и  друг  на
друга, иногда  перебрасывались  фразами,  в  общем-то,  для  посторонних
непонятными и, самое важное, не требующих продолжения.
   - А помнишь?
   - Как же, как же, помню...
   - И дурак же я был тогда! Да и ты не лучше.
   - А в общем, было хорошо, согласись? Тяжело, но хорошо. Боюсь,  такое
уже никогда не повторится.
   - И не дай бог, чтобы повторилось.
   - И я так думаю.
   - За это и выпьем!
   О чем разговор ни  заходил,  кончался  одинаково:  мужчины  поднимали
рюмки, чокались, глядя . в глаза друг другу, и выпивали. Каждый  следил,
чтобы другой не выпил меньше.
   Это не было соревнованием, кто раньше упадет под стол, просто им  так
нравилось. Они и раньше все делали наравне.  Комбат,  хотя  и  мог  себе
позволить приказать, никогда не использовал свое служебное положение.  А
наоборот, если видел, что кому-то тяжело,  часть  тяжести  взваливал  на
свои плечи. И за это его любили подчиненные.
   Уже вторая литровая бутылка водки была  на  доходе,  а  мужчины  лишь
раскраснелись, да глаза заблестели. И вполне возможно, они так и  сидели
бы день или два, понемногу пьянея, тут же трезвея и вновь добавляя. И им
было бы хорошо, и ни о чем лучшем мечтать не  хотелось,  А  воспоминаний
что у Комбата, что  у  Мишани  хватило  бы  не  на  один  ящик  водки  -
воспоминаний, за которые не было стыдно.
   Но в жизни так не бывает, хорошее непременно  кончается.  Это  плохое
может длиться вечно, как болезни, раны - до самой смерти.
   Леник Мищенков не только носил зонтик за спиной хозяина или  папки  с
договорами на аренду с липовыми  накладными  и  со  всем,  без  чего  не
обойтись бизнесмену, он еще отвечал на телефонные звонки,  когда  хозяин
был занят. Многие дела он  мог  решить  сам,  но  существовали  и  такие
моменты, которые мог разрешить только Порубов, лично отдав  распоряжение
или самолично вытащив из сейфа деньги и бросив их на стол.
   Мищенков появился в гостиной и немного смущенно забормотал:
   - Извините, что отвлекаю, Михаил Михайлович, дело срочное.
   - Чего тянешь, говори, тут все свои, Борис Иванович меня не осудит.
   - Тут "синие" приехали в наш китайский ресторан и оброк требуют.
   Порубов мгновенно  протрезвел,  словно  ему  на  голову  вылили  ушат
ледяной воды.
   - Погоди, погоди... - он выбрался из-за стола и похожий  на  римского
патриция в своей длиннющей простыне, подошел к помощнику. - Сколько  они
хотят?
   - выдавил из себя Михаил.
   - Сколько, сколько... три хотят.
   - Но я же с ними договорился на две.
   - Они узнали, как у вас идут дела, и теперь хотят три. Все точно,  по
процентам.
   - Чтоб они подохли!
   - Они ждут в ресторане, хотят, чтобы вы сами приехали потолковать.
   - Я потолковать? - с бравадой бросил Порубов, но тут же  одумался.  -
Да-да, будь они неладны! Чтоб они сдохли, мерзавцы!
   - Что такое, Миша? - подошел к нему Комбат. - Ты же говорил,  у  тебя
никаких дел.
   - Да я и сам думал, никаких... а тут, вот...
   - Ну, говори! Что-то у тебя глазки бегают?
   - Да... понимаешь, Борис Иванович, тебе лучше об этом не  знать.  Это
моя головная боль, мне ее расхлебывать, мне с ней жить.
   - А без нее не можешь?
   - Если бы можно было, жил бы без нее.
   - Они ждут, Михалыч, - вставил Леня, - что им сказать?
   - Скажи, что приедем, - бросил Комбат. - А ты оденься, не поедешь  же
в город в таком виде, с голым задом.
   Порубов стоял, как соляной столб. Ему не  хотелось  втягивать  Бориса
Ивановича Рублева в свои сегодняшние дела. Они  отличались  от  славного
боевого прошлого, как день от ночи.
   - Мигом собирайся, - сказал Комбат уже приказным тоном.
   И Порубов, сбросив простыню, двинулся к шкафу.
   - Борис Иванович, оставайся здесь, я сам  съезжу,  все  улажу.  Не  в
первый раз, мне ж не на задание, не в разведку. Деньги отдам и  вернусь,
так у нас здесь заведено. Ну, поговорим минут десять...
   - Не в десяти минутах дело, - веско произнес Комбат. -  Дело  в  том,
Мишаня, что ты "синим" платишь, бандитам.
   - Как же иначе?
   - Ты что, на войне с врагами тоже договаривался, деньги  им  отдавал,
водку с ними пил? С врагами один разговор - или ты против  них,  или  ты
вместе с ними.
   - Бизнес - не война, - отозвался Мишаня, натягивая на голову свитер.
   Но отозвался не очень уверенно, не слишком убежденно.
   - Значит, ты другим стал. А я думал, ты все тот же.  Если  ты  другой
человек, не прежний Мишаня Порубов, то и делать мне здесь  нечего,  -  в
сердцах произнес Комбат и двинулся к выходу. - Кстати, Андрюха -  сказал
Комбат, уже стоя в коридоре, - хоть и бизнесом занимается, а с  "синими"
не водится. С ними у него один разговор...
   Какой именно разговор у Андрюхи Комбат уточнять не стал, но Мишаня  и
без объяснений понял, что Подберезского сломать не смогли.
   - Погоди, Комбат, вместе едем.
   - Я и не сомневался. На крыльце покурю.
   Комбат вышел, затянулся сигаретой,  посмотрел  в  сторону  Смоленска,
который горел цепочкой огней на горизонте.
   - Охрану дома оставь, - приказал  Комбат.  Двое  охранников  даже  не
стали дожидаться распоряжений хозяина, настолько веско говорил  гость  и
настолько велико к нему было уважение Порубова.
   К ресторану подъехали через полчаса. Красный бумажный фонарь выглядел
аляповато, ветер раскачивал его и фонарь  напоминал  помятую  боксерскую
грушу, украшенную белым иероглифом.
   - Что хоть этот иероглиф означает, знаешь?
   - Хрен его знает! - ответил  Порубов.  -  Художник  намалевал,  вроде
красиво.
   - А если там нецензурное слово какое?
   - Нет, китайцы поесть заходят, ничего  не  говорят  и  не  улыбаются.
Комбат хмыкнул:
   - У тебя что, своих китайцев нет?
   - Я вьетнамцев  нанял.  Они  такие  же  косые,  готовят  не  хуже,  а
обходятся куда дешевле.
   - Хитер ты, однако!
   - Жизнь научила, - ответил Порубов. Охранник-швейцар угодливо  открыл
дверь, пропуская Рублева и хозяина. Правда, вид у хозяина был  домашний,
в кроссовках, джинсах, свитере, легкой куртке.
   - Где они? - спросил у охранника Миша.
   - Там, в маленьком зале.
   Стараясь не потревожить посетителей, Порубов и  Рублев  прошли  через
слабо освещенный зал, в котором чувствовался запах восточных благовоний,
а на тарелках лежало нечто невразумительное - то ли жареные пауки, то ли
собачина или кошатина, то ли сороконожки. В общем,  на  разных  тарелках
были экзотические кушанья, но пахло все это вкусно. А вот пили тут водку
и пиво, причем исключительно местного производства. Русский  -  он  и  в
Африке русский.
   Порубов  толкнул   дверь   и,   пригнувшись,   раздвинул   бамбуковые
палочки-занавес, прошел в небольшое помещение. За столом сидели четверо.
На столе -  водка  и  жареное  мясо.  Двое  в  длинных  кожаных  плащах,
наверное, в Смоленске такая униформа  у  бандитов,  двое  -  в  коротких
кожаных куртках. Все стриженные почти под ноль  -  так,  чтобы  в  драке
нельзя было ухватить за волосы.
   - Принес? - отрывая задницу от  скамейки  и  ставя  стакан  на  стол,
произнес один из визитеров и тут же покосился на Комбата.
   - А это  кто?  Охранника  нового  нанял?  -  Но  тут  же  замешкался,
встретившись взглядом с Комбатом.
   - Тебе дело?
   - Дела нам до тебя, Мишаня,  никакого,  кроме  одного.  Ты,  надеюсь,
понял, о чем я?
   - Вот что, ребята, - как в знаменитом фильме "Белое солнце  пустыни",
сказал Мишаня, - денег я вам не дам, хотя и привез.
   Он достал из заднего кармана джинсов  пачку  и  постучал  ею  о  край
стола, словно разминал воблу, перед тем как начать сдирать с нее шкуру.
   - Это ты напрасно, Мишаня, Доктору это не понравится. Ты  же  знаешь,
он не любит шутить и от ресторана тебе придется отказаться.
   - Это мы еще посмотрим! Выметайтесь отсюда! - веско произнес Мишаня.
   - Может, ты нас еще за пиво заставишь заплатить, а?  -  бандит,  взяв
недопитый бокал, приподнял его, а затем плеснул на Порубова.
   Тот спокойно вытер рукавом лицо:
   - Это ты от себя лично или от Доктора?
   - От нас всех. От имени и по поручению...
   Бандиты были уверены в своих силах, как-никак  их  четверо.  Они  уже
отвыкли, что кто-нибудь в городе идет против них. Они знали, в  разборки
между ними и хозяином ресторана никто влезать  не  станет.  Кому  охота,
чтобы голову  разбили!  Конечно,  никому!  Но  здесь  они  просчитались.
Порубов пришел не один, а привел с собой званого дорогого  гостя,  перед
которым лицом в грязь ударить не мог, и  оскорбление  можно  было  смыть
только кровью.
   - Значит, от вас всех? - вытирая щеку, уточнил Порубов.
   - От нас всех.
   Бандит, сидевший с краю, не спеша сунул руку под куртку.  Делать  ему
этого не стоило. Комбат положил ему руку на плечо и тихо произнес:
   - Сидеть, сынок!
   Бандит не понял, подумал, что шутят, и попытался вытащить пистолет.
   Комбат положил бандиту на затылок левую пятерню, а  правой  так  сжал
плечо, что тому парализовало руку. Затем резко ударил бандита головой об
стол, причем так сильно, что подпрыгнули бокалы на другом конце стола.
   Не успели они приземлиться, как таким же простым народным приемом  он
долбанул головой об стол, расплющив нос, второго бандита. А Порубов  уже
разбирался с главным обидчиком, которому никогда раньше  не  приходилось
видеть хозяина ресторана в деле.
   Что-что,  а  драться  Мишаня  Порубов   умел,   хотя   давненько   не
практиковал.
   Но присутствие Комбата вернуло ему  молодость,  напомнило  о  дерзких
выходках и драка получилась короткой и убедительной - все четыре бандита
корчились на полу. И что удивительно, мебель и посуда остались целы.
   - Теперь  уматывайте  отсюда!  -  сказал  Комбат,  забирая  пистолет,
профессионально  выщелкивая  из  него  обойму.  -  Потому  что  если   я
разозлюсь, вы уйти отсюда уже не сможете.
   - И уползти тоже,  -  добавил  Мишаня.  Угроза  была  не  пустяковой,
бандиты поняли, с кем имеют дело.
   - Порубов, ты с ума сошел! - вытирая кровь с разбитого  лица,  сказал
главный рэкетир. - Доктор тебе этого  не  простит.  Через  полчаса  сюда
приедут наши, от ресторана камня на камне не останется.
   - Мы успеем к Доктору раньше! - Порубов ногой заехал в грудь бандиту,
опрокинув его на пол.
   Так же спокойно, как зашли,  Порубов  с  Комбатом  вышли  через  зал.
Публика  мирно  продолжала  ужинать,  даже  не  подозревая  о  том,  что
произошло в соседнем зальчике.
   - Это их машина? - спросил Комбат, показав на темную "БМВ".
   - Их, их, а то чья же!
   Бандиты были настолько  уверены  в  своей  безнаказанности,  в  своем
всевластии,   что   даже   не   закрывали    машину.    В    обязанности
швейцара-охранника входило приглядывать за ней.
   Комбат открыл переднюю дверцу, ухватился  двумя  руками  за  баранку,
покраснел от натуги, крякнул. А когда Порубов хотел  крикнуть,  мол,  ты
что там, Борис Иванович, делаешь, Рублев  уже  продемонстрировал  своему
сержанту оторванный руль. Затем бросил его, и тот  покатился  по  улице,
поблескивая эмалированной эмблемой.
   Комбат провожал его взглядом до тех пор, пока баранка не  затанцевала
на канализационном люке и наконец - замерла.
   - Ну что ж, поехали к Доктору. Ты хоть знаешь, где он живет?
   - Это все знают. Недалеко.
   - Не жалеешь? - спросил его Комбат, садясь в машину.
   - Чего уж жалеть? Хотя неплохой ресторанчик у меня был...
   - Почему это был?
   - Через полчаса подъедут...
   - Еще посмотрим!
   Швейцар-охранник  не  понял,  что  произошло,  но  решил   лучше   не
вмешиваться, тем более, что этот человек действовал заодно  с  хозяином.
Когда джип тронулся, швейцар счел за лучшее спрятаться в арку.
   Бандиты выбрались на улицу через черный вход. Они не могли  допустить
такого  позора,  чтобы  появиться  на  публике   с   разбитыми   рожами,
сопровождая каждое движение скрежетом зубов и стоном.  Они  забрались  в
машину.
   - Трогай! - сказал главный. - Гони к Доктору! - и сплюнул кровью себе
под ноги.
   - Не понял! - воскликнул тот, который сел на водительское кресло.
   - Чего не понял?
   - Руль, бля, украли!
   Все четверо смотрели на рулевую колонку. Они, как  ни  старались,  не
могли понять, что произошло. Только минуты через три до них дошло, кто и
зачем мог это сделать.
   - Доктору!  Доктору  звонить  надо!  -  кричал  главный  рэкетир,  не
двигаясь с места. Его друганы сидели в оцепенении.  Мало  того,  что  их
избили, у одного забрали пистолет, а у другого нож,  так  еще  и  машину
сломали, причем самым наглым образом. Такое им в голову не могло прийти,
чтобы, живьем, со  всеми  потрохами  вручную  вырвать  баранку!  -А  еще
говорят, что "БМВ" - крепкая машина!
   - Какая она на хрен крепкая!  -  главный  рэкетир,  еще  раз  сплюнув
кровью, выбрался  из  машины,  став  посреди  дороги,  остановил  первую
попавшуюся машину.
   Частник испугался вида окровавленных бандитов:
   - Господа, вас куда?
   - К Доктору!
   - В какую больницу?
   - В больницу сейчас попадешь ты! - и бандиты,  сообразив,  что  фраза
прозвучала двусмысленно, назвали адрес..
   "Жигули", приседая на задние  колеса,  приподняв  морду,  мчались  по
ночным улицам. Но бандиты опоздали, джип  "чероки"  уже  стоял  у  ворот
особняка Доктора.
   Калитка была сорвана и лежала под  ногами,  на  ней  виднелись  следы
кроссовок. А вот крепкая дверь в дом оказалась закрыта изнутри.
   - Ментов, кажется, вызывать не  надо,  -  сказал  один  из  бандитов,
шмыгая носом.
   Главный посмотрел на него презрительно.
   - А может, уже поздно? - сказал второй, глядя на горевшие в  мансарде
окна, за которыми не чувствовалось никакого движения.
   Бандиты ходили вокруг дома, не зная, что предпринять. На первом этаже
повсюду решетки, входные двери железные, на  звонки  никто  не  отвечал.
Машина была пуста.
   - Может, они Доктора порешили?
   - Да никто же не выходил! Они там!
   Бандиты принялись колотить  ногами  в  дверь.  И  вдруг  переговорное
устройство ожило. Голос Доктора узнали сразу:
   - Какого хрена дверь ломаете? У меня все в порядке.
   Дом был построен на совесть. Не какая-нибудь панельная  девятиэтажка,
в которой люди первого этажа знают, что творится на третьем.
   - Ты уверен, что Доктор в порядке?
   - Он сам сказал. - развел  руками  главный  бандит  и  тут  же  вытер
крупную каплю крови, выступившую под носом. - Урод, морду мне разбил!
   - Может, джип ему испортить? - предложил самый молодой из рэкетиров.
   - Если можешь баранку оторвать - оторви, - усмехнулся самый старший.
   И у молодого тут же пропал задор. В этот момент он осознал  несколько
житейских мудростей, которыми руководствуется чуть ли не  все  население
России: инициатива наказуема, если ты, конечно, не самый главный.
   - Сядь, покури, -  предложил  старший  рэкетир,  протягивая  молодому
пачку дешевых сигарет, хотя сам курил дорогие.
   - Свои есть.
   Дым,  гонимый  легким  ветерком,  поднимался  вдоль  стены  прямо   к
освещенным окнам мансарды.
   - Кажется, что-то  круто  изменилось  в  нашем  городе,  -  задумчиво
произнес бандит, нос которого еще  не  приобрел  нормального  очертания.
Парень сидел на крыльце и пытался пальцами придать носу нужную форму.  -
Сломал, что ли?
   - Если бы тебе его сломали, ты так спокойно его не щупал бы.
   - Кто тебе сказал, что я  его  спокойно  щупаю?  Боль  такая,  словно
гвозди в голову загоняют.
   - Тебе еще и Доктор ввалит. Это ты первый сплоховал.
   За дверью послышались неторопливые уверенные шаги. Шли трое.
   По укоренившейся привычке старший из бандитов сунул руку  за  пазуху,
но тут же вспомнил, что пистолет у него отобрали.  Беззвучно  выругался.
Даже ножа с собой не оказалось.
   Возможно, Мишаня и его новый знакомый захватили Доктора в заложники и
теперь пытаются прорваться к своей машине.
   "Прорваться! - усмехнулся собственной мысли  бандит.  -  Да  из  моих
ребят теперь никто к ним и пальцем притронуться не рискнет".
   Послышался веселый смех. Дверь резко распахнулась,  на  пороге  стоял
Доктор в свитере, теплых трикотажных штанах и меховых тапочках. Руки  он
держал в  карманах  и,  словно  ничего  не  произошло,  подмигнул  своим
загрустившим подручным:
   - Неплохо в китайском ресторанчике гульнули?
   - Не надо так, - немного сконфуженно произнес Мишаня.
   - Почему же? Я им деньги плачу за то, чтобы их боялись, а не  за  то,
чтобы они от страха в штаны накладывали. За  дерьмо,  Комбат,  никто  не
платит.
   Рублев вышел  на  крыльцо  и  не  очень-то  дружелюбно  посмотрел  на
Доктора.
   Уголовников он на дух не переносил, и если бы не Мишаня,  не  вел  бы
задушевные беседы с уголовным  авторитетом.  Тот  и  впрямь  походил  на
доктора, так иногда выглядят хирурги в больших клиниках.
   Есть что-то общее между хирургом и  убийцей  -  нечувствительность  к
чужой боли, безразличие к виду  крови.  И  тот,  и  другой  хладнокровно
рассекают чужие тела. Лишь одна деталь разводит их по разные стороны  от
той границы, которая пролегла между  злом  и  добром:  человек  в  белом
халате старается забыть о чужих бедах, чтобы спасти жизнь,  а  тот,  кто
называет себя "рыцарем плаща и кинжала" - чтобы отнять чужую жизнь.
   - Мне бы таких мужиков, -  завистливо  проговорил  Доктор,  оглядывая
Комбата с ног до головы, - я бы не только весь город по  струнке  ходить
заставил, я бы Россию перевернул.
   - Зачем ее переворачивать? Пусть уж она на ногах  постоит,  а  не  на
голове, - ответил обычно немногословный Комбат.
   - Нет, - покачал головой Доктор, - Россия уже не на  ногах  стоит,  а
лежит  полудохлая.  И  чтобы  пролежни   не   образовались,   ее   нужно
поворачивать время от времени.
   - Это такие, как ты, хотят, чтобы она полудохлой  была,  -  отозвался
Комбат, - а по мне она как стояла на ногах, так и стоит.
   - Не ссорьтесь, -  сказал  Порубов,  опасаясь,  что  с  таким  трудом
добытый мир может вмиг рассыпаться от неосторожного слова.
   - Я бы на твоем месте, Мишаня, помалкивал, -  покачал  у  него  перед
носом указательным пальцем Доктор, - обычно я таких вещей не прощаю.  Но
за твоего друга готов простить все что угодно. Жаль, что он не с нами.
   - И Мишаня не с вами, - напомнил Комбат.
   - Знаю, Борис Иванович, ты мне об этом уже говорил.
   - Мишаня, подтверди, ты не с ними.
   - Н... угу...
   Порубов неопределенно кивнул. Его подбородок мотнулся точно под сорок
пять градусов к горизонту - так, что понять,  что  означает  этот  жест,
было невозможно.
   - Не стану я тебя огорчать, Борис Иванович.  Считай,  что  он  не  со
мной.
   Хотя жизнь такова, что ронять, кто с кем  -  невозможно.  Сегодня  мы
вместе, даже с тобой посидели, поговорили. Ты мне чем-то понравился и не
скрывай, Комбат, я тебе тоже симпатичен.
   Рублев почувствовал, что слова Доктора обволакивают  его,  заставляют
думать немного иначе, чем он думал раньше. Ему был знаком  этот  эффект,
знаком по войне, когда тебя и противника  разделяет  расстояние,  то  ты
видишь в нем только врага, проще говоря,  цель,  пригодную  для  одного,
чтобы ее уничтожить. Но стоит врагу попасть к тебе в  плен,  стоит  тебе
заглянуть противнику в глаза, услышать его рассуждения о жизни, и ты уже
не можешь просто так уничтожить его, пусть даже знаешь,  что  именно  он
убил твоих друзей.
   - Все хорошо, ребята, - торопливо проговорил Доктор, -  на  этот  раз
все кончилось хорошо, никто ни на кого зла не держит. - Ты добился того,
чего хотел? - обратился он к Комбату.
   Тому опять пришлось согласиться:
   - Да.
   - Тогда в чем проблема? Почему вы оба такие мрачные?
   - Не правильно все это, - вздохнул Комбат.
   - Странный ты человек, Борис Иванович, все тебе  не  по  нутру.  Хотя
именно этим ты мне и нравишься. На сегодняшний вечер... вот  именно,  на
этот самый момент я Порубову все простил ради тебя. А что будет  дальше,
один бог знает.
   Бандиты  мрачно  смотрели  на  Мишаню  и  Комбата.   Они   не   могли
проникнуться к ним теплыми чувствами, как, казалось им, воспылал Доктор.
Но тот на самом деле  ис