вание денег из "новых русских".
   "Неужели Андрей Рублев действует заодно с ним? - в  отчаянии  подумал
Гетман. - Неужели? Как я ошибался в нем!"
   - Ну так вот, Аркаша, больше тратить на тебя времени  я  не  намерен.
Толщина твоего  кошелька  мне  известна,  правила,  по  которым  в  моих
владениях идет жизнь, тебе найдется кому рассказать.  Так  что,  ребята,
тащите его в мой концлагерь, который я организовал  здесь,  под  землей,
для  "новых  русских"  и  поскорее  возвращайтесь,  -  Чурбаков  сел  на
колченогий стул, поставил перед собой стакан и плеснул на дно  водки.  -
Твое здоровье, Аркаша, - он выпил и тут же налил снова. - И  не  забудь,
все в моих владениях стоит дорого.
   Гетман уже не понимал  куда  его  волокут  -  вверх,  вниз.  Каменный
коридор извивался, а он лишь прислушивался к боли. Его тащили  под  руки
Свиридов с Бородиным, тащили так, как тащат грязный  мешок  картошки  по
раскисшему  от  дождей  полю,  боясь  испачкаться.   Затем   загрохотали
железяки. Вновь в глаза ударил резкий свет. Аркадия Гетмана  бросили  на
пол и на какое-то время оставили в  покое.  У  него  не  было  даже  сил
поднять голову и осмотреться  где  находится.  Он  видел  лишь  шершавую
поверхность  покрытого  зеленой  плесенью   известняка,   из   которого,
казалось, все было сделано в этих рукотворных пещерах, простоявших более
полувека без хозяина. Он слышал какие-то звуки, но не вникал в их  суть.
Ему  было  достаточно  того,  что  его   сейчас   не   трогают.   Гетман
прислушивался к боли, которая волнами прокатывалась по телу.
   "Наверное, пару ребер сломали", - думал он, время от  времени  харкая
кровью.
   Кровотечение  остановилось,  но  во   рту   все   еще   присутствовал
солоноватый привкус крови, так похожий на вкус морской воды,  в  которой
Гетману пришлось уже сегодня побывать.
   Свиридов подошел  к  нему,  стал,  широко  расставив  ноги,  критично
посмотрел.
   - Будет жить, - изрек он.
   Бородин пожал плечами.
   - По-моему, Чурбаков все-таки перестарался. Иногда на  него  находит,
когда дело идет о деньгах.
   - Да нет, - Свиридов пнул Гетмана ногой, - я же выиграл  спор,  когда
сказал, что он вынырнет еще три раза, а ты проиграл.
   - Мы не спорили. Во всяком случае, я ничего на кон не ставил.
   - Ладно, тогда счет остается прежним. Потащили.
   - Может, сам пойдет?
   - Черепаха и та быстрее доползла бы.
   Свиридов, не скрывая отвращения к окровавленному Гетману, схватил его
за шиворот и попытался поставить на ноги. Колени бизнесмена  подгибались
и от страха, и от усталости, и от боли.
   Наконец-то он сумел рассмотреть куда именно его  притащили.  Странное
это  было  помещение.   Под   сводом   пещеры   разместилось   несколько
строительных прожекторов, вместо стекол в которых стояли решетки.  Вдоль
стен тянулись старые, покрытые плесенью провода, среди которых лишь один
был новый, в блестящей  пластиковой  оболочке,  явно  протянутый  совсем
недавно. Именно этот кабель и подходил к прожекторам. На  какой  глубине
они сейчас находятся,  сколько  километров  или  метров  тащили  его  по
подземным коридорам, везли на лодке по подземным цехам  Гетман  себе  не
представлял.
   Он видел ряды клеток,  тянущихся  вдоль  серой  известняковой  стены.
Решетки явно происходили еще с тех времен, когда тут хозяйничали немцы -
толстые, покрытые слоем ржавчины, но на удивление крепкие.
   "Наверное, из Крупповской стали", - пришло в  голову  Гетмана,  когда
его голова ткнулась в холодный металл прутьев, а  Бородин  тем  временем
открывал старый замок большим хитроумным ключом.
   Затем Гетман  получил  сильный  удар  в  спину  и  плашмя  рухнул  на
цементный пол, холодный и скользкий.  Решетка  закрылась  с  грохотом  и
скрежетом.
   - Ну вот, ты и дома, - послышался смешок Бородина, и он достал  пачку
сигарет. - Небось, закурить хочешь, приятель?
   У Гетмана не было сил отвечать.
   - А то смотри, губы немного заживут, тогда проси.
   Только помни, все здесь дорогого стоят. Одна сигарета - сто баксов. И
это еще по дешевке, если ты не будешь  спорить,  а  поведешь  себя,  как
паинька - вот как он... - и Бородин показал большим пальцем правой  руки
через плечо на такую же клетку у другой стены, где  на  бетонной  лавке,
поджав под себя ноги, сидел какой-то  странный  субъект  в  лохмотьях  с
потухшим взглядом.
   Жидкая борода была грязна и нечесана.
   - А ведь когда-то он был большим человеком, - сказал Свиридов, -  ему
два  завода  принадлежали,  которые  алюминий  выпускают.  Это  тебе  не
торговля мылом, да стиральными порошками! А теперь у  него  ничего  нет.
Радуется кружечке водички, да корочке хлеба.
   А сигарету дадут, так  это  совсем  праздник,  почти  как  на  Пасху.
Правда, курить приходится "Астру" без фильтра, на американские денег уже
не хватает.
   Свиридов с Бородиным ударили друг друга по рукам.
   - Ну-ка, повесели этого хмыря Поповича! - сказал Бородин Свиридову.
   Тот немного подумал, затем решил, что неплохо будет посмеяться. Рядом
с клетками лежал багор - такой, какие вешают на  пожарные  щиты.  Древко
новое, а острие - ржавое, но все  равно  острое.  Свиридов  взял  багор,
просунул его сквозь прутья клетки и ткнул ржавым острием узника  в  бок.
Тот пронзительно завизжал.
   - Ну, как дела, Попка? - спросил Бородин.
   Попович в ответ захихикал, замахал руками. По всему было  видно,  что
он уже немного тронулся рассудком.
   - Бабу хочешь? - спросил Бородин громко и развязно.
   - Не-а! - крикнул Попович. - Хлеба хочу, яйко хочу.
   - Яйко хочешь? Яйко дорого стоит,  а  вот  хлебушка  корочку  я  тебе
сейчас подкину.
   Рядом стоял ящик, грубо сколоченный.  Деревянная  крышка  с  грохотом
открылась, Бородин запустил туда руку  и  вытащил  кусок  заплесневелого
зеленоватого хлеба, пролежавшего в ящике не меньше недели.
   - Ну, Попович, держи! Только ты  знаешь,  хлебушек  надо  заработать.
Денег у тебя нет, так станцуй.
   - Да-да, спляши, Попович, - на всякий случай ткнув багром  под  ребра
узника, крикнул Свиридов.
   Попович расправил плечи и стал судорожно  дергаться  посреди  клетки,
хлопая себя руками по коленям, по худой заднице, безумно  хохоча,  виляя
бедрами.
   - Стриптиз  хочу,  -  закричал  Бородин.  -  А  ну,  давай,  Попович,
стриптиз!
   - Стриптиз! Стриптиз! - заверещал сам танцор и молниеносно спустил до
колен штаны. Затем нагнулся, показывая задницу своим мучителям.
   Бородин расхохотался и  хотел  было  острие  багра  всадить  в  тощую
ягодицу, но почему-то передумал. Он зацепил крюком за ногу  стриптизера,
потащил на себя и тот рухнул на скользкий бетонный  пол,  рассадив  себе
нос.
   - А ну, танцуй! - приказал Свиридов.
   И стриптизер продолжил танец.
   - Видишь, Гетман, как они у нас вышколены? Через неделю и  ты  будешь
"Камаринскую"    отплясывать.     Устроим     конкурс     художественной
самодеятельности. Главный приз - буханка хлеба. Так что готовься. А если
танец будет хорош, то получишь еще одну или две сигареты и подарим  тебе
порнографический снимок. Будешь, глядя на  него,  мастурбировать,  если,
конечно, силы у тебя останутся.
   Гетман зарычал и бросился на клетку, принялся трясти  прутья.  Но  те
были наглухо замурованы в бетон и даже не  дрогнули,  лишь  едва  слышно
зазвенели, трясся сам Гетман.
   А Бородин со Свиридовым гоготали:
   - Во дает! Думает, сможет выбраться, думает сломать эти прутья. А  ты
зубами попробуй, может, перегрызешь. Небось, металлокерамика во  рту  по
шестьдесят баксов за зуб?
   Но грызть ржавые прутья Гетман не стал. Он беспомощно опустил руки  и
забился в угол клетки.
   - Вот там и сиди.
   В других клетках тоже произошло оживление. Послышались вздохи, стоны,
хохот и едва слышный, сдавленный плач.
   - А кто это там слезу пустил? Небось, новенький? - спросил Свиридов.
   - Где охрана, кстати? - обратился Бородин к Поповичу.  -  Что,  пошли
погреться на солнышке?
   Попович принялся тыкать пальцами в бетонный потолок.
   - Ага, понятно,  -  сказал  Бородин.  -  Мы  здесь  работаем,  деньгу
выколачиваем, а они отдыхают. Надо будет ввалить, расслабились ребята. А
все-таки, Попович, дрянь у тебя родственники. Да и жене оказался  ты  не
нужен. Не хотят за тебя сто тысяч отдать.
   Попович завизжал и заплакал. А затем принялся пронзительно кричать:
   - Сука! Сука! Бл..ь!
   - Конечно, сука, конечно, бл..ь, - сказал Бородин. - Была бы  хорошей
женщиной, выкупила бы  тебя  из  неволи.  -  Мы  и  фотографию  ей  твою
посылали, самую лучшую выбрали, с голой задницей. А она говорит, мол, не
ее это муж и трахается напропалую с твоими дружками.
   Попович задрожал, наклонил голову, а затем бросился к двери с мольбой
глядя на Свиридова с Бородиным, начал просительным тоном:
   - Я же дал вам адреса. И их сюда, ко мне в клетку!
   Ко мне! У них тоже деньги есть, много денег".
   - А вот не учи нас кого брать.
   Попович заплакал и принялся ковыряться мизинцем в замке.
   - Смотри, палец сломаешь, придурок! И соплю будет нечем  вытереть.  А
ну, убери руки с замка! - и Бородин заехал ногой по прутьям  клетки.  Та
вздрогнула, Попович отдернул руку и сунул грязный палец в рот. - Ам! Ам!
   - Вот так-то лучше будет, - сказал Свиридов.
   На сегодняшний день в  клетках  находилось  восемь  заключенных.  Еще
четыре клетки были пустыми.
   - Так где же эта чертова охрана? - выругался Бородин. - Пусть  примут
груз. Мы доставили, свое дело сделали. Сидеть  в  этой  сырости  нам  не
хочется.
   Правда?
   - Да, правда, - ответил Свиридов.
   Затем подошел к  железному  ящику,  прикрепленному  к  стене,  открыл
крышку и нажал  красную  кнопку.  Минуты  через  две  послышался  грохот
бегущих  людей  и  появились  трое  здоровенных  парней  в  фуфайках,  с
дубинками на поясах.
   - Где вы бегаете? - спросил Бородин.
   - Мы вышли погреться.
   - Погреться, погреться... А если кто-нибудь сдохнет, что тогда?
   - Ну, мы...
   - Да ладно. Хорошо что мы пришли, а не Чурбаков, иначе бы вам  головы
не сносить. Сами бы в клетки сели.
   На ваше место заступить желающих  -  пруд  пруди.  Такие  деньги  вам
платят, а вы сачкуете.
   - Да ладно тебе, - бросил тот, что был постарше.
   - Что ты  мне  "ладкаешь"?  -  огрызнулся  Бородин.  -  Скажу  Вадиму
Семеновичу и кранты тебе, Боря, понял?
   - Понял, понял. Но ты же не скажешь?
   - Ладно, не скажу. На этот раз прощаю.  Примите  груз,  вон  сидит  в
третьей клетке.
   Охранники подошли и как животное принялись осматривать Гетмана.
   - А взять с него что-нибудь можно?
   - Можешь драные штаны забрать, можешь пиджак.  Кстати,  часы  у  него
остались. Эй, Гетман, дай котлы сюда!
   Гетман подполз к решетке и просунул левую руку.
   - Отщелкни, - приказал Бородин охраннику.
   Тот снял дорогие швейцарские часы, полюбовался на них.
   - Небось, противоударные. Наши бы уже рассыпались,  а  этим  хоть  бы
что! И в воду его окунали, и колотили, а они как  новенькие,  -  Бородин
повертел часы в руке, затем защелкнул на своем запястье.
   - На  хрена  тебе  вторые?  -  сказал  Свиридов,  причем,  часы  были
одинаковые, почти одной и той же фирмы.
   - А тебе зачем? - ответил Бородин.
   - Дай поносить. Я такие хорошие давно не носил.
   - Не могу, - сказал Бородин. - Чурбаков сказал все хвосты прятать. Ни
галстуки, ни ремни, ни ботинки - ничего. Все в сейф.
   - Ну вот я и положу, - сказал Свиридов.
   - Положишь, положишь. Только потом не найдешь.
   Так что лучше я сам положу.
   - Ну, как знаешь.
   Среди общего шума никто не  услышал  шагов.  Лишь  только  послышался
скрежет металлической двери, как все - и пленники и охрана  -  замолкли.
Было слышно даже как капает с потолка вода. В рукотворную  пещеру  вошел
Чурбаков. Он приторно улыбался, словно медицинское светило на  обходе  в
больнице. Он  шел  вдоль  клеток,  время  от  времени  останавливался  и
подзывал заключенных к  себе  пальцем.  Те  панически  боялись  его,  но
слушались,  подходили,  как  кролики  подползают  к  удаву,  заискивающе
смотрели ему в глаза.
   - Ну как, жалоб нет? - интересовался Вадим Семенович, склонив  голову
к плечу. - Не обижают вас?
   - Никак нет, товарищ начальник! - заученно отвечали узники,  хотя  по
их глазам было понятно совсем обратное.
   - Тогда сладеньким вас побалую.
   Он доставал резинку "Stimorol" и выщелкивал из обертки  подушечки  на
подставленные ладони.
   - Наедку  с  них,  конечно,  никакого,  но  кислотно-щелочной  баланс
восстановите. А главное - кариеса не будет, потому что нет у меня  здесь
стоматолога, одни банкиры, да бизнесмены.  Человеку  плохо  станет,  так
помочь некому будет.
   Наконец обход был закончен. Единственный, к кому не подошел Чурбаков,
так это Гетман. Его еще предстояло обломать по второму разу и сделать из
него послушное животное, которое готово подписать какие  угодно  бумаги,
вывести прописью любые суммы, лишь бы только  ему  дали  кусок  хлеба  и
глоток воды.
   - Приятно видеть, когда в камерах порядок, - сказал Чурбаков и тут же
увидел блевотину в углу одной из клеток.
   Сидевший там мужчина старательно пытался прикрыть ее своим телом.
   - А это что такое? Непорядок, нарушение дисциплины. А  ну,  отойди  в
сторону!  Ну  и  наблевал  ты!  Значит,  лишнее  ешь?  Надо  тебе  пайку
укоротить. А то расслабились, как в доме отдыха, как на  Канарах.  А  на
работу их сегодня выводили? - обратился он к охраннику.
   Тот стал по стойке смирно и отчеканил:
   - Так точно, выводили!
   - А что делали?
   - Таскали каменные блоки из правого угла пещеры в левый.
   - А вчера что делали?
   - Таскали из левого угла в правый. И воду ведрами вычерпывали.
   - Это хорошо, работа всегда на пользу. Отказники были?
   - Да. Номер четвертый отказался.
   - Так четвертый же неделю тому повесился!
   - Мы его номер по второму разу присвоили, не разводить же  двузначные
цифры?
   - Это правильно. А куда труп дели? - Чурбаков говорил, совершенно  не
обращая внимания на то, что его слышат заключенные.
   - В яму положили и известью засыпали. Как наберется полная  -  зальем
бетоном.
   - Это правильно.
   Чурбаков вышел на середину помещения  и  обращаясь  ко  всем,  громко
сказал:
   - Вот видите, что происходит с теми,  кто  не  хочет  расставаться  с
деньгами? А между  прочим,  уже  десятерых  ваших  товарищей  мы  отсюда
выпустили. Если голова на плечах есть, они себе еще заработают.
   Бородин со  Свиридовым  переглянулись  и  еле  удержались,  чтобы  не
расхохотаться.  Они-то  точно   знали   куда   отправились   те   десять
бизнесменов, которые под пытками и  издевательствами  подписали  бумаги,
которые подсунул им Чурбаков. Да - им на глазах у всех остальных узников
выдавали  новую  одежду,  возвращали  документы,  снабжали  деньгами   и
билетами до Москвы. А затем они оказывались в яме вместе с теми, кто  не
пожелал подписывать бумаги, доверенности, дарственные. Отсюда из узников
еще никто не вышел на свет живым.
   - Ладно, ребята, - Чурбаков сладостно  потянулся,  наслаждаясь  своим
могуществом, - что-то кости у меня ломят от этой сырости. Я,  в  отличие
от вас, шесть лет просидел в камере пока  вы  баб  трахали,  да  дорогие
коньяки пили.
   Вот теперь и  уравняемся.  Дела  нас  ждут.  Поедем  за  каким-нибудь
новеньким. Расскажет вам, что в столице делается, узнаете почем бакс  на
межбанковской валютной бирже.
   Про котировки вам расскажет. Интересного собеседника получите  вместо
телевизора. В общем, не грустите.
   Уже стоя в металлических дверях, он  обернулся  и  как  бы  вспомнив,
сказал:
   - А  может,  бабу  вам  привезу.  Есть  на  примете  одна,  бухгалтер
совместного предприятия. Денег наворовала - не мерено. Не подержитесь за
нее, так хоть посмотрите.
   Дверь со скрежетом закрылась,  и  Чурбаков  вместе  со  Свиридовым  и
Бородиным покинули концлагерь для "новых русских", который они  в  шутку
между собой называли не иначе, как Бухенвальдом.
   Минут  через  пять  они  уже  выбрались  на  тропинку  в  заброшенной
каменоломне и вышли к сосновому лесочку.
   - Как хорошо дышится! - Чурбаков погладил ладонью грудь  и  посмотрел
на то самое место, где  еще  совсем  недавно  лежали  мертвые  охранники
Гетмана и стояли две машины такси. - Учитесь, как надо чисто работать, -
он показал на траву, где не виднелось и капли крови.
   Затем достал радиотелефон и вызвал машину. Та показалась минут  через
десять. Чурбаков сел на заднее сиденье, рядом с ним устроился  Свиридов.
Бородин оказался рядом с шофером.
   Всю дорогу до Калининграда они молчали.
 
Глава 9 
 
   В восемь вечера в дом на Котельнической набережной подъехал роскошный
джип с тремя мужчинами в салоне.  Первым  из  машины  выскочил  Бородин,
выскочил легко, пружинисто.
   Тут же открыл дверь.
   - Вадим Семенович, вот мы и прибыли, - обратился он к  широкоплечему,
с землистым одутловатым лицом мужчине.
   Тот поправил серую фетровую шляпу и степенно ступил  на  асфальт.  Во
всем его облике чувствовались уверенность и надежность. Глядя  на  таких
людей начинаешь верить, что ничего неожиданного в этом мире произойти не
может. Но эти же люди потом своим поведением  умеют  переубедить  вас  в
обратном.
   На землистом лице Вадима Семеновича  Чурбакова  поблескивали  очки  в
тонкой золотой оправе. Он держал руки в карманах серого мягкого плаща  и
недовольно морщился - так, словно бы у него прямо  перед  носом  держали
кусочек зловонного разлагающегося мяса. Он  сплюнул  под  ноги  довольно
ловко, даже не попав на блестящие дорогие башмаки.
   Свиридов открыл перед ним дверь подъезда,  придерживая  полу  куртки,
под  которой  находилась  кобура  с  пистолетом.  Ему  уже  не  единожды
приходилось выезжать со своим патроном на подобные дела и  все  действия
были отработаны до мелочей. Никто никому ничего не  подсказывал,  каждый
знал свои обязанности. Они не стали пользоваться  лифтом,  поднялись  на
второй этаж, и Свиридов зло вдавил кнопку дверного замка.
   Вадим Семенович не любил лифты. Он страшно боялся случайно застрять в
маленькой тесной кабинке.
   Вообще, после долгих лет, проведенных в камере, он  ненавидел  тесные
помещения. Ему постоянно казалось,  что  не  хватает  воздуха  и  света.
Поэтому в недавно построенном загородном доме  Чурбакова  были  огромные
окна с зеркальными стеклами, сквозь которые он мог любоваться  панорамой
озера, холмами, старыми соснами и фруктовыми деревьями прямо под окнами.
Деревья к  загородному  дому  привезли  из  специального  питомника  уже
взрослыми, плодоносящими.
   За дверью послышалась возня и негромкий голос:
   - Кто там?
   - Это я, - бросил Вадим Семенович, стоя прямо перед дверным глазком.
   - О, какие гости! - послышался взволнованный голос. Затрещали  замки,
зазвенели цепочки и дверь открылась.
   Хозяин квартиры Станислав Борисович Шеришевский сделал шаг в  сторону
и  даже  немного  поклонился  -  ровно  настолько,  чтобы   не   уронить
собственное достоинство. Первым в квартиру вошел  Свиридов  -  так  было
заведено. А вот следом за ним шагнул его хозяин Вадим Семенович.
   Шеришевский подал руку,  Чурбаков  протянул  свою  бледную  ладонь  и
позволил пожать ее.
   - Раздевайтесь, Вадим Семенович.
   Серый плащ оказался на руке Бородина.
   - Когда ты говоришь таким тоном, мне хочется дать тебе на чай.
   - Что ж, я привык, можете дать, - ухмыльнулся Станислав Борисович.  -
Проходите,  проходите.,  Чурбаков  прошел  в  кабинет  и  ему  сразу  же
показалось, что  он  начинает  задыхаться  от  обилия  книг  и  спертого
воздуха. Он подошел к окну и открыл форточку.
   - Ой,  не  надо,  Вадим  Семенович,  я  ужасно  боюсь  сквозняков!  И
экспонаты мои не любят - доски покоробить может.
   - А я люблю свежий  воздух  и  вам  советую.  Иначе  астма,  бронхит,
туберкулез и всякая прочая ерунда.
   - По вам не скажешь, выглядите вы отлично, - польстил гостю Станислав
Борисович.
   - Именно поэтому, - уточнил Чурбаков. Он сел в кресл