а предложение? - не выдержал Чесноков.
   - Не стоит спешить. Впереди у нас два выходных, вас никто не хватится
ни в банке, ни дома.
   - Меня непременно хватятся. Я завтра должен улетать в отпуск.
   И вновь послышался малоприятный смех:
   - Если  все  пойдет  хорошо,  завтра  вы  и  полетите.  Но  если  так
беспокоитесь, позвоните жене, скажете - дела нашлись, придется  ночевать
не дома. Или, может, мне позвонить? Ну как, разумное предложение?
   - Не надо, - мрачно ответил Александр Чесноков.
   - Почему же?
   По тону говорившего легко было понять: он знает причину,  по  которой
Чесноков не хочет звонить своей супруге.
   - Ах, да, вы же сказали ей, что улетаете сегодня, а  сами  собирались
провести ночь в другом месте? Так что, видите, вас  не  хватятся  аж  до
конца месяца. Но я бы все-таки вам посоветовал лететь завтра.
   "Если я не полечу, - подумал Александр,  -  то  о  моем  исчезновении
узнают хотя бы в аэропорту. Гарантия, что из-за  этого  поднимется  шум,
конечно, не стопроцентная, но шанс на это существует".
   Но и эту его невысказанную мысль тут же развил человек,  сидевший  за
столом:
   - Билет при вас и документы. Я это знаю.
   И если мы не  договоримся,  то  полетит  мой  человек,  но  по  вашим
документам. Разобраться, что там случилось  за  границей  с  Александром
Чесноковым и куда он запропастился, будет очень сложно, даже вашей жене.
   - Хватит тянуть! Чего  вы  от  нас  добиваетесь?  -  теряя  терпение,
крикнул Андрей Рублев.
   - Все очень просто,  мне  нужно  узнать  совсем  немного.  Где-то  на
следующей неделе ваш банк получает  крупную  партию  наличных  долларов,
что-то около четырех миллионов. И единственное, что мне нужно узнать  от
вас, так это каким  путем  они  попадут  в  Питер  и  точное  время.  Об
остальном позаботятся мои люди.
   Рублев с Чесноковым  переглянулись.  Да,  тому,  у  кого  они  сейчас
находились в плену, было известно многое. Далеко не каждый сотрудник  их
банка знал такие подробности, сведения  о  поступлении  наличных  денег,
естественно,  не  афишировалось.  Даже  водители  и  охрана  узнавали  о
маршруте следования в последний момент, чтобы никто не  мог  перехватить
наличку по дороге.
   - Я об этом впервые слышу от вас, - не моргнув глазом, ответил Андрей
Рублев. - И даже если такая сделка предвидится, ни я,  ни  мой  друг  не
имеем доступа к информации. Так что потратили время вы зря.
   - Я еще никогда в своей жизни ничего зря не делал, - донесся  до  них
хриплый голос, - и теперь, чтобы  вы  поняли,  насколько  серьезно  ваше
положение, обрисую вам ситуацию, в которой  вы  оказались.  Если  вы  не
станете тянуть время и не станете упорствовать, скажете мне сейчас же  о
транспорте и о времени, мои люди доставят вас назад, в город. И никто не
узнает, что это именно вы сообщили мне секретную банковскую  информацию.
Вот поэтому-то мои люди сейчас в масках, и я сам не показываю вам своего
лица. Но лучше вам его никогда и не видеть...
   -  Можете  не  договаривать,  я  уже  об  этом  думал,  -   несколько
побелевшими от страха губами проговорил Андрей Рублев.
   - Ну вот и отлично! Люблю иметь дело с догадливыми людьми. А если  вы
решите упрямо молчать и дальше... Ну что ж, банковских работников у  нас
в стране отстреливают пачками.
   Никто не удивится, найдя в Обводном канале два  трупа.  О  времени  и
трассе я узнаю и без вашей помощи, так что потом ни у кого не  возникнет
сомнений, что это именно вы навели грабителей на деньги. Так что вряд ли
вам светит даже  быть  похороненными  за  счет  банка  "Золотой  дукат".
Геройствовать смысла я не вижу.
   Хмель довольно быстро выветривался из голов Рублева и  Чеснокова.  Но
еще не выветрился окончательно, и потому у  Андрея  в  голове  мелькнула
шальная мысль:
   "Можно же соврать! Можно выдать  и  истинную  информацию,  но  потом,
когда их освободят, предупредить управляющего банком".
   Пока еще ситуация не казалась Андрею Рублеву совсем безнадежной.
   - Значит, так, - сказал человек, сидевший  за  столом,  -  ты,  -  он
обратился к Андрею Рублеву, - выйдешь отсюда живым  и  невредимым,  если
скажешь, когда прибывает транспорт, а твой приятель останется заложником
до тех пор, пока мы не возьмем деньги. Идет? -  спросил  он  с  грустным
смешком.
   Чесноков покачал головой.
   - Теперь уже я так не согласен.
   Он-то понял раньше своего приятеля, что их жизни интересуют  бандитов
только до того момента, пока они не знают о графике прибытия наличности.
Потом же никто гарантировать им сохранение жизни не возьмется.
   - Я не скажу, и своему другу не советую, - произнес Чесноков, пытаясь
рассмотреть сквозь бьющий ему в глаза свет лицо собеседника.
   - Я  не  спешу  и  не  собираюсь  вас  пугать.  Но  могу  по-дружески
предупредить: ваши трупы потом долго придется идентифицировать. У вас на
раздумье осталась одна ночь, и на рассвете я жду, что вы  сами  мне  все
расскажете, даже если я сейчас не стану вам красочно  расписывать  сцены
пыток, которым вас подвергнут. Вы сами представите себе  их  куда  ярче,
чем это сумеет сделать  мой  язык,  если  посидите  ночь  под  замком  с
надежной охраной наедине со  своими  мыслями.  Уведите  их!  -  приказал
человек.
   На этот раз никто не  стал  им  надевать  маски  на  лица,  никто  не
заковывал руки в наручники.  Подталкивая  стволами  автоматов  в  спину,
Александра и Андрея вывели во двор.  Понять,  где  находится  дом,  было
невозможно, он стоял в лесу, за высоким забором. Таких домов в последние
годы  расплодилось  на  всех  подъездах  к  Санкт-Петербургу  превеликое
множество. Да и архитектура у него была невыразительная,  которую  можно
охарактеризовать  полутора  словами:  по-богатому.   Добротный   кирпич,
рустовка  швов,  просторные  балконы,  крыша,  сиявшая  в  лунном  свете
глазурованной черепицей, легкий дымок над трубой, свидетельствовавший  о
том, что в доме топится камин.
   Эти детали  отложились  в  голове  Андрея  Рублева  за  те  несколько
десятков секунд, за которые их провели от дома  к  неприглядному  сараю,
который, скорее всего, использовался как бытовка  или  как  склад  очень
дорогих материалов во время строительства.  Самый  обычный,  без  всяких
архитектурных изысков сарай, сложенный из небольших  бетонных  блоков  с
толстыми, сваренными из арматурных прутьев, решетками  на  окнах.  Такие
обычно делают в колхозных  конторах,  в  тюрьмах,  в  военных  частях  -
полукруг и расходящиеся вокруг него  лучи,  долженствовавшие  обозначать
восходящее или, кто знает, заходящее солнце.
   Мужчин  втолкнули  в  загодя  открытую  дверь  сарая.  Дверь  тут  же
захлопнули. Заскрежетал засов, щелкнул ключ  в  навесном  замке.  Андрей
Рублев остановился, пытаясь привыкнуть к темноте. Сперва он видел только
два зарешеченных окна, затем темнота понемногу отступила, и он разглядел
несколько бочек, залепленных строительным раствором, бидоны  с  краской,
кое-какой строительный инструмент.
   Половину небольшого помещения занимали неприглядные тюки стекловаты и
рулоны рубероида.
   - Даже прилечь негде, -  вздохнул  Андрей,  наконец-то  вновь  увидев
Чеснокова.
   Тот то ли улыбался, то ли  просто  скалил  зубы,  во  всяком  случае,
Андрей видел только белки его глаз и дорогую, как любил  выражаться  сам
Александр, улыбку.
   - Что ж, можно раскатать рубероид да и улечься на стекловате.
   - А потом вся задница чесаться начнет и не только задница.
   Андрей двинулся вдоль стены и  тут  же  споткнулся  о  пустое  ведро.
Страшный грохот на мгновение парализовал его волю.  Нервы  и  так  -  на
пределе.
   Чесноков выругался.
   - Твою мать!
   - И что ты  об  этом  думаешь?  -  вместо  того,  чтобы  возмутиться,
поинтересовался Рублев.
   - Хреновые наши дела. Просто так не отпустят. Погуляли мы с тобой...
   - Скажи спасибо, если вообще отпустят. Не очень-то в это верится.
   - А хочется верить?
   - Ох, как хочется.
   Чесноков тоже двинулся вдоль  стены,  стоять  на  месте  он  не  мог.
Взведенные нервы сжигали калории, как пожирает уголь топка  паровоза,  и
он с удивлением почувствовал, что страшно хочет есть.
   - Хоть бы попить чего-нибудь оставили или пожрать принесли!
   - А то ты в баре не нажрался!
   - Я и не натрахался, - удивительно спокойно ответил Александр.
   Андрей перевернул пустое ведро, присел на него. Выбил пальцами  дробь
по донцу.
   - Что делать, Чесноков, а?
   - Думать надо, - Александр устроился на бочке, уложенной  на  бок.  -
Как думаешь, стоит им сказать? - улыбка Александра сделалась еще шире.
   - Да, скажешь ты им! Они нас заложниками оставят  до  тех  пор,  пока
деньги не украдут.
   А тогда... - он  сделал  красноречивый  жест  рукой,  проведя  ребром
ладони по шее, - и похороны за счет фирмы, это  в  лучшем  случае,  а  в
худшем все обернется так, будто это мы их навели на деньги,  а  они  нас
потом из доли выкинули.
   - Дались и тебе, и ему эти похороны за счет фирмы.
   Повеселее ничего в голову не приходит?
   - Как и тебе, кстати...
   - Не повезло, - пробормотал Рублев, лихорадочно  перебирая  в  памяти
все, что ему было известно об  хоть  отдаленно  знакомых  ему  банкирах,
когда-либо похищенных бандитами.
   Но все известные случаи  сводились  к  тому,  что  требовали  выкупа.
Обычно оперативную информацию бандиты получали с  помощью  своих  людей,
устроившихся в банки на  работу  охранниками  или  же  перекупали  их  у
каких-нибудь мелких клерков.
   "Вот же черт! - подумал Рублев.  -  Ну  и  системку  наш  управляющий
соорудил! Никто о секретах не знает, только те, без  кого  не  обойтись.
Вот и забрали нас. Хранил бы он лучше секреты в одной только своей лысой
голове. А  самое  обидное,  что  никто  нас  не  хватится.  Впереди  два
выходных, Чесноков вообще в  отпуске,  а  я?  Но  я  же  не  появлюсь  в
понедельник с утра  на  службе..."  -  надежда  засветилась  во  взгляде
Андрея, но тут же погасла.
   И он представил себе, как в банке обсуждают возможные варианты.
   "Да знаю я, - скажет кто-нибудь из девушек, - загулял с бабами, вот и
не появляется".
   Кто-нибудь из мужчин предположит, что он напился  так,  что  даже  не
может подойти к телефону. Да, теперь он понял, дня три  или  четыре  его
точно всерьез не станут искать. Позволял же он себе  раньше,  никого  не
предупреждая, исчезать на пару дней. Вот только в конце недели хватятся,
но впереди вновь замаячат выходные. Решат подождать  до  понедельника  и
тогда уж станут искать по-настоящему - поедут домой.
   Мысли, что ни говори, навестили Андрея невеселые. А потому  Рублев  с
какой-то странной обидой в голосе поинтересовался у Чеснокова:
   - Послушай, чего это они нас двоих украли?
   Им и одного хватило бы.
   Чесноков нервно засмеялся.
   - Пойми, один под пытками умереть может, второй про запас.
   - Типун тебе на язык! Пока вроде бы с нами прилично обращаются.
   - Это пока.
   - Так зачем им двое?
   Чесноков поскреб пятерней в затылке, затем отыскал  в  кармане  пачку
сигарет и предложил закурить Рублеву.
   - Вот и я об этом думаю.
   - Ну, и...
   - Кажется, понял.
   - Почему? - вырвалось у Андрея.
   - Точно! Понял я, почему нас двое! Они знаешь как, падлы, действовать
станут?
   - Нет.
   - С утра разведут нас по разным местам и тогда хочешь  не  хочешь,  а
станешь  задумываться:  вдруг  как  ты,  Андрей,  все  им  раньше   меня
расскажешь?  Тогда  тебе  свобода,  а  мне  -  смерть.   Подумаешь   так
часик-другой, а потом тебе кто-нибудь из охраны намекнет, вроде  бы  как
по-дружески, вроде бы ему надоело у хозяина служить, уж  очень  зверский
он человек.., мол, жалко мне тебя, дружок-то твой давно  раскололся,  ты
мне шепни, я тебе бежать помогу.
 
Глава 8 
 
   Машина замерла на месте.  Борис  Рублев  рассчитался  с  водителем  и
выбрался на тротуар. Он извлек из кармана потрепанную записную книжку и,
послюнив палец, принялся перелистывать помятые странички.
   Наконец он добрался до  буквы  "П".  Тут  было  множество  фамилий  -
зачеркнутых, подчеркнутых, обведенных жирной линией.  Наконец  он  нашел
ту, что искал - Андрей Подберезский.
   "Так-так, Андрюша, значит, вот ты где живешь! А я сколько раз  был  в
Москве, но так и не удосужился у тебя побывать".
   Комбат подошел к таксофону  и  быстро  набрал  указательным  пальцем,
который еле помещался в отверстие диска, семизначный номер.
   Трубку тут же сняли.
   - Алло, слушаю!
   - Слушаешь? Привет, Андрюша! - громко сказал в трубку Борис Рублев.
   На другом конце провода воцарилось молчание. Комбат не спешил назвать
свое имя.
   - Алло! Алло! - вдруг вновь послышался взволнованный мужской голос.
   - Андрюша, это я!
   - Комбат, ты? Вы? - в трубке слышалось взволнованное дыхание.
   - Конечно я, а то кто же!
   - Черт подери, где ты, комбат? Откуда звонишь? Далеко от меня?
   - Да здесь я, возле твоего  дома.  Если  хочешь,  выгляни  в  окно  и
увидишь меня в будке.
   - Лучше я увижу тебя в своей квартире.
   Давай, поднимайся, скорее! Кодовый замок я уже открываю.  Бегу  вниз.
Надо же!
   - Ладно, иду, -  комбат  с  довольной  улыбкой  на  лице  неторопливо
двинулся от таксофона к подъезду - он был нужен, его  хотели  видеть,  а
это не так уж и мало значит в этой жизни.
   Действительно, замок был открыт, а сверху уже слышались шаги.  Комбат
поднял голову, заглянув в пролет. Прямо на площадке, этажом выше,  стоял
широкоплечий  мужчина  в  тренировочном  костюме  и  в  разбитых   белых
кроссовках, шнурки которых болтались. Мужчина улыбался. И тут он  сделал
совершенно невероятное движение: присел, вскочил и  сверху  бросился  на
комбата. Тот хотел увернуться, но ему это не удалось.
   Андрей Подберезский,  весивший  не  меньше  ста  десяти  килограммов,
схватил комбата, сжал его так сильно, что у того захрустели кости.
   - Да раздавишь, медведь! - зарычал в ухо Подберезскому Рублев.
   - Комбат, комбат,  батяня!  -  нежно  поглаживая  коротко  стриженные
волосы Рублева, бормотал  Подберезский.  -  Дай  я  тебя  поцелую,  -  и
Подберезский, прижав к  себе  комбата,  тут  же  исполнил  свою  угрозу,
приложил пухлые губы к гладко выбритой щеке комбата. - Неужели это ты? -
словно бы не  веря  собственным  глазам,  Андрей  Подберезский  ощупывал
своего бывшего командира. - Точно, точно, ты, - он мял  его  предплечья,
прижимал к себе его  голову.  -  Вот  это  радость!  Не  ожидал...  Я-то
думал... Хотя тебя, комбат, никакая пуля не возьмет.
   - А что ты думал, Андрюха?
   - Думал, тебя уже в живых нет на этом свете. Знаешь, комбат,  всегда,
когда выпиваю, первую рюмку поднимаю за тебя.
   - А последнюю?
   - Последнюю уже не помню, а вот первую обязательно за тебя.
   Руки Подберезского тряслись так, словно бы  с  ним  случилось  что-то
невероятное, словно у него на глазах произошло какое-то чудо и он увидел
никак не меньше, чем воскрешение мертвого.
   - Точно, это ты, Борис Иванович! Ну ты дал! Хоть бы предупредил. Я бы
приготовился, ребят позвал бы... А ты как снег на голову.
   - Только так и умею.
   - Видел кого-нибудь из наших?
   - Да нет, Андрюша, еще не успел.
   Только сейчас до Подберезского дошло, что он все еще разговаривает  с
комбатом, стоя до сих пор на лестничной площадке.
   - Ну пойдем же ко мне, что мы  стоим,  как  придурки,  на  лестничной
площадке! Пошли, пошли, - и Подберезский  хотел  уже  схватить  комбата,
взвалить к себе на плечи и потащить наверх.
   Но тот заупрямился:
   - А ты здоров, черт!
   - Да, комбат, приходится быть здоровым, хотя я уже не  тот,  что  был
раньше.
   Комбат похлопал по плечу своего бывшего сержанта, и они, обнявшись за
плечи, тяжело двинулись  наверх,  сопя  и  ухмыляясь,  как  два  больших
медведя.
   - А кто у тебя дома?
   - У меня никого.
   - Я помню, у тебя была жена.
   -  Комбат,  была  да  сплыла,  -   как-то   небрежно   махнул   рукой
Подберезский, но его лицо вмиг сделалось серьезным. - Какая радость!
   Вот не ожидал! Совсем  не  ожидал,  думал,  кто  это  может  звонить?
Правда,  когда  голос  услышал,  мне,   комбат,   почему-то   захотелось
вытянуться по стойке "смирно". Признаюсь, я сразу и не понял, это ты или
нет, но что-то в голосе почудилось железное и строгое.
   Комбат самодовольно крякнул.
   - А знаешь, Андрюха, я уже не военный, я уже штатским стал.
   - Как!? Не может быть! - не поверил услышанному Андрей  Подберезский.
- Борис Иванович, да вы что?  Что  вы  несете?  -  тут  же  Подберезский
перешел на "вы".
   А комбат покачал головой:
   - Да-да, я уволился. Написал рапорт и уволился из армии.
   - Не может быть! Опять разыгрываете?
   - Нет, Андрюха, не до шуток. Не разыгрываю.
   - А почему? Опять с начальством напряги?
   - И с начальством тоже.
   - Так все-таки, почему, Борис Иванович?
   Товарищ майор, что случилось?
   - Отказался в Чечню ехать, не захотел в своих стрелять. Ты же помнишь
сколько чеченцев, осетин и грузин служило у нас  в  батальоне?  А  какие
парни были! Так что я, комбат, должен идти и в них стрелять? А ведь  они
в свое время меня от пуль своими телами закрывали, с поля боя  выносили.
Помнишь?
   - Помню, помню...
   - Будь она неладна, война эта долбаная!
   Придумали ее придурки, и приходится в своих стрелять.  Посылают  туда
неизвестно кого и неизвестно  кто,  и  неизвестно  зачем.  В  голове  не
укладывается.
   - Да ладно, комбат, что мы все про грустное. Пошли выпьем.
   Комбат стащил с плеч кожаную куртку и огляделся по сторонам.
   - А ты неплохо живешь, Андрюха.
   - Раньше, комбат, жил неплохо, пока жена и дочь были со мной.
   - А что случилось?
   - Долго рассказывать, пойдем выпьем, потом и об этом поговорим.
   Мужчины двинулись на  кухню,  но  Андрей  Подберезский,  оглядевшись,
передумал.
   - Комбат, нет, с тобой на кухне я пить не  стану.  Пойдем  в  большую
комнату, садись на мой кожаный диван за пять штук, кури.  Сейчас  я  все
приготовлю.
   - А у тебя чисто, - заметил Рублев, оглядываясь по сторонам.
   - Это благодаря тебе, комбат. Ты же приучил нас к чистоте. Я  как  из
армии пришел, долго всех приучал к чистоте. И приучил!
   - Главное, что сам не отвык.
   - Привычка - вторая натура.
   - Хорошая привычка. Надеюсь, развелся с женой не из-за этого?
   - А я с ней и совсем не разводился. Она просто от меня ушла.
   - Почему?
   Мужчины разговаривали. Андрей Подберезский сновал  то  на  кухню,  то
возвращался в большую комнату, которая считалась у него гостиной.  И  на
длинном журнальном столе, как бы присевшем на гнутых ножках,  появлялись
всевозможные закуски, бутылки, стол наполнялся.
   Комбат смотрел на эти манипуляции с нескрываемым удивлением.
   "Для двух мужиков и бутылки водки - это слишком много и суетливо".
   - Ну вот, вроде бы и все,  -  как  заключительный  аккорд,  на  столе
появился огромный арбуз,  только  что  из  холодильника,  на  сверкающем
блюде. - Теперь можем сесть, выпить, обо всем поговорить спокойно.
   - Ну что ж, давай, Андрюша.
   - Комбат, ты молодец! - как-то  с  ребячливым  удивлением  воскликнул
Андрей Подберезский, глядя на комбата, сидящего напротив него на  мягком
кожаном диване.
   - Ладно тебе, - попробовал немного урезонить своего бывшего  сержанта
командир десантно-штурмового батальона.
   - Я рад. Ты, комбат, даже не представляешь, как  я  рад!  Всем,  кого
знаю, я всегда говорил, наш комбат - это мужик, настоящий  мужик.  И  не
надо, говорил, мне вешать на уши лапшу о том, что в армии все подлецы  и
идиоты. Я всегда говорил, что наш комбат...
   - Андрей!
   - Что, я уже не могу порадоваться встрече, а Борис Иванович?
   - Андрюха, называй меня просто Борис.
   - Не могу, извини, комбат, лучше я тебя  буду  называть  Батяня,  как
тебя называли все наши.
   Комбат смутился.
   - Но, за глаза же называли.
   - Хорошо, я буду называть тебя Иваныч.
   Это хоть как-то и не правильно, может быть, зато с уважением.
   - Андрюха, как хочешь.
   Мужчины выпили по рюмке во