Молодая женщина нутром чувствовала: место, казавшееся ей до этого абсолютно безопасным, из укрытия может превратиться в тюрьму. До этого ей казалось, что всем в клинике заправляет главврач - Хазаров, а теперь же она поняла, что ошибалась, главный тут все-таки Грязнов.
     И неважно, кто в конце концов контролирует деньги, на чье имя оформлены документы владения, главный всегда тот, кто сильнее, кто может произнести простые слова и его невозможно будет ослушаться.
     Такие люди в последние годы Кате встречались редко, особенно после того, как она сошлась со Шнайдером. Среди бизнесменов, людей, в общем-то, волевых, редко высказывали вслух свои истинные мысли, желания. Там вес человека определялся толщиной его кошелька, суммой на банковских счетах. Там тоже жили далеко не ангелы, но то был цивилизованный мир, а здесь, в России, еще царил каменный век, когда люди выясняли отношения с помощью каменных топоров и дубин, когда сила, наглость и жестокость вполне могли справиться с законом.
     "Нет, вмешиваться я не стану", - подумала женщина.
     Но любопытство - великая сила. Она не ушла, а осталась стоять в коридоре, заглядывая через круглое стеклянное окошко в предоперационный зал.
     Грязнов прямо в пальто присел на блестящий, сделанный из нержавеющей стали стол и смотрел на Комбата.
     - Рублев... - губы его растянулись в улыбке, вроде бы и сентиментальной, какая появляется, стоит человеку вспомнить о далеком прошлом, но в то же время предельно жестокой. - Случайных встреч на этой земле не бывает, Борис Иванович.
     Грязнов говорил вслух, к немалому удивлению своих подручных Коляна и Толяна. Обычно своими рассуждениями с ними шеф никогда не делился, предпочитая произносить лишь приказы, теперь же он даже чем-то напоминал размечтавшегося старика, который вспоминает времена собственной молодости, когда и небо было более синим, и вода более мокрой, а женщины помоложе и покрасивее.
     - Рублев... Вот же, кто бы мог подумать!
     Комбат все еще не пришел в себя, хотя уже и подавал признаки жизни.
     - Врачей позвать? - предложил Колян, поняв, что Грязнову важно оставить пленника в живых.
     - Нет, - коротко хохотнув, ответил Грязнов, продолжая неотрывно смотреть на Комбата.
     - Сдохнет же!
     - Этот не сдохнет, в нем девять жизней, а то и больше, скрыто. Дает же Бог некоторым!
     А в это время хирург бегал по корпусу, пытаясь отыскать главного врача, чтобы пожаловаться на действия Грязнова, нарушившего порядок в святая святых лечебницы - в подземной клинике. Но, как назло, никто его не видел, никому Марат Иванович Хазаров не попадался на глаза вот уже в течение пары часов, хотя его машина и стояла у крыльца, а на выезде сказали, что он не покидал территорию лечебницы.
     - Черт знает что такое! - ругался хирург, привыкший к идеальному порядку в клинике. - В клинике бойня, чужие, а он и ухом не поведет, словно вокруг тишина да благодать!
     В помещение ему возвращаться не хотелось, в память врезался пристальный взгляд Грязнова. И хоть его помощь могла потребоваться внизу, хирург уселся в приемной, решив ждать до победного конца. Руки его тряслись, мысли путались, не помогли их собрать и иллюстрированные журналы.
     Хирург листал одну страницу за другой, и если картинки он еще как-то воспринимал, то текст проходил мимо его сознания. Временами по коридору кто-то проходил, но каждый раз - мимо, и с каждой минутой ожидания хирург казался самому себе никчемнее и никчемнее.
     Он, классный специалист, наверное, один из сотни ведущих во всем мире, конечно по своей специальности, не мог восстановить порядок, не мог обеспечить своему пациенту покой и стерильность.
     - Гориллы! Громилы! - шептал он, вспоминая Грязнова и его подручных.
     И если Колян с Толяном годились еще на роль обезьян, то Грязнов, хирург это чувствовал, из другой породы. Этот человек умел не только бить и крушить, но умел и думать - довольно редкое сочетание. Обычно Бог дает или ум, или силу, а если уж человеку дано и то и другое, да к этому прибавилась уже собственная беспринципность и полное отсутствие страха, то лучше всего не попадаться у него на пути.
     Главврач Хазаров в это время находился в так называемом "детском корпусе", небольшом двухэтажном здании на самой окраине городка. Когда-то тут размещался караул, потому территория возле него была обнесена забором и хорошо просматривалась.
     Рядом имелась небольшая спортивная площадка, где раньше проводили развод, сохранились и толстые деревянные щиты, возле которых солдаты заряжали автоматы. Кое-где, замазанные толстым слоем краски, виднелись пулевые отверстия, уставшие бойцы иногда машинально передергивали затвор и осуществляли контрольный спуск заряженного автомата. Входить сюда имели право только люди из обслуги детского корпуса, Грязнов да сам главврач. Ни одного из сумасшедших сюда на пушечный выстрел не подпускали.
     Территория детского корпуса была словно островком из другого мира: идеальная ухоженность, даже какая-то домашность. Несмотря на позднюю осень, повсюду виднелись цветы.
     Марат Иванович в белом халате, надетом поверх тонкого суконного пальто, прошел по узкой дорожке мимо благоухающих кустов шиповника и оказался у невысокой железной калитки, сваренной из арматурных прутьев и покрашенной блестящим битумным лаком. Выход и вход тут жестко контролировались, хотя охранника и не было видно, он наблюдал за дорожкой из деревянной беседки, стоявшей чуть подальше, на горке.
     Щелкнул электрический замок, и главврач легко распахнул калитку. Уже когда он шел по парку, то почувствовал тревожную атмосферу, царившую в лечебнице. Душевнобольных ищи - не найдешь, санитаров тоже, лишь бродячая собака, непонятно как попавшая на территорию через высокий забор, рыла лапами яму под старым развесистым деревом.
     "Случилось что?" - подумал главврач, ускоряя шаг.
     То, что происходило в последние дни в клинике, его, естественно, беспокоило. Срывы следовали один за другим, к счастью пока не фатальные, ситуацию удавалось удерживать под контролем. Но там, где случаются проколы, непременно что-то прогнило, а прогнившее судно рискует в ближайшее время пойти на дно.
     "То ли охрану нужно усилить, то ли сменить тактику?
     А может, на время лучше вообще затаиться, законсервировать подземную клинику? Вот только Шнайдер пойдет на поправку, тогда и приостановимся. Черт с ними, с деньгами, свобода и жизнь дороже. И Грязнов стал нервным в последние дни..."
     Хазаров вошел в здание с черного хода, с загрузочной рампы. Повсюду следы грязных ног, валялись обрывки травы, вырванной с корнем.
     "Черт знает что такое!"
     Он поднялся на второй этаж и тут же в приемной обнаружил задремавшего с журналом в руках хирурга.
     - Долго ждали? - спросил он, тронув медика за плечо.
     Тот сразу дернулся, будто ему в затылок ткнулся ствол холодного пистолета.
     - А, это вы, - облегченно вздохнул хирург и тут же воровато огляделся. - Безобразие какое-то! Представляете, спускаюсь я к Шнайдеру, а там грязь, листья...
     -В чем дело?
     - Грязнов ваш. Беспредел творится. Его мордовороты мужика какого-то скрутили, вниз снесли и в предоперационной к столу пристегнули.
     - Вы сказали Грязнову, чтобы его люди убрались из клиники?
     Хирург заметно погрустнел.
     - Конечно говорил, только он и слушать меня не хочет.
     - Неужели?
     И тут хирург мстительно добавил:
     - Говорит, не вы, а он здесь главный. Вы уж попробуйте порядок навести.
     Главврач Хазаров особо не подал виду, что происшествие его взволновало, он не любил выносить внутренние дрязги на суд посторонних. С Грязновым, если тот позволял себе лишнее, предпочитал разбираться с глазу на глаз.
     - Сейчас узнаю, трудно так сразу сказать, - и он шагнул за дверь.
     Хирург двинулся за ним.
     - Я все понимаю, у него свои сложности, но есть же элементарные правила! - слышал главврач за собой бессвязное бормотание хирурга, словно оправдывавшегося перед самим собой от бессилия. - Стерильность, реабилитационный период." Я не могу так работать.
     - Я же сказал, разберусь, - зло бросил главврач, сбегая по крутой лестнице вниз.
     Ему редко приходилось собственноручно открывать тяжелую металлическую дверь, рассчитанную на то, чтобы удержать ударную волну ядерного взрыва, обычно он спускался вниз с кем-то из персонала. От волнения Марат Иванович даже не сразу сообразил, в какую сторону следует крутить маховик. Хорошо смазанные петли не скрипнули.
     Беспорядок тут же бросился в глаза: грязь, листья, следы рифленых подошв, которые вели к предоперационной.
     - Я же говорил вам, черт знает что!
     - Подождите здесь.
     - Да и Анна, жена Шнайдера, волновалась, - добавил хирург шепотом.
     - С ней я тоже поговорю, - как можно спокойнее сказал главврач и зашагал вдоль цепочки следов, ведущих к застекленной двери.
     Он увидел странную картину: одетый в пальто, хоть тут и было тепло, Грязнов сидел на столе и, хищно улыбаясь, смотрел на пристегнутого кожаными ремнями могучего мужчину, лежавшего без сознания. Чуть поодаль стояли Николай с Толяном.
     При появлении главного врача они немного смутились, Николай попытался правым чистым ботинком прикрыть перепачканный глиной левый, Толян же заложил за спину грязные, в кровяных подтеках руки.
     - Валерий, что такое?
     Грязнов лишь посмотрел на вошедшего и вновь перевел взгляд на Рублева.
     - Ты можешь объяснить?
     - Друга встретил, - внезапно расхохотался Грязнов.
     Его смех показался главврачу несколько сумасшедшим, у него даже мелькнула мысль, не пьян ли Грязнов. Еще эхом отдавался смех в лишенном мягкой мебели помещении, а Валерий уже соскочил со стола и предупредительно вскинул руку:
     - Я все понимаю, не идиот, слава Богу. Но есть случаи, когда тяжело отказать себе в удовольствии.
     - Ты хоть понимаешь, Валерий, что наделал?
     - Мне начхать на вашего Шнайдера и на его похотливую сучку!
     - Я с ней еще не говорил, - не стал возражать против такого определения Анны главврач, он сам ее недолюбливал.
     Хазаров обернулся, ища поддержки, но хирурга рядом не оказалось.
     "Вести разговор одному против троих - это проигрыш", - подумал он.
     - Разобраться надо, - главврач покосился на Николая с Толяном, те и сами были бы рады убраться отсюда.
     - Идите, я вас найду, - бросил Грязнов, - дело вы свое сделали и, надо сказать, чисто, - он специально произнес это неуместное в данной ситуации слово.
     Оставляя грязные следы, мужчины двинулись к выходу.
     - Ты что-нибудь понял? - спросил Толян.
     - Хрен его знает, - пожал плечами Николай, - но кажется, Грязнов знал этого мужика раньше.
     - Догадливый, - съязвил Толян, - я это и без тебя понял. А что он с ним собирается делать? Может, как донора предложить Хазарову хочет?
     - Для донора он староват.
     - Мало ли чего, мужик здоровый, наверное, и печень не отпита...
     - Не наше это с тобой дело, нам не за это деньги платят.
     - А ты хоть знаешь, за что мы деньги получаем?
     - За то, что молчим.
     - Вот, правильно сказал.
     Мужчины выбрались на свежий воздух и с удовольствием закурили.
     Анна прогуливалась неподалеку в наброшенной на плечи шубке, халатик она оставила внизу.
     - Красивая баба, - мечтательно произнес Николай, - но стерва такая, что пробы ставить негде. И как только Шнайдер этого не видит?
     - А ему, наверное, такие и нравятся, - сделал вывод Толян. - Женщины, они всегда так: чем красивее, тем стервознее.
     - Не обязательно, - сказал Николай, отличавшийся большим жизненным опытом. - Но я гляжу на нее и думаю, ни мне, ни тебе переспать с ней не светит.
     - Это еще почему?
     - Денег не хватит.
     - Не думаю, чтобы она больше двух сотен стоила.
     - А ты их заплатишь?
     Толян искренне задумался, словно бы ему прямо сейчас предстояло выложить две сотни за сомнительное удовольствие переспать с Анной.
     - Деньги-то есть, не вопрос, но, наверное, ничего не получилось бы. У меня из головы эти две сотни не выходили бы, хрен не поднялся бы.
     - Правильно рассуждаешь, - Николай глубоко затянулся, он курил жадно, как любой человек после долгого перерыва, ощущая вкус и запах табачного дыма. - Я бы другое хотел тебе сказать: нравится всегда недоступное. Это для нас с тобой она предел мечтаний, а небось Шнайдеру сидит уже вот здесь, - и он провел ладонью по шее.
     - Тогда уж и не знаю, что его может возбуждать.
     - Его сейчас уже ни хрена не возбуждает. Прорезали бы тебе дырку в боку, ты бы тоже о бабах не думал.
     - Нет, не могу, я всегда о них думаю.
     А фрау Шнайдер, словно специально издевалась над молодыми мужчинами, прохаживалась взад-вперед, как на подиуме, хоть и ни разу не посмотрела в их сторону. Она знала, мало найдется мужиков, способных равнодушно смотреть на ее прелести. Читать она не привыкла, смотреть телевизор ей уже опротивело, осталось единственное развлечение: возбуждать, а потом прокидывать мужиков.
     К тому же на этих двоих она имела зуб.
     - И одетая вроде, - продолжал рассуждать Толян, - а чувствую себя так, словно она голая.
     - Не ты, а он чувствует, - рассмеялся Николай и резко хлопнул Толяна тыльной стороной ладони по застежке джинсов.
     Тот тут же сморщился:
     - Ты поосторожнее!
     - Хрен без костей, его не сломаешь, даже если он твердый, как палка.
     Толян хоть и работал в медицинском учреждении, имел очень слабое представление об анатомии.
     - Что, там костей нет? - Николай посмотрел на него широко открытыми глазами.
     - А ты что, не знаешь?
     - Знал бы, не спрашивал. А какого хрена он тогда такой твердый? - и тут он просиял, удивившись собственной сообразительности. - Мышцы, наверное! - и тут же стал ее развивать:
     - Так это ж можно накачать, чтобы больше был и сильнее.
     - Да-да, - поддержал игру Николай, знавший анатомию лучше своего приятеля.
     - А как? У него же рук нет, чтобы гантели держать.
     - Ну и дурак же ты! Сделай для него маленькую игрушечную штангу.
     - Свалится.
     - А ты ее с дужкой посередине сооруди и качай по утрам вверх-вниз.
     Колян почувствовал подвох.
     - Врешь!
     - Почему?
     - Ты же сам так не делаешь. Нет, наверное, не мышцы там, а хрящ.
     Николай тяжело вздохнул, поняв, что невежество своего приятеля ему не развеять, и, если он начнет сейчас объяснять тому, как устроено пещеристое тело его члена, тот вряд ли разберется, что к чему.
     - Ты знаешь, как гидроцилиндр в экскаваторах устроен?
     В армии служил? Так вот, тут то же самое. Кровь туда под давлением поступает...
     - А, надувной, значит, - на удивление быстро сообразил Колян.
     - Да-да, надувной.
     - Это ж как подумаешь, сколько всего в нашем организме происходит, - расфилософствовался Колян, - так жуть! Завалишь бабу, прыгнешь на нее, а там уже черт знает что начинается. Нет, попробую все-таки к ней подкатиться. Без денег, конечно. Она сейчас без мужиков сидит, небось хочется потрахаться.
     - Таким, как она, от траханья блевать хочется, она стольких мужиков в своей жизни перевидала, что другим и не снилось.
     - Попробую, - Колян вытер о джинсы вспотевшие ладони и, чуть нагнувшись вперед, посмотрел на застежку, не слишком ли торчит чего лишнего, и пробормотал:
     - Гидроцилиндр. - Придумают же!
     Он спрыгнул на землю и пошел прямо по траве к прогуливающейся Анне, по дороге прикидывая, с чего бы лучше начать разговор: то ли ляпнуть что-нибудь о погоде, то ли сразу перейти к делу.
     Анна, слышавшая отрывки чужого разговора, только ухмылялась. Если бы и согласилась с кем сейчас пойти, так это с Толяном, а не с Николаем, последний ей не нравился патологически. Но поиграть было можно, хотя бы для того, чтобы сорвать злость на Грязнова. Самому Валерию она сделать ничего не могла.
     - Это вы? - обернулась женщина и манерно приложила руку к груди. - Я так испугалась.
     - Рядом со мной бояться нечего, - гордо заявил Колян и подмигнул.
     Анна словно бы не заметила этого жеста, она все еще продолжала держать ладони на своей большой упругой груди и чуть заметно сжимала пальцы.
     - Не знаю, - невпопад ответила она и замолчала, ожидая, что же скажет теперь Колян.
     - Погода сегодня хорошая, - проговорил он, поглядев на небо.
     - Хорошая для чего? - спровоцировала его Анна.
     - Вообще хорошая.
     - Вообще хорошей погоды не бывает, - твердо ответила молодая женщина.
     - Не понял...
     - Например, для того чтобы кататься сегодня на лыжах, погода плохая, и для того чтобы загорать - тоже.
     - Знаете, это словами передать трудно, - делал титанические умственные усилия Колян, чтобы высказать не раз прочувствованную им мысль. - Вот бывает так, что погода словно шепчет. - Бывает, - согласилась Анна. - И про что же она шепчет? - женщина подалась чуть-чуть вперед, чтобы Колян смог уловить аромат духов, ощутить тепло, идущее от ее тела.
     - Трахнись, говорит.
     - Шепчет, - напомнила Анна.
     - Ну да, шепчет.
     - В самом деле? А я и не прислушивалась.
     - Прислушайтесь.
     - Плохо слышно, ветер в ушах свистит, прикройте-ка меня, - Анна стала боком, и Колян счастливый, что все так легко получается, попытался прикрыть ее от слабого ветерка, даже приобнял одной рукой за плечо и прижал к себе.
     Он почувствовал, как ладонь Анны скользнула ему на живот, нырнула под свитер и забралась в джинсы.
     - Что-то не слышу шепота погоды, - прошептала Анна.
     - Шепчет, шепчет, - подтвердил Колян.
     Он блаженно расслабился, ощущая прохладные женские пальцы с острыми ногтями на самом интересном месте своего тела. И внезапно чуть не взвыл от боли - ногти впились в его плоть.
     Железной хваткой Анна сжала гениталии Коляна.
     - Думаешь, ты мужик и только поэтому тебе все можно? - она зло сверкнула глазами.
     - Пусти!
     - Я тебе сейчас все хозяйство отверчу, - и она повернула руку.
     От обиды и боли у Коляна непроизвольно на глазах навернулись слезы. То, что секундой тому назад ему казалось возбуждающим и эротичным, сделалось унизительным и до крайности обидным.
     - Я тебе сейчас такой массаж сделаю, что ты о женщинах месяца два вспоминать не будешь. Распухнет твое хозяйство так, что в штанах не уместится, будешь ходить и его руками придерживать.
     - Пусти! - вновь попросил Колян, он хотел и боялся одновременно схватить Анну за руку.
     И она медленно стала вытаскивать ее из-под джинсов, полосуя острыми ногтями плоть неудачливого кавалера.
     - Запомни раз и навсегда, что подходить ко мне с такими предложениями опасно!
     Колян постоял секунд с десять, не двигаясь, не веря в то, что мучения кончились. Анна брезгливо разглядывала свою правую руку, под накрашенными перламутровым лаком ногтями виднелись окровавленные кусочки кожи и черные вопросительные знаки жестких волос.
     - Мерзость какая! - проговорила она, заворачивая руку носовым платком. - Могу тебе прокладку дать, если не хочешь трусы кровью испачкать, - холодно сказала она и резко ударила коленом Коляна в пах.
     Тот почти беззвучно взвыл от боли и обхватил низ живота руками.
     - Козел ты безрогий, - уже без всякой злобы произнесла Анна и, держа на отлете руку, завернутую в платок, подошла к погрузочной рампе, на которой стоял Толян. - Дурак твой приятель, - она попыталась отвернуть вентиль на кране, который служил для полива цветника, но тот не поддавался. - Чего стоишь, помоги мне!
     Зажурчала вода. Анна долго и старательно мыла руку, выгребая из-под ногтей все, что туда забилось.
     - Животное! Сучка! - послышалось сзади. Колян подошел, но не очень близко и шипел на Анну.
     - Мне погода нашептала, - спокойно сказала женщина, стряхивая с рук сверкающие капли воды, - она каждому свое шепчет.
     - Убью, падла! - потерял всякое терпение Колян и двинулся на Анну.
     Та, как кошка вскидывает лапу, вскинула руку. Сверкнули накрашенные ногти.
     - Только подойди, я тебе глаза мигом выковыряю!
     - Чего ты на нее смотриш