телефонный разговор, - сказал Гапон. - Погоди, я  сделаю
так, чтобы нас не слушали и сам тебе перезвоню.
   Полковник Иваницкий, положив трубку, с  облегчением  вздохнул.  Затем
поднял тяжелый графин с теплой водой, налил себе стакан до  краев,  даже
не обратил внимание на то, что вода пролилась на бумаги, разложенные  на
столе, и жадно выпил тепловатую воду. Через пару минут затрещал телефон.
Иваницкий схватил трубку.
   - Полковник Иваницкий!
   - Так вот, слушай. Я все  дело  улажу.  Ты,  полковник,  не  паникуй,
продолжай заниматься своим делом, будто ничего и не произошло.
   Проверку отправишь как положено, но перед этим сообщишь  мне.  Запиши
номер, - и Гапон продиктовал семизначный номер. - На этом  номере  будет
мой человек, зовут его Никита.
   Все ему расскажешь  и  объяснишь.  И  самое  главное,  ни  о  чем  не
беспокойся. Мои люди уже занимаются твоей проверкой,  выясняют  кто  они
такие, эти гээрушники, и что им надо на моих  складах.  Не  бойся,  всех
поставят на место. А ты, Иваницкий, занимайся своим делом. И еще, слушай
внимательно:  приструни  своего  Борщева,  распоясался,  козел,   дальше
некуда. Сорит деньгами, пьянствует, звонит  по  телефону,  поднимает  на
ноги важных людей.
   На хрен нам все это  надо?  Угомони  его,  а  то  мне  придется  этим
заняться.
   - Борщев в принципе ничего.
   - Срать я хотел, что он ничего. На его место найдем сто человек. Он в
этом деле ничего не решает, он ноль. Решаешь ты.
   И тут Иваницкий понял, и холодок пробежал по его телу от самых  пяток
до корней волос. Он догадался  по  тону  Гапона,  что  и  он,  начальник
полигона, полковник Иваницкий, тоже в этом деле ноль и  тоже  ничего  не
решает.
   Вбрасывать  конец  шланга  в  цистерну   и   вынимать,   следить   за
выскакивающими цифрами может любой, даже солдат,  который  не  прослужил
еще и полгода. И если он сейчас пожалел новобранца, то его,  полковника,
не пожалеют, и он  исчезнет,  растворится,  как  кусок  мяса  в  соляной
кислоте, и не останется от  него  даже  железных  пуговиц  с  двуглавыми
орлами.
   И звездочки на его погонах растворятся в кислоте и  исчезнут,  улетят
на небеса и будут светить там. И  его  не  будет,  как  будто  он  и  не
родился.
   - Ты меня понял? - послышался голос Гапона, уверенный и спокойный.  -
Ну вот и хорошо,  -  сказал  Гапон  в  продолжение  предыдущей  фразы  и
послышались длинные гудки.
   Иваницкий даже не успел ответить.  Он  тяжело  задышал,  так  тяжело,
словно бы пробежал пятикилометровый кросс  во  всей  боевой  выкладке  с
противогазом, с автоматом, с гранатами и прочей болтающейся дрянью.
 
Глава 13 
 
   Гапон знал своих людей, знал, что его задание они  выполнят.  Поэтому
он мог представить  себе  как  произойдет  авария.  Он  любил  в  мыслях
пробираться в будущее, а потом сравнивать реальный результат  со  своими
догадками.
   Супонев-Гапон прикрыл глаза и вообразил себе шоссе, мчащийся по  нему
"рафик" с проверяющими. В его мозгу картина предстала таким вот образом:
   "...ни шофер "рафика", ни его пассажиры не обратили никакого внимания
на замерший на обочине джип, в котором за рулем сидел парень  в  кожаной
куртке, приложивший к уху то ли радиотелефон, то ли рацию.
   - Они проехали, - коротко сказал парень, когда  "рафик"  с  армейским
номером миновал его машину.
   - Понял, - прозвучал короткий ответ и рация замолкла.
   Джип вырулил на полосу и  пошел  за  "рафиком"  на  расстоянии  около
трехсот метров. Лес обступил шоссе  с  двух  сторон.  Старые  ели  двумя
высокими  стенами  шли  вдоль  дороги.  Полоса  отвода   густо   заросла
орешником, молодым ельником, поэтому лес вглубь не просматривался.  Тут,
в лесу, шоссе проходило по косогору.
   С одной стороны выемка, с другой - глубокий кювет.  Небольшая  лесная
дорога примыкала к полотну. По ней если и проезжало машины три -  четыре
в день, то хорошо. Поэтому о ней и  не  предупреждал  ни  один  дорожный
знак.
   На поросшей травой лесной дороге стоял  "КамАЗ"  с  кузовом-фурой.  В
кабине восседал наголо бритый мужчина с колючим взглядом. "КамАЗ"  стоял
так, что его не было видно с шоссе, пока не поравняешься с выходящей  из
лесу дорожкой. Мужчина прижимал к своему несколько  заостренному  кверху
уху трубку рации и вслушивался в эфир.
   - Приближаемся! - услышал он. - Осталось метров пятьсот!
   Он  повернул  ключ,  завелся  двигатель.  Отжал  сцепление,   включил
передачу, но не спешил трогать машину с  места.  Он  увидел  мелькнувший
среди кустов нежно-желтый "рафик" и просчитав в  уме  до  десяти,  резко
рванул автомобиль с места.
   Шофер микроавтобуса успел увидеть  лишь  то,  как  внезапно  появился
большой кузов "КамАЗа". Он еще надеялся успеть проскочить,  ведь  видел,
что шофер грузовика  смотрит  на  него,  а  значит,  тоже  сейчас  будет
тормозить. "Рафик" вильнул  вправо  и,  идя  колесами  по  обочине,  уже
расходился с "КамАЗом", но тут бритый наголо человек в кабине  грузовика
прибавил обороты двигателя и резко двинул машину вперед.
   Мощный  бампер  "КамАЗа"  ударил  в  борт  рафика,  и   микроавтобус,
завалившись на бок, полетел в кювет, ломая стволы тонких елей.
   Майор  Кудин  даже   не   успел   проснуться,   когда   микроавтобус,
перевернувшись, рухнул крышей на застывшую, поросшую мхом глыбу  бетона.
"КамАЗ" сдал задом в лес и мужчина, сжимая в руках пистолет, выскочил из
кабины. Подоспел и джип  с  парнем  в  кожаной  куртке.  Вдвоем  бандиты
сбежали по откосу и  лысый  осторожно  заглянул  в  салон  микроавтобуса
сквозь разбитое стекло.
   - Ну как? - спросил парень.
   - Кажется порядок. Все готовы.
   Майор Кудин лежал неподвижно. Его лицо и грудь усыпали мелкие осколки
стекла, в руке он продолжал сжимать ручку портфеля.
   Двигатель "рафика" заглох, из пробитого бензобака  на  обросший  мхом
бетон тонкой струйкой тек бензин.
   - Иди поднимись, я  сейчас,  -  скомандовал  лысый  парню  в  кожаной
куртке, и тот принялся карабкаться по откосу.
   По шоссе в это время не  проехало  ни  одной  машины.  Лысый  бандит,
смочил носовой платок бензином, щелкнул зажигалкой поджег его  и  бросил
внутрь микроавтобуса. Сам же, пригнувшись, побежал по откосу подальше от
микроавтобуса. Вспыхнуло яркое пламя. Взрыв прогремел когда они уже  оба
стояли на шоссе.
   - Порядок. Гапон будет доволен, - проговорил лысый, садясь в джип.
   "КамАЗ" они бросили в лесу.
   Отъехав от места происшествия метров на сто, парень в кожаной  куртке
передал рацию лысому.
   - Сообщи для Гапона, что все в порядке, пусть и Иваницкого с Борщевым
успокоит".
   Гапон открыл глаза и подумал:
   "Мои ребята не подкачают, справятся".
 
*** 
 
   Минут через десять после телефонного разговора  с  Гапоном  Иваницкий
успокоился, вытащил  носовой  платок,  вытер  буквально  мокрое  лицо  и
пробормотал:
   "А Борщеву я это дело не спущу. Я его, мерзавца,  урою.  Будет  он  у
меня дерьмо  руками  разгребать.  А  то  мулатки,  баксы,  радиотелефон,
такси... Мерзавец, все дело может погубить!"
   О том, что подполковник Борщев имеет дом на Кипре, участок,  а  также
счета в швейцарском банке и даже абонировал себе депозитарий,  Иваницкий
не знал. Его первые большие личные  деньги  были  спрятаны  тут  же,  на
территории полигона, зарыты на глубине метра и шестидесяти  сантиметров.
А у того места, абсолютно неприметного,  как  считал  полковник,  стояли
таблички: "Не копать! Высоковольтный кабель!".
   Кому придет в голову копать яму возле высоковольтного кабеля? Об этом
месте знал лишь он один и четко помнил два числа: пятнадцать  метров  от
столба и семь метров от угла склада.
   Эту яму полковник Иваницкий вырыл полгода тому назад. Именно в ней, в
железном ящике лежал основной капитал. Было  еще  две  заначки.  Одна  в
подвале под домом, но в подвале, который не принадлежал ему лично, а его
подчиненному, прапорщику Свиридову.
   Там, сославшись на тесноту,  полковник  Иваницкий  хранил  два  мешка
картошки. Расходную же часть денег он спрятал  у  себя  в  кабинете  под
одним из щитов паркета, в углублении.
   Деньги были завернуты в целлофан и обвернуты стекловатой, чтобы их не
сгрызли крысы.
   "А теперь я могу вымыть руки, - подумал полковник, набрал в рот  воды
прямо из графина и над кадкой с фикусами вылил  воду  себе  на  руки.  А
затем вытер носовым платком. - Слава  богу,  можно  пойти  спать,  пусть
болит голова у Гапона. А с Борщевым я  разберусь,  разберусь,  как  пить
дать! Запомнит на всю жизнь и больше не будет никаких  загулов,  никаких
такси, пока не уйдет на пенсию. Электричка, пригородный автобус  -  все,
как все люди. А то раскатывает, новый русский нашелся! Еще охрану  нанял
бы, мордоворотов штук восемь, как у Гапона!"
   Сколько денег имеет Гапон со спирта, Иваницкий  боялся  представлять,
потому  что  даже  те  суммы,  которые  зарабатывал  он,  казались   ему
астрономическими. А он был не настолько глуп и понимал, его доля во всей
этой игре и  во  всем  этом  деле  мизерная.  Крошки  отламываются  ему,
основные же деньги получают другие люди где-то там наверху, в  штабах  с
дубовыми панелями, в Министерстве обороны и  может,  в  аппарате  самого
президента. А то,  что  кое-кто  из  депутатов  присосался  к  их  ж