резский, всю дорогу пытавшийся отвлечь его от мрачных размышлений, болтая о пустяках, наконец отчаялся преуспеть и замолчал, тем более что, судя по всему, они уже почти вплотную подошли к цели.
     В лесу было душно, перегретый влажный воздух гудел и звенел от туч комаров и слепней.
     - Интересно, - проворчал Андрей, яростно отмахиваясь от этих кровососов зеленой веткой, - что они жрут, когда в лесу нет людей?
     - Друг друга, - предположил Борис Иванович.
     - Хорошо бы, кабы так, - буркнул Подберезский, звонко припечатывая севшего на плечо слепня с огромными, прозрачными, как янтарь, глазами.
     Борис Иванович вдруг остановился как вкопанный и поднял вверх вытянутую руку. Бакланов и Подберезский, занятые каждый своими мыслями, среагировали на этот жест автоматически, не успев даже осознать, что делают. Они присели там, где стояли, и стали напряженно вглядываться в желто-зеленую мешанину ветвей и листьев, краем глаза следя за Борисом Ивановичем, который снова, как много лет назад, стал для них боевым командиром. Если бы у Бакланова до сих пор оставались сомнения в правдивости тех сведений о его прошлом, которые сообщили ему Рублев и Подберезский, сейчас они развеялись бы окончательно: тело, в отличие от мозга, помнило все и без раздумий подчинялось приказам Комбата.
     Впереди в непролазной лесной чаще маячил просвет.
     Присмотревшись, они увидели среди листвы, в путанице света, пятно бетонного столбика. Комбат дал сигнал двигаться вперед, и вскоре они остановились у остатков ржавой проволочной ограды.
     - Периметр, - едва слышно сказал Борис Иванович. - Похоже, мы на месте. Так ты говоришь, там снайпер?
     - Был снайпер, - так же тихо откликнулся Бакланов. - Теперь, возможно, их уже двое.
     - На месте хозяев я бы посадил в засаду не второго снайпера, а автоматчика или даже пулеметчика, - прошептал Комбат, - Кто полезет на дерево?
     Андрей вздохнул, огляделся по сторонам, нашел поблизости подходящую березу и, поплевав на ладони, сноровисто пополз вверх по толстому гладкому стволу, Когда он добрался до нижнего сука, дело пошло веселее, и вскоре подошвы его кроссовок окончательно исчезли из виду в густой шелестящей кроне.
     - Андрюха решил сменить фамилию, - прокомментировал его действия Комбат. - Ему надоело быть Подберезским. Ему больше нравится Наберезский.
     Точнее, Мариец-Наберезский.
     - Старое трепло, - послышалось сверху.
     Бакланов улыбнулся одними губами. Глаза его при этом оставались печальными. Борис Иванович посмотрел на него, недовольно" пошевелил усами, но ничего не сказал. Вместо этого он сначала сел на землю, а потом вытянулся во весь рост, прикрыв глаза согнутой рукой. Через минуту он уже спал, глубоко и ровно дыша, наверстывая проведенные за рулем ночные часы.
     Бакланов сел рядом, отгоняя комаров. Он сидел, по-турецки скрестив ноги, и вспоминал Шибздика, сказавшего на прощание замечательную вещь: мы не рабы. Шибздик был мертв, Бакланов узнал об этом от Лехи-Маленького так же, как и то, что перед смертью бестолковый коротышка не выдал бандитам своего товарища по побегу. Он умер свободным, и, вспомнив о нем, Бакланов понял, что все было правильно: и то, что они вернулись сюда, и то, что собирались сделать, и то, что уже сделали. Если закон уснул или ушел в бессрочный отпуск, человек просто обязан защищать себя и своих близких сам, не перекладывая эту обязанность на чужие плечи.
     Комбат начал похрапывать - сначала тихонько, а потом все громче. Не отвлекаясь от своих мыслей и продолжая в то же время чутко прислушиваться к лесным шорохам и пению птиц, Бакланов толкнул спящего в плечо. Борис Иванович, не просыпаясь, пробормотал что-то неразборчивое и повернулся на бок, перестав храпеть. Бакланов невольно улыбнулся: память его по-прежнему была пуста, как недавно вымытая классная доска, но он почему-то был уверен, что Комбат мгновенно проснулся бы при малейшем подозрительном шорохе.
     Подберезский просидел на дереве почти час. Потом наверху раздался шорох, тихий треск подломившейся ветки и невнятное, отпущенное свистящим шепотом ругательство.
     Потом среди ветвей возникли ноги Подберезского, а через мгновение он мягко спрыгнул на землю, опустившись на корточки и даже не коснувшись руками травы.
     Борис Иванович уже был на ногах.
     - Ну что? - спросил он, протирая заспанные глаза.
     - Двое, - коротко доложил Подберезский. - Пулеметчик и снайпер. Сидят в кустах с рациями и считают ворон.
     - Подойти к ним можно?
     - Спрашиваешь! Это же обыкновенные валенки!
     Не пойму только, почему они до сих пор не затеяли резаться в "очко".
     - Тогда пошли. Только учтите, что хотя бы один нам нужен живым, иначе ворота придется высаживать.
     У периметра они разделились. Подберезский указал Бакланову точное направление, в котором находился окопчик, где засел бандит с пулеметом, и беззвучно растворился в кустах. Борис Иванович выбрал удобную позицию, откуда были хорошо видны ворота ангара, и затаился там с "наганом" Лехи-Большого на тот случай, если кому-то из часовых удастся вызвать подмогу.
     Через шесть минут по его часам кусты слева от ворот затрещали и расступились. На заросшую травой асфальтированную дорожку, спотыкаясь, выбрался человек в камуфляжном комбинезоне. Глаза у него были дикие, к потному лицу прилипли листья и комочки земли. Вслед за ним из кустов вышел довольный Подберезский, держа в одной руке рацию, а в другой - армейскую снайперскую винтовку.
     - Ну что стал, стояло? - добродушно осведомился он, толкая замешкавшегося охранника между лопаток стволом винтовки. - Давай шевели поршнями!
     Борис Иванович покинул свой наблюдательный пост и тоже вышел на дорожку. Пленный вздрогнул от неожиданности и сделал странное движение, как будто намереваясь побежать одновременно на все четыре стороны.
     - Тпррр, - сказал ему Подберезский, и охранник послушно замер.
     Кусты снова зашевелились, и из них выбрался Бакланов с ручным пулеметом наперевес. Борис Иванович заметил кровь на его пальцах и не стал спрашивать, что случилось со вторым охранником.
     - Давай махнемся, Баклан, - предложил Подберезский. - Ты мне свою машинку, а я тебе - : "весло".
     - Да, - сказал Бакланов, отдавая ему пулемет и беря в руки винтовку с оптическим прицелом, - так будет лучше.
     - Ну вот, - обрадовался Андрей, - а ты говоришь, что ничего не помнишь!
     - А я и не помню, - с некоторым удивлением ответил Бакланов. - Просто чувствую, что.., ну что так будет правильно.
     - Еще бы ты не чувствовал! - обрадованно воскликнул Подберезский. - Ты же был лучшим снайпером в батальоне! Ну, ты, - обратился он к пленному, протягивая ему рацию и кивая в сторону ворот, - давай-ка сделай так, чтобы этот Сезам быстренько открылся. И постарайся обойтись без фокусов. Мы сюда не шутки шутить приехали, так что твоя жизнь в твоих руках.
     - Много болтаешь, - заметил Борис Иванович.
     - Зато какой слог! - возразил Бакланов, любовно поглаживая приклад винтовки.
     Охранник еще раз обвел их диким взглядом, понял, что деваться некуда, и поднес к губам рацию.
     После недолгих препирательств со ссылками на Манохина, чертово пекло, комаров и какого-то Черемиса внутри ангара лязгнул засов, и прорезанная в железных воротах калитка бесшумно распахнулась.
     Борис Иванович без лишних слов ударил стоявшего на пороге охранника кулаком, и тот молча улетел в глубину помещения, с жестяным грохотом врезавшись в передок стоявшего там "КамАЗа". Подберезский вздохнул, пробормотал "пардон" и опустил приклад пулемета на голову своего пленника, выводя его из игры. Бакланов передернул затвор винтовки и взял на мушку второго охранника, который, заглянув в ствол винтовки, молча бросил автомат на бетон и поднял руки так высоко, словно хотел дотянуться до потолка.
     - Извини, приятель, - сказал ему Борис Иванович, - сегодня мы пленных не берем. Не то настроение.
     Охранник не успел даже как следует испугаться.
     Комбат ударил его по голове рукояткой "нагана", и он мешком рухнул на бетон. Борис Иванович, не оглядываясь на своих спутников, протиснулся между стеной и бортом грузовика и распахнул дверь, которая вела в упаковочный цех.
     Скучавший в компании двух пожилых рабынь другой охранник шагнул вперед, занося для удара дубинку, и нерешительно остановился, мигом оценив превосходство противника в живой силе и вооружении.
     Борис Иванович сшиб его кулаком, как кеглю, а шедший следом Бакланов от души пнул его сапогом, окончательно отбив охоту подниматься на ноги.
     Подберезский очаровательно улыбнулся женщинам, прижал палец к губам и махнул рукой в сторону выхода, давая понять, что они свободны. Ему показалось, что женщины ничего не поняли, однако ни спорить, ни поднимать шум они не стали и тихо двинулись к дверям.
     - Все на пол! - проревел Комбат, врываясь в помещение, где тарахтел и лязгал главный конвейер. - Охране сложить оружие! Здание окружено!
     Его последние слова потонули в грохоте автоматной очереди. Зазвенело разбитое стекло, веером разлетелись осколки разбитых пулями бутылок, и один из рабов, охнув, упал у конвейера, обхватив руками простреленный живот.
     Комбат выстрелил, упал, перекатился и выстрелил снова. Одна пуля попала в плексигласовое забрало мотоциклетного шлема, украшавшего голову охранника, другая ударила в прикрытую бронежилетом грудь, заставив мертвого вертухая развернуться в падении.
     - Броники, Иваныч! - крикнул Подберезский, с колена открывая огонь по галерее. Стоявший там охранник сплясал короткий танец смерти, тяжело кувыркнулся через перила и мешком рухнул прямо на ленту конвейера.
     - Сам вижу, - процедил Борис Иванович, ныряя под прикрытие двухсотлитровой бочки со спиртом и выстрелом заставляя пригнуться одного из автоматчиков. - Сдавайтесь, уроды, пока всех не перебили! - прокричал он, перекрывая выстрелы, звон падающих на бетонный пол бутылок и чей-то истошный визг.
     В ответ снова прогремела автоматная очередь. Пули пробарабанили по железному боку бочки, в воздухе остро запахло спиртом, фонтанчиками заструившимся из пробоин.
     Борис Иванович обернулся и увидел Бакланова, который стоял в дверях, раз за разом прицельно стреляя из винтовки и даже не думая украшаться от свистевшего вокруг свинцового града. Он был спокоен и сосредоточен, как на стрельбище. Комбат видел, как в фанерной перегородке у него за спиной одно за другим возникали черные отверстия пулевых пробоин.
     На голову и плечи Бакланова дождем сыпались щепки, но он стоял неподвижно, широко расставив ноги в поношенных армейских ботинках, наводя, стреляя, перезаряжая и снова наводя. Подберезский бил короткими очередями и хрипло орал на Бакланова, заставляя того лечь. "Смерти ищет, - подумал Комбат о Бакланове. - Вот псих! Будем живы - голову оторву!"
     У Бакланова кончились патроны. Он спокойно выбросил опустевшую обойму, вынул из-за пояса новую и небрежным жестом профессионала загнал ее на место. Он уже начал поднимать винтовку к плечу, по-прежнему стоя во весь рост на самом видном месте, но тут какая-то молодая женщина в свисавшем грязными лохмотьями, когда-то белом просторном костюме, вскочив с пола, метнулась к нему и изо всех сил оттолкнула в сторону, врезавшись в Михаила всем своим мизерным весом и вцепившись в него обеими руками. За долю секунды до столкновения с галереи прозвучал одинокий выстрел, и Борис Иванович увидел, что пуля попала женщине в руку. "Ну что за баба! - с восторгом подумал Комбат, выскакивая из укрытия, чтобы видеть засевшего где-то у него над головой стрелка. - Ведь это Мишкина пуля была, верняк. Он на эту девчонку теперь до конца дней молиться должен."
     - А-а-а, черемисы! - раздался с галереи торжествующий вопль. - Попались, мать вашу! Я вас научу родину любить!
     Борис Иванович посмотрел наверх и увидел огромного, толстого человека с распухшим испитым лицом и с бульдожьими щеками, покрытыми лиловой сеткой лопнувших сосудов. На человеке была невообразимо грязная, ветхая от старости офицерская рубашка и засаленные брюки защитного цвета. Его огромное брюхо колыхалось, как наполненный водой презерватив, в пухлом кулаке был зажат старенький "наган" - точно такой же, как и тот, из которого стрелял Борис Иванович. Толстяк казался совершенно обезумевшим.
     В его свободной руке вдруг возникла бутылка водки.
     Он зубами сорвал с нее колпачок, сделал богатырский глоток из горлышка и пальнул в Подберезского, хохоча и изрыгая матерную брань. Пуля ударила в казенник пулемета, выбив оружие из рук Подберезского и намертво заклинив затвор. Андрей ничком бросился на пол и откатился за станину конвейера.
     Борис Иванович тщательно прицелился и спустил курок. Раздался сухой металлический щелчок. Комбат снова взвел курок и еще раз нажал на спуск, прежде чем до него дошло, что барабан "нагана" опустел.
     - Что, черемис, патрончики-то тю-тю? - проорал сверху толстяк и прицелился в Бориса Ивановича, С холодной четкостью, которая присуща подобным моментам, Борис Иванович понял, что толстяк не промажет.
     Раздался выстрел. Толстяк покачнулся, выронил бутылку, но устоял на ногах и снова прицелился в Комбата с тупым упорством безумца, решившего во что бы то ни стало довести свой замысел до конца. Откуда-то со стороны дверей опять донесся звук выстрела. Черемис оскалил зубы, несколько секунд постоял, все сильнее раскачиваясь взад-вперед и по-прежнему пытаясь удержать Бориса Ивановича на мушке, навалился всем своим чудовищным весом на хлипкие перила и вместе с ними обрушился вниз, с грохотом приземлившись на железные бочки со спиртом в двух шагах от Комбата.
     Борис Иванович вырвал из его скрюченных пальцев еще теплый "наган" и, обернувшись, увидел, как Бакланов выбирается из-под бесчувственного тела своей спасительницы, держа одной рукой за шейку приклада еще дымящуюся после удачного выстрела винтовку.
     Только теперь Комбат заметил, что стрельба прекратилась. В углу кучка грязных оборванных людей, пыхтя и ругаясь, копошилась над охранником. "Порвут на части", - подумал Борис Иванович, но вмешиваться не стал.
     - Концерт окончен, - громко сказал он, засовывая за пояс револьвер. - Все свободны. Можно расходиться по домам.

***

     Тентованный "КамАЗ", урча работающим на холостых оборотах двигателем, стоял на площадке перед распахнутыми воротами ангара, из которых уже тянуло дымком, - видимо, горящий спирт добрался до фанерных перегородок и иного оставшегося внутри горючего. За рулем сидел истощенный белобрысый парень в рваной одежде, наблюдая в боковое зеркало за тем, как последние рабы грузятся в полуприцеп.
     Комбат и Подберезский тоже наблюдали за этим процессом, стоя в сторонке. Подберезский курил, а Борис Иванович делал вид, что ни капельки ему не завидует. Время от времени они бросали обеспокоенные взгляды на Бакланова, который сидел поодаль на камне, все еще держа на коленях винтовку.
     Кто-то тронул Бориса Ивановича за рукав. Он оглянулся и увидел молодую женщину в белом костюме - ту самую, что спасла Бакланова от пули, закрыв собой. Ее рука была наспех перевязана какой-то тряпкой, больше всего напоминавшей подол ее собственной юбки.
     - - А вы почему не в машине? - спросил Комбат.
     - Извините, - сказала она, - я... Я хотела узнать, что с Баклановым.
     - А что с Баклановым? - удивился Комбат. - Вон он, сидит себе, как Стенька Разин на утесе. Цел и невредим. Вашими, между прочим, молитвами.
     Кстати, спасибо вам.
     Женщина яростно замотала головой.
     - Вы не понимаете, - сказала она. - Он меня не узнает.
     - А вы что, были с ним знакомы.., раньше? - спросил Борис Иванович и увидел, как Подберезский заинтересованно навострил уши.
     - Я его жена, - ответила Анна Бакланова.
     Подберезский издал странный звук - полукашель, полукряхтенье, в котором слышалась досада.
     - Вы же от него ушли, - напомнил он. - Впрочем, теперь это неважно. Он вас просто не помнит.
     Ему вкатили двойную дозу какой-то дряни, и у него начисто отшибло память, Борис Иванович очень удивился, вместо ожидаемого сочувствия увидев на лице своей собеседницы плохо скрытую радость.
     - Не помнит? Совсем ничего не помнит? Господи, какое счастье!
     - Чего? - тупо переспросил Подберезский.
     - Да, - сказал Анне Баклановой Борис Иванович, - шанс имеется.
     Впрочем, она его, похоже, не услышала. Подойдя к сидевшему на камне Бакланову, она что-то сказала ему.
     Бакланов медленно, с неохотой повернул к ней голову, сдержанно улыбнулся и что-то ответил. Она снова заговорила, склонив голову к правому плечу. Теперь Бакланов рассмеялся. Он положил винтовку на землю, полез в карман и вынул сигареты. Оба закурили, продолжая беседовать. Она что-то спросила, он ответил и немного подвинулся, давая ей место рядом с собой. Анна присела на камень, наступив ногой на казенник винтовки и даже не заметив этого.
     Грузовик, рыкнув двигателем и выбросив из выхлопной трубы султан черного дыма, тронулся с места и скрылся за земляным валом ангара. Чета Баклановых продолжала мило беседовать, сидя на валуне.
     - Вторая попытка, - пояснил Борис Иванович Подберезскому, который, разинув рот, глазел на них. - Редкая штука - вторая попытка. Не каждому дается, Подберезский покачал головой.
     - Обалдеть можно, - пробормотал он едва слышно.
     Борис Иванович мягко взял его за локоть, увлекая за собой. Подберезский кивнул и открыл рот, собираясь еще что-то сказать.
     - Пошли, пошли, - проворчал Борис Иванович. - Подождем в машине. Тут и без нас прекрасно разберутся.
     
     
        Андрей ВОРОНИН и Максим ГАРИН
   КРОВАВЫЙ ПУТЬ



Анонс

     В новом романе Андрея Воронина и Максима Гарина "Кровавый путь" зомбированные сектанты-ортодоксы, уверовавшие в конец света, готовятся разнести смертоносный вирус по России... И если бы случайно там не оказался со своими друзьями Борис Иванович Рублев, по прозвищу Комбат, не миновать бы беды. И теперь только от их решительности и смелости зависит, останутся ли планы главарей секты, мечтающих о всемирном господстве желтой расы, лишь кошмарным бредом, или же им суждено реализоваться...

     Война во Вьетнаме подходила к, концу, а в советском. секретном военном институте все еще велись работы, по созданию бактериологического оружия нового поколения, предназначенного для использования в Индокитае против американских войск. Нововыведенный вирус действовал избирательно - поражал только представителей белой расы, для желтокожих же был безвредным.
     Микробиологи Петраков и Богуславский почти завершили работу, даже успели провести испытания пробной партии на заключенных, когда пришло указание свернуть исследования. Документацию засекретили, штамм смертоносного вируса законсервировали, подготовив к длительному хранению .
     Но все тайное когда-нибудь да становится явным.
     В России активизировали свою деятельность восточные сектанты. Странную смесь буддизма, христианства и масскультуры предлагают они своим приверженцам Одурманенные, зомбированные верховные Учителем люди продают квартиры в городах, чтобы, купить себе избы или хотя бы место в бараке в "святых деревнях", основанных сектой в Прибайкалье, где всем уверовавшим Учитель обещает спасение перед близким концом света. Параллельно с отделениями секты создается и так называемый российско-японский университет, который с российской стороны представляют продажные высокопоставленные чиновники, а с японской - реваншисты-фанатики, поставившие перед собой цель - истребить белое население России, "освободить" ее территорию для восточной экспансии. Под прикрытием вывески университета возобновляется работа над смертоносным вирусом. Кого обманом, кого деньгами, кого шантажом, главарь секты заставляет работать на себя в лаборатории, расположенной возле "святых деревень" в Прибайкалье. Попасть в его владения можно, но выйти - только мертвым. Близится час, когда зомбированные сектанты-ортодоксы, уверовавшие в конец света, разнесут смертоносную заразу по России...
     И если бы случайно в этих местах не оказался со своими д