ркотики и вела беспорядочную половую жизнь. Бакланов молча встал, намереваясь съездить старшему оперуполномоченному по шее для прочистки мозгов, но в последний момент сдержался, поняв, что этим он Зойке не поможет.
     Было совершенно очевидно, что Чудакову меньше всего хочется принимать заявление и вешать на себя очередное дело, для раскрытия которого у него не хватало ни времени, ни возможностей, ни умения.
     Потом последовал довольно длинный разговор, со стороны напоминавший партию в теннис: Чудаков задавал вопросы, направленные на то, чтобы дело об исчезновении Зои Игнатьевой не было возбуждено вовсе или, по крайней мере, досталось не ему, а Бакланов срезал его подачи угрюмыми ответами и обещаниями дойти до министра внутренних дел. В конце концов заявление было написано и принято, но Бакланов ушел с ощущением, что старший оперуполномоченный Чудаков вовсе не намерен расшибаться в лепешку, разыскивая Зойку.
     Теперь, когда с того дня миновало уже полторы недели, Бакланов окончательно уверился в том, что больше не увидит Зойку живой. Две с половиной недели - долгий срок. Разумеется, в жизни бывает всякое, и Зойка могла податься вовсе не в Йошкар-Олу, а, например, в Москву или Питер, но такое продолжительное молчание было не в ее правилах. Она очень берегла тетку Алену и наверняка дала бы о себе знать, если бы могла это сделать, В общем-то, думать тут особенно не о чем, сказал он себе, во второй раз намыливая щеки. Надо искать, но, господи, до чего же я устал! Устал, изверился, да и поистратился, между прочим. Вопрос, не подкрепленный деньгами, - это вовсе не вопрос, а пустое сотрясение воздуха. Чудакову, что ли, денег предложить? Так где их взять, такие деньги... И где ее искать? Я полторы недели слоняюсь по городу - не такому уж большому, между прочим, - и пристаю ко всем с расспросами.
     Кассиры на вокзале знают меня как облупленного, а бомжи и постовые милиционеры стараются потихонечку свалить куда-нибудь подальше, стоит мне показаться на горизонте... Легко сказать - искать! Попробуй найди. Искать не получается, но и не искать тоже.
     Эх, Зойка, Зойка! Устроила же ты сюрприз!
     Он побрызгался одеколоном, заклеил порез на щеке и вышел из ванной, на ходу натягивая чистую майку. Сунулся в комнату за сигаретами, вспомнил, что они кончились, пересчитал в бумажнике наличность, вздохнул и стал обуваться. Затянув шнурки на поношенных кроссовках, он затолкал бумажник в задний карман, спохватился, вернулся в комнату и закрыл окно. Фотография на книжной полке слегка шевельнулась от сквозняка.
     Бакланов уловил это движение краем глаза, повернул голову и несколько секунд всматривался в черно-белый снимок, словно ожидая подсказки.
     - Есть плотнее огонь, товарищ майор, - негромко отчеканил он и вышел из квартиры, заперев за собой дверь двумя оборотами ключа.

Глава 3

     Борис Иванович выбрался из машины и, разминая ноги, прошелся по жесткой, как проволока, высокой траве, в которой оглушительно стрекотали одуревшие от дневной жары кузнечики. Небольшая ящерица стремительным серым зигзагом выскользнула у него из-под ног и, коротко прошуршав в траве, скрылась из вида. На западе садилось и все никак не могло сесть солнце, лучи которого придавали пейзажу благородный оттенок старой красной меди. Над ухом несмело прожужжал первый комар, выбравшийся на вечернюю охоту. Борис Иванович рассеянно отмахнулся от него, оглядываясь по сторонам.
     Слева от него, приблизительно в полукилометре, белели похожие на скелет динозавра стропила незаконченной кровли. Рядом со стропилами неподвижно торчала стрела автокрана, на конце которой Комбат разглядел какое-то черное пятно - похоже, это была присевшая отдохнуть ворона. Справа, почти на самой границе видимости, громоздилась трехэтажная кирпичная коробка еще одной недостроенной дачи. Оттуда все еще доносился прерывистый рокот какого-то гусеничного механизма и пронзительные взвизгивания циркулярной пилы - похоже, работяги вкалывали сверхурочно, торопясь закончить строительство к назначенному хозяином сроку.
     Прямо по курсу Борис Иванович увидел небольшую, совсем прозрачную березовую рощицу, стоявшую над невысоким песчаным обрывом, под которым тихо протекала невидимая отсюда река. Солнце садилось как раз там, в заречных лугах, проплавляя себе путь сквозь черневший на горизонте перелесок, В воздухе пахло разогретой зеленью и цветочным медом, в кустах под обрывом несколько раз щелкнул, пробуя голос, соловей.
     Позади хлопнула дверца. Борис Иванович обернулся и одобрительно посмотрел на Подберезского, который выгружал из багажного отсека темно-синей "тойоты" привезенные с собой припасы. Рядом с "тойотойд громоздился поставленный на четыре фундаментных блока автомобильный кунг, снятый с какого-нибудь "МАЗа" или "Урала". Кунг был грубо размалеван камуфляжными полосами и разводами, что указывало на его военное прошлое.
     - Кучеряво, - сказал Борис Иванович. - Оччень даже ничего.
     - Ну да, - скромно согласился Подберезский. - Я ведь старался.
     - Только это, наверное, ненадолго, - продолжал Комбат, задумчиво жуя травинку. - Через год понастроят тут кирпичных курятников, понароют грядок, понасажают картошки пополам с георгинами... Бань, понимаешь, понаставят, гамаки поразвесят, врубят свои магнитофоны, и будет такое же дерьмо, как и везде. Куда ни глянь, повсюду толстые бабищи кормой в небо, как торпедированные линкоры, ей-богу...
     Детишки с велосипедами, навозные кучи, заборы, колючая проволока, крыжовник с малиной... А потом начнут в тебя тыкать пальцами: почему, дескать, у вас, сосед, на участке один пырей да одуванчики? От вас, мол, эта зараза к нам переползает. Надо бы, сосед, земельку обработать, а то ведь можно и жалобу на вас подать...
     Подберезский выглянул из-за задней дверцы джипа, держа в руках большую кастрюлю с мясом для шашлыков.
     - Да ты поэт, Иваныч, - сказал он с уважением. - Так все расписал, что я будто наяву все увидел.
     Только не будет этого, даже не мечтай.
     - Почему же это не будет? - срывая новую травинку, поинтересовался Комбат.
     - Там, - Подберезский мотнул головой в сторону дороги, до которой было метров сто, - колхозный сенокос. Там никаких дач не будет. Впереди, как видишь, река, а по бокам... Видишь те дома? Ну те, что еще не достроены? Так вот, это мои ближайшие соседи. Вся эта земля моя, Иваныч.
     - Ни хрена себе! - присвистнул Комбат. - Так ты у нас, выходит, помещик! Кровопиец, значит. Крепостных-то прикупил или денег не хватило?
     Подберезский сделал странное движение руками.
     Борису Ивановичу на мгновение почудилось, будто Андрей собирается швырнуть кастрюлю с мясом на землю, а может быть, и ему в голову, но Подберезский взял себя в руки и аккуратно поставил свою ношу на траву.
     - Знаешь, Иваныч, - суховато сказал он, - ты бы все-таки выбирал выражения. Я, между прочим, ни у кого ничего не ворую. Вкалываю, как негр на плантации, кручусь целыми днями... Знаешь, с какими рылами приходится дело иметь, в каком дерьме бултыхаться? Утром проснешься и думаешь: елки-моталки, опять все сначала! Видеть никого не могу, честное слово... Вот и купил кусок берега, чтобы на полкилометра в любую сторону - ни одной поганой рожи... А ты сразу - помещик, крепостник... Спроси еще, сколько мне этот участок стоил.
     - А сколько? - ничуть не смутившись, спросил Борис Иванович.
     - Сколько надо, - огрызнулся Подберезский.
     - Вот это уже разговор, - сказал Борис Иванович. - А то я думал, ты сейчас заплачешь. Ты мне лучше скажи, латифундист, мы жрать сегодня будем?
     Подберезский застыл, моргая глазами.
     - Однако, - сказал он. - Расширяем кругозор, Иваныч? Где это ты таких ругательств нахватался?
     Латифундист... В уставе строевой службы таких слов, насколько я помню, нету.
     Комбат ухмыльнулся в усы и подошел к машине, чтобы помочь Подберезскому с разгрузкой.
     - Гипнопедия, - щегольнул он еще одним иностранным словом и на всякий случай перевел:
     - Обучение во сне.
     Андрей сделал удивленное лицо: имея дело с Борисом Ивановичем, порой трудно было понять, шутит тот или говорит серьезно.
     - Это как же понимать? - осторожно поинтересовался он.
     - Очень просто, - ответил Комбат, поднимая с земли кастрюлю и оттопыривая локоть, чтобы Андрей засунул ему под мышку бренчащую связку шампуров. - Как включу вечером телевизор, так, считай, сразу и засыпаю. Я сплю, а он бормочет, бормочет...
     Подберезский фыркнул и вынул из багажника охапку дров.
     Дрова были какие-то странные: темные, лакированные, местами красиво изогнутые, но все без исключения треснувшие и расщепленные, словно Подберезский, не найдя другого топлива, ломал об колено мебель. "Ох, странные дрова... Знакомые какие-то", - подумал Борис Иванович.
     - Откуда дровишки? - бодрым голосом спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ.
     - А ты как думаешь? - вопросом на вопрос ответил Андрей, поудобнее пристраивая расползающуюся охапку под мышкой. - За мебель все равно пришлось платить. Вот я и подумал: зачем добру пропадать? Да и хозяину проще: все-таки меньше мусора выбрасывать...
     Борис Иванович смущенно пошевелил усами, старательно любуясь закатом, и спросил:
     - И что хозяин? Обрадовался?
     - А черт его разберет, - честно признался Андрей. - У него сейчас такая морда, что не поймешь, плачет он или смеется. Не морда, а подушка в цветастой наволочке.
     - Н-да, - сказал Борис Иванович.
     Они подошли к месту, где в траве чернело пятно кострища, и избавились от своей ноши, Подберезский сбегал к кунгу и принес несколько закопченных кирпичей, которые должны были играть роль мангала.
     Это заняло у него не больше минуты, но, когда он вернулся, костер уже горел, с аппетитом пожирая сухое, пропитанное лаком дерево. Андрей снова вернулся к кунгу и выволок из-под него несколько припасенных заранее толстых сучьев.
     - Да, - сказал Борис Иванович, когда он вернулся, волоча сучья за собой, - все здесь хорошо, но вот с дровами проблема.
     - Да разве это проблема? - весело ответил Подберезский, сваливая свою ношу на землю и хватая топор. - Если что, сходим еще разок в ресторан, и все проблемы решатся.
     - Да ладно тебе, - проворчал Борис Иванович. - Хватит уже! Как вспомню - тошно становится. Вроде и выпили всего ничего, а ты посмотри, что натворили...
     - Это тебе теперь кажется, что выпили мало, - откликнулся Андрей. Он рубил сучья на куски, и речь его из-за этого стала отрывистой. - На самом деле, как известно, после первого стакана ориентироваться сложно, особенно если обстановка располагает. А в том кабаке такая обстановка, что лучше не придумаешь.
     И водка, между прочим, дешевле, чем везде.
     - Так может, она паленая? - предположил Борис Иванович, подбрасывая в огонь ножку от стула. - Может, я из-за этого и озверел? Повод-то был пустяковый. Ну подумаешь, голубым обозвали. Он ведь не со зла. - Он смешно хмыкнул в усы. - Нежности человеку захотелось, а я его - по шее... Точно, все дело в водке!
     Подберезский закончил рубить дрова, подсел к костру и, открыв кастрюлю с мясом, принялся неторопливо нанизывать его на шампуры.
     - Конечно в водке, - согласился он. - Только не в качестве водки, а в ее количестве. С качеством все нормально, я проверял.
     - Как это ты проверял, позволь тебя спросить? - насторожился Борис Иванович.
     - Сейчас объясню. Только ты давай насаживай мясо на эти штуки.
     Борис Иванович придвинул к себе кастрюлю и взялся за дело, а Подберезский, вытерев руки о траву, расстегнул свою сумку и вынул из нее бутылку водки.
     - Не удержался, - объяснил он. - Дешевая она у них до безобразия. Грех было не прихватить пару-тройку бутылочек. Так вот, Иваныч, смотри и учись, в жизни пригодится. - Он напустил на себя важный вид и продемонстрировал Комбату бутылку, держа ее, как в рекламном ролике: указательным пальцем левой руки за пробку, а указательным пальцем правой - под донышко. - Итак, мы имеем бутылку водки. Как определить, настоящая в ней водка или "левая"? Существует несколько простых тестов... Ты записывай, Иваныч, записывай. Бумажку тебе дать?
     - Да пошел ты, - буркнул Борис Иванович.
     - Ладно, - переставая кривляться, сказал Подберезский. - В общем, смотри. Левак, как правило, разливают вручную, а на заводе, сам понимаешь, автоматика: конвейер и все такое прочее. А ленту конвейера смазывают...
     - Зачем?
     - А хрен ее знает, - признался в своем невежестве Андрей. - Главное, что смазывают, и смазка эта остается на донышке бутылки. Вот, гляди.
     Он взял бутылку за горлышко, припечатал ее донышком к ладони и с усилием провернул вокруг продольной оси. На ладони остался смазанный черный отпечаток в форме кольца.
     Андрей продемонстрировал ладонь Комбату с видом юного математика, только что доказавшего теорему Ферма.
     - Точно, - сказал Борис Иванович. - Наука!
     - Теперь дальше, - продолжал Андрей, разворачивая бутылку так, чтобы Комбату была видна обратная сторона этикетки. - Видишь, как наклеена этикетка? Клей лежит тонкими параллельными полосками. Ни одному кустарю так не сделать, это может только машина. Ну, акцизную марку присобачить может любой дурак, но вот тут, на самой марке, должна быть компьютерная надпечатка... Вот она, видишь?
     - Да отстань ты от меня! - не выдержал Борис Иванович. - Что ты ее мне в нос тычешь, садист? Закрытую! Понял я уже все, верю, что настоящая. Самое время попробовать.
     - А купаться? - обиженно спросил Подберезский.
     - Искупаемся еще, - пообещал Борис Иванович, не подозревая, при каких обстоятельствах ему придется сдержать свое обещание.
     Дрова сгорели. Подберезский аккуратно пристроил шампуры над раскаленными углями и привычным жестом сорвал с бутылки алюминиевый колпачок. Борис Иванович хищно зашевелил усами, вдыхая аппетитный аромат жарящегося мяса и следя за тем, как прозрачная влага, негромко булькая, льется в пластмассовые стаканчики. Солнце уже спряталось за березовой рощей, и березы чернели на фоне красной полосы заката четкими, словно вырезанными из картона, силуэтами. Где-то протяжно прокричала ночная птица, и вскоре над костром бесшумно промелькнул подсвеченный снизу отблесками тлеющих углей косой крест широко распахнутых мягких крыльев.
     - Хорошо у тебя здесь, - негромко сказал Борис Иванович.
     - Угу, - согласился Подберезский, протягивая ему полный стаканчик и озабоченно поворачивая шампуры, с которых, шипя, срывались капли жира.
     - Только все равно все здесь какое-то ненастоящее, - продолжал Борис Иванович. - Не знаю, как тебе, а мне приходится напрягаться, чтобы забыть, что до Москвы отсюда рукой подать, а до соседней деревни еще ближе.
     - Ну конечно, - проворчал Андрей, снимая мясо с шампура в жестяную тарелку, - тебе для полного счастья просто необходимо, чтобы до ближайшего жилья было полторы тысячи километров. И чтобы со всех сторон стреляли, сверху бомбили, и сидеть при этом непременно на минном поле. Вот тогда полный кайф!
     Борис Иванович невесело усмехнулся.
     - Может, и так, - ответил он. - А может, и по-другому. Давай-ка выпьем за наших ребят.
     Они выпили и закусили мясом и зеленью. Андрей снял с огня последний шампур и подбросил дров в костер. К темному небу поднялся столб белого дыма, потом блеснул огонь, осторожно лизнул поленья, словно пробуя их на вкус, и пошел расти, с негромким треском пожирая сухое дерево. Подберезский покосился на Комбата. В пляшущих отсветах огня лицо Бориса Ивановича показалось ему усталым и постаревшим.
     Подберезский торопливо наполнил стаканы и с воодушевлением сказал:
     - А знаешь, Иваныч, я вчера звонил Баклану. Помнишь Мишку Бакланова?
     Лицо Бориса Ивановича мгновенно ожило, осветившись привычной хитроватой улыбкой. "Почудилось, - с облегчением подумал Андрей. - Придет же такое в голову! Нет, ребята, пока Иваныч постареет, мы все успеем в могилу сойти..."
     - Еще бы не помнить, - сказал Комбат. - Из-за него, поганца, мне месяц прохода не давали. Даже боевой листок выпустили: "Майор Рублев, спасая подчиненного, успешно применил против "духов" химическое оружие ограниченного радиуса действия...". И карикатура: я в штанах с прорехой на всю корму.
     - Точно! - подхватил Подберезский. - Начальника политотдела тогда чуть кондрашка не хватил.
     Очень он, бедняга, за наше моральное состояние переживал.
     - М-да, - неопределенно произнес Борис Иванович. - Ну и как там наш Баклан?
     - В общем, ничего. Не очень кучеряво, но, как я понял, более или менее в норме. Только вот голос у него был какой-то... Не такой.
     - Может, у него зубы болели, - предположил Борис Иванович.
     - Он так и сказал.
     - Значит, соврал, - заметил Комбат. - Что первое в голову пришло, то и ляпнул. А может, и правда...
     Да мало ли из-за какой ерунды у человека может испортиться настроение! Может быть, он с женой поругался, а тут ты со своим звонком, с юмором своим жеребячьим... Женат он?
     - Был, - буркнул Подберезский, обиженный тем, что его чувство юмора обозвали жеребячьим.
     - Ну вот видишь! - сказал Комбат. - Переживает человек. Ох уж эти бабы! Так о чем вы говорили-то?
     - Да так, - уклончиво ответил Подберезский, - о том о сем... Я тебе не говорил, что собираюсь на пару дней в Йошкар-Олу? Вот спросил у Баклана, не прогонит ли, если заеду.
     Борис Иванович заметно оживился.
     - О, - сказал он, - Йошкар-Олу я знаю. Служил там одно время...
     Подберезский скривился и поспешно протянул ему полный стакан.
     - Иваныч, - попросил он, - родной, не надо. Про тамошние болота и про комаров, которые уносят в зубах оловянные бачки с пайкой на десять человек, я слышал уже раз пять, а может быть, и десять. Если хочешь знать, впервые я услышал об этом еще в Афгане.
     - От кого? - с невинным видом поинтересовался Борис Иванович.
     - Гм, - только и ответил Подберезский.
     Комбат торопливо выпил водки, чтобы скрыть смущение, начинил рот жареным мясом, затолкал сверху пучок петрушки и принялся с хрустом жевать, глядя в огонь и шевеля бровями.
     - А что ты там потерял, - спросил он, закончив жевать, - в этой Йошкар-Оле? Места там, конечно, красивые, но все-таки не курорт...
     - А я по делам, - сказал Подберезский. - Думаю завязать деловые связи, а со временем и расшириться. В Москве, да и вообще в центре, все давно поделили, а провинция - это, Иваныч, непочатый край возможностей для развития.
     - А почему именно Йошкар-Ола? - спросил Борис Иванович. - Почему не Чебоксары или, скажем, Саранск?
     - А меня туда пригласили, - ответил Андрей. - То есть не то чтобы пригласили, но... В общем, приехал ко мне недавно представитель одной тамошней фирмы. Не ко мне персонально, конечно. Я так понял, что его начальство в Москву послало для прощупывания почвы и установления деловых контактов. Ну он и вышел на меня...
     - Ну и отлично, - сказал Борис Иванович. - Чего же тебе еще? Вот и устанавливай контакты, расширяйся... Но зачем же самому за тысячу верст ехать?
     - А затем, что не понравился мне этот толкач, - честно ответил Андрей. - Казалось бы, предлагает дельные вещи, но почему-то таким тоном, будто втирает мне порнографические открытки. И вид у него при этом такой, словно мы с ним одного поля ягоды и я его должен понимать без слов, по одному выражению лица. Это все, конечно, материи тонкие и ненадежные - выражение лица, тон, манера держаться... Может быть, он от рождения такой, кто его знает? Но покупать кота в мешке мне не хочется, а отказываться от выгодного предложения жалко. Вот я и решил прокатиться, осмотреться на месте. Тем более что там Баклан. Он меня введет в курс дела, поможет, если что. А представляешь, Иваныч, как было бы здорово организовать там свой филиал, а директором поставить Баклана!
     - Да, - сказал Комбат. - Этот тебя ножом в спину не ударит. Хотя я слышал, что в бизнесе друзей не бывает.
     - Чепуха, - уверенно возразил Андрей. - Эту поговорку придумали козлы, которые за копейку удавиться готовы. Да и потом, друзья бывают разные. Неко