он  напоминал  ему  Лаврентия
Берию. Именно его, этого жуткого садиста, который,  прикрываясь  гнусной
коммунистической идеологией, беспощадно уничтожал людей.
   - Я и до тебя доберусь и тебе кранты!
   Комбат понимал, что, скорее всего, тоннель заминирован.  Не  имея  ни
спичек, ни зажигалки, ни фонарика он ощупью двинулся в  кромешную  тьму,
ощупывая каждый сантиметр пути, боясь, что может зацепиться за проволоку
растяжки и тогда от него останутся лишь клочья. А что  хуже  всего,  так
это то, что ему может оторвать ноги  и  тогда  он,  обрубок,  ничего  не
сможет сделать, будет медленно, истекая кровью, сдыхать здесь,  в  воде,
проклиная все на свете.
   "Да, я в такие тяжелые передряги еще не попадал.
   Ведь там, в хранилище спирта, я знал все ходы и выходы".
 
Глава 18 
 
   Грязный обтрепанный бродяга появился на  Калининградском  вокзале  на
рассвете - как раз в то время, когда  все  пассажиры  в  залах  ожидания
находились в странном оцепенении. В ближайшие полчаса никаких поездов не
было. Поэтому кто-то дремал, кто-то спал, кто-то пил  кофе  или  чай  из
термоса, ожидая, когда раздастся громкий, искаженный динамиком  голос  и
будет объявлена посадка, будет сказано на какой перрон прибывает поезд и
с какого перрона отходит. В общем, вокзал находился в оцепенении.
   Бродяга выглядел ужасно - так, словно бы его только что  извлекли  из
мусорного контейнера, хотя никаких ошметков и никакого мусора на нем  не
висело.   Но   вся   его   одежда,   когда-то,   наверное,   выглядевшая
респектабельно, превратилась в грязные лохмотья,  болтающиеся  на  худом
изможденном теле.  Руки  были  черны,  пальцы  распухли,  красные  глаза
слезились,  часто  моргали.   Пегая,   слипшаяся   бороденка,   длинные,
давным-давно нечесанные волосы  были  жирны  и  напоминали  сосульки  на
мусорном баке.
   Бродяга испуганно озирался и  едва  волочил  ноги.  Казалось,  крикни
кто-нибудь "Стой!", и он тут же бросится наутек, если, конечно, найдет в
себе силы на быстрые движения. Но никто на бродягу не  обратил  никакого
внимания. Он вошел в помещение вокзала, испуганно озираясь по  сторонам.
Не было ни милиции, ни каких других стражей порядка. А  вообще  людей  в
форме этот бродяга боялся панически.  И  если  бы  вдруг  ему  на  глаза
попался солдат, то, скорее всего, этот бродяга быстро-быстро заморгал бы
глазами, начал пятится и побежал.
   Но вместо милиционеров или солдат он увидел двух полных женщин,  судя
по всему, собравшихся в дальнюю дорогу. Женщины сидели в  зале  ожидания
рядом с большими чемоданами.
   - Смотри-ка, какой бомж, Мария! - сказала одна женщина другой, кивнув
головой в сторону бродяги.
   Тот словно почувствовал, что говорят о нем, сразу как-то  подобрался,
затем выпятил грудь колесом, несколько раз цокнул языком и приблизившись
к женщинам шага на четыре, принялся хлопать в ладоши и танцевать.
   - Что это с ним, Мария? - спросила женщина, которая была полнее своей
подруги или родственницы.
   - Да пьяный, наверное, еще с вечера, - ответила вторая.
   - Да нет, на пьяного он не  похож.  А  может,  из  сумасшедшего  дома
убежал?
   Женщины в это время как раз завтракали. Они разливали по  пластиковым
стаканам крепкий черный кофе из большого пестрого китайского термоса. На
лавке была разложена снедь - бутерброды, вареные яйца, помидоры,  огурец
и порезанный хлеб.
   Увидев  еду,  бродяга  буквально  затрясся.  Его  глаза   часто-часто
захлопали,  а  губы  расползлись  в  немного  дикой  улыбке,   показывая
почерневшие зубы. Затем мужчина присел на корточки, широко открыл рот  и
указательным пальцем правой руки стал тыкать себя  вначале  в  живот,  а
затем в открытый рот.
   - Гам! Гам! Гам! - выкрикивал он,  почти  на  коленях  придвигаясь  к
лавке и не сводя глаз с еды.
   -  Мария,  слушай,  он,  наверное,   голодный.   Может,   дадим   ему
чего-нибудь? Видишь, тетка всего много дала.
   - Давай поделимся.
   - Эй, иди сюда, - сказала та женщина,  что  была  полнее,  протягивая
бутерброд.
   Мужчина  схватил  его  двумя  руками,  затрясся  и   принялся   жадно
запихивать в рот, глотая, почти не разжевывая.
   - Послушай, давай ему дадим два яйца, а? Все равно я их не буду есть.
   - Если хочешь - дай, - сказала Мария.
   Женщины дали бродяге два яйца.
   Он схватил их, сунул в карманы пиджака и принялся танцевать, вращаясь
на месте.
   - Во дает, - сказала женщина, - как настоящий артист!
   - На артиста вообще-то он мало похож, -  сказала  ее  подруга,  -  он
больше похож на сумасшедшего.
   А бродяга старался изо всех сил.
   - Гам! Гам! Спасибо! - выкрикивал он. - Гам, гам!
   Спасибо! - повторяя эти нехитрые слова, он хлопал в ладоши, бил  себя
по животу и притопывал ногами в порванных башмаках, когда-то  дорогих  и
элегантных.
   - Ладно, иди, иди отсюда! - махнула на него женщина рукой - так,  как
отмахиваются от назойливых насекомых. - Я кому сказала пошел отсюда!  Не
мешай людям завтракать. Получил свое и иди.
   - Спасибо, спасибо, начальники, - затараторил быстро-быстро  бродяга,
низко, в пояс кланяясь.
   - Во дает! - еще раз повторила  женщина.  -  Я  кому  сказала,  пошел
отсюда!
   Бродяга попятился, а затем смешно семеня ногами, направился в  другой
зал ожидания.
   - Слышишь, Мария, - разбивая яйцо о яйцо, сказала полная женщина, - а
этот бомж очень похож на священника, которого лишили сана.
   - Тоже мне придумаешь, Валентина! Какой он священник?
   - А ты видела, как он кланялся? Я  еще  подумала  вот-вот  креститься
начнет и молитву читать будет.
   - Не выдумывай, лучше ешь. Скоро поезд подадут и уедем.
   - Ну да ладно, бог с ним, -  проговорила  Мария,  ища  глазами  и  не
находя исчезнувшего бродягу, так похожего на священника.
   А тот, испуганно озираясь, выбрался на перрон, где стояли вагоны, где
сновали проводники.
   Три проводника поезда Калининград-Москва покуривали прямо у  вагонов,
ожидая,  когда  подадут  локомотив.  Бродяга  посмотрел  на  стеклянный,
закопченный потолок, повертел головой.
   - И куда это милиция смотрит? - обратился один из проводников к своим
напарникам. - Шляются здесь всякие... Залезет такой в вагон,  наволочки,
полотенца украдет, стаканы...
   - Да уж, точно.
   И тут откуда не возьмись, словно бы выросли из-под  земли,  появились
двое дюжих милиционеров. Бродяга, увидев их, стремглав бросился  наутек,
но не рассчитал, зацепился за телегу  с  чемоданами,  упал  на  асфальт,
покатился. Милиционеры бросились вдогонку и оказались половчее  бродяги.
Они завернули ему руки за спину.
   - Кто такой? Почему  убегаешь?  -  грозно  сказал  сержант,  глядя  в
мигающие глаза.
   -  Я...  Я  человек!  -  визгливым  голосом  крикнул  он  и  принялся
кланяться.
   - Э, это ты чего? Брось! Откуда ты здесь взялся?
   Милиционеры знали всех бомжей в округе. Этот был  для  них  абсолютно
незнаком.
   - Я из Москвы.
   - Откуда? Откуда?
   - Я из Москвы.
   -  Ах,  ты,  бомж,  еще  басни  рассказываешь!  -  закричал  сержант,
помахивая дубинкой.
   Бродяга и так панически боялся людей  в  форме,  а  тут  еще,  увидев
резиновую палку, рухнул на колени, закрыл голову руками.
   - Не бейте, не бейте, я все скажу! Я все отдам, все  подпишу,  только
не бейте! Только не лупите по пяткам, я все скажу!
   - Да никто тебя пока не бьет, придурок! Чего орешь? -  милиционеры  и
сами испугались такого истошного и неожиданного вопля.
   - Я все скажу, все подпишу! Мой номер факса"
   - Какой факс? Что он бормочет?
   - Да черт его знает! - сказал милиционер  помоложе.  -  Про  какие-то
факсы басни рассказывает, а от самого смердит, как  из  канализации.  Ты
откуда взялся?
   - Оттуда, оттуда, - неопределенно замахал руками вначале показывая на
выход из вокзала, затем на поезда.
   - Ну-ка, пошли в участок. Там посадим в камеру и поговорим.
   - Не хочу в камеру! Не надо в камеру! Клетка,  железа  боюсь...  Гам!
Гам! - бродяга вытащил из кармана вареное яйцо  и  как  будто  это  было
что-то бесценное, как будто это было яйцо, сделанное  самим  Фаберже  из
чистого золота, украшенное бриллиантами,  протянул  на  дрожащей  ладони
милиционерам. - Вот, возьмите(tm) Гам!  Гам!  Только  не  бейте!  Я  все
скажу.
   - Скажешь, скажешь,  -  бормотал  пожилой  милиционер,  он  был  явно
озадачен таким поведением бомжа. - Ладно, бить  тебя  не  будем.  Только
веди себя смирно и не бегай. Пойдем в участок, там все расскажешь.
   - Не пойду! Не хочу! Господи, помилуй, - закричал бродяга. -  Комбат!
Комбат! Он вам покажет!
   - Какой комбат? Что ты городишь?
   - Комбат! Комбат, наш друг. Он большой, большой  мужик,  Комбат.  Вот
такой! - и бродяга развел грязные ладони в стороны, а затем поднял вверх
и даже привстал на цыпочки. - Вот такой большой и очень сильный, Комбат.
Никого не боится! - а затем захохотал, как безумный. - Комбат в  клетке,
Комбат в клетке. Гетман в клетке и Попович в клетке. Господа начальники,
господа хорошие, Комбат в клетке, в железной клетке...
   - Послушай,  да  он  сумасшедший!  -  сказал  милиционер  помоложе  и
встряхнул бродягу за плечи. - Что ты  мелешь,  сумасшедший?  Про  какого
комбата ты городишь?
   - Комбат большой, Комбат хороший. Он нас спасет, спасет...
   - Ладно, давай его выведем отсюда и пускай валит куда хочет.
   - Да нет, надо завести его в участок, разобраться, выяснить. Документ
есть у тебя? - уже почти ласковым голосом спросил сержант.
   - Документ? Нет документов, нет. Без бумажки я букашка, а с  бумажкой
- человек.
   - Он что, точно псих?
   - Может и псих. Там разберемся.
   Таким образом один из заключенных  -  тот,  которого  звали  Попович,
чудом   спасшийся   из   подземного   концлагеря,   был   задержан    на
железнодорожном вокзале города Калининграда сержантом Ивановым и младшим
сержантом  Сидорчуком.  Эти  два  милиционера  и  доставили  бродягу   в
отделение, которое размещалось на том же вокзале.
   Там же Поповича, сидящего в  углу  камеры  на  корточках,  прижавшись
спиной к шершавому бетону, и нашел  Андрей  Подберезский  с  полковником
Бахрушиным и капитаном Альтовым. Именно от Поповича  они  и  услышали  о
большом-большом Комбате, сидящем в железной  клетке.  Но  где  находится
клетка и  где  Комбат  обезумевший  Попович  толком  объяснить  не  мог.
Единственное, чего от него смогли  добиться,  так  это  то,  что  клетка
находится где-то глубоко под землей.
   - Да, в общем-то этого и следовало ожидать, - сказал Бахрушин  фразу,
смысла которой Подберезский понять не мог.
   За те дни, что полковник ГРУ Бахрушин и капитан Альтов  находились  в
Калининграде, они объехали все окрестности вместе с сотрудниками  ФСБ  и
ГРУ, а также с сотрудниками МВД в поисках  того  пансионата,  куда  были
привезены Комбат и Андрей Подберезский. Но хотя Калининградская  область
на карте выглядит маленькой, объехать и осмотреть ее за  такой  короткий
срок чрезвычайно сложно. Поэтому поиски не увенчались успехом.
   - Ничего, Комбат, ничего, Борис Иванович, держись! Я  тебя  найду,  я
тебя не брошу, - как пономарь, повторял про себя  одну  и  ту  же  фразу
Андрей Подберезский.
   Но полковник Бахрушин был угрюм, сосредоточен, постоянно морщил лоб и
нещадно курил одну сигарету за другой. Капитан Альтов то исчезал на пару
часов, то вдруг неожиданно появлялся  и  принимался  высказывать  своему
шефу всевозможные версии. Бахрушин внимательно слушал, стряхивал пепел с
сигареты, недовольно морщил лоб, кривил тонкие губы  и  нервно  протирал
стекла очков.
   - Не то, не то это все! Чувствую, не то! Ни одной  толковой  зацепки,
ни одной! Где же они все могут быть?
   Где же?
   Бахрушин вдруг срывал трубку телефона, принимался набирать  номер  и,
связавшись, кричал:
   - Москва! Москва! Полковник Соловьев, ты? Бахрушин говорит.
   - ...
   - Откуда говорю? Откуда надо, оттуда и говорю.
   Вот что ты  должен  сделать:  немедленно  возьми  несколько  людей  и
задержи хотя бы дня на три Станислава Борисовича Шеришевского.  Адрес  и
все остальное я тебе сейчас скажу, записывай, -  и  Бахрушин  произносил
адрес. - Когда задержите, доложишь мне.
   - ...
   - Да, я в Калининграде. Звони, буду ждать. Заранее благодарю.
   - ...
   - Понял? Вот и молодец, что понял.
   - ...
   - Что сказать генералу? Скажи, что это  приказание  Бахрушина.  Потом
все объясню.
   Хоть в Калининграде  и  Калининградской  области  жизнь  и  без  того
напряженная, но с приездом полковника Бахрушина на ноги было  поставлено
не только ГРУ и ФСБ, но также и Министерство внутренних дел, вернее, все
сотрудники этого министерства. Все были заняты поисками, всех  полковник
Бахрушин смог озадачить.
   Андрей Подберезский по-разному пытался  разговаривать  с  задержанным
бродягой - и ласково, и грозно, и сурово заглядывая  в  глаза,  и  грозя
кулаком. Но тот бормотал, пугался, хихикал,  нее  полную  чепуху.  Вдруг
вскакивал со своего места, расстегивал пуговицы  на  штанах,  принимался
танцевать и показывал худую задницу.
   - Да, - встречаясь с Бахрушиным, говорил Подберезский, - явно  мужика
с ума свели.
   - Это уж точно. Ты, Андрей, лучше к нему не лезь, пусть им занимаются
психиатры. Может, они что-нибудь смогут сделать.
   - Да я уже с ними разговаривал, Леонид Васильевич.  Они  говорят,  на
все это нужно много времени.
   - Много - это сколько? - бормотал Бахрушин, исподлобья бросая взгляды
на Подберезского.
   - Ну, месяц,  два,  Леонид  Васильевич,  а  может  полгода  или  год.
Состояние у него ужасное, врачи  говорят,  что  на  него  воздействовали
электрическим током.
   - Током, говоришь? Сволочи! Ничего, ничего, мы до них доберемся.
   - Комбата жалко! Эх, жалко Комбата!
   - Я думаю, жив Комбат, Андрюха. Есть у меня такое предчувствие.
   - Да и мне не верится, Леонид Васильевич,  что  с  Комбатом  вот  так
легко разделались.
   - Ладно, найдется. Может, сам объявится, а может, если нет, то мы его
найдем. Поверь, Андрей, найден.
   Пока Бориса Рублева друзья  искали  на  поверхности,  в  городе  и  в
окрестностях, он брел по подземному коридору  в  кромешной  тьме,  держа
автомат то над головой, то прижимая к груди.
   "Хоть бы чуть-чуть света! Была бы у меня зажигалка или  фонарик,  так
было бы намного легче. А так - как у негра в заднице".
   Комбат потерял счет  времени  и  уже  не  знал  час  он  находится  в
кромешной тьме или может быть, несколько дней. Ведь когда человек ничего
не видит, время движется совсем иначе. Оно замедляет свой ход  и  минута
кажется часом, а час кажется длиннее суток.
   "Ничего, куда-нибудь же я приду. Эти ходы  где-то  кончаются,  где-то
начинаются".
   Вода уже доходила до пояса и была солоноватая на вкус.
   "Но черт подери, должен же быть где-то выход или  хотя  бы  намек  на
выход?"
   Когда  вода  поднялась  до  груди,  Рублев  понял,  двигаться  вперед
бессмысленно: можно утонуть, а еще хуже от воды автомат откажет.
   Борис остановился.
   - Суки! Гады! - пробормотал он, а затем громко  выругался  и  помахал
кулаком.
   Кому он грозил было ясно, можно было даже не  произносить  имена,  не
называть фамилии.
   - Ну, Берия, я до тебя доберусь!
   "Идти вперед бессмысленно. Может, лучше  вернуться  и  подобраться  к
стене, разобрать ее изнутри и выбраться  в  сухие  помещения?  А  там  с
божьей помощью, полагаясь на удачу и на огромный  боевой  опыт  я  смогу
что-нибудь сделать и может мне удастся  вызволить  всех  заключенных.  А
самое главное - спасти Бабека".
   Через полтора часа тяжелого пути Комбат дошел до стены.  Он  довольно
долго стоял и прислушивался к тому, что делается за  ней.  Сквозь  стену
доходили слабые звуки, слышались разговоры, лязганье металла.
   "Скорее всего, открывают и закрывают клетки", - решил комбат.
   - Ну ладно, за работу! - пробормотал он, перекинул автомат на  спину,
чтобы всегда был под рукой, и стал разбирать стену.
   Он старался, чтобы каждое движение было предельно  аккуратным,  чтобы
не дай бог не упал камень, не загрохотал, не загремел, чтобы там  ничего
не услышали.
   Стену строили все заключенные и строили два  дня,  а  Борису  Рублеву
надо было разобрать ее в одиночку, полагаясь только на свои силы.
   Но не таким человеком был Комбат, чтобы унывать.
   Скрипя зубами, хрустя суставами он таскал один камень за другим.
   - Черт подери, какие тяжеленные! - бормотал он.
   Работа хоть и медленно, но продвигалась. Часа  через  четыре  он  уже
смог подобраться к верху и в узкую щель принялся  следить  за  тем,  что
происходит за стеной. Он  видел,  как  сменилась  охрана,  дважды  видел
Чурбакова вместе с Бородиным и Свиридовым. Чурбаков нервничал.
   - Ну, Берия, держись! Держись, Лаврентий Палыч!
   Скоро я отсюда выберусь и тогда вам несдобровать!
   Комбат навалился плечом на  камни  и  понял,  что  если  он  приложит
достаточное усилие, то камни полетят внутрь - туда, в  сухие  помещения,
где стоят клетки.
   А ему надо будет выскочить, но сделать это так, чтобы никто не  успел
среагировать.
   "А может быть, - тут же решил он, - постараться выбраться  тихо,  как
мышь, а уж потом пробраться к клеткам.  Уничтожить  двоих  охранников  и
уйти через другой коридор, уводя с собой Бабека.  Но  как  это  сделать?
Ведь ключи от клеток находятся  не  у  охранников,  а  скорее  всего,  у
Бородина или у тех, кто будет сидеть в маленькой комнатке. Значит, замок
придется отстрелить. Только бы  Бабек  смог  ходить!"  -  думал  Комбат,
аккуратно извлекая очередной камень из стены.
   Если бы  сейчас  какому-нибудь  охраннику  взбрело  в  голову  отойти
помочиться к стене, он наверняка заметил бы дырку под бетонным потолком.
И тогда у комбата возникли бы проблемы.
   Но ему повезло, наверняка он родился в рубашке.
   Камень за камнем он вытаскивал из стены.
   "Хорошо, что не успели залить раствором. Тогда бы  мне  была  крышка,
тогда бы я оказался в каменном мешке и пришлось  бы  сдохнуть  здесь,  в
кромешной тьме".
   Свет, увиденный Комбатом, его несказанно обрадовал. Ведь  почти  день
он пробыл в темноте. Да какой день! Это он полагал, что прошел  день,  а
на самом деле прошло полтора суток. Сил у Бориса  Рублева  было  уже  не
много, их осталось лишь на последний рывок.
   Аккуратно,  боясь  звякнуть  оружием,  скрипнуть,  загреметь  камнем,
Комбат  взобрался  на  стену  и  медленно   протиснулся   в   отверстие,
собственноручно сделанное в стене.
   "Ну вот и все, я на свободе".
   Затвор у автомата он взвел еще там, за стеной. И теперь  оружие  было
готово к бою. Но на автомат он рассчитывал лишь в случае  осложнений,  а
так полагался на нож. Он сжимал его в  правой  руке  и  на  четвереньках
двигался вдоль бетонной стены. Он слышал, как переговариваются за  углом
два охранника, прохаживающиеся вдоль клеток с заключенными.
   "Ну, гады, держитесь!" - подумал Рублев, взял камень и бросил  его  в
стену.
   Охранники, услышав звук, насторожились.
   - Слушай, что это там такое?
   - Да наверное, со стены камень свалился.
   - Камень, говоришь?
   - А то что еще? Ну, может, крыса побежала.
   - Крыс здесь нет, - сказал второй. - Я здесь, слава богу, уже  третий
месяц и ни одной не видел.
   - Тогда камень. Иди посмотри.
   - Хорошо, схожу.
   Комбат слышал мягкий щелчок затвора и изготовился к броску.  Охранник
шел не спеша. Комбат замер, улавливая самые мельчайшие звуки,  ему  даже
казалось, он слышит тяжелое дыхание и сопение мужчины.
   - Ну, скорее, подходи! Подходи ближе! Ближе!  -  Комбат  левой  рукой
взял второй камешек и бросил в стену.
   - Да я же тебе говорю камни сыплются!
   - Ну и хорошо, что камни, - послышался голос второго охранника.
   А первый уже сворачивал за угол со взведенным  автоматом,  готовый  к
любым неожиданностям... И когда Рублев увидел тень охранника, его правая
рука с ножом застыла в воздухе.
   Еще один шаг сделал тот, сворачивая за угол,  уходя  из  поля  зрения
своего приятеля, как нож мягко вошел прямо в горло до самой  рукояти.  А