ни будут жевать куски твоей плоти. На обед сердце, на ужин печень, и лакомство - жареные мозги. А, Комбат?
     В руке Грязнова матово блеснул странный, похожий на большое яйцо предмет с красной кнопкой.
     - Ты слышал когда-нибудь такое слово - трепанация? Это так вскрытие черепа называется. Здесь, в клинике, я кое-чему научился. Не до конца, конечно. Вскрывать череп научился, а закрывать еще нет.
     Из странного яйцеподобного предмета блеснула, как край ущербной луны, дисковая пила с мелкими, похожими на зубы хищной рыбы зазубринами. Почти неслышно засвистел моторчик, и комбат ощутил, как пила впивается ему в череп, причиняя невыносимую, удушающую боль, глаза засыпала мокрая костяная пыль.
     И он не выдержал, закричал, да так громко, что его голос, отразившись эхом от бетонных стен подземелья, чуть не оглушил его. И тут он услышал хохот Грязнова, перекрывающий скрежет и хруст распиливаемой кости.
     - Я достал тебя. Комбат! Все, ты кончен, твои мозги за ужином сожрут сумасшедшие. Они будут есть их руками, запихивая в беззубые, вонючие пасти. Еще немного, и ты заплачешь, Рублев, заплачешь!
     "Этого не может быть, - подумал Рублев, - просто не может быть! Я бы уже давно умер, если бы это было правдой. Но глаза мои открыты, уши все слышат, я все чувствую. Наркотик, наркотик, только он может приносить облегчение и страдания."
     - Вас нет! Нет! - закричал Комбат. - Вы лишь галлюцинация! Я жив, я еще поборюсь с вами!
     И лишь только он сумел убедить себя, что все происходящее только видение, боль отступила. Рублев вновь увидел перед собой лицо Грязнова, но на этот раз на нем не было улыбки, а только злость.
     - Да, ты угадал, - разочарованно произнес он, - и я лишь привиделся тебе. Но поверь, Комбат, это видение - не последнее и далеко не самое страшное. Страшнее то, что произойдет с тобой потом, когда ты очнешься и почувствуешь, что не можешь жить без дозы. "Дозу!" - вот самое страшное слово, которое ты будешь произносить чаще других, и каждый раз твое сердце будет сжиматься от страха.
     И лучше бы было для тебя, если бы его за обедом сожрали сумасшедшие.
     И вновь Комбат провалился в сон. Страшное видение понемногу улетучивалось из памяти, оставался лишь липкий страх, беспричинный, похожий на тот, который испытывают перед темнотой дети.
     Грязнов отводил душу, видя слабость и униженность своего врага. Он появлялся в камере всегда с опозданием на час или полтора. Припав к стеклу, наблюдал за мучениями Комбата и торжествовал, буквально упивался своим превосходством. Иногда стучал пальцем по стеклу и, широко улыбаясь, смотрел в пустые глаза поверженного Бориса Рублева.
     А тот стоял перед дверью, как истово верующий человек перед иконой, словно бы за стеклом был не мучитель и изверг, а сам Христос в сиянии. Рублев смотрел на Грязнова и буквально молил, чтобы тот дал знак своему санитару и тот сделал укол.
     - Дай.., дай... - шептал Борис Рублев. - Укольчик!
     Хочу укольчик!
     - Хочешь?
     - Хочу!
     - Ну, вот видишь, Рублев, бесстрашный командир, видишь, во что ты превратился? Ты мерзавец, ты сволочь, ты теперь убьешь любого. Я могу натравить тебя на твоих друзей, и ты их примешься убивать. Правда, ты слаб, наркотик разрушил твой организм, подорвал твое железное здоровье...
     - Ну, ну, Грязнов, дай же! Скажи, прикажи ему.., я тебя умоляю... - клянчил Комбат, унижаясь перед Грязновым.
     - Ну а где же твоя железная воля, Рублев? Ты же мне говорил, что человек может заставить себя отказаться от всего лишь усилием воли. Ну, так заставь себя, откажись от наркотика.
     - Не могу, - рычал Рублев, - не могу! Грязнов, дай, прикажи!
     - Э нет, не так все просто, Рублев, наркотик стоит дорого.
     - Ну, ну, я тебе отдам свою квартиру, машину...
     - Мне ничего не надо, я хочу смотреть, как ты мучаешься, Рублев. Ты будешь мучиться столько, сколько я захочу.

Глава 13

     Андрей Подберезский уже сбился со счета, сколько раз он пытался дозвониться до Комбата. Но телефон не отвечал, и Подберезский трижды приезжал к нему на квартиру. Но того дома не было.
     "Черт его подрал, опять куда-то улетучился!"
     Но волнение за судьбу своего бывшего командира не оставляло его, и он решил позвонить полковнику ГРУ Леониду Бахрушину, не посылал ли тот куда-нибудь Рублева, не поручил ли ему какое задание и поэтому того нет в Москве.
     Подберезский уже обзвонил всех знакомых, которые могли знать что-нибудь о Рублеве. Позвонил даже в Питер брату Комбата - банкиру Андрею Рублеву, но тот честно признался, что Борис ему не звонил, и где находится сейчас старший Рублев, ему не известно.
     Звонок Подберезского застал Бахрушина в кабинете, где он был погружен в чтение документов.
     Полковник снял трубку и произнес:
     - Слушаю, говорите.
     - Леонид Васильевич, вы?
     - Я, - признался Бахрушин.
     - Подберезский Андрей беспокоит.
     - А, Андрюха, здорово! А где наш друг Борис: Иванович? - задал вопрос полковник Бахрушин.
     - Вот ради этого я и звоню, думал, вы знаете.
     - Нет, не знаю. А что, дома его нет?
     - Да нет его дома.
     - Тогда не знаю, Андрей. Кстати, я сам хотел с ним встретиться, звонил, телефон не отвечал. А ты чем занят?
     - Да вот переживаю, Леонид Васильевич, за своего командира. Исчез, водой разлился, никто из его знакомых не видел, никто о нем ничего не знает.
     - А своему сибиряку ты звонил?
     - Бурлакову, что ли?
     - Ага, ему, кажется, вы его Бурлаком звали?
     - Да-да, Бурлак, - признался Подберезский. - Нет, ему я не звонил.
     - Может, Борис Иванович к нему махнул?
     - Вполне...
     - Ну, если найдется, ты меня извини, Андрей, я очень занят... Так вот, если найдется Борис Иванович, скажи, пусть свяжется со мной. Кстати, как он там вообще?
     - Ничего. Курить бросил.
     - Курить бросил? - изумился Леонид Васильевич Бахрушин.
     - Почти месяц не курил.
     - Ну, я думаю, одно с другим не связано, - хохотнул В трубку Бахрушин.
     - Я тоже так думаю, - на этом разговор закончился.
     Бахрушин занялся своими делами, а Подберезский принялся звонить Бурлакову, разговор с которым ничего не прояснил и из которого Подберезский узнал лишь то, что тот разговаривал с Комбатом ровно одиннадцать дней тому назад. Комбат был в форме, но показался Бурлакову очень озабоченным пропажей какого-то Сережки, какого-то парнишки. Что за Сережка, Бурлаков не знал, и откуда он взялся, этот Сережка, Бурлакову тоже не было известно. А еще Гриша сказал, что и он сам уже пытался дозвониться до своего бывшего командира, но телефон не отвечал, хотя звонил он и днем, и поздно вечером, и даже посреди ночи.
     - Андрюха, если что узнаешь, позвони мне.
     - Хорошо, Гриша, - пообещал Подберезский.
     А на следующий день Подберезского нашел полковник Бахрушин, нашел по телефону и сообщил странную новость, что автомобиль Бориса Рублева стоит на штрафной площадке. А нашли его в одном из московских переулков у Садового кольца. Подберезский съездил на штраф-площадку и не без помощи полковника Бахрушина забрал машину Комбата, перегнал во двор своего тира. В машине он не нашел ничего такого, что бы могло рассказать о судьбе Бориса Рублева.
     А в тот же день бандит по кличке Бурый вышел из больницы в гипсовом воротнике. Он знал, что о нем справлялись люди из банды Кощея, - узнавали время выписки. Но ни во дворе, ни у ворот никого из знакомых не оказалось. И Бурый разозлился: "Забыли, сволочи!".
     Денег, у него не было ни копейки, даже сигарет в пачке оставалось лишь три штуки. Единственное, что его могло связать с приятелями, так это мобильник. Слава Богу, аккумулятор не разрядился, и Бурый принялся ковырять кнопки пальцем, держа перед глазами телефон, ведь нагнуть голову он не мог.
     Но ответа он не успел дождаться. Знакомый огромный джип с никелированными подножками затормозил рядом с ним. Стекло медленно опустилось, и Бурый увидел мрачное лицо Кощея.
     - Ну, с выздоровлением что ли тебя поздравить? - прошипел Кощей.
     - Да какое там к черту выздоровление, Гриша! Вот, видишь? - постучал он ногтем указательного пальца по гулкому гипсу.
     - Вижу, вижу, хороший воротник. Садись.
     Дверь открылась, и Бурый осторожно забрался вначале на ступеньку, а затем и в салон джипа на заднее сиденье. И понял, приедь друзья на "Жигулях", он не смог бы влезть в салон - габариты не те. В машине кроме Кощея были еще водитель и один телохранитель. Это немного насторожило Бурого, ведь он знал, что Кощей в последнее время иначе как с двумя телохранителями никуда не выходит.
     - Трогай, - сказал Кощей.
     Водитель тронул с места так резко, что Бурого качнуло, откинуло к спинке, он даже скривился.
     - Что, больно?
     - Да, больно, говорю с трудом. Но врачи сказали, что через пару недель гипс снимут.
     - Конечно, снимут, только орехи щелкать зубами не сможешь еще долго.
     - Да ну их к черту!
     - Правда, я думаю, - произнес Кощей с мрачной и одновременно лукавой ухмылкой, - гипс с тебя. Бурый, снимут раньше.
     - Почему это?
     - С таким воротником человека не хоронят - в гроб не лезет.
     Бурый прижался к дверце, ему захотелось выйти, но джип мчался по улице с такой скоростью, что будь Бурый здоров, он и то не рискнул бы выпрыгнуть. А Кощей смотрел на него с улыбочкой, которая не предвещала ничего хорошего: вроде бы шутил, а вроде бы говорил серьезно.
     По выражению лица Кощея и по интонациям его голоса всегда было тяжело определить, правду ли он говорит или подкалывает, издевается.
     Бурый молчал.
     - Наверное, закурить хочешь?
     - Ага, хочу, только у меня сигареты кончились, - соврал Бурый, понимая, что, если Кощей даст сигарету, это будет знаком примирения, а не даст, то и нечего при нем курить.
     - На, закури, - Кощей протянул пачку "Мальборо".
     Непослушными, дрожащими пальцами Бурый вытащил сигарету, чуть не сломал ее, затем принялся заталкивать в рот.
     - Ну и вид у тебя, Бурый, как в мультиках.
     - Чего? - переспросил Бурый.
     - Вид, говорю, у тебя ни к черту. И вообще, Бурый, не нравишься ты мне.
     - Это почему же, Гриша? Я же для тебя...
     - Ага, ты для меня, а еще больше для себя. Ты зачем этому козлу про Альберта рассказал?
     - Какому козлу, Гриша, ты что?
     - Какому? У тебя, наверное, с памятью, Бурый, плохо стало?
     - Уже нормально, Гриша, нормально у меня с головой, прошло...
     - А мне кажется, нет. И мы твою голову полечим.
     - Как это?
     - А очень просто. Сейчас мы едем к одному деду, у него циркулярка, вот мы твой воротник и распилим.
     - Как! Ты что, Гриша, не надо! Я же для тебя.., я для вас...
     - Ладно, ладно, Бурый, сиди, это я пошутил. Хотел бы голову тебе отпилить, не сказал бы.
     - А куда мы едем?
     - К деду, у которого циркулярка, только там у нас другие дела. Надо одного фраера пугануть, его уже туда привезли.
     - Какого фраера?
     - Да есть один фраерок, платить денежки отказался, а долг за ним немалый.
     - Мне бы домой, тут недалеко. Я дойду, останови, Гриша, скажи, чтобы остановил тачку, какой из меня работник?
     - Нет, нет, Бурый, поедем. Вначале, как всегда, работа, а потом домой.
     - Какое дело, Гриша, мне же плохо!
     - Ты же знаешь, Бурый, больничные я не оплачиваю.
     К тому же ты не член профсоюза.
     Бурый хотел втянуть голову в плечи, но сделать это было сложно, гипсовый воротник мешал. Бурый закашлялся, принялся дергаться.
     - Да не умирай ты до расстрела, Бурый, говорят, плохая примета.
     - А я и не умираю, Гриша. Конечно, если надо дело делать, я же готов.
     - Ты как пионер, Бурый, всегда у нас готов, заложить, кстати, тоже. А если бы тебя менты прихватили, ты бы, наверное, и им рассказал? Приехали бы мужики в камуфляже, повинтили вас всех на вокзале, ты бы и начал на меня показания давать, а?
     - Нет, нет, Кощей, на тебя никогда!
     - Кажется, ты меня Кощеем назвал?
     - Нет, Григорий, это так, случайно вырвалось.
     - Может, я и Кощей, Бурый, но, в отличие от тебя, бессмертный.
     Машина катила уже за городом, Бурый заметил это только сейчас.
     - Вот почти и приехали. Еще километров восемь лесом, и мы на месте. Вжик, вжик... Ты слышал, Бурый, когда-нибудь, как циркулярка работает?
     - Слышал, - неохотно отозвался Бурый.
     У него в голове еще теплилась надежда, что Кощей решил попугать, постращать, так сказать, провести профилактическую работу. И он решил подыгрывать Кощею, делать вид, что страшно боится, лишь бы удовлетворить самолюбие бандита.
     - Страшный звук, точно такой же, когда тебе зубы сверлят, в голове отдается, только немного громче, да поэффективнее, и костной пыли побольше летит.
     Джип свернул с шоссе и поехал по грязному проселку.
     Машина Кощея была хорошей, и водитель почти не сбавлял скорость. Стекла скоро покрылись пятнами, и рассмотреть пейзаж, сидя на заднем сиденье, стало практически невозможно, лишь стеклоочистители разгребли два мутных сектора.

***

     ...Это место Бурый знал. Год назад в такой же гнусный осенний день, когда лил дождь и смеркалось, он с Кощеем на этой самой машине приезжал к Леснику, отсидевшему десять лет в лагерях. Чуть позже, когда баня у Лесника была уже протоплена, к домику на опушке леса подъехал еще один джип. Он привез бизнесмена, несуразно толстого, в дурацком малиновом пиджаке с золотыми пуговицами, в таких в Москве уже давно не ходили.
     "Скорее всего откуда-то из глубинки", - подумал Бурый, но спрашивать, естественно, не стал.
     Кощей всегда сам говорил то, что положено знать посторонним и даже исполнителям, остальное же оставалось тайной. Сколько этот бизнесмен должен Кощею и за что, Бурый тоже не знал. Происходило странное.
     Лесник провел бизнесмена в дом, Кощей лишь кивнул ему и задорно сказал Бурому:
     - Ну что ж, пойдем попаримся.
     В бане разделись, залезли на полку, и Бурый отхаживал Кощея веником. Так продолжалось с полчаса. Пару раз Лесник всовывал голову в баню и вопросительно смотрел на Кощея. Тот пока еще медлил с ответом. Затем махнул рукой, и Лесник привел бизнесмена прямо в парилку, полностью одетого, словно бы в зал ресторана.
     - Садись, - сказал Кощей, указывая на верхнюю Полку.
     Бизнесмен испуганно заморгал, затем принялся снимать часы на металлическом браслете - они жгли запястье.
     - Выше лезь.
     Голова бизнесмена почти упиралась в потолок. Пот уже катился по его одутловатому перепуганному лицу. Но это было лишь началом.
     - Поддай-ка, Бурый, парку!
     Бурый, как человек исполнительный, не заставил себя ждать. Он зачерпнул полный ковш настоянной на каких-то травах воды и плюхнул в дымящиеся от жару камни.
     Вода зашипела, мгновенно превратившись в огненный пар.
     Лицо бизнесмена, освещенное тусклой лампочкой, стало бледным и абсолютно мокрым, редкие волосы прилипли ко лбу.
     - Что-то холодновато, раз друг наш побелел, - с присвистом сказал Кощей, - еще парку.
     Бурый плеснул два ковша. Даже внизу, на полу, и то стало жарко.
     - Ты располагайся поудобнее, сидеть тебе здесь придется долго.
     - Я... Мне плохо! - прокричал бизнесмен, фамилия которого была Молотков.
     - Ах, тебе жарко уже... Бурый, водички гостю!
     Бурый осклабился, поднял ковш с колодезной водой и протянул руку к бизнесмену. Тот подался к ковшу. Бурый же опрокинул ковш, и вода полилась на камни.
     Через четверть часа малиновый пиджак был мокрый от пота, а еще через четверть часа кожа на лице бизнесмена начала пузыриться. Кощей же вышел в предбанник и, заглядывая время от времени в парилку, покрикивал на Бурого, который уже изнемогал от невыносимой жары.
     - Еще, еще водички.
     Бизнесмен, потеряв сознание, рухнул на пол. Когда его вытащили на улицу и он открыл глаза, то первое, что он произнес, было:
     - Я напишу расписку, я все подпишу!
     - Вот это - разговор.
     Бизнесмен уже Бурого не интересовал. Его вывезли на шоссе и оставили там без машины, а Бурый сидел за столом в доме Лесника и потягивал холодное пиво...

***

     - Ты, наверное, Молоткова вспомнил? - скосив глаза на Бурого, осведомился Кощей.
     - Какого Молоткова?
     - Неужели забыл, Бурый? Правда, тебе париться не придется. Тогда, помню, тебе было весело, посмотрю, как ты...
     - Прости, прости!
     - Вот видишь! А если бы меня забрали? Ведь ты же меня, Бурый, сдал, правда?
     - Я не хотел, он меня топить начал! - зубы Бурого стучали, и это причиняло ему невыносимую боль.
     - Я тебя понимаю, тебе было больно, и меня ты не пожалел. Рассказал, куда завезли мальчишек, Альберта сдал, меня сдал, в общем, все наше дело завалил.
     - Я не хотел!
     - Ясное дело, не хотел, я тоже не хочу, но так получается. Ненадежный ты мужик, Бурый. Я в тебя верил, думал, мы с тобой и дальше станем работать. Место у тебя было хорошее, ходи по вокзалу, следи за порядком. Ведь главным был, ну, не самым главным, - философствовал Кощей, - но и не последним на вокзале. И наперсточники, и лоточники, и проститутки, и даже милиция тебя слушали. А ты оказался дерьмом собачьим. Тебя пуганули, щеманули, ты и раскололся.
     - Я больше не буду, - заикаясь, произнес Бурый.
     - Конечно не будешь, ясное дело.
     Машина остановилась. В телогрейке и лыжной шапке у ворот появился кряжистый Лесник. Он, как всегда, был небрит, косматые брови сдвинуты. Улыбнулся, завидев Кощея, легко спрыгнувшего со ступеньки машины на мощеную дорожку.
     - О, Гриша, Гриша! - Лесник и Кощей обнялись, словно были отцом и сыном и не виделись, по меньшей мере, лет десять. - Желанный гость!
     Выбрался и Бурый.
     - Ему руки не подавай, - предупредил Кощей.
     Лицо Лесника стало мрачным.
     - Что, скурвился?
     - Скурвился, скурвился, все дело мог завалить.
     - Собака!
     - Кстати, как твоя циркулярка?
     - В каком смысле?
     - Работает?
     - А как же!
     - Тогда раскрывай, заводи.
     Лесник пошел во двор.
     Бурый понимал, убежать не удастся, да и куда здесь побежишь, кому жаловаться станешь? До ближайшего дома километра два, а сил немного. Вот он и стоял, переминаясь с ноги на ногу.
     - Что это у него? - сдирая целлофановую пленку, которой была прикрыта самодельная циркулярка, осведомился Лесник.
     Лесник - это была кличка, а не профессия, и получил он ее еще до освобождения, работая на лесоповале.
     Жил он на отшибе от деревни, деньги у него водились.
     Иногда он оказывал услуги бандитам. Как правило, эти услуги были очень своеобразными: натопить баньку, чтобы бандиты могли помыть кипяточком какого-нибудь несговорчивого бизнесмена, завести должника в лес, привязать к дереву или закопать по горло в промерзшую землю. В общем, мало ли чего понадобится бандитам?
     Сегодня они вспомнили про циркулярку, вот Лесник ее им и предоставит.
     - А движок работает?
     - Еще как!
     Палец Лесника с растрескавшимся ногтем вдавил синюю кнопку, и огромный сверкающий диск начал вращаться. - Вой усиливался, наконец он стал невыносимым. Лесник взял палку, провел ей по столешнице, палка в мгновение ока разлетелась на две части.
     - Видал? - обратился Лесник к Кощею. - А ведь потолще кости будет.
     Бурый сник совершенно.
     - Гриша, я же ваш, свой!
     - Был свой.
     - Я для тебя, Гриша, все сделаю!
     - Так уж все?
     - Все, о чем ни попросишь!
     - За язык я тебя не тянул, - захохотал Кощей, - за базар ответишь. Суй голову под циркулярку.
     - Да ты что, Гриша!
     - Ты же обещал все сделать, я тебя и прошу.
     - Хочешь, на колени встану? Нет, нет, Гриша, только не это, не убивай, я жить хочу! - Бурый упал на колени прямо в грязную лужу и пополз к ногам Кощея.
     Тот брезгливо сделал шаг в сторону, словно не до конца раздавленная гадина ползла к его ногам. А Бурый видел вибрирующую станину. Лесник стоял и поглядывал на эту сцену абсолютно бесстрастно, лишь иногда его губы кривились в ехидной улыбке.
     - Слушай, Кощей, может, мне просто тюкнуть его топором по затылку, и дело с