нность. - Нет, это  не  я
совершил ошибку, - подумал Бахрушин, - это вы  ошиблись,  посчитав,  что
убийство сойдет вам с рук. Пусть вы не сами убили, а лишь намекнули, как
говорится, подали идею. Но возмездие настигнет вас,  и  я  найду  способ
добраться  до   ваших   высоких   кресел.   Скорее   всего,   результаты
расследования будут на руку вам.
   Какие закажете, такие и сделают. Найдут алкоголь и в крови шофера".
   Бахрушин оборвал себя:
   "Что случилось, то случилось. Не топчись на месте, иди дальше".
   И он обратился к помощнику.
   - Запроси все материалы по расследованию аварии.
   - Боюсь, много нам не дадут.
   - Все, что сможешь. Если надо, я позвоню, у меня еще найдутся друзья,
способные рискнуть карьерой ради пользы дела.
   Помощник кивнул и вышел.
   А  Бахрушин  остановился  возле  больших  напольных   часов-курантов.
Маятник  медленно,  до  нереальности  медленно  качался  в  застекленном
футляре, и Леонид Васильевич  всматривался  в  желтый  сверкающий  диск,
словно тот был волшебным зеркалом,  способным  показать  ему  прошлое  и
будущее, словно бы там он мог разглядеть подсказку.
   "Пока бумаги у меня в руках, надо сделать копии", - решил Бахрушин.
   Заработал ксерокс. Копии бумаг перекочевали в папку полковника.
   Телефоны на его столе  подозрительно  молчали,  словно  бы  и  самого
полковника выключили из жизни. Он присел на  край  стола,  взял  в  руки
телефонный справочник  и  принялся  набирать  номер,  стоявший  напротив
фамилии "Кудин".
 
*** 
 
   Леонид Васильевич Бахрушин не отменил ни одной встречи, не отложил ни
одного дела.
   Он продолжал работать так, как работал и раньше. Решил для себя,  что
не покинет Москву пока  не  похоронит  своих  сотрудников,  погибших  на
Минском шоссе. И если все его деловые встречи были  записаны  в  большом
еженедельнике, лежавшем на его рабочем столе, то  об  одной  встрече  он
забыл напрочь, ведь о ней он договорился неопределенно.
   А вот Борис  Иванович  Рублев  помнил  о  ней.  По  своему  характеру
замкнутый, отставной майор не так уж много с кем и встречался. Несколько
друзей в Москве, его постоянная женщина Светлана, с которой  он  еще  до
Таджикистана познакомился в аэропорту, ожидая Бурлакова  -  вот  и  весь
круг его знакомств. И полковник Бахрушин занимал в нем достаточно видное
место.
   Как всегда в этот день Борис Иванович попил крепкого чая и посмотрев,
чего следует прикупить из продуктов, сел за руль машины.
   Особой надобности встречаться с Леонидом  Васильевичем  не  было,  но
Рублев уже соскучился  по  общению.  А  Леонид  Васильевич  был  человек
компанейский, любил больше говорить, чем слушать.
   Бахрушину Рублев не позвонил, справедливо  считая,  что  из-за  этого
звонка встреча может и  не  состояться.  Обменяются  любезностями:  "как
живешь", "хорошо"... А на вопрос, чем сейчас занимаешься ему и  ответить
было бы нечего.
   Борис Иванович подъехал к дому, в котором жил полковник Бахрушин и  с
трудом отыскал место для стоянки.
   "Развелось теперь машин в  Москве!  То  ли  дело  раньше,  места  для
стоянки - хоть отбавляй! "
   Рублев выбрался из машины, проверил закрыты ли  все  дверцы  и  после
этого вошел в подъезд.
   "Все-таки большое дело иметь квартиру в центре, -  размышлял  Рублев,
пока кабина лифта несла его к одному из последних этажей. - У нас что ни
день, то в лифте нагадят, то кнопки сигаретами прожгут. А здесь чисто  и
даже духами пахнет, - Борис Иванович втянул носом воздух, ощутив  в  нем
аромат дорогих духов. - Наверное, красивая женщина ехала", - подумал он,
выходя на площадку.
   Дверь квартиры Бахрушина Рублеву не понравилась. Не любил  он  всяких
там глазков, переговорных устройств и сам никогда не спрашивал -  просто
открывал дверь и впускал гостя. Сейчас же на  него  смотрел  рыбий  глаз
маленькой телекамеры.
   Рублев  еще  некоторое  время  сомневался,  уж   очень   похожей   на
выключатель оказалась кнопка звонка. Он надавил на нее  один  раз  своей
широкой ладонью, второй, но так и не услышал за дверью мелодичной трели.
   И дверь двойная, и глазок.
   "Внешняя, металлическая, наверняка на все четыре стороны  запирается.
Вот дождется Бахрушин, когда кто-нибудь сунет ему  в  замочную  скважину
гвоздик и не выберется он изнутри".
   Наконец-то  дверь  отворилась.   Впервые   видел   Рублев   Бахрушина
растерянным.
   - Вы что, Леонид Васильевич, всегда по квартире в костюме  ходите?  -
произнес он, переступая порог, чтобы поздороваться с хозяином.
   - Что? - переспросил Леонид Васильевич.
   Было понятно, его мысли сейчас очень далеко отсюда.
   - Вы как-то приглашали, вот я и решил заехать, - Рублев  уже  был  не
рад,  что  выбрался  из  дому.  Чувствовал  он  себя  глупо:  вроде   бы
приглашали, но его появления не ждали.
   - А, да, было дело... - вспомнил Бахрушин, провел  гостя  в  комнату,
усадил в мягкое кресло. - Я сейчас кофе или чайку соображу.
   - Лучше на кухне посидим, - предложил Комбат. Не любил  он  сидеть  в
комнатах, всегда предпочитая для разговора кухню. Там и покурить  можно,
и перекусить под разговор.
   Леонид Васильевич любил свою кухню.
   Все здесь было оборудовано в соответствии с  его  вкусами.  Некоторое
время Бахрушин молча колдовал возле плиты, высыпая  в  маленькую  джезву
мелко смолотый кофе, подсыпая туда пряности, сахар.
   Комбат ждал, когда хозяин заговорит сам.
   Он понимал, на душе у Леонида Васильевича тяжелый камень и он думает,
стоит ли делиться с гостем плохой новостью. В таких ситуациях  -  Комбат
знал  это  точно  -  лучше  всего  молчать,  и  человек,  если  захочет,
поделится, выскажет наболевшее.
   Бахрушин чертыхнулся, обжег палец о металлический бок джезвы.
   - Вы бы поосторожнее, Леонид Васильевич. Не нервничайте.
   - Не нервничаю я, - вспылил полковник, разливая не настоявшийся  кофе
по маленьким фарфоровым чашкам.
   - Тонкие. Того и  гляди  край  откусишь,  -  сказал  Рублев,  поднося
тонкую, почти прозрачную белую чашку ко рту.
   - Беда у меня случилась, - наконец-то устроившись за столом признался
Бахрушин.
   - Я это сразу понял, Леонид Васильевич.
   - Может, коньяку в кофе плеснуть?
   - Да нет, спасибо, я за рулем.
   Бахрушин все еще колебался стоит ли посвящать Комбата  в  подробности
последних событий. Один раз он уже обжегся, послав проверку на  полигон,
хотя мог и не делать этого.
   Теперь он рисковал подставить под удар и Бориса Ивановича Рублева.
   "Нет, позже, - решил для себя Бахрушин, - сейчас ему не  нужно  знать
всего".
   - Люди мои погибли, - произнес он, держа двумя пальцами тонкую  ручку
чашки.
   Комбат напрягся. Не так уж часто гибли в ГРУ  люди,  а  тем  более  в
отделе Бахрушина.
   - Где? - Комбат ожидал услышать: Таджикистан, Чечня...
   Но в ответ прозвучало:
   - Под Смоленском.
   - Н-да, - Рублев подул  на  горячий  кофе,  разгоняя  на  поверхности
черные  пенки.  Из-под  них  выглянула  лоснящаяся   поверхность   круто
заваренного напитка.
   - Я и сам не знаю, плакать мне или смеяться, - Бахрушин ощущал сейчас
отвращение ко всему миру.
   - Как это случилось?
   - Авария на дороге. Говорят, у шофера нашли в крови  алкоголь  и  что
мои люди были пьяны. Не верится мне во все это.
   - Что ж, всякое бывает...
   - Извини, Борис Иванович, из-за всех этих дел я совсем забыл, что  мы
договаривались встретиться. Какие планы у тебя на сегодня?
   - Хотел с вами заехать в  тир  к  Андрюше  Подберезскому,  постреляли
бы...
   - Может еще и заедем, а сейчас я спешу.
   - Куда?
   - Похороны, Борис Иванович, похороны.
   - Тогда вам сегодня не до меня будет, - Рублев, давясь горячим  кофе,
допил чашку до дна и встал. - Вы уж извините, что я к вам без звонка, не
знал, что не до меня будет.
   - Погоди, - Бахрушин прищурился, - поехали со мной.
   - Куда?
   - - На кладбище.
   - Я же их совсем не знал.
   - Они тоже, Борис Иванович, форму носили.
   - Я уже многих похоронил...
   Рублеву страшно не хотелось ехать на  похороны.  Не  любил  он  этого
занятия.  Тоскливое,  беспросветное...  Снова  слушать   женский   плач,
причитания родственников, а то и смешок у себя  за  спиной.  Обязательно
найдутся  такие,  кто  начнет  шутить,  рассказывать   анекдоты.   Много
случайного народа попадает на похороны, и Рублев не хотел быть одним  из
них.
   Но Бахрушин смотрел на него с тоскливой просьбой в глазах.
   - Поехали, так нужно.
   - Кто его знает, как оно правильно... - замялся Рублев.
   Но Бахрушин уже одевался.
   В лифте Борис Иванович еще раз сделал попытку отказаться:
   - Я и машину-то не заправил. Небось, далеко ехать?
   - Поедем на моей машине. Свою потом заберешь.
   Бахрушин вышел во  двор  и  огляделся.  Он  понял,  наступила  полоса
неудач, когда все не складывается. Автомобиля во дворе не было.
   Но не успел он высказать свои соображения на сей счет, как  из  ворот
выехала черная "Волга".
   - Садись, - он распахнул дверцу и пропустил вперед Комбата.
   Когда Рублев устроился на заднем сиденье, места там хватило лишь  для
того, чтобы поместиться Бахрушину, третий человек примостился бы уже  на
полу.
   У цветочных рядов Бахрушин хлопнул шофера по плечу:
   - Остановись!
   - Стоянка тут запрещена, товарищ полковник.
   - Это твои проблемы, - зло ответил Леонид Васильевич и не  дожидаясь,
пока машина остановится, открыл дверцу.
   Пришлось остановить. Полковник  быстрым  шагом  шел  вдоль  цветочных
рядов, пристрастно осматривая цветы. Никакие  из  них  не  казались  ему
подходящими для такого случая.
   Комбат шел следом.
   Наконец Бахрушин остановился возле последнего столика.
   - Не знаю, какие взять, - развел он руками. -  На  свадьбу,  на  день
рождения, на юбилей есть всякие, а вот на похороны...
   Прямо перед ними в белой  пластиковой  вазе  стояли  свежие  каллы  -
блестящие, будто бы сделанные из пластмассы.
   - Обычно такие покупают, - напомнил Комбат.
   - Знаю. Но чувствую, не такие надо.
   Девушка,  торговавшая  цветами,  боялась   упустить   клиентов.   Она
принялась расхваливать свой товар:
   - Если вам на похороны, я могу и дешевле отдать. Вот, посмотрите: эти
немного занявшие, но покойнику же все равно, согласитесь?
   - Ты мне лучшие дай, - Бахрушин злился, вытаскивая портмоне. -  Самые
лучшие, какие есть.
   - Самые лучшие - это розы с длинным стеблем, - девушка достала четыре
цветка  с  длинными  стеблями,  на  концах   которых   были   закреплены
пластиковые пробирочки с водой. - Эти  долго  будут  стоять.  Если  воду
подливать - месяц продержатся.
   Комбат и  Бахрушин  переглянулись.  Розы  на  кладбище?  Обычно  туда
привозят гвоздики, каллы, тюльпаны.
   Борис Рублев поднес цветок к  носу  и  ощутил  тот  же  самый  запах,
который сегодня уже чувствовал в лифте. Цветок пах дурманяще.
   "Да, смерть пахнет цветами", - не к месту подумал Комбат.
   - Я знаю что вам надо, - наконец-то догадалась цветочница, поняв, что
мужчины в полной растерянности  и  нужно  дать  им  понять,  что  она-то
наверняка знает, какие цветы им нужны.  -  Это  лилии,  -  она  вытащила
из-под столика пластиковое ведро, в котором стояли белые цветы.
   - Лилии? -  недоверчиво  сощурился  Комбат,  осторожно  беря  в  свою
сильную руку один цветок. - Они же вроде бы на воде растут, а эти?
   - То кувшинки, - возразила ему цветочница, - они на  воде  растут.  А
лилия - это божий цветок, на земле, как и другие произрастает. Вы  разве
не знаете? Когда ангел пришел сказать Марии, что она беременна Христом -
в руках, лилию держал.
   Комбат слышал об этом впервые, а Бахрушин, немного злясь, проговорил:
   - Мы тут не лекции пришли слушать.  Нам  цветы  надо,  -  и  принялся
выбирать лилии.
   Теперь ему уже было все равно какие цветы он купит, у него  в  голове
уже зрел план.
   -  Так  много?  -  удивилась  цветочница,  когда   Бахрушин   отобрал
шестнадцать цветов, оставив в ведре лишь четыре штуки.
   -  Покойников  много,  -  ответил  Бахрушин,  чем  привел  девушку  в
замешательство.
   Он разделил букеты на две части. Одну из них отдал  Комбату  и  пошел
вместе с ним к машине.
   Шофер в это  время  объяснялся  с  инспектором  ГАИ,  который  был  в
общем-то прав, говоря,  что  тут  не  только  стоянка,  но  и  остановка
запрещена.
   Леонид Васильевич отодвинул своего шофера в сторону и, глядя прямо  в
глаза инспектору ГАИ, холодно произнес:
   - Ты что, лейтенант, не видишь, номера на машине военные?
   - Вижу. Правила для всех одни.
   - Вот когда будешь  в  военной  автоинспекции  служить,  станешь  мне
указывать, - Бахрушин вытащил свое удостоверение и  сунул  его  под  нос
гаишнику. - По делу тут стоим, понял?
   Гаишник недовольно поморщился. Сколько раз за  день  ему  приходилось
выслушивать наглецов, грубиянов, которые показывали  ему  удостоверения,
ссылались на свои связи, знакомства. И  Бахрушин  прочел  это  в  глазах
инспектора ГАИ. Того смущало сочетание - "по делу стоим" и охапки цветов
в руках мужчин.
   - Не виноват он, - кивнул полковник на шофера, - это я  ему  приказал
здесь остановиться. А правила он знает.
   - Можете ехать, - махнул рукой гаишник.
   - Извини, лейтенант, - полковник вытер вспотевший лоб, - нервы у меня
сдали, на похороны еду, друзей хороню.
   - Что же ты мне  сразу  не  сказал?  -  несколько  обиженно  произнес
гаишник, глядя на шофера.
   - Вот  так,  понимаешь,  Борис  Иванович,  -  сказал  Бахрушин,  сидя
прижатым к дверце машины, - нервы начинают сдавать.
   - - Оно и понятно.
 
Глава 16 
 
   Леонид Васильевич смотрел  на  московские  пейзажи,  проплывающие  за
окном автомобиля.
   - А я уже и забыл, когда в последний раз  в  общественном  транспорте
ездил, - сказал он, прикрывая глаза. - А вспомню, - по-другому на  город
смотреть начинаю. Из машины все другим кажется, особенно,  если  она  не
твоя собственная, а государственная.
   Рублев чувствовал себя сейчас лишним. Он не знал тех  людей,  которых
сегодня предстоит хоронить, не знал из-за чего они погибли,  может  и  в
самом деле были пьяны. Сам-то он никогда выпившим за руль автомобиля  не
садился и в бытность свою командиром  батальона  жестко  расправлялся  с
такими нарушителями.
   Ведь  шофер  отвечает  не  только  за  свою  жизнь,  но  и  за  жизнь
пассажиров. Тут уж снисхождения Комбат не знал даже к друзьям-товарищам.
   Несмотря на то,  что  окно  было  приоткрыто,  тесный  салон  "Волги"
насквозь пропах цветами. Напоминал Комбату этот запах только об одном  -
о смерти.
   - Опаздываем, - бросил Леонид Васильевич шоферу, глянув на  приборную
панель, где среди прочих приборов виднелся и циферблат часов.
   "Странно, - подумал Рублев, - странно звучит "опоздать на  похороны",
будто это может что-то изменить в жизни, которая остановилась".
   - Езжай прямо на кладбище, - скомандовал Бахрушин, и  машина,  доехав
до ближайшего перекрестка, свернула направо.
   Минут через  двадцать  "Волга"  Бахрушина  догнала  короткую  колонну
автобусов, следом  за  которыми  растянулась  на  полкилометра  вереница
служебных "Волг". Машина Бахрушина пристроилась в самый хвост  и  теперь
уже ехала медленно.
   "Черные "Волги", - думал Бахрушин. - Они  словно  специально  сделаны
для таких похорон - под цвет траура".
   Он знал,  сейчас  многие  оборачиваются,  глядя  на  его  автомобиль.
Ведутся разговоры, звучит шепоток. Начинается возня  вокруг  смерти  его
людей. Конечно, куда легче  считать  виновным  в  смерти  офицеров  его,
полковника Бахрушина, влезшего со своей любознательностью куда не стоило
лезть.
   - Ничего, мы еще повоюем, - пробормотал Бахрушин.
   - Что? - недослышав, переспросил Комбат.
   - Мы еще повоюем, - задорно усмехнулся Леонид Васильевич,  -  попомни
мои слова. - Вслед за похоронами будет праздник.
   Отдадим последний долг, и я займусь делом.
   Кладбищенские ворота  были  предусмотрительно  распахнуты.  Автобусы,
почти не сбавляя скорости, въехали на территорию.
   За окнами поплыли ровные ряды памятников,  уходящие  почти  к  самому
горизонту. Кладбище было поделено на ровные квадраты  и  существовало  в
этом порядке что-то военное.
   Минут пять вереница  машин  двигалась  по  кладбищу,  пока,  наконец,
автобусы и легковые машины не остановились возле маленькой площадки, где
уже стояли ажурные подставки для гробов,  Тут  совсем  недавно  вырубили
участок леса, чтобы расчистить место для новых могил. Блестели на солнце
трубы духового военного оркестра.
   Комбат с Бахрушиным отошли в сторону.
   Заняться гробами было кому. Их вынимали из автобуса закрытыми - трупы
обгорели. Борис Иванович Рублев стоял и  вполуха  слушал  речи,  которые
произносились у гроба. Звучало все не очень-то  убедительно.  Обтекаемые
фразы, никакой конкретики. И Рублеву, хоть он  и  не  имел  отношения  к
сегодняшним похоронам,  сделалось  стыдно  за  людей.  Он  посмотрел  на
Бахрушина.
   Тот развел руками:
   - Я все понимаю, но сделать-то ничего не могу.  Ребят  не  вернешь  и
этим все сказано.
   - Вы выступать будете, Леонид Васильевич?
   - Зачем? Им что, легче от этого станет?
   Или ты хочешь, чтобы все собравшиеся на кладбище подумали: "Вот,  еще
один выискался время наше занимать!" Похороны затягивать нельзя.
   Двое  молодых  ребят  в  старой   военной   форме   топтались   возле
свежевырытых могил, ожидая, когда же, наконец, кончится прощание  и  они
смогут заняться своим делом.
   Комбат вместе с Бахрушиным стали в конец длинной очереди, проходивших
мимо гробов. Люди касались крышек  и  тут  же  отдергивали  руки,  будто
боялись этого прикосновения к смерти. Белые лилии легли на подставки.
   Бахрушина кто-то остановил, принялся  расспрашивать.  Комбат  закурив
сигарету, пошел вдоль  рядов  свежих  могил.  Остановился  возле  ребят,
выпачканных в землю. Те, лениво поругиваясь, прикидывали, успеют ли  эти
военные похоронить своих покойников до приезда следующих похорон.
   - Все, пора кончать эту тягомотину, - сказал один из парней и  бросив
на дно могилы дымящуюся сигарету, пошел к автобусам.
   Сперва в душе у Комбата поднялась волна злости, но он тут  же  понял,
парень действует правильно. Если сейчас не вмешаться и не понести  гробы
к могилам, то женский плач и причитания не остановятся никогда. Похороны
в свои руки должны взять профессионалы,  знающие,  что  все  в  общем-то
собрались лишь для того, чтобы избавиться от мертвецов, а все  остальное
- это мишура и способ убедить себя, что в этом мире есть кое-что вечное.
   Гробы на плечах поплыли к могилам. И  тут  Комбата  удивило  то,  как
быстро и слаженно работают эти двое парней. Они успевали закопать могилу
всего за несколько минут. Мелькали отполированные до блеска штыки лопат,
прихлопывая землю.
   Все цветы, которые попадали в руки  парня,  работавшего  могильщиком,
тут же переламывались пополам,  отламывались  ручки  плетеных  корзин  с
цветами. А если кто-то начинал возмущаться, то он невозмутимо отвечал:
   - Я могу и не ломать, но завтра, на следующих похоронах, эти же цветы
и эти же корзинки мне  придется  ставить  на  другую  могилу  -  украдут
кладбищенские бомжи и за полцены продадут.
   Борис Иванович Рублев смотрел на лица людей, собравшихся на похороны.
Теперь, когда могилы были уже закопаны, лица немного прояснились.  Жизнь
продолжалась. Разговоры стали звучать несколько громче.
   И тут Комбат увидел Бахрушина. Тот стоял возле своей "Волги" и  махал
ему рукой.
   Рублев заспешил к машине.
   - Поехали!
   - Мы разве не со всеми?
   - Не могу больше видеть их морды! - зло проговорил Леонид  Васильевич
и только потом огляделся, не слышит ли  его  кто.  Но  к  счастью  рядом
никого не оказалось.
   Тот въезд, которым они приехали к свежевырытым могилам, был  перекрыт
автобусами  и  другими  машинами,  поэтому  шофер  свернул   на   первую
попавшуюся аллею, и  вновь  за  стеклами  потянулись  нескончаемые  ряды
памятников, крестов.
   - Понаставили  камней,  -  зло  говорил  Ба