ину
отогнать.
   - Послушался? - с удивлением спросил Порубов.
   - Даже словом не возразил. Никто странный к тебе в последние  дни  не
наведывался? - спросил Леонид Васильевич у Подберезского.
   - Нет, только постоянные посетители.
   - И то хорошо.
   - Пойдем, - Комбат поднялся и тронул Порубова за плечо, - раз  у  них
дела, значит, мешать не станем, - в голосе Комбата чувствовалась обида.
   - Сиди, - бросил Бахрушин и протянул руку. - Андрюха, ключи.
   Какие ключи, уточнять не пришлось. Полковник ГРУ открыл металлическую
дверь и вынес из подсобки немного непривычного вида автомат.
   - Приходилось с таким обращаться?
   Комбат и Порубов внимательно разглядывали положенное на стол оружие.
   - Похожую игрушку видел, но не совсем такую.
   - Нравится? - спросил полковник ГРУ - Даже не знаю. Пока в  руках  не
подержишь, пока в грязи и пыли с автоматом не проползешь, до тех пор  не
узнаешь, стоящая вещь или просто навороченная крутая игрушка.
   - Более современного стрелкового оружия  не  существует,  -  спокойно
сказал Бахрушин. - Попробуй, Комбат, навскидку сказать, что ту к чему.
   - Раз ствол длинный, значит, бой у него прицельный,  раза  в  полтора
выше, чем у базовой модели.
   - Почти угадал, в один и четыре десятых раза.
   - Так, - склонив голову на бок, продолжал рассматривать автомат Борис
Иванович.
   - Ты не церемонься, в руки возьми!
   - Прицел у него интересный, - разглядывая оптику, бормотал Рублев,  -
блок питания, значит, электроника.
   - Ага. Лазерный. На этот раз наполовину угадал. Включи-ка его.
   - Лазерный прицел - не совсем серьезно, - рассуждал  Комбат,  пытаясь
найти кнопку включения. - Выстрел должен  быть  неожиданным,  а  красную
точку  любой  дурак  заметит,  не  успеешь  курок  вовремя  нажать.   Не
включается что-то.
   Комбат направил автомат в сторону мишени, но красную точку  лазерного
прицела так и не увидел.
   - Нет, все работает, - усмехнулся Бахрушин, - ты в окуляр загляни.
   И только сейчас Комбат понял,  в  чем  дело.  Стоило  ему  глянуть  в
окуляр, как перед ним предстала картинка, похожая на ту, которую  видишь
в прибор ночного видения. Лазерный прицел работал в диапазоне  невидимых
глазу волн, сквозь оптику же четко просматривалась точка.
   - Хитро, - сказал Комбат, - в наше время таких не делали.
   - Что ты еще сказать о нем можешь?
   - Стреляет, наверное, почти бесшумно?
   - И тут ты прав, Борис Иванович.
   - В горах воевать с такими хорошо, - мечтательно произнес  Рублев,  -
там обыкновенный автомат иногда просто бесполезен.
   - Он для гор и для городских  условий  создавался,  -  сказал  Леонид
Васильевич. - Вы хоть знаете, почему в девятнадцатом веке русские войска
так долго Чечню не могли захватить? - спросил Бахрушин.
   - Горы, партизаны... - неуверенно ответил Порубов.
   - Не совсем, - Леонид Васильевич взял в  руки  автомат.  -  Тогда  на
вооружении у русской армии были гладкоствольные ружья. Из них на большое
расстояние прицельно не выстрелишь, а у горцев имелись  хоть  и  старые,
можно даже сказать, допотопные, но английские нарезные ружья с  длинными
стволами. Я пару таких в музее видел. В общем, они были  вчерашним  днем
по сравнению с русскими. Но дальность стрельбы у них - раза в три  выше.
А тактика у горцев была простая: устраивали  завал  на  дороге,  русские
войска подходили, начинали разбирать его, а те из  укрытия,  из  заранее
пристреленных  точек  строчили  длинноствольными  ружьями.  Русские   из
гладкоствольных до них просто не доставали. Вот  так  и  тянулась  война
почти десять  лет,  пока  на  вооружение  не  поступили  первые  русские
винтовки.
   - Да уж, наконец-то наши конструкторы учли опыт столетней давности, -
усмехнулся Комбат.
   - Лучше позже, чем никогда, - ответил полковник ГРУ.
   - Ну и что? - Рублев упер автомат прикладом в колено. - Хорошая вещь,
но все равно игрушка.
   - Почему?
   - Он до тех пор игрушкой  будет,  пока  на  вооружение  в  войска  не
поступит. Сейчас такие штучки только  на  салонах  по  торговле  оружием
увидишь, да в выпусках новостей. А солдаты как ходили со старыми АКМами,
так и ходят.
   - Хочешь испробовать? - предложил Бахрушин.
   Комбат пожал  плечами.  Он  был  не  прочь  пострелять  из  новейшего
автомата.
   - Рожок есть?
   - Только одна просьба, - предупредил Бахрушин, - гильзы все до единой
собрать - для отчета.
   - Идет!
   Комбат не стал ложиться, он вскинул автомат, упер приклад в  плечо  и
одиночными всадил три пули в мишень.
   - Свет погаси, - предложил Бахрушин. Андрюха повернул выключатель,  и
тир погрузился в полную темноту,  такую  густую,  что  никто  никого  не
видел.
   Рублев припал к окуляру ночного прицела. Как  оказалось,  в  автомате
имелось  еще  одно  незамеченное  им  ранее  устройство  -  инфракрасная
подсветка - иначе бы ничего,  кроме  зеленой  точки  лазерного  прицела,
Комбат не увидел бы.
   Прозвучали три негромких  выстрела,  полыхнул  огонь.  Когда  Андрюха
включил свет и принес мишени, то оказалось, что в полной темноте  Комбат
стрелял точнее, чем при свете.
   - Мне можно? - поинтересовался Порубов.
   - И  ты  попробуй,  -  получив  утвердительный  кивок  от  Бахрушина,
согласился Комбат.
   - Что ж ты, Борис Иванович, не спрашиваешь, откуда и  почему  взялись
эти автоматы в тире Подберезского? - усмехнулся Бахрушин.
   - Чего спрашивать, - пожал плечами Рублев, -  дело  какое-то  у  тебя
было.
   Только, судя по всему, оно завершается.
   - И не совсем так, как мне хотелось, - грустно добавил Бахрушин.
   - Что ж, пройдет время, и, думаю, мы о нем узнаем.
   - Я вам хоть немного помог? -  спросил  Подберезский.  -  А  то  даже
неудобно как-то. Вроде ничего не делал.
   - Помог, Андрей, помог, - приободрил его Бахрушин. Но по  глазам  его
было видно, что проблем больше, чем успехов.
   Комбат почувствовал, что он и Порубов стали лишними,  Бахрушин  хочет
довести до конца то, что начал, и помощь ему не требуется.
   - Мы пойдем.
   - Оставайтесь, - предложил Подберезский.
   - Нет, без обид. Мы же без предупреждения  приехали,  знали,  на  что
шли.
   - Завтра встретимся, -  предложил  Бахрушин,  -  если  время  у  меня
найдется. Давно не видел  тебя,  Борис  Иванович,  хорошо  бы  посидеть,
потолковать.
   - Звони, Леонид Васильевич, мы с Порубовым пока в Москве, а там, даст
бог, рванем в Сибирь к Бурлакову. И Андрюху  прихватим,  если,  конечно,
захочет.
   Бахрушин не противился их уходу. Когда джип. "чероки" уехал со двора,
полковник ГРУ вновь достал мобильный телефон.
   - Все в порядке, приезжайте, - бросил он в трубку.
   Машину - небольшой фургон абсолютно гражданского вида, в таких  возят
мебель, - подогнали к дому. Никто из жильцов дома не увидел, как четверо
крепких мужчин носили ящики с автоматами из тира.
   - Спасибо, Андрей, - на прощание сказал Бахрушин  и  не  стал  больше
спускаться вниз.
   В кармане он  уносил  десять  гильз,  оставшихся  после  стрельбы  из
автомата.
   Подберезский дожидался прихода Людмилы  на  троллейбусной  остановке.
Ему не хотелось, чтобы та шла одна по темному двору, хотя за  все  время
Андрей не припомнил ни одного происшествия, случившегося здесь.  Проехал
один троллейбус, второй. Андрей высматривал  за  стеклами  силуэт  своей
подруги, но оба раза обманулся.
   Он успел выкурить две сигареты, пока приехал третий троллейбус, почти
пустой. Людмила стояла, держась за поручни возле задней  двери.  Еще  не
успели створки раскрыться, как она махнула рукой Андрею. Девушка даже не
ступила на тротуар, а Андрей уже подхватил ее на руки.
   - Поставь, ты что, люди видят!
   - Где? - Андрей бережно опустил ее на бордюр.
   Троллейбус загудел и уехал. Людмила осмотрелась, улица и впрямь  была
пустынной.
   - Пошли быстрее, вся промокла, пока дожидалась троллейбуса.
   Подберезский взял девушку за руку, и они побежали  по  блестящему  от
дождя асфальту. Лестницу и Подберезский, и  Людмила  знали  досконально,
могли пройти по ней в полной темноте, не ошибаясь в количестве ступенек.
   Не открывая металлическую дверь, Андрей обнял Людмилу и поцеловал.
   - Ты ведешь себя, словно  школьник.  Спешишь  так,  словно  целуешься
первый раз в жизни.
   - Или в последний, - пошутил Подберезский, толкая дверь.
   Людмила сразу почувствовала, что в тире недавно  были  люди.  Еще  не
успел выветриться табачный дым, хотя и работала вентиляция.
   - Я помешала? У тебя были друзья? Мне не хотелось бы  создавать  тебе
проблемы.
   - Жить надо в радость,  получать  наслаждение.  Все  хорошо,  они  не
обиделись.
   - Наверное, Рублев приезжал или, как ты его называешь, Комбат?
   - Да, с другом, - Подберезский задвинул засов и,  подхватив  Людмилу,
усадил ее прямо на барную стойку.
   - Что ты делаешь?
   Подберезский отошел и, дурачась, принялся делать вид,  будто  снимает
девушку невидимым фотоаппаратом.
   - Улыбочка... юбочку чуть выше... да-да, вот так,  чтобы  были  видны
кружева чулок. А теперь поставь-ка ногу на поручень.
   - Я себя чувствую неловко, - сказала Людмила, - днем приходится  себя
сдерживать, а потом, вечером, в том же  интерьере  ты  выделываешь  черт
знает что.
   Она спрыгнула со стойки и вошла в кабинет. Диван был уже расстелен.
   - Ты просто прелесть! Глядя на тебя, никогда  не  подумаешь,  что  ты
можешь быть таким ласковым и нежным.
   - Почему?
   - Потому что ты сильный.
   - Разве одно исключает другое?
   - Ты даже не выпил с друзьями. Ты,  Андрей,  наверное,  очень  сильно
меня любишь, если идешь на такие жертвы.
   Подберезский не  стал  уточнять,  что  не  пил  он  из-за  встречи  с
Бахрушиным.
   "Пусть думает, как хочет", - решил он, улыбнувшись.
   - Ты не хочешь есть? Андрей покачал головой.
   - Я хочу лишь одного. Угадай.
   - Меня? - прикрыв глаза, произнесла девушка  и  чуть-чуть  приоткрыла
губы, ожидая поцелуя. Андрей взял ее за руки.
   - Не открывай глаза.
   - Хорошо.
   Он на мгновение разжал пальцы, выключил свет и сказал:
   - Теперь можешь открыть. Темнота окутывала их со всех сторон.
   - Я ничего не вижу, мне страшно двинуться.
   - Я запомнил, в какой стороне диван.
   Подберезский медленно подвел Людмилу к дивану, и вместе они упали  на
него. Ни мужчина, ни девушка уже ни о чем не думали.
   Все, что оказалось на диване лишним, Подберезский смахнул на ковер.
   Какое-то время они обнимали друг друга, находясь без движения,  будто
боялись потеряться в темноте, будто стоило разомкнуть  руки,  и  партнер
исчезал.
   Девушка прижалась щекой к его плечу и  вслушивалась  в  прикосновения
Подберезского.
   - Ты касаешься меня так нежно, как ветер, - произнесла она, -  словно
я стою, раздевшись,. на безлюдном пляже у моря.
   - Ты преувеличиваешь, - прошептал Андрей, - это не так  красиво,  как
кажется.
   - Наверное... Поэтому люди и  выключают  свет,  прежде  чем  лезть  в
постель, - немного смущенно засмеялась девушка, - чтобы видеть картинки,
а не скучную реальность.
   Им некуда было спешить, ни Людмилу, ни Андрея никто не ждал,  все  их
заботы остались  в  дне  вчерашнем,  а  следующий  еще  не  наступил.  В
подземном тире тишина стояла такая,  что  слышалось  даже  потрескивание
пересохшего дерева.
   - Так хорошо мне не было уже давно, - прошептала  Людмила,  натягивая
на себя тонкое одеяло.
   - В прошлый раз было хуже?
   - Ты спрашиваешь об этом слишком серьезно. Могу сказать  тебе  только
одно: настоящее всегда лучше прошлого.
   - Но будущее всегда лучше настоящего, - возразил Людмиле Андрей.
   Уставшие, разгоряченные  любовью,  они  больше  не  хотели  лежать  в
темноте.
   Подберезский  поднялся  и   включил   маленькую   настольную   лампу,
укрепленную на кронштейне в углу стола. Он придвинул вплотную  абажур  к
черной лакированной столешнице. Но даже  этого  слабого  света  хватило,
чтобы увидеть в деталях растрепанные волосы девушки, смазанный макияж.
   - Я, наверное, ужасно  выгляжу!  -  Людмила,  как  могла,  пригладила
ладонями волосы, попыталась, не вставая с дивана, заглянуть  в  огромное
зеркало, висевшее на противоположной стене. - Ты знаешь,  даже  такая  я
выгляжу довольно мило. Правда, я скромна?
   Подберезский, завернувшись  в  простыню,  сидел  на  корточках  возле
тумбочки письменного стола  и  пытался  за  один  раз  ухватить  бутылку
коньяка, лимон, нож, две рюмки и тарелку.  Ухватить-то  он  ухватил,  но
когда поднялся, простыня сползла с него.
   - Чего ты стесняешься? - Людмила прямо смотрела на него.
   - Даже не знаю...
   - Я тебя таким не первый раз вижу.
   - Но сама-то ты залезла под одеяло?
   - Мне просто холодно. Если хочешь, девушка отбросила одеяло в сторону
и села, обняв руками колени.
   Андрей  поставил  коньяк  на  журнальный   столик,   которым   обычно
пользовались посетители для того, чтобы привести в порядок бумаги, хотел
было порезать лимон на дольки, но девушка остановила его:
   - Лучше разрежь пополам.
   - Зачем?.
   - Увидишь.
   И Андрей тут же исполнил просьбу,  разрезал  лимон  поперек,  на  две
полусферы.
   - Ты  так  беспрекословно  выполняешь  мои  просьбы,  что  я  начинаю
бояться.
   - Меня или себя?
   - Нас обоих.
   - За что выпьем? - Подберезский плеснул коньяк в рюмки.
   - За ту радость, которую дарит секс, - произнесла Людмила  и  тут  же
смутилась.
   Андрей смотрел на нее широко открытыми глазами.
   - Я смущаю тебя такой откровенностью? Или, может, ты думаешь иначе?
   - За ту  самую  радость,  -  Подберезский  деликатно  коснулся  рюмки
Людмилы.
   - Ты поражаешь меня своими превращениями, - говорила Людмила, отпивая
маленький глоточек после каждого слова. - В тебе будто бы  прячутся  два
разных человека: днем ты  один,  стоит  посмотреть  на  тебя,  когда  ты
говоришь с Борисом Ивановичем Рублевым, и понимаешь, к такому  лучше  не
подходить. Ты грозный, видный,  недоступный,  тогда  ты  принадлежишь  к
другому миру, к мужскому - там, где ценится умение пить водку стаканами,
не закусывая, где без тени смущения произносятся матерные слова. А потом
ты вдруг становишься нежным, как морской  ветер.  Он  тоже  сильный,  но
сильный по-другому, по-ласковому.
   - Ты говоришь слишком сложные вещи, - пробормотал Андрей.  -  Я  веду
себя так, как подсказывает мне сердце. Если тебя беспокоит,  что  я  вот
уже двадцать минут пью пятьдесят граммов коньяка, то могу залпом  выпить
целый стакан.
   - Не об этом речь.
   - Раз ни об этом, лучше молчи, - И Подберезский поцеловал Людмилу.
   - Даже свет не погасим? - спросила девушка, поглядев через  плечо  на
тускло горевшую настольную лампу.
   - Мне кажется, через минуту нам будет все равно, есть  свет  или  его
нет, пусть даже над нами зажигают аэродромные прожектора.
   - Ты счастливый человек, умеешь расслабляться в любой обстановке.
   - А ты нет?
   - Я учусь вместе с тобой, и девушка  наклонила  голову  так,  что  ее
волосы скрыли лицо. - Интересно, смог бы ты узнать меня,  увидев  только
мое тело? - Увидев - нет, а вот на ощупь, думаю, узнал бы без ошибки.
   Они рассмеялись. А потом им уже стало не до разговоров. Любовь  более
доступна пониманию, чем слова. Они придуманы людьми, а  любовь  дарована
им Богом или природой.
   На этот раз Андрей почувствовал, как его клонит ко сну. Да и  Людмила
уже не сидела на кровати, а лежала, прижавшись к боку Подберезского.  Их
хватило еще на то, чтобы  выпить  по  рюмке  коньяка  и  погасить  свет.
Девушка еще что-то мурлыкала на ухо Подберезскому,  такое  же  нежное  и
ласковое, как и бессмысленное. Но Андрей уже засыпал. Пару раз его  тело
вздрагивало, и тогда он вновь слышал шепот Людмилы.
   - Что такое?
   - Нет, все хорошо.
   - Просто я понемногу проваливаюсь в сон.
   - Ты спи, а я буду тебя караулить, - говорила Людмила,  целуя  его  в
плечо.
   Они даже не знали, который сейчас час.  Могло  быть  и  два  ночи,  и
четыре утра. Когда не слышишь звуков города, когда в комнате  нет  окон,
течение времени  ускользает  от  внимания.  Толстая,  звуконепроницаемая
дверь  в  кабинет,  была  плотно  прикрыта.   Почти   бесшумно   работал
тепловентилятор, согревавший в подземелье воздух.  Утомленные  Андрей  и
Людмила спали, крепко уснули, согревая друг друга.

Глава 6

   На улице шел мелкий  надоедливый  дождь.  Когда  в  такой  попадаешь,
кажется, что он никогда не кончится.
   Мужчина, прохаживавшийся во дворе дома на Кабельном переулке, вскинул
руку. Под мокрым рукавом блеснул циферблат часов, вспыхнула  зеленоватая
лампочка подсветки.
   "Три часа ночи". - Он опустил ворот плаща  и  двинулся  к  выходу  из
переулка.
   Грузовой микроавтобус свернул с безлюдной улицы и  остановился  между
домами.  Боковое  стекло  опустилось,  и  водитель  подмигнул  в   конец
промокшему мужчине.
   Говорили они шепотом:
   - Все как и в прошлый раз?
   - Да, не выходил. Они там вдвоем - он и баба.
   - Порядок, - водитель, выйдя  на  мокрый  асфальт,  поеживался  после
нагретой печкой кабины.
   Дверца грузового отсека отползла в сторону. Шофер достал  из  фургона
пластиковую емкость, снабженную насосом и шлангом. Такие используют  для
побелки потолка, только теперь на конце шланга не было распылителя, а  в
прозрачном пластиковом баллоне плескался не мутный  меловой  раствор,  а
что-то зеленоватое.
   - Баба-то здесь при чем? - недовольно пробурчал шофер.
   - Жалостливый ты, однако!
   Тот из двоих мужчин,  который  промок  и  замерз  после  двухчасового
ожидания во дворе, был более жесток по отношению к человечеству.
   - Сам подумай, - шептал шофер, - баба потрахаться пришла, оттянуться,
поразвлечься, а тут ее как курицу - в духовку!
   - Ну и сравнения у тебя!
   - Ты даже не знаешь,  кто  она  такая.  А  вдруг  она  твоя  или  моя
родственница? Может, и ты с ней когда-нибудь любовью занимался?
   - Меня такие вещи не интересуют, я не сердобольный. Нас подставили, и
мы должны рассчитаться.
   - Я и не говорю, что мы должны молчать. Но бабу все-таки жалко...
   - Не твое дело. Считай, ты не знаешь, есть она там или нет.
   Шофер взял баллон за ручку и, сгибаясь под его тяжестью,  двинулся  к
дому,  держался  он  в  тени  деревьев.  На  высоте  третьего  этажа  на
тросах-растяжках висел яркий  фонарь,  заливавший  двор  ядовито-ртутным
светом. В доме уже не горело ни одного окна,  если  не  считать  слабого
света ночника на первом этаже.
   Водитель привстал на цыпочки, заглянул  в  комнату  сквозь  неплотные
шторы.
   - Детская там, небось, пацан без света засыпать боится, точно так же,
как мой.
   Ни один, ни второй мужчина не курили, хотя у каждого в кармане лежало
по пачке сигарет.
   - Ты подольше во дворе потопчись, чтобы нас заметили!
   -  Ты  тут  топтался,  тебя   и   запомнили,   -   отшутился   шофер,
останавливаясь у двери подъезда, перед панелью кодового замка.
   Мужчина в мокром плаще, в шляпе, с полей которой ему на плечи стекали
крупные капли, быстро утопил три кнопки, потянул за рычажок и рванул  на
себя дверь. Та отворилась.
   - Ты смотри, даже петли не скрипят, - удивился водитель.
   - Я их смазал, чтобы не скрипели, идиот. Где ты видел в Москве двери,
которые бы не скрипели?
   Мужчины уже спускались по крутой  лестнице  в  подвал,  освещая  себе
дорогу маленьким, как авторучка, фонариком. Тонкий, не больше жетона  от
метро в диаметре сноп света то скользил по ступенькам, то  взбирался  на
кирпичные стены.
   Баллон с зеленоватой жидкостью поставили у двери, и теперь  водитель,
зажав фонарь в зубах, тщательно изучал дверь.
   - Жаль, что запоров снаружи  никаких  нет.  Вот  если  бы  ее  сейчас
заварить или доской подпереть...
   - Она внутрь, идиот,  открывается!  -  прошептал  обладатель  мокрого
плаща.
   - В замочную скважину несколько кусочков  тонкой  проволоки  запихни,
хрен ее открыть кто сумеет, что изнутри, что снаружи.
   - Отодвинь-ка баллон, - попросил водитель, вынул из кармана зажигалку
и, щелкнув ею, принялся водить рукой по перимет